Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

СЛОВО 84.

О томъ, какъ велика бываетъ мѣра вѣдѣнія и мѣра вѣры.

Есть вѣдѣніе, предшествующее вѣрѣ, и есть вѣдѣніе, порождаемое вѣрою. Вѣдѣніе, предшествующее вѣрѣ, есть вѣдѣніе естественное; а порождаемое вѣрою есть вѣдѣніе духовное. Есть вѣдѣніе естественное, различающее добро отъ зла, и оно именуется естественною разсудительностію, которою естественно, безъ наученія, распознаемъ добро и зло. Сію (разсудительность) Богъ вложилъ въ разумную природу, при помощи же наученія она получаетъ приращеніе и пополненіе. Нѣтъ человѣка, который бы не имѣлъ ея. Это есть сила естественнаго вѣдѣнія въ разумной {400} душѣ; это есть то различеніе добра и зла, которое въ душѣ непрестанно приводится въ дѣйствіе. Лишенные этой силы ниже разумной природы, а въ имѣющихъ ее природа душевная находится въ надлежащемъ своемъ состояніи, и въ нихъ не погублено ничего изъ даннаго Богомъ природѣ къ чести разумныхъ тварей Его. Утратившихъ сію познавательную силу, различающую добро отъ зла, Пророкъ укоряетъ, говоря: человѣкъ въ чести сый не разумѣ (Пс. 48, 13). Честь разумной природы — разсудительность, различающая добро отъ зла, и утратившихъ оную Пророкъ справедливо уподобилъ несмысленнымъ скотамъ, не имѣющимъ разума и разсудительности. Сею (разсудительностію) можно намъ обрѣтать путь Божій. Это есть естественное вѣдѣніе: оно предшествуетъ вѣрѣ, и есть путь къ Богу. Ею (разсудительностію) научаемся различать добро отъ зла и принимать вѣру. И сила природы свидѣтельствуетъ, что человѣку подобаетъ вѣровать въ Того, Кто сотворилъ все это, вѣровать и словесамъ заповѣдей Его и исполнять ихъ. Отъ вѣры же рождается страхъ Божій; и когда онъ будетъ сопровождать дѣла, и постепенно взойдетъ къ дѣланію, тогда рождаетъ онъ духовное вѣдѣніе, о которомъ сказали мы, что рождается оно отъ вѣры[648].

Естественное вѣдѣніе, т. е. различеніе добра и зла, вложенное въ природу нашу Богомъ, само убѣждаетъ насъ въ томъ, что должно вѣровать Богу, приведшему все въ бытіе; а вѣра производитъ въ насъ страхъ; страхъ же понуждаетъ насъ къ покаянію и дѣланію. Такъ дается человѣку духовное вѣдѣніе, т. е. ощущеніе тайнъ, которое рождаетъ вѣру истиннаго созерцанія. Такимъ образомъ не просто отъ одной только вѣры рождается духовное вѣдѣніе, но вѣра рождаетъ страхъ Божій, и когда въ Божіемъ {401} страхѣ начнемъ дѣйствовать[649], отъ дѣйствія страха Божія рождается духовное вѣдѣніе, какъ сказалъ святый Іоаннъ Златоустъ: „Когда пріобрѣтетъ кто волю, послѣдующую страху Божію и правому образу мыслей, тогда скоро пріемлетъ онъ откровеніе сокровеннаго“. Откровеніемъ же сокровеннаго называетъ онъ духовное вѣдѣніе.

Не страхъ Божій рождаетъ сіе духовное вѣдѣніе (ибо чего нѣтъ въ природѣ, то не можетъ и родиться), но вѣдѣніе сіе дается, какъ даръ, дѣланію страха Божія. Когда изслѣдуешь внимательно дѣланіе страха Божія, тогда найдешь, что оно есть покаяніе. И духовное вѣдѣніе, за нимъ слѣдующее, есть то самое, о чемъ сказали мы, что залогъ его[650] пріяли мы въ крещеніи, а дарованіе его пріемлемъ покаяніемъ. И дарованіе сіе, о которомъ сказали мы, что пріемлемъ оное покаяніемъ, есть духовное вѣдѣніе, подаваемое, какъ даръ, дѣланію страха. Духовное же вѣдѣніе есть ощущеніе сокровеннаго. И когда ощутитъ кто сіе невидимое и во многомъ превосходнѣйшее, тогда пріемлетъ оно отъ сего именованіе духовнаго вѣдѣнія, и въ ощущеніи его рождается иная вѣра, не противная вѣрѣ первой, но утверждающая ту вѣру. Называютъ же ее вѣрою созерцательною. Дотолѣ былъ слухъ[651], а теперь созерцаніе; созерцаніе же несомнѣннѣе слуха.

Все сіе рождается отъ онаго естественнаго вѣдѣнія, различающаго доброе и злое. Оно есть доброе сѣмя добродѣтели, и о немъ уже сказано. И когда естественное сіе вѣдѣніе омрачимъ своею сластолюбивою волею, тогда лишаемся всѣхъ сихъ благъ. За симъ естественнымъ вѣдѣніемъ въ человѣкѣ послѣдуетъ всегдашнее уязвленіе[652] совѣсти, непрестанное памятованіе смерти и нѣкая мучительная забота, до самаго его исхода, а послѣ нея — печаль, унылость, {402} страхъ Божій, естественный стыдъ, печаль о прежнихъ грѣхахъ своихъ, должная рачительность[653], памятованіе объ общемъ пути[654], забота о напутствованіи себя къ оному, слезное испрашиваніе у Бога добраго входа въ сіи врата, которыми должно проходить всякому естеству, пренебреженіе къ міру и сильная борьба за добродѣтель. Все сіе обрѣтается естественнымъ вѣдѣніемъ. Поэтому пусть съ этимъ сличаетъ всякій дѣла свои. Ибо когда окажется, что человѣкъ обрѣлъ это, тогда значитъ, что идетъ онъ путемъ естественнымъ; а когда превзойдетъ это, и достигнетъ любви, тогда становится выше естества, и отступаютъ отъ него борьба, страхъ, трудъ и утомленіе во всемъ. Вотъ послѣдствія вѣдѣнія естественнаго. И это находимъ въ себѣ самихъ, когда не помрачаемъ сего вѣдѣнія сластолюбивою своею волею. И на этой остаемся степени, пока не достигнемъ любви, которая освобождаетъ насъ отъ всего этого. Пусть всякій, на основаніи сего сказаннаго нами, сличаетъ и испытываетъ самъ себя, гдѣ его шествіе: въ томъ ли, что противоестественно, или въ томъ, что естественно, или въ томъ, что превышеестественно. По симъ указаннымъ образамъ житія можетъ всякій ясно и скоро опредѣлить направленіе всей жизни своей[655]: когда не окажется онъ въ состояніи, названномъ нами естественнымъ, какъ мы опредѣлили, и нѣтъ также его въ превышеестественномъ, тогда явно, что низринулся онъ въ противоестественное[656]. Но Богу нашему слава во вѣки! Аминь.