Моя вторая мама (др. вар.)

Глава 29

Прошло восемь лет. Из пухлого большеглазого ребенка Моника превратилась в красивую девушку; счастливые, ничем не омраченные отношения Даниэлы с любимой дочерью, казалось, сделали их даже внешне похожими друг на друга: высокие скулы, короткий прямой носик, пушистые, загнутые ресницы и большие яркие глаза. Золотистые волосы были дополнительным украшением этой высокой, хорошо сложенной девушки. Дом моделей Даниэлы Лоренте процветал: она вышла на зарубежные рынки, новый стиль мужской одежды под названием "Хуан Антонио" принес ей широкую известность.

Даниэла, по-прежнему красивая, безупречно элегантная, обаятельная, пребывавшая всегда в хорошем ровном настроении, по праву считалась идеальной женой; так же как Хуан Антонио, импозантный, преуспевающий бизнесмен, гордящийся своей женой, – был великолепным мужем. Одним словом, идеальная супружеская чета. Чего нельзя было сказать о Джине и Филипе.

Джина мучительно переживала свой возраст: конечно, у нее чудесные дети – восьмилетняя Джина Даниэла, или попросту Бебес, и шестилетний Густаво, – но ведь годы уходят и, хотя она по-прежнему чувствовала себя молодой и красивой, нужно торопиться жить – время сурово и безжалостно.

Прошедшие годы совершенно не изменили Джину. Все такая же непредсказуемая, импульсивная, легко переходящая от слез к хохоту, она так и не смогла остепениться, превратиться в примерную жену и мать. Стань она скучной домашней хозяйкой, это была бы уже не Джина. Совсем не то Филипе. Теперь в нем невозможно было угадать молодого человека, который приехал на свадьбу Даниэлы и Хуана Антонио верхом на "Стройной Малышке". Больше всего Филипе хотелось спокойной размеренной жизни: работа, дом, вкусный обед, любимая жена, дети, и, наконец, удобное кресло и газета. Все остальное ему казалось лишними хлопотами. Зачем идти вечером в ресторан или бар, если можно прекрасно поужинать дома? Дома даже лучше – не нужно повязывать галстук, можно вылезти из пиджака. Так что жизнь Филипе была бы вполне счастливой, если бы не жена. Джина постоянно тормошила его, куда-то звала, требовала, чтобы он шел вместе с ней. Она тосковала по шумным развлечениям, веселому обществу, где она сверкала бы как раньше. А для Филипе лучшим развлечением стало спокойное чтение газеты под звуки голосов детей.

Джину это выводило из себя. Ленивый флегматичный муж-домосед с каждым днем раздражал ее все больше. Давно прошли те первые годы их супружеской жизни, когда ей казалось, что она купается в счастье. Теперь же замужество все чаще стало казаться ей самой большой ошибкой, какую она совершила в жизни. Ханс... Он был такой красивый, обходительный, так ценил ее... Увы, она выбрала Филипе.

Тогда, восемь лет назад, все представлялось совершенно другим. В характере Джины было ставить перед собой цель и затем добиваться своего. Ей нужна была борьба. Когда-то такой целью было создание вместе с Даниэлой Дома моделей. Затем целью стало добиться, чтобы Филипе женился на ней, но как только цель оказалась достигнутой, он стал ей неинтересен. Конечно, у Джины была любимая работа и дети, но этого ей было мало. Она болезненно переживала, что молодость уходит и уходит так скучно, так прозаично. Недовольство жизнью нарастало, а вместе с ним приходило раздражение на Филипе.

Теперь уже не проходило и дня без ссор с мужем. Ссоры возникали по любому поводу и без повода. Джине достаточно было увидеть, что Филипе берет в руки газету, и она тут же взрывалась, кричала на него, говорила обидные колкости. Как всегда в таких случаях больше всего от ссор родителей страдали дети. Ведь Бебес и маленький Густавито любили родителей одинаково, и им было тяжело видеть, как самые близкие им люди кричат, стараются сказать друг другу что-то обидное. Джина понимала это, но не могла остановиться. Не без зависти смотрела она на жизнь подруги – Даниэла и Хуан Антонио, как прежде, были влюблены друг в друга. Их чувство не утратило свежести, не потускнело.

