Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

СЛОВО 89.

О вредѣ безразсудной ревности, прикрывающейся личиною ревности Божественной, и о помощи, какая бываетъ отъ кротости и другихъ нравственныхъ качествъ.

Человѣкъ ревнивый никогда не достигаетъ мира ума, а чуждый мира — чуждъ и радости. Ибо если миръ ума называется совершеннымъ здравіемъ, а ревность противна миру, то, слѣдовательно, тяжкою болѣзнію страждетъ тотъ, въ комъ есть лукавая ревность. По-видимому ты, человѣкъ, обнаруживаешь ревность свою противъ чужихъ недуговъ, а въ дѣйствительности свою душу лишилъ здравія. Поэтому потрудись лучше надъ оздоровленіемъ своей души. Если же желаешь врачевать немощныхъ, то знай, что больные болѣе нужды имѣютъ въ попеченіи о нихъ, нежели въ порицаніи. А ты и другимъ не помогаешь, и самого себя ввергаешь въ тяжкую, мучительную болѣзнь. Ревность въ людяхъ признается не однимъ изъ видовъ мудрости, но однимъ изъ душевныхъ недуговъ, и именно, она есть ограниченность въ образѣ мыслей и великое невѣдѣніе. Начало Божественной {419} премудрости — скромность и кротость, которая свойственна великой[696] душѣ и носитъ на себѣ немощи людей. Ибо сказано: вы сильніи немощи немощныхъ носи́те (Рим. 15, 1), и согрѣшающаго исправляйте духомъ кротости (Гал. 6, 1). Къ плодамъ Духа Святаго Апостолъ причисляетъ терпѣніе и миръ (Гал. 5, 22). Сердце, исполненное печали о немощи и безсиліи въ дѣлахъ тѣлесныхъ, явныхъ, замѣняетъ собою всѣ тѣлесные дѣла. Дѣла тѣлесныя безъ печали ума — то же, что и тѣло неодушевленное. Кто скорбитъ сердцемъ, а чувствамъ своимъ даетъ свободу, тотъ подобенъ больному, который страждетъ тѣлесно, а уста имѣетъ отверстыми для всякой вредной ему снѣди. Кто скорбитъ сердцемъ, а чувствамъ своимъ даетъ свободу, тотъ подобенъ человѣку, который, имѣя единороднаго сына, мало‑помалу закалаетъ его своими руками. Печаль ума — драгоцѣнное Божіе даяніе. Кто переноситъ ее, какъ должно, тотъ подобенъ человѣку, носящему въ членахъ своихъ святыню. Человѣкъ, который далъ волю языку своему говорить о людяхъ и доброе и худое, недостоинъ сей благодати. Покаяніе и сношенія съ людьми — то же, что разбитая бочка. Честолюбіе и вмѣстѣ заушенія — то же, что въ меду омоченный мечъ.

Цѣломудріе и бесѣда съ женщиною — то же, что львица съ овцою въ одномъ домѣ. Дѣла безъ милосердія предъ Богомъ — то же, что человѣкъ, который закалаетъ сына предъ отцемъ его. Кто немощенъ душою и исправляетъ друзей своихъ, тотъ подобенъ человѣку, который слѣпъ глазами и указываетъ другому дорогу[697].

Милосердіе и правосудіе въ одной душѣ — то же, что человѣкъ, который въ одномъ домѣ поклоняется Богу и идоламъ. Милосердіе противоположно правосудію. Правосудіе есть уравниваніе точной мѣры: потому что каждому даетъ, чего онъ достоинъ, и при {420} воздаяніи не допускаетъ склоненія на одну сторону или лицепріятія. А милосердіе есть печаль, возбуждаемая благодатію, и ко всѣмъ сострадательно преклоняется: кто достоинъ зла, тому не воздаетъ (зломъ), и, кто достоинъ добра, того преисполняетъ (съ избыткомъ). И если въ одномъ есть часть справедливости, то въ другомъ есть часть злобы[698]. Какъ сѣно и огонь не терпятъ быть въ одномъ домѣ, такъ правосудіе и милосердіе — въ одной душѣ. Какъ песчинка не выдерживаетъ равновѣсія съ большимъ вѣсомъ золота, такъ требованія правосудія Божія не выдерживаютъ равновѣсія въ сравненіи съ милосердіемъ Божіимъ.

