Моя вторая мама (др. вар.)

Глава 4

...Надо же было случиться такому, что несчастье разразилось на другой день после триумфального показа в Доме моделей ее последней коллекции. Как писали в прессе, этот показ, несомненно, представлял собой неординарное событие в мире современной моды. Газеты пестрели броскими заголовками, из коих следовало, что модельер Даниэла Лоренте доказала, что достойна занять свое место среди выдающихся модельеров мира. Джина в тот вечер блестяще комментировала выход моделей на подиум; гремела музыка, демонстрационный зал был переполнен – праздничная атмосфера делала свое дело – у всех создавалось приподнятое настроение. Едва кончился показ, подошли фотокорреспонденты и попросили разрешения снимать. И тут Даниэла с удивлением увидела, как засуетился ее муж – Альберто Сауседо, с которым они были женаты вот уже три года... Теперь, задним числом, она припоминала, как он всегда избегал попадать в объектив фотографов... Так вот в чем было дело... Как же раньше она не замечала ничего? Но не даром говорят, любовь слепа.. Это она поняла слишком поздно, увы... Как она любила Альберто, как доверяла ему! Джина знает – он был главным в ее жизни.

Все изменилось в одночасье... Наверное, Джина более трезвый и проницательный человек, она никогда не относилась к ее мужу с уважением, не терпела его и не скрывала этого, чем очень огорчала Даниэлу. Два самых близких ей человека, подруга и муж, находились в состоянии открытой неприязни друг к другу

Джина, будто предчувствуя недоброе, предупреждала подругу, что Альберто, которому Даниэла доверила бухгалтерию своего Дома, беззастенчиво обкрадывает ее.

– Ты вкалываешь целыми днями, а он наслаждается и бездельничает.

Альберто просто использует тебя, а ты еще и благодарна за это... Не понимаю, как ты можешь?.. Ведь он нас всех пустит по миру...

– Мне не нравится, Джина, когда ты говоришь так! Пожалуйста, прошу, не надо! Не забывай, он мой муж.

– Ну, хорошо, хорошо! И все же, Даниэла, я считаю, надо непременно проверить в ближайшее время финансовые дела.

И снова она не сдавалась, боясь оскорбить самолюбие обожаемого мужа, обидеть незаслуженным недоверием.

– В этом нет необходимости, Джина. Я уже сказала, что верю ему... Безоговорочно!

Альберто же эту неприязнь Джины объяснял очень просто: Даниэла замужем, а вздыхатель Джины, адвокат Филипе, все никак не может решиться сделать предложение взбалмошной, но предприимчивой и деловой Джине. Боится потерять свободу и независимость. Роман их длится не первый год, а Джина все еще ходит в девушках.

Близкий друг и компаньон Филипе, Херардо, тоже настороженно относящийся к Альберто, безнадежно и много лет влюблен в Даниэлу. Ничего не изменило и ее замужество – чувство Херардо осталось прежним. Постоянно поддерживая деловые контакты с юридическим офисом Филипе и Херардо, Даниэла знала, что Херардо выручит, поддержит в самой тяжелой ситуации, поможет всегда профессиональным советом, а это так важно при ведении собственного дела. И, наверное, не последнюю роль в процветании Дома моделей Даниэлы Лоренте играли ее друзья – Филипе и особенно Херардо.

...Джина вышла из душа и снова позвала Даниэлу на палубу – смотреть на отплытие "Норвея", но все ее уговоры ни к чему не привели: Даниэла по-прежнему сидела у иллюминатора, предавшись воспоминаниям. У нее было прекрасное ощущение невесомости, ощущение грядущей счастливой жизни, будто она начинала все заново, забыв о мучительном состоянии собственной беспомощности перед обрушившимся несчастьем.

Это случилось на следующий после показа коллекции день. Как сейчас помнится то солнечное, радостное утро, когда она, окрыленная успехом, с воодушевлением принялась за работу. Но едва она взялась за трубку телефонного аппарата, ее помощница Роси доложила:

– Сеньора! Вас хочет видеть какая-то женщина. Она говорит, что это по очень важному делу... И срочному...

Тотчас за Роси в дверях появилась худенькая большеглазая женщина, держащая на руках маленького ребенка лет двух-трех.