Повседневность, будничная рутина отступали перед их умением и желанием сохранить свою любовь. Джина завидовала такому постоянству, на которое сама не была способна.

Чем больше Филипе раздражал Джину своей неподвижностью и сибаритством, тем больше она металась, напоминая птицу в клетке. Она бесконечно меняла наряды, прически, то избирая себе деловой, почти мужской стиль, то подчеркивала женственность. Но все это только внешне разнообразило ее жизнь, суть же оставалась ужасающе неизменной: работа, дети, Филипе, уткнувшийся в газету. Терпение покидало Джину.

А Филипе был полностью доволен своей жизнью: днем – любимое дело, вечером – газета, телевизор, дети. Что еще нужно семейному человеку, без сожаления оставившему позади молодость? Ведь выросло уже новое поколение...

А у нового поколения были свои проблемы.

Даниэла уже несколько дней замечала: ее дочь что-то гнетет. А вчера

Моника неожиданно сказала ей: "Я хочу, чтобы ты знала: если когда-нибудь я совершу ошибку, то меньше всего хотела бы, чтобы ты из-за меня страдала".

Даниэла встревоженно взглянула на дочь, но та заторопилась – она должна заехать к Маргарите.

Моника действительно торопилась к подруге – излить ей душу, посоветоваться, что делать дальше. Вчера выяснилось окончательно – у нее будет ребенок. Моника была в ужасе: как ей об этом сказать родителям – она всегда считалась примерной дочерью, все эти годы будто стояла на пьедестале и вот теперь... К тому же, кто знает, как отнесутся родители к отцу ее будущего ребенка? Ведь он взрослый мужчина, почти ровесник ее отца, и, кроме того, маме так всегда нравился Лало. Лало... Он любит ее, а она, она испытывает к нему лишь дружеские чувства, не более. А тот человек покорил ее сразу, с первого же дня их случайного знакомства.

Она сдала тогда первый выпускной экзамен и пошла в соседнее кафе-мороженое, чтобы подождать там Маргариту и Летисию, которые еще готовились к ответу. За ее столик подсел интересный мужчина; быстрый, энергичный, спортивного вида, с живым взглядом карих глаз, с мягкой улыбкой на подвижном лице и длинной серьгой в виде черта в одном ухе. Он спросил ее, какое мороженое она предпочитает, и заказал себе тот же самое. Ах, это мороженое... Моника улыбнулась, вспомнив, сколько мороженого покупали ей Сония и дядя Рамон. Бедняжка Сония. В последние годы она сильно сдала и к тому же совсем перестала обращать на себя внимание. Даже папа как-то удивлялся, почему она так безвкусно одевается. Да еще большие круглые очки в черной оправе! Зато дядя Рамон стал настоящим красавцем. Они с Маргаритой с удовольствие болтали с ним, когда у него находилось для них время.

...Она расцеловалась с Маргаритой, бросилась в кресло и расплакалась: – Маргарита, я в отчаянии! Не знаю, как это могло со мной случиться.

Зеленоватые глаза Маргариты с тревогой смотрели на нее из-под полукружья густых черных бровей.

– Расскажи Даниэле, она тебя поймет и сможет что-нибудь посоветовать. И ему расскажи, он тоже должен нести ответственность. – Маргарита помолчала. – В последнее время нам всем приходится несладко. Мне, например, совсем не нравится то мужчина, с которым встречается моя мама. Недавно, когда мы сидели в кафе, он "перепутал" под столом мамину ногу с моей. Мне пришлось дать ему пощечину.

Моника взглянула на подругу. Ей показалось даже, что и без того маленькое личико Маргариты еще больше осунулось и побледнело. Но Маргарита уже махнула рукой:

– Ах, ладно. У тебя проблемы посерьезнее.

Моника решила последовать совету Маргариты и не откладывать дело в долгий ящик. Она села в машину и вскоре уже выходила у дома довольно мрачного вида, расположившегося ярусами на склоне невысокого холма. Когда Моника была здесь первый раз, она удивилась, насколько интерьер этого дома соответствовал его внешнему виду: блеклые стены гостиной, всегда легкий полумрак – как будто свет избегал заглядывать в единственное окно, выходившее на север, – симметрия абстрактной графики на стенах. Дорогой, но холодный дом.

