О томъ, какую честь имѣетъ смиренномудріе, и какъ высока степень его.
Хочу отверсть уста мои, братія, и говорить о высокомъ предметѣ, о смиренномудріи; но исполняюсь страхомъ, какъ и тотъ, кто знаетъ, что намѣревается бесѣдовать о Богѣ по своему собственному разуму. Смиренномудріе есть одѣяніе Божества. Въ него облеклось вочеловѣчившееся Слово и чрезъ него пріобщилось намъ въ тѣлѣ нашемъ. И всякій, облеченный въ оное, истинно уподобился Нисшедшему съ высоты Своей, сокрывшему добродѣтель величія Своего и славу Свою прикрывшему смиренномудріемъ, чтобы тварь не была попалена видѣніемъ сего. Ибо тварь не могла бы взирать на Него, если бы не воспріялъ Онъ части отъ нея[336], и такимъ образомъ сталъ бесѣдовать съ нею; не могла бы и услышать словесъ изъ устъ Его лицемъ къ лицу. Потому‑то и сыны Израилевы не могли слышать гласа Его, когда глаголалъ {233} къ нимъ изъ облака, и сказали Моисею: „cъ тобою пусть глаголетъ Богъ, и ты возвѣсти намъ словеса Его, и да не глаголетъ къ намъ Богъ, да не когда умремъ“ (Исх. 20, 19).
Да и какъ тварь могла открыто пріять лицезрѣніе Его? Видѣніе Божіе такъ страшно, что и ходатай[337] сказалъ: пристрашенъ есмь и трепетенъ (Евр. 12, 21); потому что на горѣ Синайской явилась сія добродѣтель славы; гора дымилась и колебалась отъ страха бывшаго на ней откровенія, такъ что и звѣри, приближавшіеся къ низшимъ частямъ горы, умирали; а сыны Израилевы, очистивъ себя, по повелѣнію Моисееву, три дня уготовлялись и снаряжались, чтобы сдѣлаться достойными слышать гласъ Божій и видѣть Божіе откровеніе; но, когда наступило время, не могли пріять[338] видѣнія свѣта Его и крѣпости гласа громовъ Его.
Нынѣ же, когда пришествіемъ Своимъ изліялъ благодать Свою на міръ, то не въ трусѣ, не въ огнѣ, не въ гласѣ страшномъ и крѣпкомъ снисшелъ Онъ, но — какъ дождь на руно и какъ капля, тихо капающая на землю, и видимъ былъ бесѣдующимъ съ нами инымъ способомъ, т. е. когда Онъ какъ бы въ сокровищницѣ утаилъ величіе Свое подъ завѣсою плоти (Евр. 10, 20) и среди насъ бесѣдовалъ съ нами въ ней, содѣлавъ ее Себѣ мановеніемъ Своимъ въ лонѣ Дѣвы и Богородицы Маріи, дабы мы, видя, что Онъ съ нами бесѣдуетъ, какъ единый изъ нашего рода, не ужасались при воззрѣніи на Него.
Поэтому всякій, кто облекся въ то одѣяніе[339], въ которомъ видимъ былъ Самъ Творецъ, облекшись въ тѣло наше, тотъ облекся въ Самого Христа; потому что и онъ пожелалъ облечься, по внутреннему своему человѣку, въ то подобіе, въ какомъ Христосъ видимъ былъ твари Своей и пожилъ съ нею, и въ этомъ подобіи онъ видимъ бываетъ своимъ сорабамъ, и {234} симъ украсился онъ вмѣсто одѣянія чести и внѣшней славы. Посему тварь, словесная и безсловесная, взирая на всякаго человѣка, облеченнаго въ сіе подобіе, поклоняется ему, какъ владыкѣ, въ честь Владыки своего, Котораго видѣла облеченнымъ въ это же подобіе и въ немъ пожившимъ. Ибо какая тварь не будетъ благоговѣть, взирая на смиренномудраго? Впрочемъ, пока слава смиренномудрія не была всѣмъ открыта, пренебрегаемо было это исполненное святости зрѣлище. Нынѣ же возсіяло величіе его предъ очами міра, и всякій человѣкъ чтитъ подобіе сіе, гдѣ бы оно ни видѣлось. Въ семъ посредствѣ сподобилась тварь пріять видѣніе Творца и Зиждителя своего. Потому не презирается оно[340] и врагами истины, и хотя бы пріобрѣтшій оное былъ скуднѣе всякой твари, однакожъ обучившійся ему, какъ вѣнцемъ и порфирою, украшается имъ.
