Негасимое пламя

XLIII. Лучше всех

У двери в отдел почему-то ошивался Липатов. Мишка невольно остановился, чтобы приглядеться: правда, что ли, куратор ранним понедельничным утром прохлаждается в коридоре вместо того, чтобы азартно выискивать среди прошений самые интересные? Супермен стажёра немедленно заметил и, широко улыбаясь, энергично зашагал навстречу.

– Умка! Как я рад тебя видеть, аж в башке не умещается! Пусти в кабинет, а?

– Зачем? – оторопело спросил Мишка.

– Как зачем? Кто, кроме меня, мир спасать будет?

– А кто вас не пускает?

– Система грёбаная, – Липатов покаянно вздохнул и признался: – Я пропуск посеял. В пятницу вроде на месте был, а сегодня – тю-тю…

– Так надо же тогда новый получить!

– Всё правильно, Умка, говоришь, – Липатов широко развёл руками. – Я уже и перед безопасниками повинился, то-сё… Но ещё ж две недели делать будут! Мне отпуск брать, что ли?

– Надо у Александра Михайловича спросить, – неуверенно протянул Мишка. – Я позвоню…

При упоминании начальника Денис, как всегда, скривился.

– Да сам сейчас приедет. Я ему объясню. Ну Мих, ну чё ты, ей-богу! Свои же!

Свои, ага. Такие же свои, как те, которые вещдок средь бела дня украли, да так, что полтора месяца следов не найти. Мишка сдержал вздох: ему не хотелось плохо думать про коллег.

– Ну ладно, пойдёмте, – без особой уверенности пробормотал он.

– Другое дело! – Липатов обрадованно осклабился. – Уже ж почти полгода вместе работаем, как родные должны быть!

– Не полгода, а три месяца.

– Один хрен, – Денис на правах посетителя просочился в кабинет следом за Мишкой и тут же походя отвесил леща подвернувшемуся под руку Косте. – Чего, Мелкий, расслабился тут без меня? Бездельничаем?

Субботин, завидев коллегу, строго свёл брови к переносице.

– Денис, вы уже восстановили пропуск?

Липатов в искреннем недоумении пожал плечами.

– Ты чего, Барон, они так быстро не почешутся.

Бледное лицо Субботина налилось румянцем, разом приблизившись цветом к свежему срезу свёклы.

– Я просил вас не появляться здесь, во-первых, без пропуска, во-вторых, без объяснительной!

– Да чего ты такой скотинистый с утра пораньше? Опять сынуля неуд из универа приволок или что?

Субботин от подобной наглости растерял все слова. Денис поступью победителя прошествовал к своему месту, мимоходом потрогав вялую громовскую ладонь. На Мишку с новой силой набросились сомнения. С одной стороны, не пускать в кабинет собственного куратора как-то неловко, с другой – Борис Андреевич ведь прав. Утеря пропуска – серьёзный проступок. Шеф наверняка отстранит Липатова от дел, когда узнает. Безжалостно загрызенный совестью, Мишка уселся за компьютер и принялся щёлкать мышкой, воскрешая в памяти оставшиеся с прошлой недели задания.

– Ребята, доброе утро! – бодро поздоровался возникший на пороге Щукин. – Как дела?

– Лучше всех! – отрапортовал Денис, скалясь крепкими желтоватыми зубами.

Субботин одарил его презрительным взглядом.

– У этого, с позволения сказать, ответственного сотрудника, может, и лучше всех, – прошипел он. – Липатов потерял пропуск. Подозреваю, что благодаря этому к нам пробрался нарушитель.

– Какой ещё нарушитель? – переспросил Денис, стремительно теряя жизнерадостный вид. Запахло жареным.

– Тот, который вскрыл сейф, – гневно топорща усы, пояснил Субботин. – При этом защитные контуры в полном порядке. Очевидно, у злоумышленника была при себе карточка.

– Вот бли-и-ин, – тоскливо протянул Липатов и от полноты чувств прижал к груди растопыренную ладонь. – Сергеич, вот те крест – я не специально!

– Ну ещё б ты специально, – растерянно пробормотал Щукин. – А что пропало? С камер записи сняли уже?

– Уточните, пожалуйста, у Ярослава Владимировича, как только он вернётся, – Субботин поджал губы и негодующе поёрзал на месте, выражая нелюбовь к коллегам. – Он у нас… свидетель происшествия.