Он радостно обнял ее, усадил рядом с собой на диване. Но Моника встала, нервно заходила по комнате, стараясь справиться с волнением.

– Дорогой, я в отчаянии. Не знаю, как сказать об этом родителям... Они меня убьют... Ты должен помочь мне. Я беременна.

Он принял известие совершенно спокойно, как будто ожидал это услышать.

– Не мучь себя, любовь моя! То, что произошло с тобой, – естественноеявление, – только и сказал он.

– Тебе легко говорить, тебя родители не воспитывали в таких строгих правилах...

– Ты что, уже не любишь меня? – Он крепко обнял ее.

– Зачем ты спрашиваешь, если и так знаешь ответ. Я страстно люблю тебя! Ты научил меня любить. Из девчонки сделал меня женщиной...

– Тогда, в чем же дело? Нам надо поговорить с твоими родителями. Судя по тому, что ты мне рассказывала о своей матери, я уверен, она отнесется кнам с пониманием. Я очень хочу познакомиться с ней.

– Ты будешь от нее в восторге, – просияла Моника. – Моя мама – это прелесть!

– Да, могу себе представить... – сказал он с едва заметной усмешкой.

Монике стало легче. К тому же, приехав домой, она поделилась своим секретом с Марией: взяв с нее обещание ничего не говорить родителям, она рассказала ей о своем женихе. И Мария посоветовала ей привести его в дом.

Ходить к мужчине – неприлично и, как бы не менялись времена, уважение и достоинство никогда не выйдут из моды, учила она Монику.

Маргарита долго раздумывала, имеет ли она право на этот шаг. А потом решила: да, имеет, ведь Моника ее ближайшая подруга; она не может больше видеть, как та мучается, не решаясь рассказать обо всем матери. Маргарита отправилась в Дом моделей.

День выдался довольно гнетущим. Начать с того, что сегодня ночью ей опять приснился тот трайлер – человек с головой странной формы возился около колеса, и, когда ее машина проехала мимо, поднял голову и посмотрел ей вслед. Неужели призраки прошлого никогда не оставят ее? Вот и Джина, говоря о выросшем за последние годы торговом обороте, упомянула вдруг об Альберто: что было бы с ними теперь, если бы они не раскрыли тогда его махинации?! Ах, зачем она только вспомнила об этом – не успеешь оглянуться, как пройдут два года и Альберто выйдет из тюрьмы. Впрочем, теперь он ее врасплох не застанет.

Когда они с Джиной уже заканчивали разговор, вошла Маргарита. Даниэла всегда, выделяла из подруг дочери эту спокойную, доброжелательную девочку, превратившуюся теперь в стройную девушку с пышными белокурыми волосами. Но сегодня Маргарита была странно молчалива, а когда Даниэла попыталась разговорить ее, посмотрела на нее своими зеленоватыми глазами и выпалила:

– Вы должны знать, что Моника ждет ребенка.

– Что ты говоришь! – Даниэла почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица.

– Я рассказала вам это не ради сплетни, а лишь потому, что только вы одна знаете, как поступить.

– Господи, я видела, что с ней творится что-то неладное, но я даже не думала... Бедная девочка, она, наверное, ужасно страдает...

Даниэла решила начать действовать немедленно и спросила Маргариту, не знает ли она адрес того парня. Маргарита взяла листок бумаги, написала адрес и протянула Даниэле.

– Вот, это адрес Альберто. Один раз я была у него с Моникой.

У Даниэлы оборвалось сердце.

– Этого типа зовут Альберто? А как его фамилия? Но фамилии его Маргарита не знала.

Даниэла быстро вышла из машины и по широкому подъездному пути направилась к дому. Ей открыл дверь мужчина невысокого роста, плотного телосложения, лет тридцати с небольшим.

– Так вот вы какой! – бросила ему с порога разгневанная Даниэла. – По дороге сюда я пыталась представить себе ваше лицо...

– Извините, сеньора, – перебил мужчина, – я вас не понимаю.

