Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

СЛОВО 90.

О невольныхъ лукавыхъ помыслахъ, происходящихъ отъ предшествовавшихъ имъ разслабленія и нерадѣнія.

Иные подкрѣпляютъ тѣло и желаютъ дать ему малый покой ради дѣла Божія, пока не соберутся съ силами, — и опять возвращаются къ дѣлу своему. Посему въ немногіе дни покоя своего да не разоримъ совершенно охраненія себя и не предадимъ на разореніе души своей, какъ люди, не имѣющіе намѣренія снова возвратиться къ дѣлу своему. Иные во время мира поражаются стрѣлами вражіими: это суть тѣ, которые по дерзновенію воли своей собираютъ вещество[712] душамъ своимъ и въ странѣ святой, т. е. въ молитвѣ, видятъ себя одѣтыми въ нечистую одежду. А это есть то самое, что движется въ душѣ ихъ въ часъ помышленія о Богѣ и молитвы. Что пріобрѣли {428} мы во время нерадѣнія своего, то и посрамляетъ насъ во время молитвы нашей.

Трезвенность помогаетъ человѣку больше, чѣмъ дѣло, а разрѣшеніе[713] вредитъ ему больше, чѣмъ покой. Отъ покоя происходятъ и тревожатъ человѣка домашнія брани, но онъ имѣетъ возможность прекратить ихъ. Ибо, когда человѣкъ оставитъ покой и возвратится на мѣсто дѣлъ, брани сіи отъемлются отъ него и удаляются. Но не таково то, что порождается разрѣшеніемъ, каково порождаемое разслабленіемъ и покоемъ. Ибо, пока человѣкъ во время покоя пребываетъ въ области свободы своей, можетъ онъ снова возвратиться и управить собою по установленію правила своего, потому что онъ еще въ области свободы своей. Но, давая себѣ разрѣшеніе, выходитъ онъ изъ области свободы своей. Если бы человѣкъ не отринулъ совершенно храненія себя, то не былъ бы съ насиліемъ и невольно вынужденъ покоряться тому, что не доставляетъ ему покоя; и если бы не вышелъ совершенно изъ предѣловъ свободы, то не случались бы съ нимъ обстоятельства, насильно привязывающія его къ тому, чему не въ силахъ онъ противиться.

Не давай, человѣкъ, свободы которому‑либо изъ чувствъ своихъ, чтобы не дойти до невозможности снова возвратиться къ свободѣ. Покой вредитъ только молодымъ, а разрѣшеніе — и совершеннымъ, и старымъ. Доходящіе вслѣдствіе покоя до худыхъ помысловъ могутъ снова возвратиться къ охраненію себя и утвердиться въ высокомъ своемъ житіи; а которые, въ надеждѣ на дѣло, вознерадѣли объ охраненіи себя, тѣ отъ высокаго житія отведены плѣнниками въ жизнь распущенную[714].

Иной хотя пораженъ въ странѣ вражеской, а умираетъ во время мира. Иной выходитъ подъ предлогомъ купить себѣ жизнь[715], и получаетъ въ душу свою острое жало. Не тогда будемъ печалиться, когда {429} поползнемся въ чемъ‑нибудь, но когда закоснѣваемъ въ томъ, потому что поползновеніе бываетъ часто и съ совершенными, а коснѣніе въ немъ есть совершенное омертвѣніе. Печаль, какую чувствуемъ при своихъ поползновеніяхъ, вмѣняется намъ благодатію вмѣсто чистаго дѣланія. Кто, въ надеждѣ на покаяніе, поползнется вторично, тотъ лукаво ходитъ предъ Богомъ; на сего невѣдомо нападаетъ смерть, и не достигаетъ онъ времени, въ которое надѣялся исполнить дѣла добродѣтели. Каждый, давшій волю чувствамъ, далъ волю и сердцу.