Что горсть песку, брошенная въ великое море, то же грѣхопаденіе всякой плоти въ сравненіи съ Промысломъ и Божіею милостію. И какъ обильный водою источникъ не заграждается горстью пыли, такъ милосердіе Создателя не препобѣждается пороками тварей. Быть злопамятнымъ и молиться, значитъ то же, что сѣять въ морѣ и ждать жатвы. Какъ свѣтлости огня невозможно поставить преграду, чтобы не восходила она вверхъ, такъ и молитвамъ милосердыхъ ничто не препятствуетъ восходить на небо. Каково теченіе воды на покатомъ мѣстѣ, такова сила раздражительности, когда найдетъ себѣ доступъ въ нашъ умъ. Кто въ сердцѣ своемъ стяжалъ смиреніе, тотъ мертвъ сталъ для міра, и омертвѣвшій для міра омертвѣлъ {421} для страстей. Кто же омертвѣлъ сердцемъ для своихъ близкихъ, для того мертвъ сталъ діаволъ. Кто обрѣлъ зависть, тотъ обрѣлъ съ нею діавола.

Бываетъ смиреніе отъ страха Божія, и бываетъ смиреніе изъ любви къ Богу: иной смиряется по страху Божію, другой — по радости. И смиреннаго по страху Божію сопровождаютъ во всякое время скромность во всѣхъ членахъ, благочиніе чувствъ и сокрушенное сердце, а смиреннаго по радости сопровождаютъ великая простота, сердце возрастающее и неудержимое.

Любовь не знаетъ стыда, потому не умѣетъ придавать членамъ видъ благочинія. Любви естественно не стыдиться и забывать мѣру свою. Блаженъ, кто обрѣлъ тебя, пристань всякой радости! Собраніе смиренныхъ возлюблено Богомъ, какъ соборъ Серафимовъ. Драгоцѣнно предъ Богомъ тѣло цѣломудренное, паче чистой жертвы. Ибо двѣ сіи добродѣтели, т. е. смиреніе и цѣломудріе, уготовляютъ въ душѣ залогъ отъ Троицы.

Передъ друзьями своими ходи благоговѣйно; когда будешь такъ поступать, принесешь пользу и себѣ и имъ, потому что душа часто подъ предлогомъ любви свергаетъ съ себя узду осторожности. Остерегайся бесѣдъ, потому что не во всякое время онѣ полезны. Въ собраніяхъ предпочитай молчаніе, потому что удерживаетъ оно отъ многаго вреда. Наблюдай за чревомъ, но не какъ за зрѣніемъ[699], потому что внутренняя брань, безъ сомнѣнія, легче внѣшней. Не вѣрь, братъ, что внутренніе помыслы могутъ быть оставлены безъ приведенія тѣла въ доброе и чинное состояніе. Бойся привычекъ больше, нежели враговъ. Питающій въ себѣ привычку[700] — то же, что человѣкъ, который даетъ пищу огню, потому что мѣра силы того и другого[701] зависитъ отъ количества вещества. Если привычка потребуетъ чего однажды, и требованіе ея не {422} будетъ исполнено, то въ другой разъ найдешь ее слабою; а если однажды исполнишь ея волю, то во второй разъ найдешь, что нападаетъ она на тебя съ гораздо большею силою.

