Негасимое пламя

XIII. Не к месту

Не дожидаясь, пока хриплый динамик пробормочет имя станции, Верховский спрыгнул на перрон. По-осеннему прохладный вечер встретил его неплотной синей темнотой, запахом влажного асфальта и благостным безлюдьем. Пригород – лишённая самостоятельной сущности жилая пристройка к столице – уже сонно дремал, погружённый в беспокойное межбуднее забытьё.

Преданно ждущий автобус нетерпеливо фырчал мотором у станции. Верховский выгреб из бумажника горсть монет. Метро, электричка, автобус, полтора километра пешком. Завтра с утра – в обратном порядке. Из-за затопившей весь отдел суеты лейтенант магбезопасности низвёл своё существование до ритма жизни средневекового крестьянина: вставал за час до рассвета, с рабочего места уходил, когда замечал ненароком, что за окном уже стемнело. Голова под вечер с трудом соображала, какой стороной скармливать турникету билет. Утром тоже, но утром была нужда во что бы то ни стало заставить себя хоть как-то функционировать. Ненормированный график весьма эффективно освобождал от опасной привычки много думать: между работой и работой хотелось только есть, спать и рычать на всякого, кто вздумает встать на пути.

Плюхнувшись на обтянутое грязным дерматином сидение, Верховский привычно поморщился. Раны на груди, залеченные ещё по весне, по-прежнему назойливо напоминали о себе. Это всё ерунда, вот Витьке – тому и впрямь пришлось паршиво… Медики возились с ним несколько месяцев; позвали в итоге какого-то маститого мага первой категории – кардиохирурга с, так сказать, двойной специализацией. Чары давным-давно сгинувшей полудницы он не снял, но худо-бедно ослабил – так, чтоб не слишком мешали жить. Мерзкое дело эта нежить. Только дай слабину – вытянет всё, до чего сумеет добраться, прямо как некоторые люди. Щукин после терапии держался молодцом, в июле даже вернулся в строй, но ребята, кому хватало категории видеть чары, смотрели на него мрачно и сочувственно. Верховский приятеля расспросами не донимал. Живой – и хорошо.

Он вытащил из рюкзака томик старой фантастики – из разряда историй о прекрасном будущем, в котором человечество решило все свои проблемы и отправилось по далёким планетам решать чужие – и на время позволил себе позабыть, на каком он свете. Уличные фонари заглядывали в широкие окна, омывая жёлтым светом тонкие серенькие страницы. Автобус сонно покачивался, медленно двигаясь по опустевшим улочкам – ни дать ни взять, Харонова ладья, уносящая измученные души в царство вечного покоя. С той разницей, что завтра тот же автобус повезёт эти самые души обратно в мирскую суету.

Чутьё, выработанное за годы обитания в здешних краях, согнало Верховского с места аккурат за полминуты до нужной остановки. Вместе с ним из автобуса выгрузился какой-то асоциальный элемент, распространяющий вокруг себя запах дешёвого алкоголя. Покачиваясь, сориентировался в пространстве и небыстро, но целеустремлённо куда-то побрёл. Верховский так и не научился осуждать подобных членов общества. Что ж тут попишешь, когда делать со своей жизнью решительно нечего, кроме как напиться и забыться? Этому хоть есть куда топать сквозь неласковую сентябрьскую ночь.

Трассу от жилого массива отделял клочок недотравленной городской зелени – засаженный клёнами и тополями сквер, служивший днём прибежищем для пенсионеров и мамаш с детьми, а ночью – для личностей помрачнее. Верховский сунул руки в карманы, чтобы, если вдруг что, не среагировать моментально в духе оперативной работы. Усталому разуму он не слишком доверял.

Личности не заставили долго себя ждать. Крепко пахнущий потом и табаком молодчик будто бы невзначай заступил Верховскому дорогу и, приветливо скалясь в щербатой улыбке, осведомился, не найдётся ли у одинокого прохожего сигаретки. То ли темнота, то ли изменённое состояние сознания лишили его осторожности. В былые годы бродяга Ноготь, не понаслышке знакомый с сотрудниками органов, поостерёгся бы заговаривать с человеком в форме, будь там хоть вопрос жизни и смерти.

– Не курю, – предостерегающе ответил Верховский, нарочито медленно вынимая руку из кармана. Жестами показал: опасно, не нарывайся, отпущу с миром. Само собой, не совсем теми знаками, какими общался с коллегами в присутствии нежити.