Дѣланіе сердца служитъ узами для внѣшнихъ членовъ. И если кто съ разсудительностію занимается онымъ, по примѣру жившихъ до насъ Отцевъ, то сіе бываетъ явно по слѣдующимъ въ немъ тремъ явленіямъ, а именно: не привязанъ онъ къ тѣлесным стяжаніямъ, не любитъ чревоугодія, и вовсе далека отъ него раздражительность. Гдѣ имѣютъ мѣсто три эти явленія, т. е. тѣлесное (малое ли то, или великое) стяжаніе, вспыльчивость и преодолѣніе чревоугодіемъ, тамъ (да будетъ тебѣ извѣстно), хотя бы человѣкъ, по-видимому, уподоблялся древнимъ святымъ, разрѣшеніе на внѣшнее происходитъ у него отъ невыносливости во внутреннемъ, а не отъ различія въ небреженіи души его[716]. А иначе почему бы, пренебрегая тѣлеснымъ, не пріобрѣсти кротости? За разсудительнымъ пренебреженіемъ слѣдуютъ: несвязанность ничѣмъ, пренебреженіе покоемъ и стремленіемъ къ людямъ[717]. И если кто съ готовностію и радостью пріемлетъ ущербъ[718] ради Бога, то чистъ онъ внутренно; если кто не пренебрегаетъ никѣмъ за тѣлесные его недостатки, то онъ по‑истинѣ свободенъ; если кто не смотритъ съ пріятностію на оказывающаго ему честь или не негодуетъ на того, кто его безчеститъ, то онъ въ этой жизни мертвъ сталъ для міра. Храненіе разсудительности лучше всякаго {430} житія, какимъ бы способомъ и въ какой бы человѣческой мѣрѣ оно проводимо ни было.

Не питай ненависти къ грѣшнику, потому что всѣ мы повинны; и если возстаешь на него ради Бога, то плачь о немъ. И почему ты ненавидишь его? Ненавидь грѣхи его — и молись о немъ самомъ, чтобы уподобиться Христу, Который не имѣлъ негодованія на грѣшниковъ, но молился о нихъ. Не видишь ли, какъ плакалъ Онъ объ Іерусалимѣ (Лук. 19, 41)? И надъ нами во многомъ посмѣвается діаволъ, — за что же ненавидѣть того, кто, подобно намъ, осмѣянъ и надъ нами посмевающимся діаволомъ? И за что ты, человѣкъ, ненавидишь грѣшника? Не за то ли, что онъ не имѣетъ праведности подобно тебѣ? Но гдѣ же твоя правда, когда не имѣешь любви? Почему не плакалъ ты о немъ? Но ты гонишь его. Иные по невѣжеству возбуждаются къ гнѣву, считая себя умѣющими судить дѣла грѣшныхъ.

Будь проповѣдникомъ благости Божіей, потому что Богъ окормляетъ тебя недостойного, и потому что много ты долженъ Ему, а взысканія Его не видно на тебѣ, и за малыя дѣла, тобою сдѣланные, воздаетъ Онъ тебѣ великимъ. Не называй Бога правосуднымъ, ибо правосудіе Его не познается на твоихъ дѣлахъ. Хотя Давидъ именуетъ Его правосуднымъ и справедливымъ[719], но Сынъ Его открылъ намъ, что паче Онъ благъ и благостенъ. Ибо говоритъ: благъ есть къ лукавымъ и нечестивымъ (Лук. 6, 35). И почему именуешь Бога правосуднымъ, когда въ главѣ о наградѣ дѣлателямъ читаешь: друже не обижу тебе... хощу и сему послѣднему дати, якоже и тебѣ. Аще око твое лукаво есть, яко Азъ благъ есмь (Матѳ. 20, 13—15)? Почему, также, человѣкъ именуетъ Бога правосуднымъ, когда въ главѣ о блудномъ сынѣ, блудно расточившемъ богатство, читаетъ, что при одномъ сокрушеніи, какое явилъ (сынъ), — отецъ притекъ и палъ на выю его, и далъ ему власть надъ всѣмъ богатствомъ {431} своимъ?[720] Ибо никто другой сказалъ сіе о Богѣ, чтобы намъ сомнѣваться о Немъ, но Самъ Сынъ Божій засвидѣтельствовалъ о Немъ сіе. Гдѣ же правосудіе Божіе? В томъ, что мы грѣшники, а Христосъ за насъ умеръ? А если такъ Онъ милостивъ, то будемъ вѣровать, что не пріемлетъ Онъ измѣненія.

