Негасимое пламя

LVIII. Соратники

– До вас непросто добраться, Валентин Николаевич.

Терехов усмехнулся краем рта. Его левый глаз целиком закрывала плотная марлевая повязка; вдоль щеки тянулся бугристый бурый рубец – след от знакомства с Феликсом. Вторым глазом безопасник, судя по всему, прекрасно видел, да и в целом не выглядел немощным. Наверняка попросту отсиживается в тихой гавани, любуясь на разгулявшуюся метель через забранные решётками окна.

Впрочем, какая уж тут тихая гавань…

– Я здесь ни при чём, Александр Михайлович, – с показным смирением в голосе ответил Терехов. Ему отвели персональную палату, больше походившую на гостиничный номер; лежать пластом не заставляли: начальник магбезопасности вольготно расположился в мягком кресле. – У медиков режим и процедуры, с ними лучше не спорить.

– Верно, – Верховский без приглашения уселся на низенький складной стул, предусмотренный для посетителей. – Меня заверили, что короткий разговор вы выдержите без проблем для здоровья.

Он нарочито заметно щёлкнул пальцами, сооружая чары тишины. Доносившийся с улицы гул ветра мгновенно смолк. Терехов никак не отреагировал. И без того понимал, что по пустяковому поводу коллега не стал бы его тревожить.

– Как развивается ваше начинание? – на опережение спросил он, словно невзначай коснувшись пальцами шрама. Верховский не без удивления обнаружил, что ему плевать на эти недвусмысленные намёки. Пусть хоть до конца жизни обижается, лишь бы работать не мешал.

– Приносит ощутимую пользу. Профессионал – он везде профессионал.

– Не поспоришь, – Терехов холодно хохотнул. Из-за повязки его лицо казалось неживым, как плохо сделанная посмертная маска. – Этот ваш профессионал меня порешил бы, если б не спецсредства. Не боитесь, что он перестанет верить вашим обещаниям в самый неподходящий момент?

– Какого рода спецсредства? – поинтересовался Верховский, уходя от неудобного вопроса. Коллеге вредно знать, на чём держится установившееся между ним и Феликсом настороженное доверие.

Терехов помедлил, прежде чем отвечать.

– Всё сугубо гуманно. Мою присягу, увы, уже не ослабить, – напомнил он. Извиняется, что ли, за несостоявшийся выстрел? Мол, убивать не хотел – просто достаточно надёжно поцарапать, чтоб под ногами не путался. – У меня на такой вот случай есть один полезный артефакт. Вытягивает силы, чтобы на серьёзную магию не хватило.

– «Пиявка».

– Да, «пиявка». Хотите, одолжу?

– Нет, не нужно, – задумчиво проронил Верховский. Надо полагать, тут постарался один предусмотрительный, но не очень чистоплотный народный избранник. – Если не секрет, каково происхождение этого вашего спецсредства?

– Не могу знать, Александр Михайлович, – хитровато заявил Терехов. – Не все вопросы можно безнаказанно озвучивать.

Пусть угрожает, если ему нравится. Хуже, чем сейчас, всё равно не станет. Честный нелегал Феликс, когда узнает, каким образом ему срезали почти весь недюжинный потенциал, разве что усмехнётся и в очередной раз отпустит нелестное замечание в адрес коллег бывшего приятеля. И будет прав. «Пиявка», ну надо же… Дальше только артефакты с проклятиями.

– Время сейчас такое, Валентин Николаевич. Всякое в голову приходит, – нарочито рассеянно проговорил Верховский, глядя в окно. Нижняя часть стекла подёрнулась снаружи тонкой белой пеленой, сотканной свирепой вьюгой. – Вы недавно арестовали одного из моих офицеров, если помните.

– Я не курирую лично каждое мелкое дело.

– Дело мелкое, а условия содержания – как у серийного убийцы.

Воцарилось молчание. Верховский не желал давать очередную подсказку, а потому отрешённо созерцал снегопад, стараясь не выдавать собственного нетерпения. Очень хотелось встряхнуть начальника магбезопасности за грудки, накричать, припугнуть именем патрона; он бы так и сделал, если бы этим можно было пронять собеседника. Ещё больше хотелось плюнуть на Громова с его тёмными делишками и рвануть ловить Липатова, опережая самонадеянного младшего офицера. Знать бы, в какую сторону бежать…

– Что ж, там действительно особые обстоятельства, – медленно, взвешивая каждое слово, заговорил наконец Терехов. – Не серийные убийства, но тоже серьёзный проступок. Поймите, мы всего лишь заботимся, чтобы ничего лишнего не просочилось наружу. За пределы круга… ответственных лиц.