Обычно этого хватало, но тут его то ли не поняли, то ли проигнорировали. Паренёк – в темноте плохо видно, но, похоже, совсем молодой – прищёлкнул языком и мельком оглянулся куда-то влево. Стало быть, там подельнички.

– У нас тут все курят на районе, – нагло заявил типчик, щеря крепкие зубы. – Ты поищи, вдруг найдёшь?

Тени за его спиной пришли в движение – приятели выдвинулись на подмогу. Верховский утомлённо вздохнул и полез за удостоверением. Драка, если будет, быстро закончится в его пользу, хоть и придётся потом писать служебку. Краем глаза он отметил, что выбравшиеся из сумрака мутные личности ненавязчиво берут его в кольцо. Неужели им так уж нужен его полупустой кошелёк?

– Ребят, – устало сказал Верховский, соблюдая букву закона, – будете творить хрень – приму меры на своё усмотрение. Если в отделение не хотите, давайте разойдёмся подобру-поздорову.

За спиной кто-то хохотнул. Выступивший из темноты здоровяк, хмуро глядя на строптивую жертву, сверкнул в тусклом свете коротким ножиком, медленно провёл лезвием по тыльной стороне ладони и слизнул выступившие капли крови. Дешёвый спектакль; о смысле догадаться нетрудно. Верховский наскоро соорудил парализующие чары – совсем слабенькие, ровно на одну конечность, как местный анестетик. Нож выскользнул из разом утративших гибкость пальцев и кувыркнулся в жухлую траву. Его владелец испуганно охнул и уставился на собственную руку, плетью повисшую вдоль тела. Остальные принялись недоумённо переглядываться. Теперь короткая душеспасительная речь – и можно наконец домой, урвать пару часов сна до следующего рабочего дня…

Из тонущих во тьме зарослей донеслось невнятное мычание. Именно что мычание – жалобное и надрывное, как у хворой коровы. Это было настолько не к месту – и из-за того жутко – что обернулись на звук сразу все. Верховскому доводилось слыхать подобное, но не в черте же города, около самой столицы, вдали от любой мыслимой кормовой базы… К мычанию прибавился глухой неровный топот копыт, а через миг из темноты показалась нежить. Раздвигая лысые ветки безглазой мордой и покачивая тощими пегими боками, под тусклый свет фонарей выступила самая натуральная коровья смерть. Она жадно двигала влажными ноздрями и целеустремлённо тащила костлявое тело в сторону ошеломлённых людей.

Верховский без церемоний отпихнул в сторону попавшегося на пути молодчика, на ходу сплёл ловчую сеть. Кровь, запоздало понял он. Горячая, свежая, живая кровь, которую устрашения ради пустил себе балбес с ножиком. Оголодавшая тварь, которой положено бы бояться людей, почуяла желанную жизненную силу и позабыла об осторожности. Откуда она всё-таки тут взялась?..

Компания за его спиной встревоженно загалдела. Этого ещё не хватало! Конечно, коровья смерть – не полудница и даже не моровая язва, но это не повод трепать при ней бестолковыми языками. Со второй попытки Верховский стреножил тварь сетью – ледащая нежить возмущённо замычала, переступая застрявшими в ярко-рыжих нитях копытами – и как следует прицелился, прежде чем швыряться огнём. И так придётся объясняться с начальством по седьмой статье… И надзору придётся. Здесь же не ферма, не мясокомбинат и даже не зоопарк. Как сюда забрело это создание, грозное для всякого зверья и почти безобидное для человека?

Запахло несвежим горелым мясом. Верховский проследил, чтобы незваная гостья наверняка перестала существовать, и обернулся к сгрудившимся на мощёной дорожке минусам. Судя по тому, что страх их не отпустил, испугались они отнюдь не нежити. Ну и поделом, нечего путаться под ногами…

– По домам, а? – зло бросил Верховский, оглядывая компанию, с которой свет фонарей смыл весь налёт загадочности. Хулиганьё. Дети-переростки, сытые и благополучные, которым нравится резвиться по вечерам в малолюдном парке и чувствовать себя причастными к преступному миру. Знали бы они, что ничего хорошего там нету… – Ужин кушать, уроки делать. Ну?

– В-в-вы-ы-ы кто-о-о? – тихонько провыл здоровяк, в ужасе ощупывая парализованную руку.

Верховский, чертыхнувшись, снял собственные чары.

