Моя вторая мама (др. вар.)

Глава 13

Настала, наконец, суббота. С самого утра Даниэла места себе не находила от волнения и совсем затормошила Джину. Чуть ли не за три часа до свидания, стала собираться.

Машину еще не починили, и отвезти Даниэлу к месту встречи должна была на своей машине Джина.

– Какая ты счастливая! – говорила Джина, поправляя на подруге черное элегантное платье, сшитое к случаю.

– А что тебе мешает быть счастливой? Помирись с Филипе и выходи за него замуж!

– Не говори мне о нем! Я выйду замуж только за Ханса. В это же время в доме Хуана Антонио Мария уговаривала Монику одеться и причесаться. Но Моника слышать ничего не хотела и нарочно перепачкалась. Мария была в отчаянии.

– Прошу тебя, Моника! Не упрямься! Скоро придет сеньорита Даниэла, а ты похожа на замарашку!

– Мне все равно! Пусть вообще не приходит! Я не звала ее!

Больших трудов стоило Марии образумить Монику.

Какой же она была хорошенькой в нарядном белом платье, с белыми лентами в распущенных волосах: только застывшие в глазах слезы отражали то, что творилось у нее на сердце.

До встречи с Хуаном Антонио оставалось еще много времени, но Даниэла и Джина уже выехали из дома. О чем только не болтали они по дороге. И, конечно же, Даниэла в который раз уговаривала Джину помириться с Филипе, и как всегда безрезультатно.

Болтая с подругой, Даниэла не переставала думать о Хуане Антонио.

"Только бы он пришел! Только бы пришел" – мысленно повторяла Даниэла, как заклинание. И пока они ехали, перед ней, словно кадры на экране, мелькали их встречи, все, начиная с первой, когда Даниэла упала, а Хуан Антонио помог ей подняться. Она даже помнила выражение его лица в тот момент, его взгляд, растерянный и восхищенный. Ни одна подробность не стерлась из памяти.

– Вот он! – крикнула Джина, увидела Хуана Антонио. – Он не обманул! Он ждет!

Даниэла выскочила из машины чуть ли не на ходу.

Что это? Из рук Хуана Антонио рвались вверх красные воздушные шары в виде сердец. Столько, что не сосчитать. А рядом возвышался огромный плакат, на котором были выведены четыре слова: "Даниэла! Я люблю тебя"

– Дорогая! – воскликнул счастливый влюбленный и, подхватив Даниэлу на руки, закружился с ней. А красные шары, выпущенные на свободу, быстро поплыли в небо.

– Вот какой будет наша любовь, прекрасной и яркой, как эти шары! – Хуан Антонио снова заключил Даниэлу в объятия.

– Ну, я поехала, – улыбающаяся Джина помахала рукой. – Моя миссия окончена. – И она нажала на газ.

Хуан Антонио, как завороженный, смотрел на Даниэлу. Глаза Даниэлы сияли от счастья.

– Все эти дни я только о тебе и думал, – ласково взяв Даниэлу за руку, сказал Хуан Антонио.

– А я, признаться, боялась, что ты не придешь, что забыл обо мне.

– Как только тебе такое могло прийти в голову?

– Все это, как сон. Чудесный сон. Даже страшно в него поверить!

– Куда мы отправимся сейчас, дорогая? У меня столько планов!

– Прежде всего мне хотелось бы познакомиться с Моникой, хотя вряд ли это ее обрадует.

– Она дома, ждет нас.

– Но раньше заедем ко мне, я возьму игрушки.

А Моника хотела только одного – никогда не встречаться с новой подругой отца. Посмотрела бы Даниэла в этот момент на нее. Даже Мария не в силах была справиться с девочкой, не помогали никакие уговоры.

– Я спрячусь, когда эта ведьма придет, не хочу ее видеть, – твердила она сквозь слезы.

– Но ведь ты ее совсем не знаешь, – ласково обнимая девочку говорила Мария. – Как же можешь о ней судить?

– Она все равно будет ненавидеть меня!