А склонный договариваться с преступными элементами начальник магконтроля, разумеется, лицо безответственное. Вот же щепетильный злопамятный чёрт…

Или он попросту исполняет приказ?

– Если проступок серьёзный, почему бы не предъявить нормальные обвинения? – брюзгливо процедил Верховский. Недалёкие отставные оперативники намёков не понимают, им нужно всё подробно объяснять. Обязательно вслух.

– Мы пока не собрали достаточно доказательств. Пришлось вспомнить эту печальную историю с амулетом, – Терехов предупреждающе понизил голос. Его снегопад не интересовал; единственным здоровым глазом он пристально смотрел на бывшего подчинённого. – Нельзя же сажать людей за решётку совсем без повода. Надо обязательно ждать, пока кого-нибудь убьют.

– Вы сказали – речь не об убийствах.

Ах, какой непонятливый собеседник! Никак не сообразит, что дело – не его ума. Зато умный главный безопасник прекрасно знает, что обвинения высосаны из пальца. Амулет ни при чём: женщину убила нежить. Все почему-то дружно об этом забыли…

– Речь о контрабанде, – вздохнул Терехов. Прекрасно. Если бы Ярослав получасом раньше не рассуждал на эту же тему, Верховский был бы потрясён не только внезапной откровенностью коллеги. – Скажу вам по опыту: такие дела очень трудоёмки, собирать доказательную базу тяжело и опасно. В этот раз нам повезло.

– Повезло.

– Да. Вовремя поступил сигнал и нашёлся достаточный для ареста компромат, – спокойно признал Терехов. – Уверяю вас: когда найдут весомые улики, несправедливые обвинения снимут. Останутся только, хе-хе, справедливые.

– К вам поступил сигнал, – раздельно повторил Верховский. Одно из двух: либо кто-то ещё оказался в курсе нечистых дел Громова, либо… Либо безопасность сотрудничает с Липатовым. Правая ладонь сама собой сжалась в кулак.

– Мы ни в коем случае вас не виним, – тоном психиатра заверил Терехов. – Я знаю, как глубоко конспирируются поставщики нелегальных артефактов. Не думаю, что у вас вообще был шанс заподозрить неладное. Для этого надо близко общаться с человеком, следить практически неотлучно…

Как не поучить неразумного коллегу правильно работать! Кто тут, леший побери, с кем заодно? Этот чёртов стрелок определённо по другую сторону баррикад, но баррикады-то, похоже, круговые. Там, за их пределами, идут ещё какие-то разделительные линии, вдоль которых, раздираемый противоречиями, трещит по швам хрупкий порядок.

– Кто ваш информатор? – в лоб спросил Верховский. Это он теперь при оружии. Это он, если потребуется, возьмёт Терехова на мушку. И ему-то как раз можно стрелять на поражение.

Начальник магбезопасности прекрасно об этом помнил.

– Я скажу, – медленно проговорил он, сумрачно глядя на Верховского. – Но вы должны понимать, чем это для меня кончится.

– Смертью?

– Возможно, – Терехов бледно улыбнулся. – Я не клялся молчать. Но меня непременно найдут.

– Я вас уже нашёл.

– Вы опасный человек, – Терехов осуждающе качнул головой. – Мне когда-то давно дали понять, что вы руководствуетесь не столько законом, сколько собственным чувством справедливости. Разумеется, после такой характеристики я ни на секунду не могу вам доверять.

– Не доверяйте. Говорите. Кто ваш информатор?

Терехов тяжело вздохнул.

Вьюга беззвучно и бешено билась в оконные стёкла.

***

Сквозь пролом в потолке безмолвно сыпался снег.

Края трухлявых половиц, давным-давно проломившихся под тяжестью рухнувшей крыши, покрылись скользкой леденистой коркой. Достаточно неловко оступиться, чтобы потерять равновесие и сорваться с высоты второго этажа в глубокий подпол. Естественная ловушка. Может быть, пригодится, если не сработают остальные предосторожности.

Прищурившись, Яр ещё раз оглядел тонущие в сумраке полусгнившие стены. Никому не нужный дом на отшибе, который все по старой памяти огибают десятой дорогой, как нельзя лучше подходит для разговора один на один. К тому же в нём точно не осталось никаких вредоносных чар, способных некстати сработать; неделю тому назад Яр сам снял здесь всю застарелую погань. Осторожно ступая по доскам, подточенным влагой и временем, он прошёлся вдоль обрывающегося в провал коридора. Верхние ступени лестницы тщательно выломаны. Случайно устроенная в прошлый раз дыра в полу застелена ветхим ковром. Держится на честном слове массивный шкаф, готовый от небольшого усилия рухнуть грудой обломков поперёк коридора. Лучше бы вся эта второпях сооружённая полоса препятствий вовсе не пригодилась. Она – на крайний случай, если совсем ничего не получится.