– Сотрудник службы безопасности, – хмыкнул он. – Давайте-ка отсюда. Мало ли, сколько их тут таких шастает…

Он выразительно кивнул на присыпанное пеплом горелое пятно на траве. Лукавил, конечно: одна-то коровья смерть в Москве – уже происшествие. Верховский проследил, как компания поспешно удаляется в сторону жилого массива, и спустился с дорожки. Наспех призванным порывом ветра развеял оставшийся от нежити прах. Посреди выжженной травы поблёскивала серебряная метка. Ну и дела – блудная нежить-то чейная! Обернув руку носовым платком, Верховский аккуратно подобрал невредимую бирку. Тула, две тысячи четвёртый, проба современная. Спецсерия. Выходит, коровка проковыляла без малого две сотни километров за каким-то неведомым интересом… Или от чего-то спасаясь. Шефы безопасности недвусмысленно отстранили шушеру вроде младшего командного состава от документов по тульской проблеме, но куда деваться, когда дело само бесцеремонно лезет к сотрудникам?.. Верховский спрятал находку в карман рюкзака. Надо будет сдать Харитонову. Пусть поднимают надзорщиков в экстренные рейды по Подмосковью и соседним областям. Не хватало ещё массового пришествия нежити в благополучный и уютный обывательский мирок.

Дома его, как всегда, не ждало ничего, кроме кастрюли с позавчерашним супом в холодильнике и разворошённой с утра постели. Верховский сунул рубашку в стиральную машину, до половины набитую грязным барахлом. Из-за дверцы уже попахивало, так что пришлось, пересиливая усталость, доставать порошок и приводить технику в чувство. Вот бы ему сюда домового… Хотя бестолочи вроде тех, что были ему знакомы по управской уборочной команде, со стиралкой не справились бы. Тогда не домового – женщину. Хозяйственную и молчаливую, потому что единственная женщина, с которой он хотел бы говорить обо всём на свете, вряд ли когда-нибудь объявится в тесной квартирке далеко за чертой Москвы. Верховский бросил мрачный взгляд в зеркало, усеянное белёсыми пятнышками от зубной пасты. Красавцем его точно не назвать, особенно с учётом скопившейся за годы службы коллекции шрамов. Если прибавить к этому сомнительную биографию, перспективы вырисовываются нерадужные. Хотя, наверное, зарабатывай он, как депутат Магсовета, на все недостатки нравные дамочки закрыли бы глаза.

Уже забравшись под одеяло, Верховский вспомнил, что начисто позабыл поесть. К состоянию постоянного голода он привык за годы бродяжничества и теперь вот вернулся – не от безденежья, а от нехватки сил и времени. Спать хотелось сильнее, чем есть. Решив, что до утра с супом ничего не случится, подающий надежды лейтенант магбезопасности провалился в вожделенный сон.

***

Первым, кого он встретил с утра в отделе надзора, стал бывший начальник. Боровков кисло улыбнулся, поинтересовался целью визита и слегка побледнел, услышав про коровью смерть. Он тяжело переживал нынешние карьерные успехи некогда младшего специалиста отдела надзора; Верховский и рад был бы его не разочаровывать, да как-то оно само собой получалось. Принесённые новости мигом привели надзор в движение. Хорошо бы они без подсказок так шевелились… Волноваться вроде бы не о чем: компетентные люди оповещены, покаянная служебка написана, сиди себе, лейтенант, разбирай рутину – но нет, не шло из головы вчерашнее маленькое приключение. До чесотки хотелось знать, что происходит. Вечером, последним покинув кабинет, Верховский вместо лестницы свернул к лифтам и нажал кнопку со стрелкой вверх. Не с начальством же разговаривать о засекреченных судебных процессах…

На двери у научников висела бумажка, информирующая, что группа исследования вероятностной магии в полном составе временно переселилась в виварий в связи с затяжной серией особо важных экспериментов. Верховский чертыхнулся и поехал обратно вниз, до подвала и дальше, на оборудованные для содержания нежити ярусы. Тот, кто додумался прозвать эти лаборатории виварием, обладал весьма мрачным чувством юмора: от стерильно-серых тускло освещённых коридоров так и веяло нежизнью. Из запертых дверей только одна была озарена светом жёлтой лампочки; это значило, что внутри кто-то есть – иначе горел бы зелёный, – но зайти и потревожить можно – иначе горел бы красный. Верховский, недолго думая, постучался туда.

– Войдите, – устало сказали из-за двери.