Храни это въ памяти касательно всего, потому что помощь предосторожности для тебя важнѣе помощи самыхъ дѣлъ. Кто любитъ смѣхъ и любитъ осмѣивать людей, тотъ да не будетъ тебѣ другомъ, потому что ведетъ тебя къ привычкѣ предаваться разслабленію. Не весели лица своего съ тѣмъ, кто распущенъ въ жизни своей; но берегись, чтобы не возненавидѣть его; если же пожелаетъ возстать, подай ему руку и до смерти прилагай попеченіе о томъ, чтобы пріобрѣсти его. Если же ты еще немощенъ, то отвращайся и отъ врачеванія сего, ибо сказано: дай ему конецъ жезла твоего, и проч.[702] Съ тѣмъ, кто высокоуменъ и страждетъ завистію, говори осторожно. Ибо, какъ скоро скажешь что, даетъ онъ словамъ твоимъ въ сердцѣ своемъ, какое ему угодно толкованіе, и въ томъ, что есть въ тебѣ добраго, находитъ средство сдѣлать преткновеніе и другимъ; и слова твои въ умѣ его извращаются сообразно съ его недугомъ. Когда начинаетъ кто при тебѣ пересуждать брата своего, сдѣлай печальнымъ лице свое. Какъ скоро сдѣлаешь это, и передъ Богомъ и передъ нимъ окажешься охраняющимся.

Если даешь что нуждающемуся, то пусть веселость лица твоего предваряетъ даяніе твое, и добрымъ {423} словомъ утѣшь скорбь его. Когда сдѣлаешь это, тогда твоя веселость въ его сознаніи побѣждаетъ твое даяніе, т. е. (она) выше удовлетворенія потребности тѣла. Въ тотъ день, когда отверзешь уста свои и станешь говорить что на кого‑либо, считай себя мертвымъ для Бога и суетнымъ во всѣхъ дѣлахъ своихъ, хотя бы помыслъ побуждалъ тебя сказать, по-видимому, нѣчто по справедливости и къ назиданію. Ибо какая нужда человѣку раззорять собственное свое зданіе — и поправлять зданіе друга своего?

Въ тотъ день, въ который печалишься о страждущемъ какимъ‑либо недугомъ, о человѣкѣ добромъ или зломъ, страждущемъ тѣлесно или мысленно, почитай себя мученикомъ, и взирай на себя, какъ на пострадавшаго за Христа и на сподобившагося стать исповѣдникомъ. Ибо помни, что Христосъ умеръ за грѣшныхъ, а не за праведныхъ. Смотри, сколь велико это дѣло — скорбѣть о людяхъ злыхъ и благодѣтельствовать грѣшнымъ паче праведныхъ! Апостолъ воспоминаетъ о семъ, какъ о дѣлѣ, достойномъ удивленія (Рим. 5, 6—8). Если можешь оправдаться самъ въ себѣ, въ душѣ своей, то не заботься искать другаго оправданія. Во всѣхъ дѣлахъ твоихъ да предваряютъ у тебя тѣлесное цѣломудріе и чистота совѣсти. Ибо безъ нихъ суетно предъ Богомъ всякое дѣло. О всякомъ дѣлѣ, если дѣлаешь оное безъ размышленія и изслѣдованія, знай, что оно суетно, хотя и благоприлично; потому что Богъ вмѣняетъ правду по разсудительности, а не по дѣйствованію неразсудительному.