Страшно.

Ни Драган, ни Лидия Николаевна не учили его сражаться с волхвами. Яр и сам не мог предположить, что ему доведётся когда-нибудь встать против себе подобного. Против хитрого, хладнокровного, наделённого недюжинной силой и умеющего с нею обращаться взрослого волхва. Этот вдобавок способен вопреки запрету отнять чужую жизнь. Беды-то – выманить его, располагая именем… Вся загвоздка в том, что будет после.

Правда, в его распоряжении есть ещё одно имя.

Яр тронул носком ботинка пушистую снежную пелену, которую задувающий искоса сквозняк намёл на чёрных половицах. В садах Эни-Сары тоже лежал снег. В садах Эни-Сары двое жадных до власти предлагали дорого купить его свободу. Лидия Николаевна сказала однажды, что он годится на большее.

Он легко шагнул сквозь чары на другую сторону пролома. Сердце стучало громче, чем выл ветер в щелях между брёвен. Проверяя прилежно сооружённую западню, Яр наступил на длинную доску, словно невзначай лежащую поперёк прохода. Дальний её край, достаточно крепкий, чтобы служить рычагом, поддел снизу обманчиво надёжный опорный столб. Трухлявая деревянная колонна, которая поддерживала когда-то крышу, приподнялась и стронула с места тяжёлую продольную балку, тянувшуюся над проломом. Это громадное бревно Яр магией устроил на шатких остатках стропил; вместе с нагромождёнными сверху обломками оно балансировало в неустойчивом равновесии, готовое куда-нибудь опрокинуться. Если резко убрать вес с рычага, то всё это свалится разом и, может быть, даже проломит ветхие перекрытия. Если отступить осторожно, столб благополучно опустится на место, а лишённая опоры балка противоположным концом рухнет на пол по ту сторону дыры – туда, где после первой проверки осталась прогалина в тонком снежном покрове. Но в неподвижности конструкция должна выдержать хотя бы десяток минут.

Этого хватит.

С величайшей осторожностью Яр магией вернул балку обратно. Занятие на полторы минуты, и это если знать надёжные опорные точки. Самое важное можно успеть. Хуже, если Липатов почует неладное и обойдёт по неудобным обломкам соблазнительно надёжную половицу. Или если его вовсе не заинтересует пролом, выхваченный из сумрака тусклым дневным светом. Или, леший побери, он слегка промахнётся при прыжке… Но это – нет. Слишком он хорош в обращении с даром.

Яр бросил взгляд в сторону полуразрушенной комнатки на другом конце коридора – выбранного загодя укрытия – и сосредоточился на человеке, который должен был услышать зов. Самодовольное широкоскулое лицо, слегка звенящий голос, скупая манера двигаться… Для того, чтобы имя стало заклинанием, достаточно меньшего.

– Юрий, – тихо произнёс Яр, соединяя слово с восставшим в памяти обликом.

И тут же шагнул сквозь чары сам. Прижался спиной к дощатой перегородке, так, чтобы видеть пустой дверной проём и сквозь него – край снежного покрова. Дыхание бесшумно срывалось с губ и мгновенно растворялось в стылом воздухе.

Шаги.

Далеко. За проломом. В сторону пролома.

– Шеф? – неуверенно окликнул Липатов. – Вы где? Это чё всё такое?

Яр не шелохнулся. Стало быть, есть некий шеф, которому волхв-отступник доверил своё имя. Ему – и больше никому, иначе Липатов не спешил бы с предположениями…

Натужный деревянный скрип. Угрожающий низкий гул, растерянная ругань. На снежный лоскут надвинулась тёмная тень.

Полторы минуты на худший случай.

Яр выскользнул из своего укрытия. Встретил недоумённый взгляд Липатова, нелепо замершего напротив, по другую сторону пролома. Отсчитал несколько секунд, чтобы его наверняка узнали.

Медленно шагнул в свободную от снега прогалину аккурат под напряжённо замершей балкой.

Страх обжигал не хуже волшебного огня.

– Живучий ты, щенок.

Взгляд прищуренных глаз деловито обшаривал внутренность покалеченного дома. Искал, в чём подвох.

– Уберёшь ногу быстро – погибнем оба, – подсказал Яр. Липатов тут же уставился на собственный ботинок, прижимающий коварную половицу. – Уберёшь медленно – останешься жив, но убьёшь меня. А ещё мы можем постоять смирно и поговорить. Выбирай, волхв.