Основное освещение в лаборатории было выключено. Вольер для нежити занавесили на ночь непрозрачной тканью; на столе рядом с ним тихо возились в клетках лабораторные мыши. На металлических прутьях висели написанные от руки ярлычки, снабжённые датами и подписями: «Контрольная группа», «Заговор на здоровье (колдовство)», «Заговор на удачу (колдовство)», «Повышены позитивные вероятности (магия)», «Снижены негативные вероятности (магия)», «Прокляты (человек, колдовство)», «Прокляты (человек, магия)», «Прокляты (нежить)». В трёх последних клетках зверушки выглядели несколько более удручёнными – хотя, может, так казалось из-за ярлычков.

– Вы что-то хотели? – неласково спросили из-за спины.

Верховский обернулся. Женщину за компьютером он узнал с трудом – может, оттого, что не ожидал её здесь увидеть, а может, просто подзабыл по прошествии времени. Понравилось в Москве владимирской лаборантке Марине Маланиной. На шее у неё висел в казённом чехле временный пропуск вроде тех, что выдают стажёрам и командировочным; видимо, напросилась всеми правдами и неправдами в столицу на обмен опытом. Понятно, что из карьерных соображений, но, ей-богу, как будто назло.

– Да, Марина, добрый вечер, – нейтрально-вежливо отозвался он. – Подскажите, где мне найти Лидию Свешникову? Есть дело по работе.

Последнее он прибавил по инерции и тут же себя выругал. Раз есть нужда такое говорить, значит, могут быть дела и не по работе. Марина допечатала несколько слов и утомлённо вздохнула.

– Лидия Николаевна позавчера уволилась. Что у вас за дело?

Уволилась?.. Если и было в Управе что-то незыблемое, помимо всеобщей страсти понаблюдать за жизнью коллег, так это непременное присутствие Лидии. Что-то случилось. Но не у заезжей же лаборантки об этом спрашивать! Верховский состроил вежливо-удивлённую гримасу. Говорить, что дело сугубо конфиденциальное – себе вредить, но и ничего интересного владимирская дамочка знать не может. Пустая выйдет беседа.

– Касается поведенческих особенностей нежити. Лидия Николаевна неплохо в них разбирается.

– Я тоже, – нахально заявила Марина, поднимаясь из-за стола. Отсветы от монитора на стене за её спиной тут же померкли. – В чём вопрос?

– Я думал, вы по биологии больше.

– Когда рук не хватает, все становятся специалистами широкого профиля, – она сдержанно улыбнулась. – Сейчас, кроме меня, здесь всё равно никого нет. Вы можете задать вопрос мне или прийти на следующей неделе.

Точно. Сегодня пятница. В бесконечной суматохе дни совсем перестали разделяться на календарные промежутки.

– Ну, давайте попробуем, – заложив руки за спину, Верховский задумчиво шагнул в сторону вольера. Несколько мышей уставили на него сторожкие красные бусинки глаз. – В каких случаях нежить может преодолевать большие дистанции?

– Аморфная?

– Нет, телесная. Средненькая нежить без особых дарований, – он задумался на пару мгновений, решая, посвящать ли въедливую дамочку в подробности, и прибавил: – Коровья смерть, например.

Марина надолго замолкла, раздумывая. Верховский от нечего делать разглядывал мышей. Забавные твари. Суетятся, как будто в этом есть какой-то смысл, изредка выглядывают за прутья клеток и, не осознав увиденного, возвращаются к своей нехитрой возне. И все так или иначе скоро передохнут.

– Кто у вас их проклинает? – поинтересовался Верховский, кивнув на крайние справа клетки. – Специально обученные люди?

– С этими Серёжа Наумов работал, – отстранённо отозвалась Марина. – Не переживайте, все методики отработаны и абсолютно безопасны. Это самозамкнутые чары на патологии в кровеносной системе, они примерно одинаково действуют на всех млекопитающих…

– Можете не продолжать, – хмыкнул Верховский. Должно быть, пытливые детки из тех, что жгут муравьёв при помощи лупы и солнечного света, вырастают потом в таких вот учёных. – Лучше вернёмся к нежити.

– Да, верно, – Марина чем-то зашуршала у него за спиной – наверное, приводила в порядок разбросанные вокруг компьютера бумаги. – Кстати, о ней. Александр Михайлович, вы бы отошли подальше от вольера. Объект может… забеспокоиться.

– Там бронестекло и чары. Он нас не слышит, – равнодушно бросил Верховский. Ему пару раз доводилось водворять в виварий разного рода объекты. – А по делу? Можете что-то сказать?

