Негасимое пламя

XXIX. Отражения

Льдины неторопливо ползли вдаль по тёмной воде. В наливающихся чернотой сумерках на беспокойной речной глади дрожали очерченные светом контуры вечно живого города. Машины то и дело проносились вдоль набережной и чиркали лучами фар по стеклянному куполу над мостом; гул моторов и шуршание шин почти не слышались здесь, посередине между берегами, высоко над разбуженной от зимнего сна рекой. Всё это – и одетые огнями величавые здания, и мчащиеся по своим делам автомобили, и несомые ленивым течением льдины – казалось мороком. Умиротворяющим сном, готовым прерваться в любое мгновение.

Опершись локтями на металлический парапет, Яр обвёл взглядом заснеженный парк, пустующие гранитные пристани и набережную, вычерченную в вечернем полусвете цепями электрических звёзд. Наставница может говорить что угодно, но его право быть здесь не прочнее полупрозрачных речных льдин. Однако больше и податься-то некуда. Яр почти наяву чувствовал, как утекает сквозь пальцы неторопливое здешнее время, и знал, что тратить его следовало бы с куда большей пользой, но наблюдать за ледоходом было приятнее, чем грызть твёрдый орешек знания. Глупо. И ничего с собой не поделать. Будто канула в чёрные речные воды его хвалёная сила воли.

– Молодой человек!

Оклик заставил его обернуться. Опасно оскальзываясь на смёрзшемся снеге, по открытой галерее моста неуклюже бежала девушка; щёки её, едва видимые над краем пушистого розового шарфа, раскраснелись от мороза и спешки, а тёмные кудри в беспорядке разметались по плечам.

– Не прыгайте! – крикнула она с десятка шагов. – Оно того не стоит! Не надо!

Яр усмехнулся. Приди ему в голову мысль расстаться с жизнью, он выбрал бы способ понадёжнее.

– Сами не свалитесь, – сказал он, наблюдая за незадачливой спасительницей. – У меня и в мыслях не было купаться.

– Правда? – растерянно переспросила девушка. Она сбавила шаг, но всё же осторожно подошла ближе. – Вы так стояли…

– Рассматривал своё отражение, – хмыкнул Яр. Судя по непонимающему взгляду, насмешку девушка не оценила. – Честное слово, я не собираюсь топиться. Речка и без меня грязная.

– Ну… – она окинула подозрительным взглядом его куртку, слишком лёгкую для здешней суровой зимы. – А вам тут не холодно?

– Не переживайте так, – стараясь не выказывать раздражения, посоветовал Яр. Успел то ли привыкнуть к подозрительности ильгодчан, то ли отвыкнуть от беззаботности москвичей. – Неужели вы никуда не торопитесь?

Девушка пытливо сощурилась, но, похоже, сочла, что он в достаточно здравом уме.

– Вообще-то тороплюсь, но… – она отступила на пару шагов. – Вы точно не будете прыгать?

– Абсолютно. Спасибо за беспокойство.

Чтобы отвязаться от назойливой благодетельницы, Яр зашагал в сторону правого берега. Кружок по парку – и назад, штудировать законы здешнего сообщества или корпеть над очередным учебником. Наставница то ли навёрстывала упущенные полтора месяца, то ли слишком хорошо понимала, что творится на душе у ученика. Позволив Яру выспаться и вспомнить, на каком он свете, она по уши загрузила его умственной работой, не оставляющей простора непрошенным мыслям. Лидия Николаевна заставила домового разыскать в книжном шкафу добрую дюжину томов, от университетского курса физики до монографии о поведенческих особенностях сухопутной нежити, и прибавила к внушительной стопке тонкую брошюрку с гербом и флагом на обложке. Всё это – и в особенности Магический свод – надлежало изучить, а затем отчитаться о проделанной работе, отвечая на каверзные вопросы, на которые наставница была мастерица. Законы – нерушимые природные и лукавые человеческие – причудливо сплетались в сплошную материю, пугавшую своей податливостью. Где-то на середине статьи о причинении вреда при помощи дара Яр сдался и, не спрашивая разрешения, отправился проветриться. Хотя бы для того, чтобы не обнаружить за порогом заснеженные сады Эни-Сары или тесные улочки Гориславля.