Действие или бездействие. Совсем несложно, если уметь просчитать последствия.

– Чего тебе надо? – брезгливо выплюнул Липатов. Он всё ещё оглядывался по сторонам, выискивая выход из западни. Поставить что-то тяжёлое вместо себя? Нет, всё подходящее предусмотрительно убрано. Подхватить балку магией? Нет, он останется беззащитным перед врагом. Пространственным прыжком пересечь пролом и успеть оттолкнуть Яра, пока падает балка? Рискованно: клятва может слишком опасно качнуться на весах совести…

– Помоги мне выяснить правду, – Яр усмехнулся. Это слишком очевидная ловушка – оттого и сработала безукоризненно. – Я хочу выйти на след. Некромантов. Контрабандистов. Тех, кто всё это затеял.

Липатов в сердцах сплюнул себе под ноги. Сквозь неплотный рой снежных хлопьев его лицо казалось ярким розовым пятном на фоне густых теней.

– Так не делают, недоумок, – процедил он. – Волхв у волхва помощи не просит. Не учил тебя наставник хорошим манерам?

– Ты отказываешься?

Липатов зло выругался в ответ. Нет, конечно, он не отказывается. Из-за такой ерунды лишаться дара? В конце концов, не так важно, что он скажет, если Яр не выйдет отсюда живым.

– У тебя три вопроса, – бросил Липатов. – Пошустрее, пока эта хрень не сорвалась к лешему.

Яр тихо перевёл дух. Щедрая помощь. Три вопроса – это больше, чем он рассчитывал. Остальное он выспросит потом, в сто двенадцатом кабинете, под запись и в присутствии Верховского… Если удачно сойдутся закономерности и случайности.

– Как ты связан с некромантами? – раздельно проговорил Яр. Он рисковал получить издевательский ответ вроде «напрямую», но положился на страх волхва перед грозной клятвой. Если Липатов будет понимать, что его слова бесполезны, запрет сработает. Не время прощупывать границы дозволенного.

– Так же, как ты сам. Пытаюсь вскрыть этих тварей, – Липатов усмехнулся. Леший побери, да он доволен вопросом! – Спасибо, кстати, за мысль насчёт опилок – я по ним вышел-таки на один гадюшник. «Кузница», знаешь про таких?

– Нет.

– Я так и думал. Её держали бывшие хозяева этого «Самоцвета», из которого ящик привезли. Шестёрки, конечно. Ничего они не знали про главных.

– Держали. Больше не держат, – заметил Яр.

– Конечно. Из могилки тяжело делами руководить, – Липатов коротко и зло рассмеялся. – Ты на меня так не смотри, всё случайности. Бывают в жизни несчастливые совпадения. Думай потом – чары там, не чары, просто человек невезучий…

Ловкач. Он ведь в самом деле не знает наверняка, виновны ли его заклятия в чьей-то смерти или жертва сама вытянула сломанную лучинку. Не нужно даже, нарушая запрет, накладывать чары на человека: можно заставить, к примеру, подтаявшую сосульку сорваться с крыши раньше срока – и вот уже убийцей становится несчастный случай…

– Кто тут точно замешан, так это Оленин, – продолжал Липатов, добросовестно исполняя обещание о помощи. – Крутит всякий шлак контрабандный через свои аптеки, сырьё поставляет, навар делает нехилый. Но он так, мальчик на побегушках… А кто там главный – это не знаю. Такие пауки редко на свет выползают, – он взглянул сквозь проломленную крышу в осыпающееся хлопьями серое небо. Яр на всякий случай сжал кулаки. – Я тебе так скажу: опилки – это фигня, блажь от нефиг делать. Вот микстурка, которую со свалки упёрли – она основная. Кому-то хочется людям мозги наизнанку выворачивать, вот как мы… Только чтоб совсем всем, и нам тоже.

Об этом Яр не думал. Вряд ли «дурман», какой он есть сейчас, сравнится в действенности с чарами внушения, но это всего лишь перспективный образец. Что там говорил Наумов – точечное стирание воспоминаний? Чем заместит их не терпящий пустоты человеческий разум? И ведь эта дрянь, хоть и слабее, но в самом деле действует на волхвов. Кто-то целится в Кирилла Александровича? Сам он ищет способы держать в узде своенравных подопечных?

Кому и зачем нужна власть над чужими помыслами? Вот о чём нужно думать в первую очередь.

– Спасибо. Я понял, – Яр коротко кивнул. Где-то над головой угрожающе заскрипело усталое дерево. – Почему арестован Валерий Громов?