Смиренномудраго никогда человѣкъ не преслѣдуетъ ненавистію, не уязвляетъ словомъ и не презираетъ его. Поелику любитъ его Владыка его, то всѣми любимъ онъ. И онъ всѣхъ любитъ, и его всѣ любятъ. Всѣ желаютъ его, и на всякомъ мѣстѣ, куда ни приближается, взираютъ на него, какъ на ангела свѣта, и воздаютъ ему честь. Если и начнутъ рѣчь мудрый или наставникъ, то они умолкнутъ, потому что мѣсто говорить уступаютъ смиренномудрому. Очи всѣхъ устремлены на его уста, въ ожиданіи, какое слово изыдетъ изъ нихъ. И всякій человѣкъ ожидаетъ словесъ его, какъ словесъ Божіихъ. Его краткое слово то же, что слова мудрецовъ, въ которыхъ они излагаютъ мысли свои. Слова его сладостны слуху мудрыхъ болѣе, нежели сотъ и медъ для гортани. Всѣ пріемлютъ его, какъ Бога, хотя онъ и неученъ въ словѣ своемъ, уничиженъ и невзраченъ по виду своему.
Кто презрительно говоритъ о смиренномудромъ и не признаетъ его за человѣка, тотъ какъ бы на Бога отверзаетъ уста свои. Но, между тѣмъ какъ въ очахъ {235} его пренебрегается смиренный, у всякой твари соблюдается честь ему. Приближается ли смиренномудрый къ губительнымъ[341] звѣрямъ, — и, едва только обратятъ взоръ свой на него, укрощается свирѣпость ихъ; они подходятъ къ нему, какъ къ своему владыкѣ, поникаютъ своими главами, лижутъ руки и ноги его: потому что ощутили отъ него то благоуханіе, какое исходило отъ Адама до его преступленія, когда звѣри собраны были къ Адаму, и нарекалъ онъ имъ имена въ раю. Это отнято было у насъ; но обновилъ и даровалъ намъ сіе паки пришествіемъ Своимъ Іисусъ. Симъ‑то и помазано благоуханіе человѣческаго рода. Приближается ли также смиренномудрый къ смертоноснымъ гадамъ, — и, едва только приблизится ощущеніе руки его, и коснется ихъ тѣла, прекращается ѣдкость и жестокость смертоносной ихъ горечи, и своими руками давитъ ихъ, какъ саранчу. Приближается ли онъ къ людямъ, — и внимаютъ ему, какъ Господу. И что говорю о людяхъ? Даже демоны, при всей наглости и злобѣ своей, при всей высоковыйности гордыни своей, приближаясь къ нему, дѣлаются, какъ прахъ; вся злоба ихъ теряетъ силу, разрушаются козни ихъ, бездѣйственными остаются злоухищренія ихъ.
Теперь, поелику показали мы величіе чести смиренію отъ Бога и сокрытую въ немъ силу, то покажемъ уже, что́ есть самое смиреніе, и когда человѣкъ удостоивается пріять оное въ томъ совершенствѣ, какого оно достигаетъ. Сдѣлаемъ также различіе между смиренномудрымъ по видимости и между сподобившимся истиннаго смирнномудрія.
Смиреніе есть нѣкая таинственная сила, которую, по совершеніи всего Божественнаго житія, воспріемлютъ совершенные святые. И не иначе, какъ только однимъ совершеннымъ въ добродѣтели, сила сія дается силою благодати, поскольку они естествомъ могутъ принять по опредѣленію Божію: потому что добродѣтель сія заключаетъ въ себѣ все. Поэтому не всякаго {236} человѣка, кто бы онъ ни былъ, можно почитать смиренномудрымъ, но однихъ сподобившихся сего, сказаннаго нами, чина.
Не всякій, кто по природѣ скроменъ и безмолвенъ, или благоразуменъ, или кротокъ, достигъ уже степени смиренномудрія. Но истинно смиренномудръ тотъ, кто имѣетъ въ сокровенности нѣчто достойное гордости, но не гордится и въ помыслѣ своемъ вмѣняетъ это въ прахъ. Да и того, кто смиряется при воспоминаніи грѣхопаденій и проступковъ и памятуетъ оные, пока не сокрушится сердце его, и умъ его при воспоминаніи о нихъ, не снизойдетъ съ высоты горделивыхъ мыслей, — хотя и сіе похвально — не назовемъ смиренномудрымъ, потому что есть еще въ немъ горделивый помыслъ, и не пріобрѣлъ онъ смиренія, а только ухищряется приблизить его къ себѣ. И хотя, какъ сказалъ я, и сіе похвально, однакоже смиреніе еще не принадлежитъ ему; желаетъ онъ только смиренія, но смиренія нѣтъ у него. Совершенно же смиренномудръ тотъ, кто не имѣетъ нужды мудрованіемъ своимъ изобрѣтать способы быть смиренномудрымъ, но во всемъ этомъ совершенно и естественно имѣетъ смиреніе безъ труда; и хотя пріялъ онъ въ себя нѣкое дарованіе великое и превышающее всю тварь и природу, но на себя смотритъ, какъ на грѣшника, на человѣка, ничего не значащаго, и презрѣннаго въ собственныхъ своихъ глазахъ; и хотя вошелъ онъ въ тайны всѣхъ духовныхъ существъ и во всей полнотѣ совершенъ сталъ въ мудрости всей твари, самъ себя признаетъ ничего не значащимъ. И этотъ, не ухищренно, но безъ принужденія таковъ въ сердцѣ своемъ.