Праведникъ немудрый — свѣтильникъ при (свѣтѣ) солнца. Молитва злопамятнаго — сѣяніе на камнѣ. Немилостивый подвижникъ — безплодное древо. Обличеніе изъ зависти — ядовитая стрѣла. Похвала льстеца — скрытая сѣть. Глупый совѣтникъ — слѣпой стражъ. Пребываніе съ неразумными — пораненіе сердца. Бесѣда съ разумными — сладкій источникъ. Мудрый совѣтникъ — стѣна упованія. Глупый и неразумный другъ — хранилище вреда. Лучше видѣть живущаго съ плачущими женщинами, нежели мудраго, слѣдующаго за {424} глупымъ. Лучше жить со звѣрями, нежели съ людьми худого поведенія. Лучше пребывай съ коршунами[703], нежели съ человѣкомъ любостяжательнымъ и ненасытнымъ. Лучше будь другомъ убійцѣ[704], нежели любителю споровъ. Лучше бесѣдуй съ свиньей, нежели съ чревоугодникомъ, потому что свиное корыто лучше прожорливыхъ устъ. Живи лучше съ прокаженными, нежели съ гордыми. Пусть тебя гонятъ, ты не гони; пусть тебя распинаютъ, ты не распинай; пусть обижаютъ, ты не обижай; пусть на тебя клевещутъ, ты не клевещи; будь кротокъ, а не ревностенъ во злѣ[705].

Самооправданіе — не христіанскаго житія дѣло; объ этомъ нѣтъ и намека въ ученіи Христовомъ. Веселись съ веселящимися, и плачь съ плачущими[706], ибо это — признакъ чистоты. Съ больными болѣзнуй; съ грѣшными проливай слезы; съ кающимися радуйся. Будь друженъ со всѣми людьми, а мыслію своею пребывай одинъ. Принимай участіе въ страданіяхъ всякаго, а тѣломъ своимъ будь далеко отъ всѣхъ. Никого не обличай, не поноси, даже и крайне худыхъ по жизни своей. Распростри одежду свою надъ согрѣшающимъ и покрой его. Если не можешь взять на себя грѣховъ его и понести за него наказаніе и стыдъ, то будь, по крайней мѣрѣ, терпѣливъ и не стыди его. Знай, братъ, что для того намъ и надобно не выходить изъ дверей келліи, чтобы не знать злыхъ дѣлъ человѣческихъ; и тогда въ чистотѣ ума своего во всѣхъ увидишь людей святыхъ и добрыхъ. Если же станемъ обличать, вразумлять, судить, изслѣдывать, наказывать, укорять, то жизнь наша чѣмъ будетъ отличаться отъ жизни городской? И если не оставимъ этого, что́ будетъ хуже пребыванія въ пустынѣ? Если не безмолвствуешь сердцемъ, безмолвствуй, по крайней мѣрѣ, языкомъ. Если не можешь держать въ благоустройствѣ свои помыслы, {425} то хотя чувства свои содѣлай благоустроенными. Если не одинъ ты мыслію своею, то будь одинъ хотя тѣломъ своимъ. Если не можешь потрудиться тѣломъ своимъ, поскорби хотя умомъ. Если не можешь бодрствовать стоя, то бодрствуй сидя, или и лежа на ложѣ твоемъ. Если не можешь поститься въ продолженіе двухъ дней, постись, по крайней мѣрѣ, до вечера. А если не можешь и до вечера, то остерегайся, по крайней мѣрѣ, пресыщенія. Если не святъ ты сердцемъ своимъ, то будь чистъ хотя тѣломъ. Если не плачешь въ сердцѣ своемъ, то, по крайней мѣрѣ, облеки въ плачъ лице свое. Если не можешь миловать, то говори, что ты грѣшенъ. Если ты не миротворецъ, то не будь хотя любителемъ мятежа. Не можешь стать рачительнымъ, по крайней мѣрѣ, въ образѣ мыслей своихъ будь не какъ лѣнивый. Если ты не побѣдитель, то не превозносись мыслію надъ тѣми, которые подлежатъ отвѣтственности. Если ты не въ состояніи заградить уста клевещущему на друга своего, то, по крайней мѣрѣ, остерегись отъ общенія съ нимъ.

