Объ измѣненіи свѣта и тьмы, какое бываетъ въ душѣ во всякое время, и объ уклоненіи ея къ деснымъ или шуимъ.
Взглянемъ, возлюбленные, въ душу свою во время молитвы: есть ли въ насъ созерцаніе при чтеніи стиховъ, содержащихъ поученіе или молитву? Оно бываетъ слѣдствіемъ истиннаго безмолвія. И въ то время, какъ бываемъ въ омраченіи, не будемъ смущаться, особливо если не въ насъ тому причина. Приписывай же это[691] Промыслу Божію, дѣйствующему по причинамъ, извѣстнымъ единому Богу. Ибо въ иное время душа наша томится и бываетъ какъ бы среди волнъ, — и читаетъ ли человѣкъ Писаніе, или совершаетъ службу, во всякомъ дѣлѣ, за какое ни примется, пріемлетъ омраченіе за омраченіемъ. Таковый удаляется (отъ мирнаго устроенія), и часто не попускается ему даже приблизиться къ оному; и вовсе не вѣритъ онъ, что получитъ измѣненіе (къ лучшему), и что будетъ (опять) въ мирѣ. Этотъ часъ исполненъ отчаянія и страха; надежда на Бога и утѣшеніе вѣры въ Него совершенно отходятъ отъ души; и вся она всецѣло исполняется сомнѣнія и страха.
Претерпѣвшіе искушеніе въ этой волнѣ часа сего по опыту знаютъ, какое измѣненіе послѣдуетъ при {417} окончаніи его. Но Богъ не оставляетъ души въ такомъ состояніи на цѣлый день, потому что она утратила бы надежду христіанскую; напротивъ того, скоро творитъ ей и избытіе (1 Кор. 10, 13). Если же тревожное состояніе этого омраченія продолжается болѣе, то вскорѣ ожидай измѣненія жизни отъ среды ея[692].
А я предложу тебѣ, человѣкъ, и дамъ совѣтъ: если не имѣешь силы совладѣть съ собою и пасть на лице свое въ молитвѣ, то облеки голову свою мантіею твоею, и спи, пока не пройдетъ для тебя этотъ часъ омраченія, но не выходи изъ своей храмины. Сему искушенію подвергаются наипаче желающіе проводить житіе умное и въ шествіи своемъ взыскующіе утѣшенія вѣры. Поэтому всего болѣе мучитъ и утомляетъ ихъ этотъ часъ сомнѣніемъ ума; слѣдуетъ же за симъ съ силою хула, а иногда приходитъ на человѣка сомнѣніе въ воскресеніи, и иное нѣчто, о чемъ не должно намъ и говорить. Все это многократно дознавали мы опытомъ, и къ утѣшенію многихъ описали борьбу сію.
Пребывающіе въ дѣлахъ тѣлесныхъ совершенно свободны отъ сихъ искушеній. На нихъ приходитъ иное уныніе, извѣстное всякому, и оно по своему дѣйствію отлично отъ сихъ и подобныхъ симъ искушеній. Здравіе и уврачеваніе (страждущаго имъ) источается безмолвіемъ. Вотъ утѣшеніе для него! Въ общеніи же съ другими никогда не пріемлетъ онъ свѣта утѣшенія, и уныніе сіе бесѣдами человѣческими не врачуется, но усыпляется на время, а послѣ сего возстаетъ на человѣка съ большею силою. И ему необходимо нуженъ человѣкъ просвѣщенный, имѣющій опытность въ этомъ, который бы просвѣщалъ его и укрѣплялъ при всякомъ случаѣ во время нужды, но не всегда. Блаженъ, кто претерпитъ это, не выходя за дверь[693]. Ибо послѣ этого, какъ говорятъ Отцы, достигнетъ онъ великаго покоя и силы. Впрочемъ, не въ одинъ часъ и не скоро оканчивается {418} борьба сія, и благодать не вдругъ приходитъ въ полнотѣ и вселяется въ душѣ, но постепенно, и отъ нея рождаетсъ первое[694]: временемъ искушеніе и временемъ утѣшеніе; и въ такомъ состояніи человѣкъ пребываетъ до исхода своего. А чтобы совершенно стать чуждымъ сего и совершенно утѣшиться, не будемъ на это и надѣяться здѣсь. Ибо Богъ благоизволилъ, чтобы такъ устроялась жизнь наша здѣсь, и чтобы шествующіе путемъ симъ пребывали въ этомъ[695]. Тому слава во вѣки вѣковъ! Аминь.