СЛОВО 42.

Посланіе къ одному изъ возлюбленныхъ Исаакомъ, въ которомъ предлагаетъ онъ а) ученіе о тайнахъ безмолвія, и о томъ, что многіе, по незнанію сихъ тайнъ, нерадятъ о семъ чудномъ дѣланіи, большая же часть держатся пребыванія въ келліяхъ, по преданію, ходящему у иноковъ, и б) краткій сводъ относящагося къ сказанію о безмолвіи.

Поелику вынужденъ я обязанностію писать къ тебѣ, братъ, о необходимо должномъ, то письмомъ моимъ, по данному тебѣ нашему обѣщанію, извѣщаю любовь твою, что нашелъ я тебя строгостію житія своего пріуготовившимъ себя къ тому, чтобы итти на пребываніе въ безмолвіи. Поэтому все, что слышалъ я о семъ дѣланіи отъ мужей разсудительныхъ, послѣ того какъ собраніе ихъ изреченій сообразилъ въ умѣ своемъ съ ближайшимъ, какой имѣлъ на самомъ дѣлѣ, опытомъ, краткимъ словомъ напечатлѣваю въ твоей памяти; только и самъ ты, по внимательномъ прочтеніи сего посланія, содѣйствуй себѣ обычнымъ {177} тебѣ тщаніемъ, потому что съ мудрымъ разумѣніемъ, не наряду съ обычнымъ чтеніемъ, долженъ ты приступить къ чтенію словесъ, собранныхъ въ семъ нашемъ посланіи, и, по причинѣ великой сокровенной въ немъ силы, при прочемъ чтеніи принять оное, какъ бы нѣкій свѣтъ; и тогда дознаешь, что́ значитъ пребываніе на безмолвіи, въ чемъ состоитъ дѣланіе онаго, какія тайны сокрыты въ семъ дѣланіи, и почему нѣкоторые умаляютъ цѣну правды въ общественной жизни, и предпочитаютъ ей скорби и подвиги безмолвническаго пребыванія и иноческаго житія. Если желаешь, братъ, въ краткіе дни свои обрѣсти жизнь нетлѣнную, то съ разсудительностію да будетъ вступленіе твое на безмолвіе. Войди въ изслѣдованіе его дѣланія, и не ради одного только имени вступай на сей путь, но вникни, углубись, подвизайся и потщись со всѣми святыми постигнуть, что такое глубина и высота сего житія. Ибо во всякомъ человѣческомъ дѣлѣ, въ началѣ его дѣланія и до конца, предполагаются какой‑либо способъ и надежда совершенія; а сіе и побуждаетъ умъ положить основаніе дѣла. И эта цѣль укрѣпляетъ умъ къ понесенію трудности дѣла; и въ воззрѣніи на сію цѣль заимствуетъ умъ для себя нѣкоторое утѣшеніе въ дѣлѣ. И какъ иной неослабно напрягаетъ умъ свой до окончанія своего дѣла, такъ и досточестное дѣло безмолвія дѣлается пристанью тайнъ при обдуманной цѣли, на которую, отъ начала до конца, внимательно смотритъ умъ, во всѣхъ продолжительныхъ и тяжкихъ трудахъ своихъ. Какъ глаза кормчаго устремлены на звѣзды, такъ живущій въ уединеніи, во все продолженіе своего шествія, внутреннее воззрѣніе устремляетъ на ту цѣль, къ какой положилъ итти въ умѣ своемъ съ того перваго дня, въ который рѣшился совершать путь свирѣпымъ моремъ безмолвія, пока не найдетъ той жемчужины, для которой пустился онъ въ неосязаемую бездну моря безмолвія: и исполненное надежды вниманіе облегчаетъ его въ тягости дѣланія и въ жестокости опасностей, встрѣчающихся съ нимъ въ шествіи его. А кто въ началѣ {178} своего безмолвія не предполагаетъ самъ въ себѣ этой цѣли въ предстоящемъ его дѣланіи, тотъ поступаетъ неразсудительно, какъ и сражающійся съ воздухомъ. Таковой во всю свою жизнь никогда не избавляется отъ духа унынія; и съ нимъ бываетъ одно изъ двухъ: или не выноситъ онъ нестерпимой тяготы, побѣждается ею, и совершенно оставляетъ безмолвіе, или терпѣливо пребываетъ въ безмолвіи, и келлія дѣлается для него домомъ темничнымъ, и томится онъ въ ней, потому что не знаетъ надежды на утѣшеніе, пораждаемое дѣланіемъ безмолвія. Посему‑то, желая сего утѣшенія, не можетъ просить съ сердечною болѣзнію и плакать во время молитвы. Всему этому на потребу жизни нашей оставили намъ признаки въ писаніяхъ своихъ Отцы наши, исполненные жалости и любящіе сыновъ своихъ.