Парк горел тысячами цветных огней. Фальшивые звёзды реяли над расчищенными от снега аллеями и путались в обнажённых древесных ветвях. Со стороны катка доносились отзвуки музыки и весёлый многоголосый шум. Раньше, бывало, Яра порядком злило то, что город круглый год пребывает в безмятежном праздничном настроении; сейчас он, скорее, был рад за живущих здесь людей. По широкой пешеходной набережной фланировали многочисленные стайки беспечных подростков и шумные компании постарше. Были здесь и пары – пожилые и молодые, неизменно умиротворённые и счастливые мгновением, несмотря на трескучий мороз. Каково оно – вот так запросто, не думая ни о чём сумрачном, неторопливо шагать вдоль нарядных аллей и знать, что кто-то идёт рядом, и будет идти, что бы ни случилось? Наставница, может быть, и не лукавила, но говорила она о себе – не о нём. Давным-давно, когда всё могло ещё пойти по-другому, мать обронила в сердцах слова, цены которым Яр тогда не знал, да и не мог знать. «На что та великая судьба? – говорила она, бесстрашно возражая отцу. – Где великость, а где счастье…» Теперь же выходило, что сыну её не досталось ни того, ни другого, и судьбы, на которую надеялся отец, вовсе нет. А что есть – леший его пойми.

Бродить по людному парку наедине с собой оказалось почти невыносимо. Не дойдя до арки главного входа, Яр развернулся и зашагал назад по собственным следам. Всё равно уже почти стемнело; пора домой… Домой?

– Добрый вечер, – бросил он консьержке. Она, как и прежде, бдительно выглядывала из своей каморки на каждый шорох.

– Здравствуй, Ярослав, – охотно отозвалась старушка. – Что-то давно тебя не видела. Ездил куда-то?

Куда б она делась со своим любопытством… Не желая изобретать оправдания, Яр наскоро сложил чары внушения.

– Вы ошиблись, – уверенно сказал он. – Я всё это время был здесь.

– Здесь, – растерянно согласилась консьержка.

Она проводила его взглядом до лифтов, затем встрепенулась и обратила взор к телевизору. Яра запоздало кольнула совесть: прежде он не прибегал к ментальным чарам без крайней нужды.

Судя по запертой двери в гостиную, Лидия Николаевна была занята с очередным гостем, одним из множества. Стараясь не шуметь, Яр повесил куртку на крючок рядом с чьим-то шерстяным пальто, сбросил изрядно промокшие в снегу ботинки и проскользнул в ванную. Из темноты на него доброжелательно уставились блестящие глазки домового.

– Отойди, дай руки помыть, – буркнул Яр, щёлкая выключателем.

Прохор проворно вдвинулся в тесную щель между ванной и стиральной машиной. У него, как и у всякой нежити, были своеобразные, весьма условные отношения с трёхмерным пространством.

– Молодой хозяин желает поужинать?

– Молодой хозяин желает, чтобы его не трогали.

Сполоснув ладони под исправно бегущей из крана чистой тёплой водой, Яр оставил домового наедине с его заботами и пробрался в комнату, которую привык считать своей. Здесь тоже мало что успело измениться – разве что место прежних учебников теперь заняли новые. В стороне, заботливо укрытый мягкой замшевой тряпочкой, дожидался своего часа подаренный наставницей ноутбук. И это – будущее? Вслед за Свешниковой похоронить себя в книжной премудрости, позабыть о том, зачем вовсе взялся учиться у старика Драгана?.. А кроме этого, пожалуй, ничего и не придумаешь. Яр подхватил со стола залистанную брошюрку с законами и рухнул в кресло.

– Статья вторая, пункт двенадцатый, – пробормотал он себе под нос, пытаясь сосредоточиться. Наставница велела особое внимание уделить третьей, но Яр из пустого упрямства взялся читать с самого начала. Читать и запоминать.

Спустя час или около того в коридоре послышалась возня. Яр досадливо поморщился: закрыть дверь в комнату он не озаботился, а демонстрировать при чужих владение пространственной магией было опасно. Гость наставницы непрерывно стрекотал полупонятными словами; видно было, как его короткая тень мечется туда-сюда по коридору, словно бы не в силах определиться, куда ей, в конце концов, надо.

– Здрас-с-сте, – подобострастно прошуршал приглушённый голос.

