Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

СЛОВО 41.

{171} О молчаніи.

Паче всего возлюби молчаніе, потому что приближаетъ тебя къ плоду; языкъ же немощенъ изобразить оное. Сперва будемъ принуждать себя къ молчанію, и тогда отъ молчанія родится въ насъ нѣчто, приводящее къ самому молчанію. Да подастъ тебѣ Богъ ощутить нѣчто, раждаемое молчаніемъ. Если же начнешь симъ житіемъ, то не умѣю и сказать, сколько свѣта возсіяетъ тебѣ отсюда. Не думай, братъ, что, — какъ разсказываютъ о чудномъ Арсеніи, когда посѣтили его Отцы и братія, приходившіе видѣть его, а онъ сидѣлъ съ ними молча, и въ молчаніи отпускалъ ихъ отъ себя, — все сіе дѣлалъ онъ совершенно по волѣ, и что вначалѣ не принуждалъ себя къ этому. Отъ упражненія въ семъ дѣланіи со временемъ раждается нѣкая сладость и понуждаетъ тѣло пребывать въ безмолвіи. И множество слезъ раждается у насъ въ семъ житіи, и въ чудномъ созерцаніи сердце ощущаетъ въ нихъ[240] что‑то, разно — въ иное время съ трудомъ, а въ иное съ удивленіемъ, потому что сердце умаляется, дѣлается подобно младенцу, и какъ скоро начнетъ молитву, льются слезы. Великъ тотъ человѣкъ, который терпѣніемъ членовъ своихъ пріобрѣлъ внутренно въ душѣ своей чудный сей навыкъ. Когда на одну сторону положишь всѣ дѣла житія сего, а на другую молчаніе, тогда найдешь, что оно перевѣшиваетъ на вѣсахъ. Много совѣтовъ человѣческихъ, но, когда сблизится кто съ молчаніемъ, излишнимъ для него будетъ дѣланіе храненія ихъ, и излишними окажутся прежнія дѣла, и самъ онъ окажется превзошедшимъ сіи дѣланія, потому что приблизился къ совершенству. Молчаніе помогаетъ безмолвію. Какъ же это? Живя во многолюдной обители, невозможно не встрѣчаться намъ съ кѣмъ‑нибудь. И равноангельный Арсеній, который больше {172} всѣхъ любилъ безмолвіе, не могъ избѣжать сего. Ибо невозможно не встрѣчаться съ Отцами и братіями, живущими съ нами, и встрѣча эта бываетъ неожиданно: человѣку необходимо итти въ церковь или въ другое мѣсто. Все это видѣлъ достоблаженный оный мужъ, и именно, что невозможно ему избѣжать сего, пока живетъ близъ человѣческой обители. И когда часто бывалъ въ невозможности, по мѣсту жительства своего, удалиться отъ сближенія съ людьми и монахами, живущими въ тѣхъ мѣстахъ, тогда наученъ былъ благодатію сему способу — непрестанному молчанію. И если когда по необходимости нѣкоторымъ изъ нихъ отворялъ дверь свою, то увеселялись они только лицезрѣніемъ его, а словесная бесѣда и потребность въ ней стали у нихъ излишними.

Многіе изъ Отцевъ лицезрѣніемъ симъ приведены были въ состояніе охранять себя самихъ, и умножать духовное богатство, воспользовавшись урокомъ, какимъ служило для нихъ лицезрѣніе блаженнаго. И нѣкоторые изъ нихъ привязывали себя къ камню, или связывали веревкою, или томили себя голодомъ въ то время, какъ рождалось въ нихъ желаніе итти къ людямъ; потому что голодъ много способствуетъ укрощенію чувствъ.

Находилъ я, братъ, многихъ Отцевъ, великихъ и чудныхъ, которые болѣе, нежели о дѣлахъ, прилагали попеченіе о благочиніи чувствъ и о тѣлесномъ навыкѣ; потому что отсюда происходитъ благочиніе помысловъ. Много причинъ встрѣчается человѣку внѣ его воли, которыя заставляютъ его выходить изъ предѣловъ свободы своей. И если не будетъ онъ охраняемъ въ чувствахъ своихъ предварительно снисканнымъ неоcлабнымъ навыкомъ, то можетъ случиться, что долгое время не войдетъ онъ самъ въ себя, и не обрѣтетъ первоначальнаго мирнаго своего состоянія.

