Четверо лучших

44. СС. Судьбы

— И что ты на это скажешь? — в тишине голос Люциуса прозвучал слишком громко. Я долго молчал, прежде чем ответить, потом повёл палочкой вокруг. Защита стоит на моих комнатах, но в кабинете Люциуса лучше всё перепроверить. Он заметил, поморщился от моей паранойи:

— Я же говорил тебе, хозяина нельзя подслушать в его доме.

— Я так… — меланхолично ответил я. — От всяких крыс…

Он промолчал. Наверняка не забыл ещё тот случай, когда восемнадцать лет назад обнаружилось, что Петтигрю имеет привычку подглядывать за купающейся Нарциссой в щель в полу.

— И всё же, — спросил он снова. — Твоё мнение?

Я подумал ещё.

— Недалёк тот момент, когда в армии начнётся разброд и шатание.

— Вот я о том же, — подхватил он. — Завтра операция, а люди уже не понимают, ради чего всё делается. Белла не в счёт. Ей-то плевать, ради чего.

— Что сказал тебе Августус? Он запнулся как раз тогда, когда я подумал, что он сейчас заявит, что с удовольствием смотался бы в Австралию навсегда.

Люциус усмехнулся, звякнул тарелкой, — я помнил, что на ней лежит разрезанное на тонкие ломтики яблоко.

— А неважно, что он это не произнёс. И так видно, что человеку осточертело воевать и не видеть результатов.

— Какими же они могут быть? — саркастически усмехнулся я, глядя в огонь камина, — не зеленоватый, волшебный, а настоящий, от которого слезились глаза, а по стенам плясали красные всполохи, отражались в зеркале и меди подсвечников…

— Они уже начали понимать, что результатов здесь быть не может, — сказал Люциус и захрустел яблоком. — Будет только бойня, а после неё оставшиеся поднимутся с горы трупов и объявят себя победителями. Впрочем, так бывает в каждой войне. — Его тон изменился. — Если же смотреть объективно, то шансы Тёмных и шансы Лорда — это разные вещи. Он-то бессмертен, а его люди — нет. В конце-концов, его даже воскресить будет некому.

Я промолчал. Мальсибера и Джагсона мы похоронили месяц назад, выкрав трупы из морга клиники Святого Мунго. У Макнейра тогда прибавилось шрамов: авроры, как всегда, опоздали, но заклятием по нему успели пройтись. Ближний Круг, эта старая гвардия, редел на глазах, а ведь и изначально он был не слишком велик числом. Что же делать с остальными, не слишком приближёнными Пожирателями, которые были разбросаны по всей стране, когда связь обрывалась то с тем, то с другим? Конечно, в Министерстве уже примерно треть сотрудников была под Империо, а самые рисковые Пожиратели ухитрялись показываться в магическом Лондоне средь бела дня, но, чтобы Лорд окончательно установил свои порядки, требовалось добраться до Скримджера, который, казалось, был неуловим… И на фоне всей этой военной кутерьмы я едва не забыл, что в убогом, дымящем трубами Галифаксе нас дожидаются двое мальчишек, один из которых ещё может нам помочь.

— Что задумался?

Я вместе с креслом повернулся к Люциусу. Он сидел прямо на столе, покачивая ногой, и в эту минуту был похож на заправского хулигана, даже чёрный бант, оставшийся аккуратным после вихря вальса с неуёмной Беллатрисой, сейчас съехал вниз.

— Люц, скажи мне честно, мы берём на себя ответственность за этих людей? — серьёзно произнёс я. Он изучал меня, склонив набок голову, а я даже почти не отдавал себе отчёта в том, что сейчас произнёс. Главным были не судьбы Пожирателей, запутавшихся в паутине амбиций, порока, лжи и недостижимых целей, а то, как отражается свет камина в глазах друга, как переливается он в его волосах, и как выбившаяся из-под ленты прядь скользит по вороту рубашки, касается щеки…

Я резко одёрнул себя. Несомненно, со мной начало происходить что-то странное, чего раньше не было. Нужно думать о серьёзных вещах: о том, как раздобыть завтра палочку для Драко, о том, как выяснить у Руди про сейф…

— Думаю, берём, — медленно произнёс Люциус, глядя мне в глаза. В тот же момент между нами скользнула серебристая вспышка. Отшатнулись мы оба одновременно: я вжался в спинку кресла, а Малфой качнулся назад, упираясь в столешницу рукой.

— Мордред! — воскликнул он. — Что это было?

Я встал, поняв, что опасности нет.

— Похоже на закрепление магического договора.

Бросил взгляд вниз, но трость стояла, прислонённая к дивану. Я точно помнил, что за свою палочку не держался тоже. Видимо, Люциус подумал о том же самом.

— Не только с мальчиками происходит что-то странное, — очень не хотелось подходить ближе, но запах одеколона словно притягивал. Почему я не замечал его раньше?.. Я встал почти вплотную и тут же об этом пожалел.