Яр мельком оглядел сунувшегося к нему визитёра – невысокого полноватого человечка, на вид лет тридцати, в очках и в строгом костюме, сидевшем на покатых плечах как-то нелепо и кособоко. Тип был незнакомый, и менять положение дел совсем не хотелось.

– Добрый вечер, – подчёркнуто вежливо отозвался Яр, демонстративно придерживая ладонью раскрытую страницу.

– А, Слава, ты уже вернулся, – наставница послала ему предупреждающий взгляд из-за плеча гостя. Яр на миг прикрыл глаза, припоминая, какие повадки полагается иметь племяннику госпожи Свешниковой. – Серёжа, Ярослав, познакомьтесь. Вам, похоже, предстоит ещё пересечься, и неоднократно.

Яр нехотя заложил брошюру линейкой и отправился здороваться. Ладонь у Серёжи была мягкая, чуть влажноватая; должно, волновался в присутствии Лидии Николаевны – а может, ему попросту было жарко в костюме.

– Очень приятно, – заверил визитёр, цепляясь за Ярову руку, как шишига за осиновый ствол.

– Взаимно, – буркнул Яр в ответ. Уже можно считать, что ритуал соблюдён, или наставнице нужно что-то ещё?

– Сергей эксплуатирует меня как научного консультанта, – сообщила Лидия Николаевна, пристально наблюдая за лже-племянником.

Серёжа, услыхав, что он смеет кого-то эксплуатировать, испуганно вздрогнул и беспомощно шлёпнул губами, не в силах возразить. Он чем-то напоминал Дранка: может, бестолковым видом, а может, слепым благоговением перед сильными.

– Что-то интересное исследуете? – из вежливости спросил Яр, пряча в карман руку, с трудом вызволенную из приветливого капкана.

– В этом состоит моя работа! – Серёжа приосанился, мигом придав своему невразумительному облику горделивую стать. – Какой лаборант не мечатет о Нобелевской премии?

– Тот, который знает ей цену, – хмыкнула Лидия Николаевна. – Не забывайте как следует документировать опыты.

Под её насмешливым взглядом Серёжа мгновенно сдулся. Яру стало его жаль. Парень не связан со Свешниковой никакой клятвой, даже ученической, и при этом по доброй воле слушается каждого её слова. Лидия Николаевна вежливо выпроводила гостя; прежде чем выскочить из квартиры, Серёжа задержался перед висевшим в прихожей зеркалом, приглаживая копну светлых волос, а потом ойкнул и неряшливо нахлобучил на макушку вязаную шапку, разом сведя на нет все усилия. Против ожидания, Свешникова не отправилась обратно в гостиную, а, скрестив на груди руки, замерла в дверях комнаты ученика. Брошюрку снова пришлось отложить.

– Вы бы хотели заниматься наукой? – задумчиво спросила наставница, скользя взглядом по потрёпанным книжным корешкам. – Всерьёз? Делать открытия, писать статьи?

Яр насмешливо фыркнул.

– Я сын пахаря, Лидия Николаевна, – напомнил он. – Куда мне к вашим звёздам…

– Вы очень удивитесь, юноша, но один из моих дедов тоже пахал землю, – Свешникова оттолкнулась плечом от дверного косяка и шагнула в комнату. – Не вижу в этом ничего предосудительного. И вы тоже не видите, раз согласились постигать волшебную премудрость.

– Дурак был, – буркнул Яр себе под нос. Тогда-то казалось, что всё решено за него.

– Вы намерены им оставаться?

Если бы не её же выучка, он бы вспылил. Эта женщина суровее старика Драгана. Неужели она и впрямь когда-то любила великого волхва Северных земель? В память того и терпит теперь при себе чужого ученика?

– Сергей Наумов, с которым вы только что имели счастье свести знакомство, – наставница оперлась бедром о край стола, не приближаясь, впрочем, к Яру больше, чем на три шага, – безусловно, чересчур оптимистичен в своих поисках, но он имеет все шансы сделать в жизни что-нибудь полезное для человечества. Не мёртвую воду, конечно, но в мире и без неё полно неисследованных материй.

– Мёртвую воду? – переспросил Яр. – Её Семарины ведьмаки делают.

– Некроманты, юноша, – поправила Лидия Николаевна и назидательно прижала ногтем брошюрку с законами. – Некромантия запрещена. Вам следует запомнить.

– Помню я.