– Сегодня утром, сеньора, – начала говорить женщина, еще не подойдя к Даниэле, – я увидела в газете вашу фотографию... Со вчерашнего показа моделей. Вы на ней сняты с Альберто Сауседо, ведь так? Там говорится, сеньора, что он ваш муж... Но этого, простите, не может быть!.. Я – жена Альберто... Каролина Сауседо, а это Рубен... наш младший сын... Старший, Эдуардо, ему десять лет, остался дома... Если вы не верите, сеньора... – Женщина замолчала, глубоко вздохнула, словно сбросила непосильную ношу. – Я это могу доказать. Вот наше брачное свидетельство...

Даниэла, не соображая, что говорит, произнесла первые пришедшие в голову нелепые, как ей потом казалось, слова:

– Мне... очень жаль, сеньора, что... так получилось!.. Горе обманутой женщины, матери двоих детей, было столь очевидно, что только спустя несколько минут Даниэла, наконец, осознала весь ужас своего положения, всю немыслимость происходящего, которое вдребезги разбивало ее жизнь.

– Я ему... верила. Как же он мог так поступить со мной? Как он мог? Мы... венчались в церкви и все было так прекрасно!..

Она говорила и совершенно ясно понимала: все слова на свете уже бессильны что-либо изменить. И все же, не настолько низко пал Альберто, чтобы, будучи женатым, идти венчаться в церковь? Может, это какая-то ошибка?

Но этот, казалось бы, незыблемый аргумент был тут же уничтожен, опровергнут, раздавлен таким же весомым контраргументом, оказавшимся в руках этой хрупкой женщины, ищущей справедливости уже не ради себя, но ради детей.

– Мы с ним тоже венчались в церкви, и у нас двое детей... Я всегда надеялась, что он образумится, вернется ко мне, а ведь я даже не знала, где он пропадает... Это случилось, когда я носила Рубена. Он ушел тогда... – Как раз в это время он женился на мне. О, Господи! За что такое? – Даниэла заплакала, не в силах больше сдерживать слезы.

А женщина, не щадя ни ее, ни себя – видно, намаялась за свою жизнь с Альберто так, что все уже отболело, – жестко сказала, словно припечатала:

– Он сеньора, всегда был бабником и приспособленцем, любил красиво пожить. Поэтому и бросил меня. Его всегда раздражало, что я бедна и не могу его содержать. А сейчас у меня и работы нет, мы живем милостью моей матери, на остатки ее сбережений...

– Ради, Бога, не продолжайте, – сострадание Даниэлы было столь искренним, что Каролина почувствовала, что не испытывает к этой доброй душе ничего, кроме жалости. – Вы не представляете, как больно мне это слышать! Я прошу вас, пойдемте сейчас ко мне домой. Нужно, чтобы Альберто вас увидел.

Обещаю, ничего не случится, не бойтесь. Нужно прояснить это дело раз и навсегда... Тянуть – значит испытывать наше с вами терпение.

Господи! Двоеженец – терзалась Даниэла. Как же он мог прикидываться столько времени таким любящим, нежным... И все ради денег. Для нее самой деньги никогда не были главным в жизни, хотя она умела зарабатывать их своим трудом и, ни в чем не испытывая нужды, жила с комфортом. Как же это могло тянуться целых три года?.. Как была она, Даниэла, слепа, не слушала советов верной Джины. Да, теперь-то она не сомневалась: он, конечно, и на руку не чист, замечала кое-что и сама, но молчала. Да! Пусть будет тщательная ревизия бухгалтерских счетов, счетов в банке, доходов, расходов – Джина права, у нее более трезвый ум, да и чутье ее не подвело...

...Они прождали Альберто до позднего вечера, сидя в мягких креслах друг против друга. Наверное, это были одни из самых тягостных часов в ее жизни... Но вот открылась дверь и появился он – высокий, стройный молодой мужчина с обаятельной, открытой улыбкой и протянул ей навстречу руки. А потом, потом была омерзительная сцена: ее бывший муж врал, ловчил, изворачивался, притворившись, что видит Каролину первый раз в жизни. Как он молил Даниэлу о любви и прощении, обещая – уже позже – развестись со своей первой женой... И чего стоило Даниэле решительно заявить о том, чтобы он немедленно покинул ее дом. Раз и навсегда...

Наверное, великая истина содержится в пословице: "От любви до ненависти один шаг". Даниэла прежде не могла понять ее смысла. Теперь же, в полной мере испытав такое жизненное потрясение, ощутила пустоту и поняла: любовь ушла. Так же внезапно, как когда-то возникла. Оставалось чувство жалости, но более – к себе, к своему позорному, как она считала, замужеству.