— Сумасшедшая магия?! — Малфой резко вскинулся, та самая прядь хлестнула меня по лицу, и я отдёрнул голову назад. Не хватало ещё, чтобы я млел и клеился как распоследняя хаффлпаффка! Видимо, с зельем и в самом деле что-то не то. Надышался паров, теперь вот тебе. Зря я добавил растопырник… Хотя нет, растопырник это ладно, а вот сельдерей… Ещё бы плитку шоколада бухнул в котёл, тогда в том, что получилось бы, сомневаться не пришлось точно…

— Мордред с ним, — решил тем временем Люциус, отходя и роясь в ящике стола. Я вздохнул с облегчением: если он что-то и понял, то виду не показал.

— Ну вот, смотри, — он уселся в кресло, занёс над бумагой перо.

— Люц! — предостерёг я. — Помни про Поттера.

— А ты помни про родовую магию и тайну родственной переписки, — ответствовал он. Я тут же понял, что он имел в виду: если глава рода пожелает, то написанное им не прочтёт никто, кроме родственников.

— Есть те, заботиться о ком уже бесполезно, — говорил друг, водя пером по пергаменту. Поняв, что всё равно ничего на нём не увижу, я с радостью решил, что подходить ближе необязательно.

— Белла, например, — подсказал я.

— Или Фенрир, — добавил он, и, как мне показалось, кровожадно осклабился. Никогда за ним такого не замечал…

— Петтигрю, — подсказал я снова.

— А есть те, на кого можно нажать, — продолжал он. — Розье из таких. Он всё равно по-хорошему не понимает.

Я промолчал. Розье был той ещё сволочью, но имел полезные связи во Франции. Как его ещё можно было использовать, я не знал.

— Ну, вот или те, кто сам будет рад приспособиться, — сказал Люциус, скрипя пером. — Крэбб, Гойл и Нотт, эта дружная троица. Бедняге Руквуду, кажется, уже всё равно. На Барти и давить нечего, сделает всё, что скажут.

— Есть те, кого можно просто заинтересовать, — продолжил я за него. — Кто нужен в силу своих знаний. Тот же Крэбб — едва ли не последний в стране некромаг. А без Лестрейнджей можно ставить крест на артефактологии.

Люциус фыркнул:

— Что-то я не замечал за ними особой тяги к науке, — сказал он. — Особенно за Руди.

— Это не отменяет сборника статей, изданного Рабастаном прямо после школы, — сухо сказал я.

— А Макнейр? Сейчас скажешь, что палачи всегда были нужны? — усмехнулся он, но уже невесело. — Что этот его котёнок — начало раскаяния?

— Угробить человека и при этом до слёз жалеть зверюшек — одно другому не мешает, — ответил я тем же сухим тоном.

— Понял, — Люциус склонился над пергаментом.

Я вышел от него в два ночи, с гудящей от мыслей головой и с плечами, на которые ощутимой тяжестью легла ответственность за весь наш неудачливый Тёмный Орден.

В полуосвещённом коридоре возле моей двери не спеша прогуливалась высоченная фигура.

— Снейп, — сказал Макнейр, бережно укачивая на ладони своего котёнка. — Я к тебе. Дай мне что-нибудь от… ну, чтобы не хотеть.

Я окинул его удивлённым взглядом.

— Странно, все как раз за обратным эффектом приходят…

Открыв дверь, я пропустил его, завернул в лабораторию, а шотландец неловко замер на пороге. Я налил нужное зелье во флакон, закупорил, протянул палачу и встретился с задумчивым взглядом ясных голубых глаз.

— Слушай, Снейп, а от тоски зелье есть?

Я прислонился плечом к косяку.

— Есть. Огневиски называется.

Он не рассердился, хотя стоило бы.

— Да нет же, зелье.

— А ты что, тоскуешь, что ли? — я смерил его взглядом снова; делать это было немного неудобно из-за нашей разницы в росте.

— Да не я, Огги. Меня Toshka для него попросил. Ну ладно, я пошёл. Передам, что нету.

— Стой, — велел я, вспоминая внезапно тёмные круги у Руквуда под глазами и его несмываемый табачный запах.

В лапищу палача легли флакончики с Успокоительным, Бодрящим и Сном-без-сновидений.

— Это пусть выпьет сейчас, это завтра утром, а это когда хочет, но только чтобы после второго прошло не меньше шести часов. Понял?

Он повторил заученно, таким же голосом, как когда-то отвечал у доски, и собрался уходить. На пороге обернулся с прижатой к груди левой ладонью, в которой спал пушистый комочек, кивнул на него и улыбнулся, растягивая кривой шрам поперёк губ:

— А имя я ему всё-таки выдумал — Рики. Пусть живёт.

Не думая уже ни о чём, я запер двери, глотнул Сна-без-сновидений и, не раздеваясь, повалился на кровать. Кажется, всё началось и без нас.