– Ах, не понимаете! – возмутилась Даниэла. – Меня зовут Даниэла Лоренте Мендес Давила. Надеюсь, теперь вам все ясно?

Мужчина в раздумье посмотрел на нее.

– Вы мать...

– Да, я мать Моники.

– Вы ошибаетесь, сеньора, я не Альберто. Даниэла извинилась и решительно уселась на диван.

– Я не уйду отсюда до тех пор, пока не поговорю с ним. Ждать пришлось недолго. Вскоре распахнулась дверь и в комнату вошел...

Альберто по-кошачьи перепрыгнул через диван и встал перед Даниэлой, обнажив в улыбке ряд мелких зубов:

– Ну просто как в сказке. Вот мы с тобой и встретились. Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Нет... Нет... – отступила от него Даниэла, все еще не в силах осознать случившееся.

– Как видишь, ты напрасно старалась. За эти восемь лет я не умер в тюрьме.

Несмотря на ужас, растерянность, нахлынувшие на нее, Даниэла все-таки заметила: внешне Альберто изменился мало, но в нем появилось что-то новое – он все время дергался, кривлялся, размахивал руками... И эта нелепая серьга... Какой же он мерзкий!

– Нет! Нет! Нет! – закричала Даниэла. – Будь ты проклят!

– Только одно придавало мне силы, Даниэла...

– Будь ты проклят! – опять закричала она, топая ногами и наступая на него.

– ...Мысль о том, что я должен вернуться и расквитаться с тобой.

– Послушай, – попыталась сдержать себя Даниэла, – но в чем провинилась Моника? Почему она должна стать жертвой твоей злопамятности?

Альберто бросился на диван и, вытянув шею, скривившись в злобной гримасе, с расстановкой произнес:

– Это еще только начало, Даниэла. Как ты желаешь: чтобы я так к тебе обращался или чтобы уже сейчас стал называть тебя мамой? Нет худа без добра, – Альберто искоса наблюдал за реакцией Даниэлы, – ты же не теряешь дочь, наоборот, теперь у тебя будет еще и сын.

– Ты больше не подойдешь к Монике даже на пушечный выстрел, – с тихой яростью сказала Даниэла. – Я тебя предупреждаю.

– Как ты можешь мне помешать? – усмехнувшись, спросил Альберто.

– Я ей все расскажу. Когда она узнает, кто ты такой на самом деле...

– Я отец ее будущего ребенка.

– Этот ребенок обойдется без отца, тем более такого, как ты. Ты еще получишь по заслугам, ты просто не знаешь, что может сделать мать, защищая своих детей.

– Ты, наверное, думаешь, что я испугался? Смотри. Я просто дрожу от страха. – И, вскочив с дивана, Альберто задергался, изображая, как он боится.

Взглянув на него ненавидящим взглядом, Даниэла выбежала из мрачного, как подземелье, дома на яркий солнечный свет.

В Доме моделей ее встретила Джина. Едва взглянув на окаменевшую Даниэлу, она поняла, случилось что-то ужасное, и взволнованно спросила:

– Ну что, он негодяй, да?

– Хуже, – тихо сказала Даниэла. – Это тот Альберто, которого мы с тобой знаем, – Альберто Сауседо.

Джина молча опустилась на стул рядом с подругой.

Когда Даниэла приехала на обед, Хуан Антонио и Моника были уже дома.

Хуан Антонио только что уволил пьяницу Арселию, мать Фико, – теперь уже Федерико, способного молодого человека, работающего в его офисе. После смерти мужа Арселия сама пристрастилась к бутылке, невзирая на все просьбы и мольбы сына. И спилась окончательно. Хуану Антонио было жаль парня, но терпеть в доме пьяную горничную он больше не собирался.

Стремительно войдя в гостиную, не обращая внимания на Хуана Антонио, Даниэла бросила:

– Идем в твою комнату, Моника. Нам надо поговорить! Моника пошла за ней. Закрыв за собой дверь, Даниэла взволнованно повернулась к дочери:

– Почему ты мне ничего не сказала? Сегодня у меня была Маргарита.

– Сплетница! – воскликнула Моника. – Я так хотела, чтобы никто ничего не знал.