Одинъ изъ нихъ сказалъ: „Для меня та польза отъ безмолвія, что, когда удалюсь изъ дома, въ которомъ живу, умъ мой отдыхаетъ отъ браннаго уготовленія, и обращается къ лучшему дѣланію“.

Подобнымъ образомъ и другой говорилъ: „Я подвизаюсь въ безмолвіи для того, чтобы услаждались для меня стихи при чтеніи и молитвѣ. И когда отъ сладости при уразумѣніи ихъ умолкнетъ языкъ мой, тогда, какъ бы во снѣ какомъ, прихожу въ состояніе сжатія чувствъ и мыслей моихъ. И также, когда, при удаленіи во время сего безмолвія, утихнетъ сердце мое отъ мятежа воспоминаній, тогда посылаются мнѣ непрестанно волны радости внутренними помышленіями, сверхъ чаянія внезапно приходящими къ услажденію сердца моего. И когда приближаются волны сіи къ кораблю души моей, тогда отъ вѣщаній міра и отъ плотской жизни погружаютъ ее въ истинныя чудеса, въ безмолвіе, пребывающее въ Богѣ“.

И другой также говорилъ: „Безмолвіе отсѣкаетъ предлоги и причины къ новымъ помысламъ, и внутри стѣнъ своихъ доводитъ до обветшенія и увяданія воспоминанія о предзанятомъ нами[247]. И когда обветшаютъ {179} въ мысли старыя вещества, тогда умъ, исправляя ихъ, возвращается въ свой чинъ“.

И еще другой сказалъ: „Мѣру сокровеннаго[248] въ тебѣ уразумѣешь изъ различія мыслей твоихъ, говорю же о мысляхъ постоянныхъ, а не случайно возбуждаемыхъ и въ одинъ часъ проходящихъ. Нѣтъ никого носящаго на себѣ тѣло, кто пришелъ бы въ свой домъ, не отлучившись отъ двухъ, добрыхъ или худыхъ, измѣненій: и, если онъ рачителенъ, то — отъ измѣненій маловажныхъ, и при помощи естества (потому что отцы суть отцы рождаемыхъ), а если онъ нерадивъ, — то отъ измѣненій высокихъ, и при помощи закваски оной благодати, бывшей въ естествѣ нашемъ“[249].

И иной говорилъ: „Избери себѣ дѣланіе усладительное, непрестанное бдѣніе по ночамъ, во время котораго всѣ Отцы совлекались ветхаго человѣка, и сподоблялись обновленія ума. Въ сіи часы душа ощущаетъ оную безсмертную жизнь, и ощущеніемъ ея совлекается одѣянія тьмы, и пріемлетъ въ себя Духа Святаго“.

И другой еще сказалъ: „Когда видитъ кто различныя лица, и слышитъ разнообразные голоса, несогласные съ духовнымъ его занятіемъ, и вступаетъ въ собесѣдованіе и въ общеніе съ таковыми, тогда не можетъ онъ найти свободнаго времени для ума, чтобы видѣть себя втайнѣ, привести себѣ на память грѣхи свои, очистить свои помыслы, быть внимательнымъ {180} къ тому, что къ нему приходитъ[250], и сокровенно бесѣдовать въ молитвѣ“.