Яр задумчиво тронул тонкие желтоватые страницы. Было в этих словесных хитросплетениях то, чего он не мог понять.

– Почему здесь так много под запретом? – спросил он, скользя взглядом по лукавым формулировкам. – Разве волшба или… некромантия – это плохо? У нас отшельники всегда помогали людям…

– Любое явление само по себе не хорошо и не плохо, – Лидия Николаевна глубоко вздохнула и на миг прикрыла глаза. – Но, видите ли, некоторые считают, что, если где-то когда-то кого-то убили молотком, следует вовсе запретить молотки. Даже если потом нечем будет забивать гвозди.

В её голосе явственно прорезалось раздражение. Не против ученика – против чего-то давнего, затаённого, отмеченного незажившей болью. Как это он раньше не замечал за холодной язвительностью наставницы этой живой печали?

– Подумайте на досуге о будущей профессии, – сухо сказала Лидия Николаевна. – Хотите или нет, а чем-то заниматься в жизни вам всё равно придётся. И приведите наконец себя в порядок, – она мазнула неодобрительным взглядом по его лицу. – Я понимаю вашу тоску по родине, но у нас здесь тоже есть правила приличия.

– На этого вашего, что ли, равняться? – Яр насмешливо кивнул вслед ушедшему Сергею Наумову.

– Выглядеть чуть лучше дикаря, которого только что сняли с ветки, – отрезала наставница. – Брысь в ванную. Обратите внимание, прямо над раковиной есть зеркало. В него изредка стоит смотреться.

Яр раздражённо фыркнул, но повиновался. Ему и впрямь давненько не доводилось как следует полюбоваться на собственное отражение – да и было бы на что любоваться. Осунувшееся, обведённое тёмными тенями лицо разительно отличалось от сохранившегося в памяти образа. Человек в зеркале ещё сошёл бы за добропорядочного господина где-нибудь в Гориславле, но здесь и впрямь казался лишним. Или, леший его знает, не казался… Яр недовольно поскрёб ногтями заросшую щетиной щёку, словно надеялся соскоблить мрачную личину. Наставница права: собрался здесь жить – веди себя так, как тут принято, и не привлекай излишнего внимания. Это намного проще, чем в Ильгоде; здесь всем плевать на цвет волос и форму глаз. Чтобы сойти за своего, нужно нечто совсем иное.

Яр плеснул тёплой водой себе в лицо и замер, потревоженный давним воспоминанием. В нём не было правды: врезавшийся в память детский сон на деле послать было некому, кроме воспалённого лихорадкой воображения. Леший его пойми, почему неведомый волхв привиделся Яру поморянином; наверное, оттого, что благословлённый богами мудрец должен был отличаться от привычных и знакомых зареченцев. Тогда всё казалось неслучайным, а меж тем простой, понятный, подчинённый неумолимой созидательной воле мир был всего лишь игрой теней, порождённых умирающим светом от едва горящей лучинки. У испуганного пятилетнего мальчишки свободы было не меньше и не больше, чем у принесшего обеты молодого волхва, но свобода эта означала не столько власть, сколько абсолютное неведение. Если нет направляющего предназначения, все пути равнозначны. Если все пути равнозначны, не угадать, который из них станет явью…

Злясь на себя, Яр неосторожно чиркнул бритвой по щеке. На коротком порезе тут же выступили бусинки крови. В старых снах ровно столько истины, сколько сам он вложит в них своей волей. Он и не прочь: ему когда-нибудь доведётся ещё пересечь границу, и тогда облик морехода с Медвежьего берега придётся как нельзя кстати. Яр не сумел бы сказать, насколько лицо в зеркале походит на полузабытое видение, но, пожалуй, в Веннебурской крепости его приняли бы за своего.

– Заняться вам нечем, – холодно хмыкнула наставница, оглядев результат его стараний.

– Вот уж нет. Вы об этом позаботились, – процедил в ответ Яр.

– Цени́те. Вся дурь – от безделья, – невозмутимо сказала Лидия Николаевна. – Но этой роскоши вам в ближайшие годы достанется немного.

Сказала – и, круто развернувшись, ушла в гостиную, оставив ученика наедине с сумрачными мыслями. Яр покачал головой, протестуя леший знает против чего, и вернулся в комнату. Учиться так учиться. Не зря ведь волхвов испокон веков величали мудрыми.