Преуспѣяніе сердца — непрестанное помышленіе о своемъ упованіи. Преуспѣяніе житія — отрѣшеніе отъ всего. Памятованіе о смерти — добрыя узы для внѣшнихъ {173} членовъ. Приманка для души — радость, производимая надеждою, процвѣтающею въ сердцѣ. Приращеніе вѣдѣнія — непрестанныя испытанія, какимъ умъ ежедневно подвергается внутренно вслѣдствіе двоякихъ измѣненій[241]. Ибо, если отъ уединенія раждается въ насъ иногда и уныніе (и сіе, можетъ быть, попускается по Божію смотрѣнію), то имѣемъ превосходное утѣшеніе надежды — слово вѣры, которое въ сердцахъ у насъ. И хорошо сказалъ одинъ изъ мужей богоносныхъ, что для вѣрующаго любовь къ Богу — достаточное утѣшеніе даже и при погибели души его. Ибо, говоритъ онъ, какой ущербъ причинятъ скорби тому, кто ради будущихъ благъ пренебрегаетъ наслажденіемъ и упокоеніемъ?

Даю же тебѣ, братъ, и сію заповѣдь: пусть у тебя всегда беретъ перевѣсъ милостыня, пока въ самомъ себѣ не ощутишь той милостыни, какую имѣетъ Богъ къ міру[242]. Наше милосердіе пусть будетъ зерцаломъ, чтобы видѣть намъ въ себѣ самихъ то подобіе и тотъ истинный образъ, какой есть въ Божіемъ естествѣ и въ сущности Божіей. Симъ и подобнымъ сему будемъ просвѣщаться для того, чтобы намъ съ просвѣтленнымъ произволеніемъ подвигнуться къ житію по Богу. Сердце жестокое и немилосердое никогда не очистится. Человѣкъ милостивый — врачъ своей души, потому что какъ бы сильнымъ вѣтромъ изъ внутренности своей разгоняетъ онъ омраченіе страстей. Это, по Евангельскому слову жизни, добрый долгъ, данный нами въ заемъ Богу[243].

Когда приближаешься къ постели своей, скажи ей: „въ эту ночь, можетъ быть, ты будешь мнѣ гробомъ, постель; и не знаю, не прійдетъ ли на меня въ эту ночь, вмѣсто сна временнаго, вѣчный, будущій сонъ“. Поэтому, пока есть у тебя ноги, иди во {174} слѣдъ дѣланія, прежде нежели связанъ ты будешь узами, которыхъ невозможно уже будетъ разрѣшить. Пока есть у тебя персты, распни себя въ молитвѣ, прежде нежели пришла смерть. Пока есть у тебя глаза, наполняй ихъ слезами, прежде нежели покроются они прахомъ. Какъ роза, едва подуетъ на нее вѣтеръ, увядаетъ, такъ, если внутри тебя дохнуть на одну изъ стихій, входящихъ въ составъ твой, — ты умрешь. Положи, человѣкъ, на сердцѣ своемъ, что предстоитъ тебѣ отшествіе[244], и непрестанно говори себѣ: „Вотъ пришелъ уже къ дверямъ посланникъ, который пойдетъ сзади меня. Что же я сижу? преселеніе мое вѣчно, возврата уже не будетъ“.

Кто любитъ собесѣдованіе со Христомъ, тотъ любитъ быть уединеннымъ. А кто любитъ оставаться со многими, тотъ другъ міра сего. Если любишь покаяніе, возлюби и безмолвіе. Ибо внѣ безмолвія покаяніе не достигаетъ совершенства, и если кто будетъ противорѣчить сему, не входи съ нимъ въ состязаніе. Если любишь безмолвіе — матерь покаянія, то съ удовольствіемъ возлюби и малыя тѣлесныя лишенія[245], и укоризны, и обиды, какія польются на тебя за безмолвіе. Безъ этого предуготовленія не возможешь жить въ безмолвіи свободно и невозмутимо. Если же будешь пренебрегать указаннымъ[246], то содѣлаешься причастникомъ безмолвія, по волѣ Божіей, и пребудешь на безмолвіи, сколько благоугодно будетъ Богу. Любовь къ безмолвію есть непрестанное ожиданіе смерти. Кто безъ сего помышленія вступаетъ въ безмолвіе, тотъ не можетъ понести того, что всѣми мѣрами должны мы терпѣть и сносить.

