Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

СЛОВО 43.

О разныхъ предметахъ и о томъ, какая нужда въ каждомъ изъ нихъ.

Чувство духовное такого качества, что принимаетъ въ себя созерцательную силу, подобно зѣницѣ тѣлесныхъ очей, имѣющихъ въ себѣ чувственный свѣтъ. Мысленное созерцаніе есть естественное вѣдѣніе, соединенное съ естественнымъ состояніемъ: и оно называется естественнымъ свѣтомъ. Святая сила есть дарованіе солнца разсудительности, поставленнаго между свѣтомъ и созерцаніемъ. Природы суть нѣчто среднее, созерцаемое разсудительными при свѣтѣ. Страсти суть какъ бы твердая какая сущность; онѣ {182} занимаютъ средину между свѣтомъ и созерцаніемъ, и препятствуютъ при созерцаніи различать разнообразіе вещей. Чистота есть свѣтлость мысленнаго воздуха, нѣдрами котораго окрыляется внутреннее наше естество. Если умъ нездравъ въ естествѣ своемъ, то недѣйственно въ немъ вѣдѣніе, какъ и тѣлесное чувство, когда отъ какихъ‑нибудь причинъ повреждено, теряетъ зрѣніе. Если же умъ здравъ, но нѣтъ въ немъ вѣдѣнія, то безъ него не различаетъ умъ духовнаго, какъ и глазъ, здоровый въ цѣломъ своемъ составѣ, бываетъ нерѣдко слабъ по отношенію къ чувственному зрѣнію. А если во всемъ этомъ сохранено что чему свойственно, но не близка благодать, то въ дѣлѣ различенія останется все сіе недѣйственнымъ, какъ и въ часы ночи, поелику нѣтъ тогда солнца, глаза бываютъ неспособны разбирать предметы. И когда все (т. е. и глазъ и зрѣніе) здорово и само въ себѣ совершенно, и дѣйствуетъ хорошо, и видитъ тѣ вещи, которыя не были различены или же не различаются, то симъ исполняется сказанное: во свѣтѣ Твоемъ узримъ свѣтъ (Псал. 35, 10). Если же благодать мысленнаго Солнца бываетъ близка, возбуждаетъ къ желанію, поощряетъ и дѣлаетъ бодрственнымъ, но нѣтъ въ умѣ чистоты, то онъ подобенъ пустому воздуху, который непрозраченъ[251] отъ густоты облаковъ и темныхъ веществъ, удобно возносящихся къ солнечному свѣту, веселящему насъ сладостію видѣнія его.

Поелику зрѣніе нетвердо въ различеніи, то и естество слабо въ дѣятельности. Душѣ ощущать сладость возсіявающаго надъ всѣмъ второго Солнца препятствуетъ наложенное на нее тѣлесное, которое закрываетъ собою озаренія истины, такъ что они не доходятъ до насъ. Итакъ, съ понужденіемъ сыскивается все это нами сказанное, и потому, что трудно въ одномъ человѣкѣ найти все это въ цѣлой совокупности, безъ недостатка и укоризны, и потому, что не могутъ многіе достигать совершенства въ {183} какомъ‑либо духовномъ вѣдѣніи. Недостатокъ же сей бываетъ по слѣдующимъ причинамъ: по недостаточности разума, по безпорядочности воли, по несоотвѣтствующему цѣли положенію, по оскудѣнію чистоты, по неимѣнію учителя и руководителя, по удержанію благодати (сказано: мужу скупому нелѣпо есть богатство и обладаніе великимъ (Сир. 14, 3)) по препятствіямъ отъ обстоятельствъ, отъ мѣста и нравовъ.

Истина есть ощущеніе Бога, каковое вкушаетъ въ себѣ человѣкъ ощущеніемъ чувствъ духовнаго ума. Любовь есть плодъ молитвы; и отъ созерцанія своего возводитъ умъ къ ненасытному ея вожделѣнію, когда умъ пребываетъ въ молитвѣ безъ унынія, и человѣкъ умомъ, только въ безмолвныхъ помышленіяхъ, молится пламенно и съ горячностію. Молитва есть умерщвленіе мыслей похоти плотской жизни. Ибо молящійся прилежно есть то же, что умирающій для міра: и терпѣливо пребывать въ молитвѣ значитъ отречься человѣку отъ себя самого. Поэтому въ самотверженіи души обрѣтается любовь Божія.