Даниэла всегда была наделена чувством сострадания к ближнему, сильнее, чем многие из ее окружения. И когда стало известно, что Альберто приговорен за двоеженство и растраты в Доме моделей к десяти годам тюремного заключения, это вызвало у нее шок. Женщина упала в обморок, когда долго колебавшиеся Херардо и Филипе наконец сообщили ей о приговоре. И, чувствуя какие-то угрызения совести, ведомая желанием утешить и поддержать, как утешила бы она и поддержала любого другого в таком несчастье, Даниэла никому ничего не сказав, отправилась на свидание в тюрьму. Зачем – она и сама не смогла бы объяснить себе этого поступка – ни тогда, ни тем более теперь, когда Сауседо остался в прежней жизни. Одни угрозы и проклятья сыпались на ее голову, когда Альберто, протянув руки сквозь решетку, крепко схватил Даниэлу и приблизил, насколько возможно, к себе...

Единственное, что осталось от жизни с Альберто, – это отношения с Каролиной. Невольно чувствуя себя косвенной причиной страданий этой женщины, Даниэла искренне старалась помочь подруге по несчастью: она пригласила Каролину работать у себя в Доме моделей. И никогда не пожалела об этом.

Уезжая в круиз, она оставила Дом на верных людей, своих служащих. Одной из них стала и Каролина. Как изменилась она вся, как сияла, когда Даниэла положила ей приличное жалование, как прямо глядя в глаза своей благодетельнице, говорила, что не заслуживает таких денег... Милая Каролина, с нежностью думала Даниэла, пусть эта служба станет первым твоим везением в жизни. Пусть ты будешь иметь возможность побаловать своих детей, купить им одежду, игрушки, сладости... Может, и у нее, Даниэлы, будут когда-нибудь дети... Уж не так она провинилась перед Богом, чтобы быть так жестоко наказанной и не изведать радость материнства.

Перед самым отъездом Даниэлы Каролина призналась ей, что и она отважилась отправиться в тюрьму на свидание с Альберто – ведь у них общие дети, она еще надеялась на то, что он опомнится, что отцовские чувства помогут ему образумиться. Но куда там!.. Он просто выгнал жену, проклиная, обвиняя во всем. Лало, говорила Каролина, старший, болезненно переживал долгое отсутствие отца, все время спрашивал о нем. Что утешительного могла она сообщить сыну? И все собиралась, как бы осторожнее сделать это – мальчик очень ранимый... Но это за нее сделала мать, Аманда, однажды оглоушив ребенка сообщением, что он сын преступника. Пожилая, больная женщина, вконец ожесточившаяся из-за неустроенности жизни, по-своему любила Каролину и ее детей, помогала ей присматривать за мальчиками, но все это с оговорками, грубостями, бестактностью, нетерпимостью к шалостям детей и молодости своей непутевой, как она считала, дочери... А, может, жизнь ее сделала такой: и ее молодой бросил муж, и она одна воспитывала дочь. Горестная участь милой Каролины, куда как тяжелее ее собственной судьбы, думала не раз Даниэла.

Ночью ей постоянно снился Альберто, протягивающий к ней из-за решетки руки! Этот кошмарный сон не давал покоя и днем, и она нередко думала, что постепенно ей становится безразлична судьба ее бывшего мужа, но все же, ловила себя на мысли, лучше было бы, чтобы Сауседо освободили. Боль останется в ее сердце. Но может, он все-таки образумится и вернется к своей семье, детям. Хотя, вряд ли стоило на это надеяться Каролине, ее бедность его отталкивала, а ему нужны были деньги, и немалые, чтобы жить, ни в чем себя не ограничивая и не неся никакой ответственности за совершенное.

Аманда, рассказывала Каролина, не смягчилась даже тогда, когда узнала о том, что сеньора Даниэла взяла ее дочь на работу и не разделяла надежд Каролины, что ее бывший муж когда-нибудь образумится. Мать настаивала как можно скорее развестись с ним, посоветовавшись со знакомыми адвокатами сеньоры Лоренте – Даниэла перед отъездом познакомила Каролину с Херардо и Филипе.