Да не помыслимъ никогда сего беззаконія, чтобы Бога наименовать немилостивымъ: свойство Божіе не измѣняется, подобно мертвецамъ, и Богъ не пріобрѣтаетъ того, чего у Него нѣтъ; не лишается того, что́ у Него есть; не получаетъ приращенія, подобно тварямъ. Что имѣлъ Богъ отъ начала, то всегда имѣетъ и будетъ имѣть до безконечности, какъ сказалъ блаженный Кириллъ въ толкованіи на книгу Бытія: бойся Его, говоритъ онъ, по любви, а не имени жестокаго, Ему приданному[721]. Возлюби Его, какъ обязанъ ты любить Его, и не за то, что́ дастъ тебѣ въ будущемъ, но за то, что получили мы въ настоящемъ мірѣ, сотворенномъ ради насъ. Ибо кто въ состояніи воздать Ему? Гдѣ воздаяніе Его за въ дѣла наши? Кто побудилъ Его въ началѣ привести насъ въ бытіе? Кто умоляетъ Его о насъ, когда мы не воспоминаемъ о Немъ? Когда насъ еще не было, кто возбудилъ къ жизни это тѣло наше? И еще, откуда мысль вѣдѣнія западаетъ въ персть? О, какъ дивно милосердіе Божіе! О, какъ изумительна благодать Бога и Творца нашего! Какая сила, довлѣющая на все! Какая безмѣрная благость, по которой Он естество насъ грѣшныхъ снова возводитъ къ возсозданію! У кого достанетъ силъ прославить Его? Преступника[722] и хулителя Своего возставляетъ, неразумную персть обновляетъ, дѣлаетъ ее разумною и словесною, умъ разсѣянный и безчувственный и чувства расточенные дѣлаетъ Онъ природою разумною и достойною Божественной мысли! Грѣшникъ не въ состояніи и {432} представить себѣ благодать воскресенія своего. Гдѣ геенна, которая могла бы опечалить насъ? Гдѣ мученіе, многообразно насъ устрашающее и препобѣждающее радость любви Его? И что такое геенна предъ благодатію воскресенія Его, когда возставитъ насъ изъ ада, содѣлаетъ, что тлѣнное сіе облечется въ нетлѣніе[723], и падшаго во адъ возставитъ въ славѣ?

Пріидите, разсудительные, и удивляйтесь! Кто, имѣя умъ мудрый и чудный, достойно подивится милости Создателя нашего? Есть воздаяніе грѣшникамъ[724], и вмѣсто воздаянія праведнаго воздаетъ Онъ имъ воскресеніемъ; и вмѣсто тлѣнія тѣлъ, поправшихъ законъ Его, облекаетъ ихъ въ совершенную славу нетлѣнія. Эта милость — воскресить насъ послѣ того, какъ мы согрѣшили, выше милости — привести насъ въ бытіе, когда мы не существовали. Слава, Господи, безмѣрной благодати Твоей! Вотъ, Господи, волны благодати Твоей заставили меня умолкнуть, и не осталось у меня мысли предъ благодарностью къ Тебѣ![725] Какими устами прославимъ Тебя, Царь благій, любящій жизнь нашу? Слава Тебѣ за сіи два міра, которые создалъ Ты къ возрастанію и наслажденію нашему! возводя насъ отъ всего, созданного Тобою, къ вѣдѣнію славы Твоей! Слава Тебѣ отнынѣ и до вѣка. Аминь.