– По моей наводке он арестован, – легко признался Липатов. – По этому ублюдку давно каземат плачет. Хорошо его прикрывали, очень хорошо… Если б ты не влез, может, уже в ноябре я б его упёк за решётку.

– Его обвиняют в недобросовестной экспертизе. Это ложь.

– Конечно, ложь. Чтоб такой жук – и проклятый амулет не узнал? – Липатов вновь свирепо хохотнул. – Бабу убила тень. Я её сам для этого в лесах выловил.

– То есть женщина погибла ради повода арестовать Громова.

– Нет, её шеф велел убрать. Про преступную халатность я уже потом придумал, когда понадобилось Василичу устроить небо в клеточку, – Липатов, довольный собой, насмешливо хмыкнул. – Я его к стенке-то прижал, думал, выбью чего полезное. Чтоб он меня на своих дружков вывел или хоть бумаги меченые им подсунул. Но опять тебя принесло на мою голову, – он прибавил пару нелестных слов в адрес Яра. – Пришлось Громова упихать за решётку, чтоб без присмотра дел не натворил.

– Все-то тебе мешают, – холодно бросил Яр. Если кто и вправе навязывать ему вину, то точно не этот человек. – Я… Виктор Сергеевич… Ещё Субботин, наверное, для ровного счёта…

– Субботин – тюфяк, – презрительно выплюнул Липатов. – Кому он может мешать? Сидит себе, горюет от того, какой вокруг мир несправедливый. Когда его из замначальников попёрли, всем вокруг рассказал, как его обидели, а всерьёз что-то сделать – это нет, это страшно. Так и подписывает бумажки за долю малую. И будет подписывать до конца дней своих, если не прогонят.

– Леший с ним. Я спрашивал про Громова, – напомнил Яр. Многословие, будто вьюга, заметало суть; впрочем, он сумел понять, что Липатов и Громов друг друга стоят.

– Он прмкрывал контрабанду, – Липатов небрежно пожал плечами. – Следствие его расколет, не сомневайся. Опоздал ты, Стажёр: без тебя всё успели.

Не всё. Вот, к примеру, не связали контрабандистов с делом о некромантии. Но это сейчас не имеет значения; важно другое. Липатов всё это время шёл к той же цели другими тропами, запутывая следы и не подпуская к ней никого вперёд себя. Значит, нельзя было подпускать. Значит, его изыскания должны были оставаться тайной – в первую очередь от тех, кто стоит на страже порядка. Значит, он действовал вовсе не как офицер магконтроля.

– На кого ты работаешь? – спросил Яр.

Он не ждал прямого ответа, но рассчитывал, что клятва заставит Липатова добавить крупицу истины даже в лукавые слова. Получить бы недостающую подсказку – а додумать остальное Яр как-нибудь сумеет…

Взвыл ветер, швырнул в лицо пригоршню обжигающе-холодных снежных хлопьев.

Липатов медленно, словно нехотя разомкнул губы. Сквозь полупрозрачную завесу вьюги Яр видел, как на его лице проступает мрачная усмешка. Отступник что-то придумал, нашёл брешь в западне, а хрупкая защита клятвы падёт, как только он ответит на последний вопрос… Яр вскинул руку, гадая, каким будет удар.

Голос волхва по имени Юрий перекрыл вой метели, легко пронзил сплошную снежную пелену.

Яр не поверил своим ушам.

– Я отказываюсь отвечать, – коснулись слуха самоубийственные слова.

***

Потолочные лампы пригасли на несколько мгновений, погрузив палату в серый дневной сумрак. Терехов обеспокоенно покосился на них и не отводил взгляд, пока свет не вспыхнул с прежней силой. Неужели боится темноты? Абсурд…

– Я не знаю никого по фамилии Подлесный, – бесстрастно сказал Верховский. – Этот человек хотя бы принадлежит к сообществу?

– И да, и нет, – начальник магбезопасности нервно усмехнулся. – Он уже много лет живёт по подложным документам. Как вы догадываетесь, я принимал в этом обмане прямое участие.

Пожалуй, что сходится. Непонятно только, что заставило матёрого нелегала назвать Зарецкому своё настоящее имя. Впрочем, Денис Липатов, он же – Юрий Подлесный, умеет и любит шокировать окружающих; может быть, ему попросту потребовалось отвлечь внимание противника посреди потасовки.

– Что же с ним такое случилось? – полюбопытствовал Верховский. – Понадобилось незапятнанное имя, чтобы устроиться в контроль?

Терехов хрипло рассмеялся.