...Господи, неужели мы уже плывем, думала Даниэла, очнувшись от воспоминаний и грустных мыслей. В комнату ворвалась оживленная Джина.

– Отчалили! Мы с тобой богини Карибского моря! Ну, очнись же, дорогая!

Ты уехала из Мехико, чтобы продолжать грустить? Мы едем на роскошный курорт, и наша задача – обольстить всех прекрасных мальчиков! Ты в состоянии это сделать? А наши бикини нам помогут это сделать великолепно!

– Ах, Джина, Джина, ты неисправима! Чтобы носить бикини, надо быть другим, нежели я, человеком!.. Ты понимаешь? Что же мне делать, если я такая...

– Жить, жить, жить! – выдохнула Джина, примеряя купленное тут же, в аэропорте, новое открытое платье, чем-то приглянувшееся ей. – И даже забыть о наших верных кавалерах Херардо и Филипе. Пусть-ка они там, в Мехико, побесятся!.. Черт возьми, сегодня вечером мы отправляемся с тобой в ресторан. Давай-ка подумаем, что нам надеть? Хочу всех сразить за ужином!

Думаю, недостатка в кавалерах не будет?

Настроение подруги не могло не передаться Даниэле; оживившись, она раскрыла свой чемодан.

– Смотри, у нас с тобой так много красивых платьев, особенно из моей последней коллекции. Так что выбор – богат! Давай решать, в чем мы пойдем.

– Не хватает только украшений с бриллиантами...

– А знаешь, Джина, я оставила почти все украшения в Мехико. Как-то не сообразила в спешке последних дней...

– Надеюсь, ты их надежно спрятала в сейф?

– Нет они остались в моей спальне на туалетном столике, Там же моя Дора, ты ее знаешь. Она никогда ничего не возьмет.

– Это определенно, Даниэла, Доре можно доверять.

– Волосы, волосы, Джина! Заколи этот бант, он очень пойдет к твоему вечернему платью.

– А ты, Даниэла, распусти свои! Тебе так идет, когда ты их зачесываешь на одну сторону!

– Ну, вот, готово! – Даниэла смотрела на себя в зеркало. – Ах, Джина! – в восторге закружила она подругу. – Я чувствую, будто у меня начинается новая жизнь, чувствую себя такой счастливой, такой свободной.

Совершенно свободной! Первый раз в жизни!..

В другой каюте "Норвея", очень похожей на ту, что занимали Даниэла и Джина, у точно такого же иллюминатора сидел в шезлонге Хуан Антонио, глядя на необозримую морскую гладь.

– Поторопись, дорогой, – Ирене примеряла одно платье за другим, – не в силах остановить свой выбор. – Скоро ужин! О чем это ты задумался? А?

– О Монике, – вздохнул Хуан Антонио. – Бедняжка, я так по ней скучаю.

Думаю, мне не стоило сейчас уезжать. Ругаю себя страшно. Ведь меньше месяца прошло, как я похоронил жену...

– Но ведь для того и уехал, чтобы забыть о прошлом, – засмеялась Ирене. – Не думай об этом! Все это глупости, а здесь так хорошо! Чистый воздух, солнце, море, радость, развлечения и... вторая мама для твоей дочки...

Хуан Антонио понимал, что бесполезно в чем-то убеждать свою подругу, она неисправима. Он до рези в глазах смотрел на нестерпимо блестевшее солнечное отражение в воде до тех пор, пока глаза не стали слезиться. И тут вдруг почему-то в его памяти возникло воспоминание недавних дней.

Однажды на фабрике он случайно увидел неизвестно откуда взявшийся манекен. Он был мертвенно серого цвета и стоял в нелепой позе: вывернутые в суставах руки, чуть согнутые ноги, неестественный оскал улыбки на голой, яйцеобразной формы, голове... И вдруг на единственный миг Хуан Антонио почудилось, что лицо безжизненного манекена напоминает ему улыбку... Ирене, заученную, деланную, неестественную... Он дал волю воображению, и оно разыгралось вовсю: Хуан Антонио мысленно представил, что к этому манекену подходит его Моника, осторожно берет его за руку, и рука мгновенно отваливается... Тогда девочка в отчаянии обхватив его, прожимается щекой к холодной поверхности. И тут же манекен рассыпается на мелкие осколки...

Слетает голова и раскалывается... Моника горько плачет и, едва слышно шепчет одно-единственное слово: "Мама, мама, мамочка!.."