– Вот ё-моё, – озадаченно протянул Виктор Сергеевич. Он подошёл к сейфу, беспомощно раззявившему пыльную пасть, и зачем-то потрогал сварные швы. – Леший! Как же это?

– А что у нас там лежало? – несмело подал голос Костя. Он вытягивал длинную шею из-за прямой, как штык, субботинской спины, словно надеялся разглядеть что-то никем до сих пор не обнаруженное.

– Да кто ж теперь упомнит? Всё подряд…

Дверь в очередной раз клацнула замком. Ни с кем не здороваясь, Зарецкий прошёл к своему столу, бросил на клавиатуру ворох бумаг и уселся за компьютер. Мишке показалось, что вид у коллеги слегка безумный.

– Привет, – дружелюбно сказал ему Виктор Сергеевич. – Говорят, ты у нас тут гостей застал?

– Ну.

– Когда это?

– В пятницу после работ в виварии.

– И чего?

– Разве непонятно? Не догнал.

Щукин поскрёб в затылке. Терпение у него железобетонное. Мишка, признаться, частенько думал, что младший стажёр позволяет себе лишнего.

– А мне чего не позвонил?

Ярослав поднял голову от монитора и недоверчиво уставился на Виктора Сергеевича. Потом перевёл взгляд на выпотрошенный сейф. Досадливо поморщился.

– Не подумал.

Щукин тяжко вздохнул. Взял из стопки аккуратно собранных бумаг верхнюю, помятую и кое-как разглаженную. На листе красовался грязный отпечаток ботинка; взломщик точно искал не этот документ.

– Чего украли-то?

– Я почём знаю? – огрызнулся Зарецкий. – Может, и ничего. Посмотрели и положили назад.

– И что, концы в воду?

– Видимо, да. На этих штуках, – Ярослав продемонстрировал Виктору Сергеевичу бережно упакованные в файлы акты о наследстве, – есть печати. С них можно было бы попытаться снять остаточный фон, но у научников нет приборов с достаточной разрешающей способностью.

– Вот засада, – расстроенно пробормотал Щукин. Вернул документ обратно в стопку и побрёл на своё место. – Ладно. Сейчас Александр Михайлович приедет – всё расскажешь в подробностях, хорошо?

Громов, сидевший всё утро тише воды, ниже травы, робко попросил у своего стажёра спасённые из раздраконенного сейфа акты. Ярослав, вежливо извинившись, отдал. На несколько минут воцарилось неустойчивое спокойствие, а потом неугомонному Липатову вожжа попала под хвост, и он скучающим тоном заявил на весь отдел:

– Многовато мы, Сергеич, стажёрам платим!

Мишка недоверчиво покосился на куратора. Многовато? Ну, побольше, конечно, чем за одну учительскую ставку, но не так, чтобы хватало на безбедную жизнь. К чему это клонит главный здешний зубоскал?

– Поясни, – настороженно попросил Щукин. Ему тоже не нравилось Денисово настроение.

– А ты видел, на чём у нас некоторые ездят? – ехидно спросил Липатов и, не дождавшись реакции, прибавил: – Старую-то куда дел, Стажёр?

Теперь на Зарецкого смотрели все, включая хмурого Виктора Сергеевича. Ярослав нехотя отвлёкся от рабочей возни и вперил бесстрастный взгляд в лицо нагло усмехающегося Супермена.

– Разбил.

– Машину разбил, а сам целёхонек?

– Вы бы хотели, чтобы было по-другому?

– Ну-ка хватит! – рявкнул Виктор Сергеевич, вновь поднимаясь из-за стола. Сердито зыркнул на Липатова, подошёл к Ярославу и, понизив тон, спросил: – Серьёзно, что ли? В аварию попал?

– Не справился с управлением, – нехотя ответил Зарецкий и веско прибавил: – Никто не пострадал.

– Ишь ты, – тут же подал голос Липатов. – Это не про тебя, Стажёр, в новостях с утра писали? А я-то думал, что за придурок на Минском навернулся…

– Никто не пострадал! – упрямо повторил Зарецкий, взяв на тон выше.

