Бросать в неизвестное чудовище Аваду я не стал, боялся попасть в Руди, поэтому ударил своей любимой Сектумсемпрой. Тёмная масса слегка вздрогнула, но не более того. Лестрейндж уже не вырывался, а только подёргивался, и мне хотелось думать, что это не агония, а просто бессилие.
Вокруг всё сверкнуло: это Долохов запустил под потолок шар света.
— Б…! У него глаза есть! — воскликнул Макнейр, стоящий ближе всех. Я швырял заклятие за заклятием, но ни одно из них не причиняло чудищу ни малейшего вреда.
— Уолли, снизу! — завопил Антонин, бросая, наверное, десятый Ступефай. И правда, одно из щупалец подобралось к сапогам шотландца и сейчас задумчиво обвивалось вокруг его щиколоток. Тот подпрыгнул и опустился на него всем своим весом. Щупальце обиженно отпрянуло, но не было похоже, что Макнейр причинил ему хоть какой-то вред. Казалось, что оно просто прошло сквозь его сапоги и всё.
Руди дёрнулся снова и открыл глаза. По его подбородку текла тёмная струйка крови. Губы шевельнулись.
— Оно меня… жрёт… — различил я шёпот, в котором уже не было надежды. С диким воем Макнейр бросился вперёд и, сунув руки прямо в тёмный сгусток, обхватил Лестрейнджа за пояс. Раздался чавкающий звук, но я сразу понял, что нужно делать, потому что Руди появился из шевелящейся массы почти наполовину. Забыв о палочке, я схватился за Макнейра, и через секунду почувствовал у себя на поясе руки Долохова. Чавканье раздалось снова; противное, тошнотворное, оно неведомым образом проникало в самую душу, внушая ужас. Палочку я позорно выронил, и теперь под моими взмокшими ладонями скользил кожаный ремень, скользило даже сукно безрукавки и плотная шерсть килта, но я изо всех сил держался за Макнейра и тянул назад. Пришло в голову, что мы представляем собой жуткую пародию на детскую сказку, но в этот момент моего лица коснулась медная прядь. Я поднял глаза: голова Руди с закрытыми ввалившимися глазами лежала на плече у Макнейра, но чудовище, видимо, крепко держало его за ноги. Я с ужасом увидел, что сапоги шотландца скользят по полу в обратную сторону, и удвоил усилия. Долохов стискивал меня так, что почти не давал дышать, и в этот момент моя ладонь натолкнулась на рукоять ножа…
— Уолли, где у него глаза?! — прохрипел я.
— Вни… зу… — двумя рваными выдохами ответил тот. Чудовище дёрнуло Руди к себе, и он качнулся вперёд.
— Toshka… перехва… тывай! — велел я, отклонился в сторону, и за Макнейра схватился Долохов. Я сразу увидел то, о чём говорил Уолден: у самого пола вращались и сверкали три зелёных шарика. Я не знал точно, вправду ли это глаза, но выбора не было. Наклонившись, я неловко ковырнул лезвием один из них, потом ударил посильнее. Шарик лопнул, обдав пол вонючей жидкостью. Мне показалось, что на грани человеческого слуха я услышал тонкий отчаянный визг. Тёмная масса съёжилась, но я ещё успел достать ножом второй шарик.
Вслед за этим раздалось чавканье, неимоверный грохот и придушенный вопль Долохова. Чудовище быстро просачивалось в дырку в полу в одной стороне коридора, а в другой стороне слабо шевелилась куча-мала из трёх человек. Антонину, как я и думал, не повезло: Макнейр придавил его всей своей тушей, при этом не выпуская из рук потерявшего сознание Рудольфуса.