– Могу предположить, что вашу коровью смерть согнали с места более удачливые конкуренты. Или у неё кончилась кормовая база, что и вынудило её отправиться в кочевье. Где вы её встретили?

– В городском парке.

– Вы серьёзно? Может, в зоопарке?

– Нет, в парке. Там водятся мелкие грызуны, комары и домашние собаки – утром и вечером, – Верховский сделал над собой усилие и обернулся к собеседнице. Она выглядела озадаченной – только и всего. – Иногда ещё человеческие особи, по развитию близкие к приматам. Но, насколько я понимаю, коровка должна была испугаться любого гомо-условно-сапиенса.

– Совершенно верно. Поэтому я и…

Из-за непрозрачных занавесей послышался глухой удар. Затем, почти сразу, ещё и ещё. Марина совершенно по-девчачьи взвизгнула; мыши истошно запищали в клетках. Должно быть, вне зависимости от наложенных на них чар где-то треть зверьков только что скоропостижно вымерла от сердечного приступа. Верховский в два шага оказался у вольера и отдёрнул тяжёлое полотнище; из сумрака на него глядели широко распахнутые ярко-синие глаза. Тощий долговязый плакальщик скребнул когтями по стеклу, оставляя на нём глубокие борозды; там, куда он только что бил, разбегались в прозрачной толще паутины трещин. Сильный, скотина… Верховский на ощупь проверил сохранность защитных чар. Всё в порядке. Твари не выбраться, а ментальную магию стекло не пропускает. Не должно пропускать…

– Александр Михайлович, отойдите, – мягко сказала Марина. Она неслышно подошла и стояла теперь рядом с ним. – У вас слишком яркий спектр, наши подопечные такого не любят.

Верховский нехотя отступил на пару шагов. Научница невозмутимо делала в воздухе какие-то сложные пассы – должно быть, активировала внутренние защитные контуры. Спустя несколько мгновений плакальщик покачнулся и без затей рухнул плашмя на серый линолеум. Вольер стремительно погружался в непроглядный мрак.

– Ну вот, теперь новое стекло заказывать, – огорчённо констатировала Марина, задёргивая занавески. – Погодите минутку, я сообщу…

Она торопливо вернулась к столу, подняла трубку внутреннего телефона, набрала хорошо знакомый Верховскому номер – дежурный пост отдела надзора. Надо же, помнит ведь, какой у него спектр… И всё остальное, наверное, тоже помнит. Леший бы побрал научников с их бездонной памятью!

– Алло, дежурный? – вежливо сказала в трубку Марина. – Я звоню из экспериментального блока, сектор три, вторая лаборатория… Да, небольшое происшествие. Нужно будет временно переместить объект в другой вольер, а здесь заменить стекло… Нет, чары в полном порядке, я проверила. Ах да, простите: Шилова Марина Алексеевна, внештатный сотрудник отдела исследований.

Шилова?.. Верховский покосился на её правую руку, устраивающую в гнезде телефонную трубку. Так и есть – на безымянном пальце появилось скромное золотое колечко. Молодец какая, времени зря не теряет. Сколько ей лет-то? Институт хоть успела закончить?

– Вас, оказывается, поздравить можно, – сказал Верховский, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал не ядовито. – Прежде у вас была другая фамилия.

– А, да, спасибо, – Марина смущённо улыбнулась и отвела взгляд. – Вы бы знали, сколько с этим бюрократической мороки… Все научные статьи…

– В Москву всей семьёй перебрались?

– Нет, что вы! Я одна, по обменной программе, – она рассеянно оглядела лабораторию. – Хотя, знаете, может быть, мне теперь дадут здесь работу. Лидия Николаевна была резко против, но раз уж она…

Её голос увял сам собой. Зацепившись взглядом за клетки с мышами, Марина целеустремлённо направилась к ним, принялась натягивать на руки перчатки.

– Извините, мне нужно поработать с подопытными, – сказала она, не оборачиваясь. Таким тоном выгоняют уволенных подчинённых.

– В повреждённой лаборатории? – скептически уточнил Верховский.

– Не переживайте, защитные чары и не такое выдерживают… Я здесь справлюсь, помощь не нужна.

Верховский пожал плечами. Не нужна так не нужна. Самодостаточная дамочка эта Марина. Надо запомнить, что она теперь Шилова… Хотя какого лешего это запоминать? Закончится стажировка – уедет обратно в свой Владимир, и скатертью дорога. Здесь своих исследователей полно.

Не хватает одной. Самой нужной.