Супермен хищно усмехнулся. Мишка запоздало понял, что поднаторевший в искусстве допроса Липатов намеренно ловил Ярослава на словесный крючок – и поймал. Сам Зарецкий тоже это сообразил и теперь зло кривил губы под осуждающими взглядами.

– Ты проверял, что ли? – вкрадчиво поинтересовался Денис, добивая жертву. – Там полдесятка машин всмятку – и ни одного трупа?

– Ни одного, – отрезал Ярослав. – Представьте себе – проверял.

– Быва-а-ают же совестливые люди, – издевательски протянул Липатов. – Сначала мясорубку устроят, а потом ходят, спрашивают, никто ли не ушибся…

– Денис, помолчи! – гаркнул Щукин и вновь обернулся к Ярославу. На сей раз без малейшей приязни во взгляде. – Правда это всё?

– Правда.

– Ну и зачем…

– Хватит, – неожиданно зло отрезал Зарецкий. – Приедет Александр Михайлович – тогда и поговорим.

– Напоследок, – хохотнул Липатов, и никто не потрудился его окоротить.

В отделе воцарилась предгрозовая тишина. Верховский где-то задерживался. Старшие офицеры мало-помалу разбежались: кто в архив, кто к правопорядку, кто на выезд. Ушёл на совещание мрачный Щукин. Мишке никто указаний не выдал; должно быть, Липатов в это насыщенное переживаниями утро вовсе забыл, что у него есть стажёр. Не зная, куда себя деть, Старов притащил из шкафа коробку со старыми документами, водрузил на боковой стол между собой и соседом, достал потрёпанную папку и принялся перебирать бумаги. Это было универсальное здешнее занятие на случай отсутствия задач: Верховский вознамерился навести порядок везде, от накладных на канцтовары до залежей архивной документации. Нудная и неблагодарная работа позволяла отвлечься от невесёлых мыслей. Мишка до сих пор считал Зарецкого неплохим человеком, хоть и не слишком приятным, но если Липатов прав на его счёт… Даже думать не хочется.

– Здесь текучка, – сообщил Костя в тишину. Голос его прозвучал неестественно громко и как-то тонко, словно перетянутая струна. – Возьмите разберите пополам.

Мишка безропотно подошёл за своей долей. Зарецкий словно бы не услышал. Костик, хоть и приученный Липатовым к принципу «не трогай – не огребёшь», на сей раз не пожелал спускать дело на тормозах. Он выбрался из-за стола и сунул стажёру под нос папку с прошениями.

– Разбери, говорю!

Зарецкий нехотя отвлёкся от монитора, но притронуться к бумагам даже не попытался.

– Не хочу, – нагло заявил он.

Оттопыренные Костиковы уши во мгновение ока налились краснотой, словно раскалившийся металл. Мишке немедленно захотелось оказаться подальше от завязывающейся ссоры. Есть ли вообще средство примирить этих двоих? Или после разговора с Верховским будет уже не нужно?

– Я офицер, Зарецкий, – дрожащим от гнева голосом напомнил Костя. – Я старше тебя по должности и…

– Пошёл к лешему.

На миг показалось, что Чернов вот-вот взорвётся и примется кричать, однако он лишь шумно выдохнул и вкрадчиво спросил:

– Считаешь себя лучше других?

– Нет, – Зарецкий поднял голову и нахально воззрился на коллегу снизу вверх. – А ты?

Костя презрительно фыркнул и отвернулся. Бумаги так и остались лежать нетронутыми.

– Давай я разберу, – осторожно предложил Мишка, выглядывая из-за коробки с документами.

Зарецкий ничего ему не ответил.

***

Без пяти девять Верховский заглушил мотор, наспех застегнул пальто и вышел из машины на грязно-серый утоптанный снег. Одинокий дворник без энтузиазма скрёб лопатой сугробы, наметённые за последние ненастные дни; его помеченная ярко-оранжевым жилетом согбенная фигура казалась воплощением напрасного труда. Вечером снова обещают снегопад.

– Доброго дня, Александр Михайлович, – дружелюбно бросил проходивший мимо начальник, кажется, отдела коммуникаций. Верховский помнил его исключительно по ежемесячным общим встречам управского руководства. – Как настроение?

– Лучше не бывает, – любезно ответил Верховский и почти не солгал: мрачноватая сосредоточенность – самое счастливое состояние, на которое можно рассчитывать на рабочем месте. – У вас?