Возможно ли человѣку содѣлаться такимъ, и по природѣ такъ измѣнить себя, или нѣтъ?
Итакъ, не сомневайся, что пріятая человѣкомъ сила таинствъ совершаетъ въ немъ это, во всякой добродѣтели, безъ его трудовъ. Это есть сила, которую пріяли блаженные Апостолы въ видѣ огня. Для нея‑то заповѣдалъ имъ Спаситель отъ Іерусалима не отлучатися, пока не пріимутъ силы свыше (Дѣян. {237} 1, 4). Іерусалимъ сей есть добродѣтель, сила — смиреніе, а сила свыше — Утѣшитель, т. е. Духъ утѣшенія. Сіе‑то и значитъ сказанное о Немъ въ Божественномъ Писаніи, что тайны открываются смиренномудрымъ. Сего же Духа откровеній, показующаго тайны, сподобляются принимать внутрь себя смиренномудрые. Посему‑то и сказано нѣкоторыми святыми, что смиреніе усовершаетъ душу Божественными созерцаніями.
Итакъ, да не осмѣлится человѣкъ помыслить въ душѣ своей, что самъ собою пришелъ онъ въ мѣру смиренномудрія, и ради одного помысла умиленія, возникшаго въ немъ въ нѣкое время, или за малыя слезы, истекшія у него, или за одно какое‑либо доброе свойство, которое имѣетъ онъ по естеству или которымъ овладѣлъ съ усиліемъ, — пріобрѣлъ онъ то, что составляетъ полноту всѣхъ тайнъ, что служитъ хранилищемъ всѣхъ добродѣтелей, и все это, говорю, пріобрѣлъ малыми дѣлами, а не симъ дарованіемъ. Напротивъ того, если человѣкъ побѣдилъ всѣхъ сопротивныхъ духовъ, и изъ дѣлъ всякой добродѣтели не осталось ни одного, котораго бы не совершилъ явно и не пріобрѣлъ, если побѣдилъ и покорилъ всѣ твердыни сопротивниковъ, и послѣ этого ощутилъ въ себѣ духомъ, что пріялъ сіе дарованіе, когда, по слову Апостола, Духъ спослушествуетъ духови его (Рим. 8, 16), — то сіе есть совершенство смиренномудрія. Блаженъ, кто пріобрѣлъ его; потому что ежечасно лобызаетъ и объемлетъ онъ нѣдро Іисусово.
Если же спроситъ человѣкъ: „Что мнѣ дѣлать? Какъ пріобрѣсти? Какимъ способомъ содѣлаться достойнымъ пріять смиреніе? Вотъ принуждаю самъ себя, и, какъ скоро подумаю, что пріобрѣлъ оное, вижу, что вотъ противныя ему мысли обращаются въ моемъ умѣ, и отъ того впадаю теперь въ отчаяніе“.
Сему вопрошающему такой данъ будетъ отвѣтъ: довлѣетъ ученику содѣлаться подобнымъ учителю своему, рабу — подобнымъ господину своему (Матѳ. 10, 25). Смотри, какъ пріобрѣлъ смиреніе Тотъ, Кто заповѣдалъ оное и даруетъ сіе дарованіе, и подражай, и обрѣтешь его. Онъ сказалъ: грядетъ сего міра князь, и {238} во Мнѣ не обрѣтетъ ничесоже (Іоан. 14, 30). Видишь ли, какъ при совершенствѣ всѣхъ добродѣтелей пріобрѣсти смиреніе? Поревнуемъ Сему давшему заповѣдь. Онъ говоритъ: лиси язвины имутъ, и птицы небесныя гнѣзда: Сынъ же человѣческій не имать, гдѣ главы подклонити (Матѳ. 8, 20). Говоритъ же сіе Тотъ, Кто отъ всѣхъ, во всякомъ родѣ совершенныхъ, освященныхъ и достигшихъ полноты, имѣетъ славу, вмѣстѣ со Отцемъ, Его пославшимъ, и со Святымъ Духомъ, нынѣ и всегда, и во вѣки вѣковъ. Аминь.