Моя вторая мама (др. вар.)

Глава 35

В один из дней Даниэла обедала у подруги, и этот обед произвел на нее тягостное впечатление. Кому приятно становиться свидетелем чужих семейных скандалов? Даниэла принципиально не хотела принимать сторону Джины, потому что чувствовала – подруга несправедлива к мужу. Он надоел ей, ей хочется новых, острых ощущений. Но куда это может завести Джину? Даниэла думала о том, как убедить подругу, что настоящая счастливая жизнь не состоит из одних развлечений, ведь счастье – это не только бурные страсти, сколько спокойная, крепкая любовь.

На следующее утро, войдя в кабинет, Даниэла не сразу заметила, что у нее посетитель. Она закрыла за собой дверь и увидела стоящего у вешалки высокого мужчину. Она в недоумении остановилась, но уже в следующую секунду ахнула от удивления и радости. Перед ней стоял Ханс!

Ханс! Все такой же холеный, красивый, безукоризненно одетый. Он улыбался такой знакомой обаятельной улыбкой! Масса счастливых воспоминаний нахлынула на Даниэлу: ведь Ханс был свидетелем самой радостной поры в ее жизни – "Норвей", знакомство с Хуаном Антонио, свадьба.

Ханс тоже рад был видеть Даниэлу. Да и могло ли быть иначе – ведь он специально проделал весь этот неблизкий и недешевый путь из Германии в Мексику, чтобы увидеть ее, Хуана Антонио и... конечно, Джину. Он продолжал любить эту удивительную женщину, такую яркую, неповторимую. В Германии (Ханс был убежден в этом) похожей женщины просто не может родиться. Педантичные немки по сравнению с Джиной казались ему не живыми людьми, а манекенами, вроде тех, что стояли в Доме моделей Даниэлы Лоренте. И хотя Джина причинила ему боль, – а, может быть, именно поэтому – он продолжал помнить о ней.

От отчаянья четыре года назад Ханс женился. Его жена была красивой женщиной, гораздо красивее Джины. Но любви не было, а красота без любви не приносит счастья. Год назад Ханс разошелся с женой и испытал при этом только облегчение. Но пустота его жизни угнетала с каждым годом все больше и, не выдержав, он решил вернуться в Мехико. И вот он здесь, в знакомом Доме моделей, а перед ним Даниэла, элегантная и удивительно родная. Он вдруг почувствовал, что эти люди, живущие на другой стороне земного шара – единственные люди по-настоящему близкие ему. Он хотел знать, как прожили они эти долгие восемь лет.

– За это время столько всего случилось, – грустно улыбаясь, ответила Даниэла.

Она рассказала ему все – о беременности, аварии, потере долгожданного ребенка, о том, с каким трудом ей удалось завоевать любовь Моники. Теперь девочка выросла, и вот новые проблемы. И самое ужасное, что в этом замешан ее первый муж, мерзавец и негодяй Альберто, подобных которому трудно найти.

Ханс расстроился, слушая невеселый рассказ Даниэлы. Он был рад услышать, что у Джины все в порядке – муж, тот самый Филипе, с которым он когда-то подрался в ресторане, двое очаровательных детей. В коридоре раздался до боли знакомый голос, который не раз за эти годы являлся ему во сне:

– Роса, я иду к себе. Только спрошу одну вещь у Даниэлы.

Даниэла, услышав, что подруга сейчас войдет к ней, хитро улыбнулась Хансу и спрятала его за дверью. Хороший будет сюрприз для Джины!

Дверь открылась и вошла Джина, деловая и элегантная.

Ханс не мог оторвать от нее глаз. Она. Женщина его мечты. Богиня Карибского моря.

– Я тут кое-что придумала для будущей рекламной кампании, – с порога сообщила Джина. – "Избавляйтесь от старых предрассудков! Одевайтесь у Даниэлы Лоренте и ищите себе нового мужа!" Ну, как тебе?

Вместо ответа Даниэла попросила подругу закрыть глаза, пообещав показать один фокус. Заинтригованная Джина с готовностью зажмурилась. Даниэла подвела к ней Ханса:

– Потрогай. Кто это?

Джина протянула руки и почувствовала, что пальцы коснулись мужского пиджака. Ага, мужчина. Кто-то из знакомых? Но к чему такой фокус, зачем закрывать глаза? Хорошо сшитый легкий пиджак, коротко стриженные волосы. Кто же это... Она открыла глаза.