– Узнаю, когда приду в офис, – хохотнул знакомый незнакомец. – Если с утра есть плохие новости, я буду несказанно рад.

– Почему?

– Потому что тиражи с плохими новостями расходятся намного лучше. Так что приносите, если у вас вдруг завалялась пара-тройка.

Весело насвистывая, коммуникационный начальник обогнул шлагбаум по протоптанной в слякоти узенькой тропке и бодро зашагал ко входу в Управу. Верховский слегка замедлил шаг, позволяя коллеге уйти подальше. Перед долгим рабочим днём хотелось подышать и помолчать.

Мраморные плиты вестибюля, порядочно истёртые подошвами за долгие десятилетия, привычно стелились под ноги. Здание не слишком изменилось за тринадцать лет здешней службы Верховского; менялись люди и нравы. А может, он попросту научился лучше их понимать. У лифтов беспокойно галдели опаздывающие сотрудники. Не желая быть частью суетливой толпы, Верховский встал поодаль. Там, в относительно укромном углу, его и настиг требовательный писк телефона.

– Добрый день, Александр Михайлович, – негромко сказала трубка голосом Терехова. Ничего хорошего это не сулило. Начальник безопасности нечасто величал бывшего подчинённого полным именем. – Вы не могли бы зайти? Есть вопрос, требующий вашего внимания.

Однажды хватит наглости отправить его на двенадцатый этаж. Или хотя бы на нейтральную территорию, чтобы не внушать никому ложного впечатления, будто начальник контроля бегает к Терехову на поклон.

– Разумеется, – холодно ответил Верховский и, развернувшись, зашагал к выходу на лестницу. До второго этажа проще добраться пешком. – Какого рода вопрос?

– Не телефонный разговор, – сухо отрезал Терехов и положил трубку.

Верховский позволил себе тихонько выругаться. По крайней мере, теперь секретарши не осмеливались мурыжить его в приёмной. Терехов, невиданное дело, привстал навстречу визитёру и первым протянул руку для пожатия. Чего-то хочет, старый пёс… «На досье шлёп – и всё, неприкосновенен», – пакостливо подсказала память. Бред, конечно. Перед законом у Терехова безупречная репутация, ему не может быть нужно то же, что матёрому нелегалу.

– Компьютерщики с утра принесли мне вот это, – Валентин Николаевич передал Верховскому лист бумаги, исписанный стремительным колючим почерком. Шапка, лаконичное требование снять записи с внутренних камер, подпись. Снова захотелось выругаться. – Я, как вы знаете, обычно без проблем такие заверяю. Ваши подчинённые ведь не склонны валять дурака.

– А с этой что не так? – Верховский положил служебку на стол и без приглашения уселся в ближайшее кресло. – Не по форме составлена?

– Нет, с ней всё в полном порядке, – Терехов изобразил нечто, что при наличии фантазии можно было бы назвать располагающей улыбкой. – Дело не в документе. Дело в записях.

– А с ними что?

Начальник магбезопасности пожевал губами, словно пробуя на вкус будущий ответ.

– Попробую объяснить… Вы в октябре запрашивали съёмку из хранилища, помните? – дождавшись кивка, Терехов продолжил: – Так вот. Камеры ведь оказались неисправны. Неопределённое количество времени, – нехотя прибавил он. – Во всяком случае, больше пяти дней – такова глубина хранения архивных записей. Мы, разумеется, инициировали полномасштабную ревизию… Коллеги из технического сопровождения проверяют каждую внутреннюю камеру, на всех этажах, во всех коридорах и кабинетах.

– И что же? – поторопил Верховский. Рабочий день вовсю разгорается; ему нужно в свой отдел.

– И не все проверки ещё завершены, – деликатно сформулировал Терехов. – Видите ли… Довольно многие камеры испорчены, – он сцепил над столом кончики пальцев, словно бы успокаивая себя. – Мы пока не знаем, насколько давно. Техники говорят, что почти все можно починить, – торопливо прибавил Валентин Николаевич, отзываясь на недовольную мину Верховского. – Коллеги в кратчайшие сроки это сделают.