Знай, что, если отъ тебя выйдетъ огнь[707] и пожжетъ другихъ, то Богъ отъ руки твоей взыщетъ души, пожженныя огнемъ твоимъ. Если ты и не ввергаешь въ огонь, но соглашаешься съ ввергающимъ и услаждаешься этимъ, то на судѣ будешь сообщникомъ его. Если любишь кротость, пребывай въ мирѣ. И если сподобишься мира, то во всякое время будешь радоваться. Взыщи разума, а не золота; облекись въ смиреніе, а не въ виссонъ; стяжи миръ, а не царство.

Разуменъ только имѣющій смиреніе, а не имѣющій смиренія не будетъ разуменъ. Смиренномудръ только мирный, а немирный не смиренномудръ; и миренъ — только радующійся. На всѣхъ путяхъ, какими ходятъ люди въ мірѣ, не обрѣтаютъ они мира, пока не приблизятся къ надеждѣ на Бога. Сердце не умиряется отъ труда и преткновеній, пока не придетъ въ него надежда, и не умиритъ сердца, и не {426} прольетъ въ него радости. О ней‑то изрекли достопоклоняемыя и исполненныя святости Уста: пріидите ко Мнѣ вси труждающіися и обремененніи, и Азъ упокою вы (Матѳ. 11, 28). Приблизься, говоритъ Онъ, къ надеждѣ на Меня, и упокоишься отъ труда и страха.

Надежда на Бога возвышаетъ сердце, а страхъ геенны сокрушаетъ его. Свѣтъ ума порождаетъ вѣру, а вѣра порождаетъ утѣшеніе надежды, надежда же укрѣпляетъ сердце. Вѣра есть откровеніе разумѣнія[708], и, когда помрачится умъ, вѣра сокрывается, господствуетъ надъ нами страхъ и отсѣкаетъ нашу надежду. Вѣра, происходящая отъ ученья, не освобождаетъ человѣка отъ гордости и сомнѣнія; освобождаетъ же та, которая зрится разумѣніемъ[709] и возсіяваетъ (въ разумѣ), и называется познаніемъ и явленіемъ истины. Пока умъ разумѣваетъ Бога, какъ Бога, явленіемъ разумѣнія[710], не приближается къ сердцу страхъ. Когда бываетъ попущено впасть намъ въ омраченіе и утратить это разумѣніе, то, пока не смиримся, бываетъ въ насъ страхъ, доколѣ не приблизитъ онъ насъ къ смиренію и покаянію.

Сынъ Божій претерпѣлъ крестъ: потому мы, грѣшные, будемъ смѣло полагаться на покаяніе. Ибо, если одинъ только (внѣшній) видъ покаянія въ царѣ Ахавѣ отвратилъ отъ него гнѣвъ[711], то не будетъ для насъ безполезною истинность нашего покаянія. Если одинъ видъ смиренія въ немъ, безъ истины (покаянія), отвратилъ отъ него гнѣвъ, то не тѣмъ ли паче отвратитъ отъ насъ, истинно печалящихся о грѣхахъ нашихъ? {427} Скорбь ума достаточна, чтобы замѣнить всякое тѣлесное дѣланіе.

Святый Григорій говоритъ: тотъ — храмъ благодати, кто срастворенъ съ Богомъ и всегда озабоченъ мыслію о судѣ Его. Что же значитъ имѣть попеченіе о судѣ Его, какъ не искать всегда упокоенія Его, какъ не печалиться и не заботиться непрестанно о томъ, что не можемъ достигнуть совершенства по немощи естества нашего? Имѣть непрестанную печаль о семъ — значитъ непрестанно носить въ душѣ своей памятованіе о Богѣ, какъ сказалъ блаженный Василій. Неразсѣянная молитва производитъ въ душѣ ясную мысль о Богѣ. И водруженіе нами въ себѣ Бога памятованіемъ — вотъ вселеніе въ насъ Бога. Такъ содѣлываемся мы храмомъ Божіимъ. Вотъ это и есть попеченіе и сердце сокрушенное — для уготовленія покоя Ему! Ему слава во вѣки! Аминь.