– Ханс!

Это был подарок судьбы. Неужели можно вернуть время вспять, исправить ту роковую ошибку, когда она предпочла Хансу этого тюфяка Филипе? Ханс!

Сколько раз она думала о нем, ругала себя за глупость, но написать после всего того, что натворила, она, разумеется, не решалась. И вот он здесь. Живой. Все такой же красивый, даже красивее, мужественнее. Но вдруг она ему не понравится, ведь прошли годы, и они оставили на ней свой след – новые морщинки вокруг глаз, которые появились, несмотря на маски, массаж, кремы.

Но он смотрит на нее все с тем, же восхищением.

– Вы как всегда очаровательны, – улыбаясь, сказал Ханс, глядя на Джину.

От этого "вы" Джина чуть не прослезилась. Боже, до чего же он красивый.

Джина решила, что он непременно должен жить у нее. Никаких гостиниц!

Даниэла в изумлении смотрела на Ханса и Джину. Как будто не было этих восьми лет. Как будто время остановилось. Можно подумать, что они вчера вернулись из круиза. Разумеется, Ханс не должен жить у Джины – вот так смотреть друг на друга в присутствии Филипе недопустимо. Филипе, какой бы он ни был спокойный, вряд ли потерпит такое. И его можно понять. Поэтому Даниэла пригласила Ханса к себе. А сегодня вечером они непременно отужинают вместе – Даниэла с Хуаном Антонио, Ханс и Джина с Филипе.

Однако Джина наотрез отказалась не только приглашать мужа в ресторан вместе с другими, но и вообще ставить его в известность о приезде Ханса.

– Не такая я дура, чтобы говорить ему, что Ханс в Мехико. Чтобы он придирался ко мне? Я хочу нормально отдохнуть, а он будет только мешать мне. Пусть наслаждается своей газетой.

Джина летела домой, как на крыльях. Какое счастье! Ей казалось, что ее жизнь вдруг наполнилась новым содержанием.

Филипе встретил ее как всегда хмуро – пускай, ей теперь это абсолютно безразлично. Видя, что жена прихорашивается и переодевается, Филипе поинтересовался, куда она собирается. Удивительное дело, если Джина уходила куда-то одна, он обижался, но стоило ей пригласить его с собой, как он начинал проклинать все на свете, стараясь найти способ избежать очередного светского раута. И теперь, когда Джина заявила, что идет на ужин с партнерами, он успокоился.

– Сегодня у меня есть возможность заключить одну сделку. Я приложу все усилия, чтобы добиться своего. Кто знает, возможно, я открою филиал в Германии! – щебетала Джина, прихорашиваясь перед зеркалом.

Обед прошел прекрасно. Хуан Антонио был рад видеть Ханса. Даниэла уже рассказала гостю о том, что случилось с Моникой, и Ханс, которого судьба обделила детьми, искренне поздравил Хуана Антонио с тем, что тот скоро станет дедом.

Дед. Дедушка. У него будет внук. Эта мысль не только не радовала Хуана Антонио, она повергала его в ужас. Неужели все – жизнь кончена, настоящая полноценная жизнь. Все в нем противилось этой мысли. Неужели больше никогда ни одна женщина не посмотрит на него с любовью, и он больше не увидит блеска в их глазах. Да, конечно, он любит Даниэлу, но решить, что теперь эта сторона жизни для него закрыта навсегда, он не мог. Из головы не выходили слова Летисии: "Если когда-нибудь я кого-нибудь полюблю, это будет такой человек, как вы". Он вспомнил ее серые глаза, длинную шею. Она, конечно, не красавица, как, например, Ирене, но она определенно волновала его. Конечно, девушка скорее увлечется зрелым мужчиной, чем таким зеленым мальчишкой, как Федерико. Ах, Летисия, кто бы мог подумать... Возможно, это его последний шанс. Ведь скоро он станет дедушкой. Дедушкой. Хуан Антонио грустно улыбнулся Хансу и ответил:

– Да, у нас будет внук.

Сидя в ресторане с Хансом и Джиной, Даниэла и Хуан Антонио рассказывали о своих тревогах, связанных с Моникой. Конечно, их девочка попала в крайне неприятное положение, но они были готовы помочь ей воспитать ребенка.