– Но вы не желаете огласки, – Верховский усмехнулся краем рта. Впервые бывший шеф вынужден считаться с ним как с равным, и из-за чего? Из-за стажёрской служебки…

– Совершенно верно, – веско произнёс Терехов. Без улыбки. – Наш с вами общий знакомый был очень недоволен октябрьским случаем. Не хотелось бы лишний раз его раздражать.

Повисло молчание. Лист бумаги нахально белел на роскошном деревянном столе. Яблоко раздора между отделами и лично между их начальниками. На кой чёрт Зарецкому понадобились эти злосчастные записи?

– Отзовите, пожалуйста, требование, – мягко попросил Терехов. – Никто не проиграет. Мы сохраним лицо, я останусь вам обязан, а записей всё равно не существует.

– Мне нужно разобраться, – медленно проговорил Верховский, скользя взглядом по ровным рядам остроконечных букв. – Я пообщаюсь с подчинённым. Он вряд ли просто так сделал этот запрос.

Терехов хищно сверкнул глазами. Верховский запоздало сообразил, что выдал собственное неведение относительно того, что творят контролёры. И вообще сам факт, что они что-то творят без указаний. Даже не офицеры – стажёры…

– Каждый – сам себе боевая единица, – напомнил он, растянув губы в вежливой улыбке.

– Боевая – дальше некуда, – Терехов усмехнулся. Он знал больше. Он расположился на господствующей высоте. – Если мне не изменяет память, мальчик учился у самой Свешниковой?

– Верно. Это важно?

– В какой-то мере. Дама умела быть неимоверно настырной, – начальник магбезопасности поднялся из-за стола и неспешно прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. – Эту науку молодой человек усвоил сполна. Идёмте-ка, я вам покажу, что с утра обнаружила внутренняя служба охраны…

– Как это связано с моим стажёром? – поинтересовался Верховский, тоже вставая.

– А кто, по-вашему, заставил охранников шевелиться?

Терехов проводил его к пустынной лестнице, спустился на два пролёта, но свернул не к вестибюлю, а в крохотный коридорчик, ведущий к одному из многочисленных пожарных выходов. Все двери на этом пути открывались только наружу, а на последней, выходящей на улицу, висел от греха подальше здоровенный амбарный замок. До недавнего времени.

– Остались царапины, – Терехов указал на изрядно пострадавшие проушины, кустарно приваренные к стене и к двери. – Сам замок, очевидно, уволокли. Металл слишком долго помнит спектр.

– Кто-то ломился наружу? – уточнил Верховский. Он не помнил, чтобы этот ход использовался хотя бы во время учебных тревог – из-за неудачного расположения. Снаружи дверь едва не упиралась в стену построенного пару лет назад больничного флигеля.

– Именно этим предположением ваш стажёр и побеспокоил мирно спящую охрану, – Терехов усмехнулся и с усилием толкнул дверь. Створка заскрежетала по смёрзшемуся сугробу. – Следов, как вы понимаете, не осталось. Внутри вытерли домовые, снаружи засыпало снегопадом.

– Надо хорошо знать здание, чтобы целенаправленно сюда прийти.

– Верно подмечено. Не может не настораживать, правда? – хмыкнул Терехов. – Будете разговаривать с подчинённым – спросите, пожалуйста, чем вызван такой внезапный интерес к путям эвакуации. И поблагодарите от моего имени. За… вскрытую дыру в безопасности.

Перебьётся. И так мнит о себе невесть что. Сжимая в ладони сложенную вдвое служебку, Верховский добрался-таки до лифтов. Шишиге понятно: стряслась какая-то дрянь – а он не в курсе, хотя должен был узнать одним из первых. И наверняка узнал бы, окажись в эпицентре событий кто угодно, кроме Зарецкого. Если так и не удастся вбить стажёру в голову, что он сотрудник отдела, а не герой-одиночка, Витьке придётся попрощаться с любимцем. Заранее раздражённый, Верховский сердитым вихрем ворвался в кабинет, небрежно пожал руку вытянувшемуся в струнку Чернову и рявкнул:

– Зарецкий, идём поговорим.

Стажёр с независимым видом встал из-за стола и проследовал за Верховским в логово. Вёл он себя без обычной самоуверенности: садиться без приглашения не посмел, скромно остался стоять у двери. Что на него нашло? Щукин уже успел за что-то отчитать или совесть нечиста?