И еще: „Чувства сіи подчинить власти души невозможно безъ безмолвія и отчужденія отъ людей, потому что разумная душа, будучи существенно соединена и сопряжена съ сими чувствами, и со своими помыслами невольно увлекается, если человѣкъ не будетъ бодрственъ въ сокровенной молитвѣ“.

И еще: „О, сколько доставляетъ услажденія, какъ веселитъ, радуетъ и очищаетъ душу бодрствованіе — своимъ пробужденіемъ вмѣстѣ съ молитвою и чтеніемъ! Сіе наипаче знаютъ тѣ, которые во всякое время жизни своей въ этомъ бываютъ занятіи, и живутъ въ самомъ строгомъ подвижничествѣ“.

Посему и ты, человѣкъ, любящій безмолвіе, сіи указательныя мановенія отеческихъ словесъ положи предъ собою, какъ нѣкоторую цѣлъ, и къ сближенію съ ними направляй теченіе своего дѣланія. А прежде всего умудрись дознаться, что́ наипаче надлежитъ согласовать съ цѣлію своего дѣланія. Ибо безъ этого не возможешь пріобрѣсти вѣдѣнія истины; и этимъ потщись съ преизбыткомъ показать свое терпѣніе.

Молчаніе есть таинство будущаго вѣка, а слова суть орудіе этого міра. Человѣкъ‑постникъ пытается душу свою молчаніемъ и непрестаннымъ постомъ уподобить естеству духовному. Когда человѣкъ въ Божественномъ своемъ дѣланіи отлучаетъ себя на то, чтобы пребывать въ своемъ сокровенномъ, тогда посвящается онъ въ сіи таинства, и служеніе его бываетъ исполнено Божественныхъ таинствъ, а чрезъ оныя — и невидимыхъ Силъ, и святыни господствующей надъ тварями Власти. И если нѣкоторые отлучали себя на время, чтобы войти имъ въ Божественныя тайны, то были назнаменованы сею печатію. И нѣкоторымъ изъ нихъ ввѣряемо было, къ обновленію стоящихъ на средней степени, обнаруженіе тайнъ, сокрытыхъ въ недовѣдомомъ Господнемъ молчаніи, потому {181} что послужить таковымъ тайнамъ было бы неприлично человѣку, у котораго наполнено чрево и умъ возмущенъ невоздержаніемъ.

Но и святые не дерзали на бесѣдованіе съ Богомъ, и не возносились до сокровенныхъ тайнъ, развѣ только при немощи членовъ, при блѣдномъ цвѣтѣ лица отъ любви къ алчбѣ и отъ безмолвнаго ума, и при отреченіи отъ всѣхъ земныхъ помысловъ. Ибо, когда, по долгомъ времени, въ келліи твоей, среди дѣлъ труда, среди храненія сокровеннаго и среди воздержанія чувствъ отъ всякой встрѣчи, осѣнитъ тебя сила безмолвія, тогда срѣтаешь сперва радость, безъ причины овладѣвающую, по временамъ, душею твоею, и потомъ отверзутся очи твои, чтобы, по мѣрѣ чистоты твоей, видѣть крѣпость твари Божіей и красоту созданій. И когда умъ путеводится чудомъ сего видѣнія, тогда и ночь и день будутъ для него едино въ славныхъ чудесахъ созданій Божіихъ. И сего ради въ самой душѣ похищается чувство страстей сладостію сего видѣнія, и въ ономъ‑то восходитъ умъ еще на двѣ степени мысленныхъ откровеній, находящіяся въ слѣдующемъ за нимъ порядкѣ, начиная съ чистоты и выше. Сего да сподобитъ Богъ и насъ! Аминь.

Загрузка...