– Ты не представляешь, что ты натворила!

– Мама, ты должна меня понять правильно...

– Я была у Альберто...

– Значит, теперь ты знаешь, какой это удивительный человек. Мамочка, мы с ним поженимся, – радостно сказала Моника, чувствуя, как у нее с души свалился камень.

– Никогда! Никогда! Слышишь? – закричала вне себя Даниэла.

– Мама, пожалуйста, пойми меня... – Моника расплакалась.

– Ты больше никогда его не увидишь! Я еще могла бы понять, если бы на его месте был другой человек, но чтобы он!

– Но почему, мама? Почему?

В гневе, в отчаянии, не слыша друг друга, они кричали, думая каждая о своем и удивляясь ответному непониманию: как Моника может любить этого подлеца! Как мама не видит, что Альберто замечательный человек? Наконец Даниэла в отчаянии сказала:

– Я чувствую себя как в аду. Дочка, когда-то Альберто искалечил мою жизнь, а теперь он добрался и до тебя.

– Ты его знала? – удивленно спросила Моника.

– Дочка, восемь с лишним лет назад он был моим мужем... – выдохнула Даниэла.

– Нет! – Моника в отчаянии схватилась за голову, с ужасом гладя на Даниэлу.

– Он меня обманул, наш брак оказался недействительным, потому что он не развелся со своей другой женой. Знаешь, кто она? Каролина. Да, да, Лало и Рубен его сыновья.

– Нет, нет... – Моника качала головой, отказываясь верить своим ушам. – Его дети? Нет! Нет! Это неправда, мама!

– Альберто никогда меня не любил, он только жил на мои деньги. Он вел всю бухгалтерию в Доме моделей и крал у меня, сколько мог.

– Боже мой! Боже мой!..

– Херардо, Филипе и Джина хорошо его знали. Они посоветовали мне подать в суд. Он этого заслуживал. Его посадили на десять лет, а теперь он на свободе и мстит мне.

– Мама, мамочка, мама... – Моника упала на кровать, забилась в угол.

На нее обрушился мир. Это невозможно, невероятно, этого не может быть.

Альберто всегда казался ей таким искренним.. Что же, неужели он... Моника подняла голову, недоуменно взглянула на Даниэлу: – Ты хочешь сказать, что Альберто только воспользовался мной, чтобы отомстить тебе?

– Да, – твердо сказала Даниэла. – Он сказал мне об . этом при встрече.

Он хочет покончить со мной и знает, что ты мое самое уязвимое место, потому что я очень люблю тебя.

– Мама, что же мне теперь делать? – потерянно спрашивала Моника, глядя на мать заплаканными глазами. – Что же мне делать?

– Я тебе помогу, – твердо сказала Даниэла. – Конечно, нет ничего хорошего, что у тебя родится внебрачный ребенок, но это не так уж страшно.

– Отец убьет меня, мама. Что я натворила!

– Нет, нет! Пойдем поговорим с ним прямо сейчас.

– Нет, мама! Нет! Я тебя умоляю.

Но Даниэла настояла на своем. Хуан Антонио имеет право знать правду, и, кроме того, он сможет безотлагательно объясниться с Альберто.

Когда они спустились вниз, раздраженный Хуан Антонио сидел за столом – он опаздывает, а у его женщин завелись какие-то секреты.

Не присаживаясь к столу, Даниэла быстро сказала:

– Хуан Антонио, ты должен об этом знать. Моника ждет ребенка.

Хуан Антонио, побледнев, несколько минут молча смотрел на Монику, потом, отшвырнув салфетку, вскочил на ноги:

– Что ты говоришь?

– Об этом я узнала сегодня, как и о том, что отца ее ребенка зовут Альберто Сауседо. Это мой бывший муж.

Сжав кулаки, Хуан Антонио шагнул к дочери:

– Как ты докатилась до этого? – Он резко встряхнул ее за плечи.

– Папа, отпусти меня! – испугалась Моника.

– Хуан Антонио, не надо, – мягко, но решительно сказала Даниэла. – Альберто мстит мне.

Негодованию Хуана Антонио не было предела. Потрясенная не меньше его, Моника обещала никогда не встречаться с Альберто.