– Ну? – Верховский бросил пальто на спинку кресла и встал напротив стажёра, опершись на стол кончиками пальцев. – Что за переполох с утра пораньше твоими стараниями?

Зарецкий не изменился в лице – должно быть, ожидал вопросов.

– Я в пятницу застал здесь нарушителя, – спокойно ответил он. – Хотел узнать, как он удрал.

Верховский едва сдержал рвущееся с языка крепкое словцо. Нарушитель! В пятницу! Будь стажёр тысячу раз прав в своих устремлениях, он обязан был сначала доложиться хотя бы куратору – а уж Громов не замедилил бы сообщить начальству…

– Он удрал? – вкрадчиво переспросил Верховский. Он не считал нужным скрывать недовольство: наглецу полезно периодически получать трёпку.

– Да, – просто ответил Зарецкий, бесстрастно глядя на начальника. – Иначе я не ходил бы к техслужбе.

Если это не издёвка, то что тогда? Верховский на миг прикрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Он так и будет допускать промахи, если продолжит кипеть и повышать голос. Это Чернова можно напугать криками; чёртов племянничек Лидии для этого слишком умён.

– Сядь, – понизив тон, Верховский кивнул на стул, притулившийся с другой стороны стола. Зарецкий нехотя повиновался. – И объясни, что помешало тебе немедленно сообщить о происшествии.

– Был занят.

– Все выходные?

– Почти.

– И что же ты делал?

– Перебирал содержимое сейфа, – охотно признался стажёр. – Думал, что пропало или что важного могли увидеть.

– И каков результат?

– Пока нулевой. У научников нет оборудования. Техслужба ещё не дала записи. Внутренняя охрана всё прощёлкала.

– Следи за языком.

– Я максимально корректен, – нахально заявил Зарецкий, глядя на шефа снизу вверх. – У нас нет описи содержимого сейфа?

– Нет, – Верховский поморщился. Ещё одна уродливая метка былого бардака. – Все опасные либо дорогостоящие улики сразу отправляют в хранилище.

– В котором камеры не работают.

Они нигде не работают, но мальчишке об этом знать не обязательно. Самое отвратительное, что стажёр прав, но начальник магконтроля ни в коем случае не должен этого признавать. Чтобы не уронить, так сказать, честь организации. Будь неладен Терехов с его дохлыми камерами!

Избавив Верховского от необходимости изобретать оправдания, в кабинет заглянул Щукин. Оценил обстановку, шагнул внутрь, закрыл за собой дверь на задвижку. Витька выглядел непривычно мрачным; стажёр, завидев его, тоже как-то поник. Стало слегка завидно. Заместитель имел на отдельский молодняк куда больше влияния, чем законный начальник.

– Что, поговорили уже? – спросил Щукин, обведя кабинет тяжёлым взглядом. – Про аварию?

– Про аварию, – медленно повторил Верховский. – Ещё сюрпризы?

– Нет, прямое следствие, – процедил Зарецкий. Он избегал смотреть на обоих руководителей, предпочитая изучать рисунок на линолеуме. – Я пытался догнать нарушителя. Неудачно.

– Зачем? – вырвалось у Верховского. Он не ожидал внятного ответа, однако стажёр, на удивление, заговорил.

– Посчитал важным, – ровным голосом произнёс Зарецкий, по-прежнему разглядывая собственные кроссовки. – Не продумал последствия. Сделал глупость.

– Отрадно, что ты это признаёшь, – заметил Верховский, просто чтобы что-то сказать. – И что случилось?

– Влетел в отбойник на трассе, – всё тем же отрешённым тоном ответил стажёр. Пресвятые шишиги, да ему в самом деле совестно!

– И смотался с места происшествия, – обвиняюще прибавил Щукин. – За это прав лишают. А если там у кого тяжкие телесные, так и сесть можно.

– Знаю, – совсем тихо сказал Зарецкий и вдруг, вскинув голову, взглянул Витьке в лицо. – Давайте напишу по собственному. Потом в полицию поеду.

Щукин растерянно крякнул. Верховский и сам поймал себя на искреннем изумлении. Подобного ещё можно было ожидать от Старова с его воспалённым чувством справедливости, но не от избалованного жизнью нахалёнка.