Совершенно случайно я бросил взгляд в гостиную. О книге мы все забыли, бросив её на полу, и сейчас она, слабо трепыхаясь, подползала к провалу в полу, бывшему тайником. Почему-то я сразу понял, что, если она упадёт в него, мы потеряем её навсегда. Прыгнув в комнату, я прижал сбегающий фолиант к полу животом, и тот забился, как пойманная птица. Тяжело дыша, я защёлкнул открывшуюся застёжку, успев увидеть, что на развороте нет ни единой буквы, только толстые нити вздуваются на страницах.
Макнейр с каменным лицом внёс едва дышащего Руди в гостиную, а Долохов, молча подав мне мою палочку, выбил Бомбардой доски, закрывающие оконный проём. Я понял своих товарищей без слов: проходить мимо щели, где скрылось чудовище, не хотелось никому. Антонин выпрыгнул в окно первым, за ним последовал Макнейр, с лёгкостью несущий Лестрейнджа, и затем я, разорвав о гвоздь подол мантии и прижимая к груди драгоценный фолиант, спрыгнул в лопухи.
Знойный воздух гудел, но над репейником не вилось ни одного насекомого. Мы стояли под окном; Руди дышал тихо, и бледность постепенно уходила с его лица. Крови не было нигде, кроме губ, хотя я, помня его шёпот, опасался обратного.
— Пошли, — тихо сказал я. Долохов так же молча расшвырял лопухи и, прихрамывая, дошёл до тропинки. На его волосах повисла паутина, а на скуле наливался синяк. Я подозревал, что выгляжу не лучше.
Стоя на тропинке, я направил палочку на дом:
— Инсендио! — и сухие доски вспыхнули как солома.
Когда мы аппарировали, за нами уже поднимался в воздух густой столб дыма.
На аппарационной площадке я не удержался на ногах, потому что Макнейр толкнул меня, возникнув из воздуха. Со всех сторон обрушился проходящий сквозь витражные окна холла свет. Пыль золотом клубилась и сверкала в солнечном луче.
— Сев, ты как? — меня подняли чьи-то руки. С облегчением я сел и опёрся спиной о грудь Люциуса. Неподалёку бледный Эйвери тряс Долохова за плечи, а Рабастан колдовал над бесчувственным братом, голову которого Макнейр уложил себе на колени. Палочка в руках старшего Лестрейнджа ходила ходуном. Только сейчас я сообразил, что по-прежнему судорожно стискиваю проклятый фолиант.
Безумно хотелось прижаться к Люциусу и закрыть глаза, но я знал, что вокруг нас собрался весь Тёмный Орден, и не мог себе такого позволить. Я тяжело поднялся на ноги, сделал несколько неверных шагов.
— С ним всё нормально? — спросил Макнейр, не отрывая взгляда от Руди и лапищами в кожаных митенках машинально поглаживая медные пряди. Я услышал в его голосе неподдельную тревогу, но сил удивляться уже не было.
— Упадок сил и магическое истощение, — ответил Рабастан; на помертвевшем лице жили только глаза, в которых была радость и надежда. — Я чувствовал, я знал!
— Оно его чуть не съело, — выдал Долохов, и помертвели и глаза.
— Кто?! — донеслись возгласы со всех сторон.
— Тёмная масса. Появляется бесшумно, втягивает в себя. Есть три глаза. Ну, теперь уже только один… — прокаркал я, не узнавая свой голос.
Руквуд рванул себя за волосы, глядя на Руди с непередаваемым ужасом.
— И он жив?!
— Как видишь! — оскалился Рабастан.
Августус бросился на колени рядом с бесчувственным Руди, зачем-то ощупал его с совершенно потерянным видом.
— И правда… — пробормотал он, как будто раньше не был в этом уверен. — Как вы отбились?
— Снейп вырезал эти глаза ножом, — пояснил Долохов, поднимаясь. — Было жарко. Pochti kranty.
Слабо застонав, Руди приподнялся на коленях у Макнейра, и тот осторожно поддержал его за плечи. Мутным взглядом младший Лестрейндж обвёл всех нас и спросил:
— А где мой шоколад? — и обмяк в бережных лапах.