– Наберись терпения и познакомься с ней.

Разговор этот происходил в кухне, за столом. Накладывая себе в тарелку салат, Марсело наморщился и сказал Монике, которая вдруг встала и принялась ходить вокруг стола.

– Что ты делаешь?

– Набираюсь терпения, – невозмутимо ответила девочка.

– Пойди лучше поиграй в куклы и дай нам спокойно поесть!

– Отстань от меня! Не то пожалуюсь папе!

– А я скажу его ведьме, чтобы съела тебя.

В самый разгар перепалки хлопнула входная дверь.

– Это они, Моника! Пойдем же скорее! Пусть сеньора Даниэла увидит, какая красивая и воспитанная дочь у твоего папы!

Когда Мария привела Монику в комнату, та даже не подняла глаз на

Даниэлу и стояла молча, словно в рот воды набрала.

– Раз Моника не хочет с нами разговаривать, – сказал Хуан Антонио, – позволь, Даниэла, представить тебе Марию, она у нас, как член семьи.

– Очень рада познакомиться с вами, Мария, – улыбнулась Даниэла и обратилась к Монике: – Я понимаю, Моника, ничего хорошего ты обо мне думать не можешь. И подарков тоже не возьмешь, я знаю. И все-таки я принесла тебе кое-что. Вдруг понравится?

Моника, наконец, взглянула на Даниэлу и против ожиданий взяла протянутые ей игрушки: очень симпатичного плюшевого мишку и нарядно одетую куклу.

– Ты так и будешь молчать? – спросил Хуан Антонио.

– Спасибо, – едва слышно произнесла девочка.

– Какая ты красивая! – проговорила Даниэла, ласково взяв Монику за подбородок и приподняв ее лицо. – Наверное, похожа на свою маму? Я тоже совсем маленькой осталась без матери, но до сих пор ее помню и не забуду...

– Можно я пойду к себе? – Моника быстро направилась к двери.

– Не беспокойся, – сказал Хуан Антонио, видя, что Даниэла огорчилась. – Моника взяла подарки и не надерзила тебе, а это уже кое-что значит. Завтра познакомлю тебя с моей сестрой, она пригласила нас на обед.

Только предупреждаю, там нас ждет не очень приятный сюрприз.

И Хуан Антонио в общих чертах рассказал Даниэле о Сонии и Рамоне.

– Главное, чтобы они были счастливы, – задумчиво произнесла Даниэла, – остальное неважно.

Сония нервничала. Завтра воскресенье. Придут Хуан Антонио с Даниэлой.

Как отнесутся они к Рамону? Сония была полна решимости не давать его в обиду, в конце концов ей безразлично, что будут о ней говорить.

Как нарочно, в субботу заявилась Бренда и окончательно испортила Сонии настроение своим высокомерием, всячески подчеркивающим несветскость Района.

После ее ухода Сония завела с Рамоном разговор о завтрашнем обеде.

– Ты должен держать себя раскованно, ведь ты мой будущий муж!

– Не могу, – в сердцах ответил Рамон. – Представляю, как будет смотреть на меня твой брат! Пойми, Сония, я еще не привык к своему новому положению.

– Все будет хорошо, – обняв Рамона, произнесла Сония. – Ты окончишь университет, станешь агрономом, будешь зарабатывать на жизнь. И тогда никто не посмеет тебя ни в чем упрекнуть. Выше голову, Рамон! И перестань стесняться!

Сония теперь часто вспоминала свою жизнь еще до замужества, и в этих воспоминаниях Мануэль занимал не последнее место. Если бы не причуды матери, они с Мануэлем поженились бы и были счастливы.

Интересно, что сказал бы немного чопорный, старомодный Мануэль, узнай он об ее увлечении Рамоном? Скорее всего осудил бы ее. Сония не знала, что Мануэль, вопреки всем ожиданиям, и даже своим собственным, полюбил женщину, далеко не монашку, многое повидавшую в жизни. Да еще как полюбил! Неделя разлуки показалась ему вечностью и он помчался к Ракель. Дома он ее не застал и на всякий случай решил заглянуть к Ирене. Долорес сказала, что Ракель часто бывает у нее.

