Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

СЛОВО 77.

О тѣлесномъ движеніи.

Движеніе въ низшихъ членахъ тѣла, бывающее безъ усиленныхъ помысловъ безсмысленнаго сластолюбія, которое возбуждается съ воспламененіемъ и непроизвольно влечетъ душу въ бѣдствіе, безъ сомнѣнія, есть слѣдствіе пресыщенія чрева. Если же чрево и соблюдаетъ, можетъ быть, умѣренность въ пищѣ, но члены непроизвольно, какимъ бы то ни было образомъ, приходятъ въ движеніе, то знай, что въ самомъ тѣлѣ источникъ страсти. И въ этой борьбѣ почитай для себя крѣпкимъ и непреодолимымъ оружіемъ — удаляться отъ лицезрѣнія женщинъ, потому {383} что противникъ не можетъ произвести въ насъ того, что въ состояніи сдѣлать природа своею силою. Ибо не думай, что природа забываетъ о томъ, что естественно всѣяно въ нее Богомъ для чадородія и для испытанія пребывающихъ въ семъ подвигѣ. Но удаленіе отъ предметовъ вожделѣнія умерщвляетъ въ членахъ похоть, производитъ забвеніе о ней и истребляетъ ее.

Инаковы помыслы о предметахъ, которые отдаленны, проходятъ только въ мысли и производятъ собою легкое и едва ощутительное движеніе. Инаковы же помыслы, которые видѣніемъ предмета погружаютъ умъ въ самозабвеніе, возбуждаютъ страсти близостію (предмета), питаютъ похоть въ человѣкѣ, какъ елей питаетъ горѣніе свѣтильника, воспламеняютъ страсть уже омертвѣвшую и угасшую, и пучину тѣла возмущаютъ движеніемъ корабля мысли. То естественное движеніе, какое живетъ въ насъ собственно ради чадородія, безъ присовокупленія чего‑либо отвнѣ, не можетъ смутить нашего произволенія и отвлечь его отъ чистоты и потревожить цѣломудрія, потому что Богъ не далъ природѣ силы преодолѣвать доброе произволеніе, устремляющееся къ Нему. Но когда возбужденъ кто или раздражительностію, или похотію, тогда не сила естественная понуждаетъ его выйти изъ предѣловъ естества и выступить изъ своихъ обязанностей, а то, что́ присовокупляемъ мы къ естеству по своему произволу. Что ни сотворилъ Богъ, все сотворилъ прекрасно и соразмѣрно. И пока правильно сохраняется въ насъ мѣра естественной соразмѣрности, движенія естественныя не могутъ понудить насъ уклониться съ пути[622]; напротивъ того, въ тѣлѣ возбуждаются одни благочинныя движенія, которыя даютъ только знать, что есть въ насъ естественная страсть, но не производятъ щекотанія страсти и смятенія, чтобы тѣмъ воспрепятствовать теченію цѣломудрія, и не омрачаютъ ума раздражительностію, и не приводятъ изъ мирнаго состоянія въ состояніе гнѣвное. Если {384} же увлекаемся иногда чувственнымъ (от чего и раздражительность принимаетъ обыкновенно противоестественное стремленіе), и предаемся или яденію, или питію, въ превосходящемъ мѣру количествѣ, или сближенію съ женщинами и смотрѣнію на нихъ, или бесѣдамъ о нихъ, чѣмъ воспламеняется и быстро распространяется въ тѣлѣ огонь похотѣнія, то естественную кротость свою измѣняемъ при этомъ въ свирѣпость, или по причинѣ обилія влаги въ тѣлѣ, или по причинѣ видѣнія разныхъ вещей.

Бываетъ же иногда движеніе въ членахъ и по Божію попущенію за наше самомнѣніе, и оно уже не таково, какъ указанное выше. Ибо тѣ брани называемъ свободными, и въ нихъ виденъ путь общаго естества. О сей же брани, которая бываетъ вслѣдствіе попущенія по причинѣ нашего самомнѣнія, знаемъ, что, когда долгое время бываемъ внимательными къ себѣ и трудимся, даже почитаемъ себя преуспѣвшими нѣсколько, попускается терпѣть намъ сію брань, чтобы научиться смиренію. Прочія же брани, безъ этой причины бывающія намъ не по силамъ, происходятъ отъ нашей лѣности. Ибо естество, когда по чревоугодію принимаетъ въ себя нѣкое добавленіе къ чувственному, не соглашается уже хранить тотъ порядокъ, какой установленъ при его созданіи. Кто добровольно отринулъ скорби (подвижничества) и неисходное пребываніе въ келліи, тотъ понуждается возлюбить грѣхи. Ибо безъ скорбей не можемъ освободиться отъ обольщеній мудрованія. Въ какой мѣрѣ умножаются эти труды, въ такой уменьшаются брани, потому что скорби и бѣды умерщвляютъ въ страстяхъ сладострастіе, а покой питаетъ и возращаетъ ихъ.

Итакъ, ясно уразумѣлъ я, что Богъ и ангелы Его радуются, когда мы въ нуждахъ, а діаволъ и дѣлатели его — когда мы въ покоѣ. Если же въ скорбяхъ и тѣснотахъ совершаются заповѣди Божіи, а мы уничижили ихъ, то значитъ уже, что и Самимъ Заповѣдавшимъ заповѣди ухищряемся пренебрегать по причинѣ страстей, рождающихся отъ нашего покоя, и {385} приводимъ въ бездѣйствіе причину добродѣтели, т. е. тѣсноту и скорбь, и, по мѣрѣ пріобрѣтаемаго нами себѣ покоя, даемъ въ себѣ мѣсто страстямъ, потому что въ утѣсняемомъ тѣлѣ помыслы не могутъ предаваться суетнымъ пареніямъ. Когда же кто съ радостію переноситъ труды и скорби, тогда можетъ сильно обуздывать и помыслы, потому что помыслы сіи трудами приводятся въ бездѣйствіе. Когда человѣкъ памятуетъ прежніе свои грѣхи и наказываетъ себя[623], тогда и Богъ прилагаетъ попеченіе о томъ, чтобы упокоить его. Богъ радуется, что за уклоненіе отъ пути Божія самъ онъ наложилъ на себя наказаніе, что́ служитъ знакомъ покаянія. И чѣмъ болѣе дѣлаетъ онъ принужденій душѣ своей, тѣмъ паче пріумножается Богомъ честь его. Всякая же радость, причина которой не въ добродѣтели, въ обрѣтшемъ оную немедленно возбуждаетъ похотливыя движенія. Разумѣй же, что сказали мы это о всякомъ страстномъ, а не о естественномъ, похотѣніи. Богу же нашему да будетъ слава во вѣки вѣковъ! Аминь.