Уразумѣй и то, разсудительный, что избираемъ уединенное жительство съ душами своими, безмолвіе и затворничество, не для дѣлъ, простирающихся сверхъ правилъ, не для того, чтобы ихъ сдѣлать. {175} Ибо извѣстно, что этому, по причинѣ тѣлеснаго рвенія, способствуетъ болѣе общеніе съ многими. И если бы необходимо было сіе, то нѣкоторые изъ Отцевъ не оставили бы сопребыванія и общенія съ людьми, а другіе не стали бы жить въ гробахъ, и иные не избрали бы себѣ затвора въ уединенномъ домѣ, гдѣ, всего болѣе разслабивъ тѣло и оставивъ его въ несостояніи исполнять наложенныя ими на себя правила, при всевозможной немощи и тѣлесномъ истомленіи, съ удовольствіемъ цѣлую жизнь свою переносили еще тяжкія постигшія ихъ болѣзни, отъ которыхъ не могли стоять на ногахъ своихъ, или произнести обычную молитву, или славословить устами своими, но даже не совершали псалма или иного чего, совершаемаго тѣломъ; и вмѣсто всѣхъ правилъ достаточно для нихъ было одной тѣлесной немощи и безмолвія. Такъ вели они себя всѣ дни жизни своей. И при всей этой мнимой праздности, никто изъ нихъ не пожелалъ оставить своей келліи и, по причинѣ неисполненія ими правилъ своихъ, итти куда‑нибудь вонъ, или въ церковь — возвеселить себя гласами и службами другихъ.

Возчувствовавшій грѣхи свои лучше того, кто молитвою своею воскрешаетъ мертвыхъ, когда обитель его будетъ среди многолюдства. Кто одинъ часъ провелъ, воздыхая о душѣ своей, тотъ лучше доставляющаго пользу цѣлому міру своимъ лицезрѣніемъ. Кто сподобился увидѣть самого себя, тотъ лучше сподобившагося видѣть ангеловъ. Ибо послѣдній входитъ въ общеніе очами тѣлесными, а первый очами душевными. Кто послѣдуетъ Христу въ уединенномъ плачѣ, тотъ лучше похваляющагося собою въ собраніяхъ. Никто да не выставляетъ на видъ сказаннаго Апостоломъ: молилбыхся азъ отлученъ быти отъ Христа (Рим. 9, 3). Кто пріялъ силу Павлову, тому и повелѣвается это дѣлать. А Павелъ для пользы міра поятъ былъ пребывающимъ въ немъ Духомъ, какъ самъ засвидѣтельствовалъ, что дѣлалъ сіе не по своей волѣ. Ибо говоритъ онъ: нужда ми належитъ, и горе мнѣ, аще не благовѣствую (1 Кор. 9, 16). И {176} избраніе Павла было не для того, чтобы показать ему образъ своего покаянія, но чтобы благовѣствовать человѣчеству; для сего пріялъ онъ и преизбыточествующую силу.

Впрочемъ, будемъ мы, братія, любить безмолвіе, пока міръ не умерщвленъ въ сердцахъ нашихъ. Будемъ всегда памятовать о смерти, и въ семъ помышленіи приближаться къ Богу сердцемъ своимъ, и пренебрегать суету міра, и презрѣнными содѣлаются въ глазахъ нашихъ мірскія удовольствія; съ пріятностію въ болѣзненномъ тѣлѣ претерпимъ всегдашнюю праздность безмолвія, чтобы сподобиться наслажденія съ тѣми, которые въ вертепахъ и пропастяхъ земныхъ (Евр. 11, 38) чаютъ славнаго откровенія Господа нашего съ небеси. Ему и Отцу Его, и Святому Его Духу слава, и честь, и держава, и велелѣпіе во вѣки вѣковъ! Аминь.