Ракель действительно пошла к Ирене, чтобы поделиться с ней своими переживаниями.

Выслушав жалобы подруги на недостаток денег и скверное настроение, Ракель тихо сказала:

– Мы расстались с Мануэлем.

– Подумаешь, какое горе! – пренебрежительно бросила Ирене.

– Мне тяжело, и я решила устроиться на работу, чтобы немного отвлечься.

– Устроиться на работу? Да ты рехнулась! Если мне не удастся вернуть Хуана Антонио, найду себе богатого старикашку. И тебе советую то же самое.

Успокойся. Никуда он не денется, твой Мануэль!

Не успела Ирене договорить, как в дверь постучали.

– Ракель не у вас? – раздался голос Мануэля.

– Да, да, у меня, – расхохотавшись, ответила Ирене. – Ну, что я тебе говорила?

Ракель молчала. За нее ответили глаза. Они светились радостью.

Кажется, впервые в жизни Мануэль не ночевал дома. Ракель не отпустила его.

– Не уходи, дорогой, ты мне так нужен сегодня!

И Мануэль остался. Когда он вернулся утром домой, Долорес встретила его словами:

– Ах, сынок, как у меня болит голова! Все эта хмельная водичка!

– Доброе утро, мама! Ты не хочешь спросить, где я провел ночь?

– Да я сама недавно пришла... Кое с кем познакомилась. Люблю красивых мужчин. С усами! И с крепкими мускулами! А ночь ты провел с какой-нибудь женщиной... Верно? С кем же еще?

– Не стану скрывать, я был у Ракель. Мы собираемся в ресторан и хотим пригласить тебя.

– Если меня не пригласит кто-нибудь другой, – Долорес кокетливо улыбнулась.

Говорят, старухи назойливы и ворчливы. Но Долорес трудно было назвать старухой. Веселая, легкая на подъем, остроумная, – она могла дать вперед сто очков многим молодым женщинам.

Чего нельзя было сказать об Аманде. Вечно недовольная, ворчливая, заевшая попреками дочь и внуков, – она была просто невыносима, хотя по-своему любила Каролину и ее детей.

С появлением у них в доме Херардо, Аманда взяла на себя роль свахи и не раз вгоняла Каролину в краску своими намеками.

Херардо, спокойный и добрый по натуре, относился к Аманде с присущим ему терпением и деликатностью, стараясь не замечать, как она надоедлива, а порой и бестактна.

Любовь придает женщине особое обаяние. Каролину теперь было не узнать.

Она стала следить за своей внешностью, и когда вместе с детьми и Херардо отправилась на стадион, была просто неотразима в своем шелковом платье кремового цвета, отделанном кружевами, изящных туфельках на высоком каблуке, с алым цветком в ниспадающих на плечи роскошных волнистых волосах.

Трудно описать восторг Эдуардо и Федерико, когда, сидя на самой лучшей трибуне, они смотрели на великолепную игру мастеров футбола, о которых знали лишь понаслышке, или же видели по телевизору.

Херардо чувствовал себя вполне счастливым. Он уже не сомневался, что сделал правильный выбор: Каролина была той женщиной, которую он так долго искал. Он искренне желал и Филипе обрести счастье, но тот был подавлен как никогда. Даже интерес к лошадям пропал: а вдруг Джина в самом деле выйдет замуж и улетит в Германию? Он сознавал, что теряет ее. Ощущение этого усиливали и его любовь, и его отчаяние.

– Попытайся уговорить ее, – советовал Херардо. – Ведь она любит тебя!

– Любит? – с горечью воскликнул Филипе. – Да ей на меня наплевать! Она даже смотреть на меня не хочет. – Филипе обхватил голову руками, долго молчал.

– Ладно, хватит об этом! – сказал он, наконец. – Расскажи лучше о Каролине.