Даниэла была уверена, что полюбит внука – ведь сама она так мечтала иметь малыша. Не получилось с сыном, пусть будет внук. Лишь бы только Моника больше не встречалась с этим страшным человеком...

Они не знали, что Альберто со своей дьявольской изобретательностью не собирался отступать от задуманного. Сауседо прекрасно понимал, что если Моника еще любит его, он сумеет сделать так, что девушка поверит ему, а не родителям. Единственное, что нужно для этого – встретиться с ней наедине и поговорить. Он знал, в такой ситуации она не устоит, она будет подчиняться ему, станет податливой. Главное, чтобы она его увидела, а уж в своих силах он не сомневался.

Альберто проследил за Моникой, когда та отправилась к Маргарите. Он дождался, пока она вышла и села в машину, и тогда внезапно появился перед ней. Моника холодно смотрела через открытое окно машины. Альберто придал своему лицу выражение искреннего отчаяния. Дрожащим от волнения голосом, он еще и еще раз убеждал Монику выслушать его, поверить ему.

– Ты не должна верить Даниэле, она тебе не мать, а мачеха. Она уже достаточно испортила жизнь мне, не давай ей портить жизнь и тебе. Наплевать на нее. Главное для меня сейчас – это ты и наш ребенок.

Слезы были готовы навернуться на глаза Моники. Перед ней был любимый человек. Тот, кто стал ее первым мужчиной и чьего ребенка она носила. Этот человек страдал, он говорил о своей безграничной любви к ней, но она не могла, не должна была ему верить. А как бы хотелось поверить в его слова, в его чувство. Моника смотрела и не понимала, неужели эти глаза могут лгать.

Но она вспомнила о Даниэле, об отце. Нет, она не должна разговаривать с ним.

Моника завела машину и тронулась с места.

– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, – сквозь зубы процедил Альберто, и круто повернувшись, направился к своей машине.

Монику душили слезы. Поступила ли она правильно, отказавшись говорить с Альберто? Несмотря на все, что она знала о нем, несмотря на все предостережения той, которую она считала своей второй матерью, она любила его. Любила сильно и беззаветно.

Поэтому, когда подъехав к дому, она увидела Лало, ее сердце почти не дрогнуло. Сколько всего произошло за последние дни, что разговор, которого она так боялась, почти не взволновал ее.

Лало вглядывался в лицо девушки, которую любил с детства и пытался увидеть в ней хотя бы искру любви, которая когда-то была между ними. Он видел ее смятение и даже отчаяние, но не он был ему причиной.

Лало бросился к Монике и стал осыпать ее упреками. Как могла она предать его, предать любовь, которую они испытывали друг к другу! И дело даже не в том, что Альберто – его родной отец, будь на его месте кто угодно другой, отчего же она так легко попалась на крючок? Почему так легко забыла его?

Моника смотрела на Лало и видела, что он не понимает чего-то самого главного, существенного. За кого он считает ее? Неужели он думает, что она просто вступила в легкомысленную связь с малознакомым мужчиной, значительно старше ее самой? Нет, все не так.

– Я любила его! Любила! – в отчаянии крикнула Моника, надеясь, что Лало поймет. – И сейчас люблю его, и ничего не могу с собой поделать! Я его обожаю. И мне горько от мысли, что я не могу сию же минуту бежать к нему!

Лало ожидал чего угодно, но только не этого. Он ждал скорее оправданий, раскаяния. Теперь он ясно осознал, что только давление Даниэлы и отца заставило Монику отказаться от Альберто, сама же она готова вновь броситься к нему в объятия.

Видя отчаяние юноши, Моника хотела сказать ему что-то хорошее, как-то смягчить удар.

– Лало, я очень люблю тебя, – тихо сказала она. – Я не хочу с тобой ссориться. Мы можем остаться друзьями.

Это было уже слишком для Лало. Она что, издевается над ним? Какими друзьями они могут остаться! Ходить друг к другу в гости, светски беседовать о погоде? А, может быть, она захочет, чтобы он стал крестным отцом ее ребенка? Ну, нет. Единственное, что он готов сделать – это вычеркнуть Монику из своей жизни, вырвать ее из своего сердца, забыть, что он когда-то любил ее. Больше ему было нечего сказать. Моника пыталась остановить его, но тщетно. Он шел, не оглядываясь. Отчаяние и бессилие овладели им: да, он любил Монику, не зная, какая она на самом деле... дрянь.