Какъ отъ сѣмени пота постовъ произрастаетъ колосъ цѣломудрія, такъ отъ сытости — распутство, и отъ пресыщенія — нечистота. При алчущемъ и смиренномъ чревѣ никакъ не проникаютъ въ душу срамные помыслы. Всякая поглощаемая снѣдь прибавляетъ собою влагъ, и дѣлается естественною въ насъ крѣпостію. И когда орудные члены, отъ происшедшаго въ нихъ напряженія цѣлаго тѣла, дѣлаются полными, и при этомъ случится увидѣть что‑либо тѣлесное, или въ сердцѣ невольно возбудится что‑либо вмѣстѣ съ помысломъ, тогда отъ помысла внезапно приходитъ въ движеніе что‑то пріятное, и распространяется по всему тѣлу. Хотя умъ цѣломудреннаго и непорочнаго въ своихъ помыслахъ крѣпокъ, однакоже онымъ ощущеніемъ, происшедшимъ въ членахъ, тотчасъ возмущается разсудокъ его, и какъ бы съ высокаго какого мѣста нисходитъ онъ съ своего мѣста, на которомъ стоитъ; и святость помысловъ его колеблется, и свѣтлое цѣломудріе оскверняется {184} мятежемъ страстей, вошедшихъ въ сердце при распаленіи членовъ. Тогда половина силы его изнемогаетъ, почему можно сказать, что забываетъ онъ и первую цѣль надежды своей, и, прежде нежели вступить въ борьбу, безъ борьбы оказывается плѣнникомъ, безъ усилія враговъ своихъ дѣлается подчиненнымъ похоти немощной плоти. Ко всему этому понуждаетъ волю добраго человѣка сильное вожделѣніе непрестаннаго насыщенія. Хотя бы и твердо пребывалъ онъ въ пристани цѣломудрія, однакоже, пресыщеніе склоняетъ его предаться тому, чего никогда не хотѣлъ бы онъ допустить въ сердце свое. И какъ скоро уснетъ одинъ помыслъ, окружаетъ его сборище помысловъ, заключаюшихъ въ себѣ пустыя и срамныя мечты, и это чистое ложе его дѣлаетъ притономъ блуда и позорищемъ видѣній. Когда же въ упоеніи помысловъ пріобщится бесѣдѣ съ ними, то осквернитъ преподобные свои члены и безъ приближенія жены. Какое море волнуется и кипитъ такъ отъ бури, какъ мятется умъ, подвергшійся силѣ волнъ, отъ пресыщенія чрева возбуждаемыхъ на него моремъ плоти его?

Какъ просвѣтляется красота твоя, цѣломудріе, возлежаніемъ на голой землѣ, трудомъ алканія, отъемлющаго у тебя сонъ, вслѣдствіе злостраданія плоти, которая, при воздержаніи отъ яствъ, между ребрами и чревомъ дѣлается подобною глубокому рву! Всякая снѣдь, пріемлемая нами внутрь, и всякое упокоеніе образуютъ въ насъ срамныя подобія и безобразные призраки; и они раждаются, выходятъ наружу, дѣлаются видимыми въ сокровенной области ума нашего, и раздражаютъ насъ къ тайному сообщенію съ дѣлами срамными. А пустота чрева и мысли наши дѣлаетъ страною пустынною, нетревожимою помыслами и безмолвствующею отъ всѣхъ мятежныхъ помысловъ. Чрево же наполненное отъ пресыщенія есть область привидѣній; и пресыщеніе дѣлаетъ его четыревратнымъ для нелѣпыхъ мечтаній, хотя будемъ и одни въ пустынѣ. Ибо говорятъ, что пресыщеніе вожделѣваетъ многаго.

{185} Когда сподобишься Божественной благодати и душевнаго безстрастія, тогда разумѣй, что не вслѣдствіе непоявленія въ тебѣ безобразныхъ помысловъ, или невозбужденія помысловъ плотскихъ (безъ нихъ никому пробыть невозможно), также не вслѣдствіе помысловъ удобно тобою побѣждаемыхъ (потому что ими, конечно, не оскверняется и не возмущается мысль, какъ бы ни была она крайне высока), но вслѣдствіе помысловъ лучшей мысленной дѣятельности не оставляется умъ въ необходимости вести съ ними брань и губить ихъ; но, какъ скоро приникнетъ помыслъ, умъ хищнически восхищается отъ сближенія съ ними нѣкоею силою, внѣ воли состоящею, которая по навыку и по благодати удерживаетъ закваску внутри сердца, которое есть обитель ума.

Иное — умъ подвижника; а иное — чинъ священства. Умъ, по милости небесной умершій для міра, имѣетъ простые помыслы о нѣкоторыхъ только предметахъ, безъ борьбы и подвига. Совершенство, сопряженное съ плотію и кровію, владычественно царствуетъ надъ помыслами, проистекающими отъ плоти и крови, но не доводитъ до совершеннаго бездѣйствія и ихъ и другихъ свойственныхъ естеству помысловъ. Пока еще стихійною жизнію бьется животворная мысль человѣка, основаніе ума его во всякомъ движеніи и склоненіи заимствуетъ измѣненіе отъ четырехъ влагъ. Богу же нашему да будетъ слава во вѣки вѣковъ! Аминь.