– Нет, здесь не хитрость, а, скорее, экстренная необходимость. История до крайности нелепая. Он попытался обмануть офицера во время замены присяги, – бывший контролёр царапнул подлокотник кресла крепкими желтоватыми ногтями, словно собственные слова причиняли ему физическую боль. – Так сложилось, что проще всего было объявить Подлесного мёртвым и выправить ему новые документы… Он ведь полезен, несмотря на некоторые наклонности. И потом, мне нужен был человек среди ваших. У вас ведь наверняка есть люди в моём отделе.

Нет. Верховский никогда о таком не задумывался. Ничего не изменилось: он по-прежнему не умеет работать с людьми. Когда всё закончится, он непременно напишет заявление. Пусть контролем руководит удобный Субботин. Да хоть Костик, всё равно будет лучше, чем сейчас…

– Вас устраивало работать с убийцей? – холодно спросил он. В этом вопросе не было необходимости – только жгучая боль от уязвлённого самолюбия.

Терехов пытливо сощурил единственный здоровый глаз.

– На моей должности так или иначе приходится работать с убийцами.

– Оперативники отчитываются за каждый труп, – напомнил Верховский. – Подлесный доложил вам об убийстве моего заместителя?

Квадратное лицо безопасника стремительно побледнело. Что, испугался? Заглянул в пропасть, от которой лицемерно отворачивался долгие годы? Можно пользоваться отпетым головорезом, но не стоит тешить себя иллюзией, будто он послушен и предсказуем… Верховский потёр вспыхнувшие зудом костяшки пальцев. Сам он не слишком ли верит в надёжность Феликса?

– Я не знал, – проронил наконец Терехов. – Это… это его рук дело?

– Я допускал, конечно, что стажёр мне врёт, – с небрежной откровенностью бросил Верховский. – Вы скажете, что это самодеятельность. Я поверю. Вы и без того достаточно виноваты.

– Вы тоже будете виноваты, если ваш нелегал…

– Вы не отличаете вероятность от свершившегося факта? – рявкнул Верховский. – Пора бы уже, с третьей-то категорией!

Повисла звенящая тишина. Ну, что теперь? Вязать этого чистоплюя и волочь в каземат? Да он и так всё рассказывает, не пытаясь отпираться. Он напуган до полусмерти, хоть и старается изо всех сил выглядеть слегка споткнувшимся хозяином положения.

Он… полезен.

– Вы допустите меня к Громову, – велел Верховский тоном, не предполагающим возражений. – И отдадите в моё распоряжение отряд оперативников. Проверенных, не желторотиков.

– Для чего?

– Найду им занятие, – Верховский усмехнулся и поднялся на ноги. – Или вы думаете, что мне нечего сказать собственному офицеру?

Громов расколется, в этом можно не сомневаться. Достаточно намекнуть, чем на самом деле занимаются в «Технологиях будущего» – и трусливый знаток артефактов в страхе перед высшей мерой непременно выберет путь сотрудничества со следствием. Такие не стремятся героически умереть за свои идеалы, а тут и идеалов-то никаких нет – один только низменный шкурный интерес.

– Перекрыть каналы контрабандистам крайне сложно, – снова завёл Терехов. Наткнулся взглядом на лицо собеседника и мигом свернул агитацию. – Хорошо, будь по-вашему. Вы собираетесь заняться только Валерием Громовым?

– Разумеется, нет, – Верховский демонстративно поправил манжету на левом запястье. – Ещё решу, что делать с вами. Отдохните пока здесь… Подумайте, что скажете в своё оправдание.

– Я и так знаю, – проговорил Терехов тихо и как-то печально. Рукав он, тем не менее, покорно закатал. – Но вы не станете слушать.

– Почему? Я постараюсь быть приятным собеседником и – как вы сказали? – руководствоваться чувством справедливости, – хмыкнул Верховский. – Расскажете мне, что, когда и зачем делал этот ваш Подлесный. Давайте руку.

– Вы не представляете, во что вмешиваетесь.

– Зато вы представляете, – Верховский брезгливо взялся за липкое от холодного пота запястье. – Я бы ещё послушал в подробностях про старые методы работы магконтроля. Мой, как вы выразились, нелегал уже поведал кое-что любопытное. После такого трудно удивляться, что вас не пугают никакие… наклонности.

– Мы делали то, что должны были делать, – без капли раскаяния сказал Терехов. – Спокойствие в сообществе пришлось покупать дорогой ценой.

– Про это тоже расскажете, – заверил его Верховский. – Заодно ознакомите меня с современными расценками.

– Оставьте всё как есть, – едва ли не взмолился Терехов. – Уверяю вас, пара дней – и всё разрешится, достаточно просто не мешать.

Пара дней… За пару дней всё может сорваться в пропасть. За пару дней контрабандисты бесследно уйдут в тину, а какой-нибудь не слишком принципиальный учёный доведёт до ума образец «дурман». Не говоря уж о том, сколько погибнет, случайно подвернувшись под руку самозваным блюстителям порядка. Верховский с фальшивым сожалением покачал головой.

– Непозволительная роскошь.

– Вы ведь семейный человек. Неужели не боитесь за супругу? – квакнул Терехов. – Она прошла такой непростой путь, оборвала ради вас все связи… Вы её отблагодарите, поставив под угрозу её жизнь и здоровье?

– Это мы добавим к клятве, – процедил Верховский. Жгуче захотелось выкрутить Терехову руку – так, чтобы тот мог только выть от боли. Что там ещё осталось в рукаве? Бродяжья молодость? Застарелые вины?

– Вы переняли непреклонный нрав вашей покровительницы, – Терехов елейно улыбнулся. – Знаете, между прочим, какими путями она составляла свою знаменитую коллекцию артефактов? Или настолько интимными тайнами она с вами не делилась?

– Либо вы клянётесь, либо я закончу разговор.

Пусть только попробует заикнуться, что его заставили клясться. Терехов, впрочем, всё прекрасно понимал – и не желал проверять, что имелось в виду под окончанием разговора. Он действительно боялся.

Нервно вздохнув, начальник магбезопасности наконец заговорил.

***

Липатов убрал ногу с половицы.

Он не спешил отбегать в сторону: на нём всё ещё висела клятва не ценить своей жизни выше чужой. Он всего лишь дал обеим жизням одинаково ничтожную цену.

Кожу холодным огнём обожгли чары личной связки.

Над головой оглушительно затрещало дерево. От стремительного, почти не рассчитанного пространственного прыжка закружилась голова. Яр сбил Липатова с ног, следом рухнул сам, перекатился по полу, цепляя занозы. По ушам ударил грохот; задрожали, ломаясь, хлипкие перекрытия. В висок врезался тяжёлый кулак. Яр взвыл, давая выход скопившейся боли. Почти вслепую перехватил чужое запястье, отчаянным рывком опрокинул грозно нависшего над ним человека. Проиграть схватку с теперь уже почти минусом? Ну нет, только не сейчас…

Мощный толчок в плечо отшвырнул Яра к пролому. Леший побери! Сил у него, может, и больше, но он по-прежнему легче коренастого противника – и тот об этом прекрасно помнит. Доски, надломленные упавшей балкой, охотно осыпа́лись вниз влажноватой трухой. В два удара сердца Яр вскочил на ноги и отпрыгнул от расширяющейся пасти пролома. Липатов налетел на него, как бойцовый петух, но на сей раз врасплох не поймал. Оба увязли в глухом противостоянии; один тянул к зияющей пропасти, второй – прочь от ненадёжной кромки. Опыта Липатову хватало: он не позволял Яру ни толком высвободить руки, ни сосредоточиться на заклятии. Казалось, он сам не против провалиться в клыкастую тьму, лишь бы утащить с собой и врага тоже.

Но Яр не мог позволить ему погибнуть.

Негаснущее волшебное пламя прокатилось волной по напряжённым мышцам. Совсем немного, малая частица того, дремлющего… Достаточно, чтобы оттолкнуть противника в глубь укоротившегося коридора; слишком мало, чтобы навредить. Сама наставница не нашла бы, к чему придраться. Яр взмахнул ладонью, накрывая Липатова сетью. Тут же, пользуясь передышкой, прижал к уху телефон. Страшась худшего, вслушался в сквозящие пустотой гудки.

Нет. Всё в порядке. Всё хорошо. Очередная прогулка над пропастью волей случая не закончилась падением.

Что ж, здесь тоже всё кончено. Бывший волхв не сумеет стряхнуть крепкие нити чар. С ним теперь справится даже самый неумелый оперативник…

Леший, нет! Ни в коем случае нельзя вызывать оперативников!

Яр механически шагнул к стреноженному противнику. Казалось, пол осыпается прямо под ногами. Липатова нельзя ни сдавать правосудию, ни вовсе подпускать к сообществу. Здешние маги не знают, как можно лишиться дара. Предъявить им угасшего волхва значит разбить вдребезги хрупкую тайну, оберегающую царящий среди одарённых зыбкий покой. Не выйдет даже исполнить данное Верховскому обещание…

– Ну, давай, – сипло каркнул Липатов. Лицо его, озарённое слабым золотистым сиянием, казалось мертвенно-бледным. – Спроси ещё разок. Заставь меня говорить.

– Нет, – Яр качнул головой. Слова срывались с губ летучим белёсым паром. – Ты клялся молчать.

– Умный щенок, – выдохнул Липатов и хрипло рассмеялся. – Если меня убьёт клятва, ты рук не запачкаешь. Ну, хочешь что-нибудь узнать?

Яр молчал. Секунды вязко растягивались в вечность. Ледяной сквозняк хлестал по спине мокрой снеговой плетью. Сердце гулко колотилось в груди, сбивая с ритма и без того беспорядочные мысли.

– Испугался, а? – с фальшивым сочувствием спросил Липатов. – Чистюля… Сам-то понял, чего боишься?

Слова с трудом достигали разума, словно им приходилось продираться сквозь пургу. Медленно и неотвратимо вызревало решение. Дурное, лживое, опрокидывающее казавшиеся незыблемыми принципы. Да что уж там – не впервой ими поступаться…

– Ты моё место займёшь, – презрительно выплюнул Липатов. – Уже почти и занял – вон как рвался… Тогда носик морщить не получится. Будешь людское дерьмо разгребать, как я разгребал. Научишься всех любить и прощать… Сломаешься – сдохнешь. Не сломаешься – тоже сдохнешь, только больнее будет. И не денешься никуда, Стажёр, потому что больше некому…

– Есть кому. Всегда есть, – Яр покачал головой. Как объяснить ослеплённому блеском волшебного пламени, что отнюдь не тайный дар возвышает человека среди себе подобных? – Отвечай мне правдиво, если это не запрещено клятвой. Зачем ты убил Щукина?

– Он тебе верил, – просто сказал Липатов. В его широко раскрытых глазах отражались бледные искры снегопада. – И тогда поверил бы. А мне нужна была моя свобода.

– Почему Лев Субботин?

– Крутился поблизости. Я принимал у него гражданские клятвы, я же их ему и вернул. Он и без внушения готов был на многое… Лишь бы поперёк папкиной воли…

– Где он сейчас?

– Не знаю. Собирался домой за каким-то хреном.

Домой. Мишка поехал именно туда… Ладонь непроизвольно скользнула в карман за телефоном. Нет, Старов сказал, что всё в порядке… Нет резонов ему не верить…

Здесь ещё осталось дело. Тяжкое. Невыносимое. Необходимое.

Глубоко вдохнув колкий ледяной воздух, Яр заговорил. Слова его, переплетаясь с чарами, необратимо отнимали у Липатова кусочки памяти – все, связанные с волшбой, с совершёнными преступлениями, с загадочным нанимателем. Замещали годы половинчатой службы в отделе контроля случайными обывательскими воспоминаниями. Впечатывали в сознание неприятие самой мысли о том, чтобы причинить кому-то вред. Ненадёжный запрет; его сорвёт первое же глубокое потрясение. Не в силах волхва перекроить на свой лад то, что составляет самый стержень личности, но можно хотя бы поглубже спрятать опасное, защитить от принесённых когда-то клятв… Закончив заклятие, Яр вытащил из кармана бумажник и вложил в ладонь растерянного Липатова туго свёрнутые купюры – все, какие нашлись. Коснулся чужого виска, восполняя отступнику исчерпанные схваткой силы. Перевёл дух. Ещё одна вина в копилку.

– Уезжай куда-нибудь, – устало посоветовал Яр. Дыхание вырывалось из груди прерывисто, будто после долгого бега. – Подальше от Москвы. Найди себе там достойное занятие.

Липатов неуверенно дёрнул головой – должно быть, кивнул. Потерянно огляделся по сторонам. Ах ты, леший, все пути вниз ведь разрушены…

– Дай мне однократное разрешение на применение пространственной магии, – приказал Яр, вновь прибегнув к внушению. – И забудь об этом, как только окажешься на улице.

Он следил за каждым шагом человека, который несколько минут назад был ему страшным противником. Дождался, пока тот скроется в складках снежного полотна, за изгибом заметённой просёлочной дороги. Вьюга стремительно заглаживала отпечатки ног на сплошной белой пелене. Остался всего один след, и Яр знал, как его спрятать.

Прижав ладонь к полусгнившему бревну, он вызвал к жизни язычок пламени – самого обычного, не волшебного. Сырое дерево занималось долго, неохотно. Равнодушная стихия обжигала кожу, не давая забыться. Яр терпеливо ждал, пока огонь целиком охватит руины, не позволял ему угаснуть и следил, чтобы разгулявшийся ветер не перенёс искры на подступающий к усадьбе лес. Окрестные жители не спешили спасать нехороший дом; может, и вовсе ничего не заметили в густом снегопаде. Забытое гибнет в тишине.

Белые хлопья сыпались с неба, и вперемешку с ними опадал мёртвый серый пепел. День догорал в свирепом голодном огне.