– Так ты ж сказал, не пострадал никто, – пробормотал Витька. Напускная суровость стремительно покидала его лицо.

– Никто не умер. Я подлечил раненых, – нехотя признался Зарецкий и зачем-то напомнил: – У меня есть в специализации медмагия.

Витька через плечо обернулся к Верховскому, словно ища у друга поддержки. Мол, ты начальник, ты и решай. Это, конечно, правильно. И совершенно правильно будет выгнать взашей провинившегося стажёра. Щукин слова поперёк не скажет, слишком уж всё очевидно. Очевидно – но не однозначно. Глава московского магического контроля, в прошлом – бродяга Ноготь, понимал это лучше всех присутствующих.

– Подлечил – это, конечно, хорошо, – осторожно заговорил Верховский, на ходу нащупывая смысл того, что требовалось выяснить о сидящем перед ним человеке. – Но память-то людям не подправить. Они запомнят боль и страх. Это свершившийся факт. Его не отменишь.

Зарецкий нахмурился было, словно собираясь возразить, но тут же снова сник.

– Вы правы, – негромко сказал он. – Не отменишь.

– В нашем сейфе не хранится ничего такого, что стоило бы человеческой жизни, – произнёс Верховский, чеканя каждое слово.

Зарецкий промолчал. Леший побери, он пару минут назад сказал буквально то же самое… Витька смотрел поочерёдно то на стажёра, то на начальника; он, кажется, сам не знал, на что надеяться. Все уши летом прожужжал про злосчастного полтергейста в метро. С редкостным рвением ручался за своего протеже. У Щукина тонкое, почти сверхъестественное чутьё на людей…

– С явкой с повинной мы пока повременим, – решившись, сказал Верховский. Оба подчинённых встрепенулись и уставились на него: Зарецкий – недоверчиво, Щукин – с надеждой. – И с увольнением тоже. Но заруби себе на носу: обо всех подобных происшествиях следует немедленно сообщать мне и Виктору Сергеевичу. Витя, покажи сегодня молодому человеку, как работают чары личной связки.

Щукин покладисто закивал. Зарецкий долго молчал, неподвижно сидя с растерянным видом, а потом тихо сказал:

– Спасибо.

– Это аванс, – строго предупредил Верховский. – Ещё один серьёзный проступок, и я без колебаний подпишу тебе по собственному.

Стажёр серьёзно кивнул. Он, без сомнений, отлично умел понимать намёки.

– Есть ещё что сказать? – осведомился Верховский, опускаясь в кресло.

– Есть, – подумав, отозвался Зарецкий и перевёл взгляд на Витьку. – Насчёт утреннего разговора. Липатов знал об аварии.

Прекрасно: значит, утром был разговор, и Липатов в нём отличился. Щукин озадаченно поскрёб в затылке и нахмурил брови. Он понимал, о чём речь, но концы явно не сходились с концами.

– Нет, не мог он, – Витька наконец пришёл к выводу и решительно помотал головой. – Сам подумай: зачем ему среди ночи сюда вламываться? Он и днём в сейфе пошуровать может…

– А я и не говорю, что он сюда вломился, – возразил Зарецкий. – Я имею в виду ровно то, что сказал. Липатов знал об аварии.

Щукин плотно сжал губы. Ему, как всегда, больно слушать про разборки внутри отдела.

– Что из этого следует? – спросил Верховский. Он не слышал пресловутого разговора, ему позволительно проявлять неосведомлённость. Витька благодарно на него взглянул.

– Напрямую – почти ничего, – ответил Зарецкий. – Денис Григорьевич мог быть среди свидетелей или услышать от кого-то… И мы с ним не то чтобы в тёплых отношениях, – честно прибавил стажёр. – Всё может быть совпадением.

– Или нет, – подсказал Верховский, поощряя подчинённого говорить дальше.

– Или нет, – стажёр кивнул. – Он очень вовремя потерял карточку. Обязательно окажется, что в пятницу в кабинет прошли именно по ней…

– Да зачем оно всё? – не вытерпел Щукин. Верховский едва сдержался, чтобы не выбранить друга: сейчас надо было слушать, а не говорить. – На кой чёрт Денису лезть в наш сейф?

– Не знаю, – спокойно сказал Зарецкий. – Мне кажется, очень уж удачно там были разложены эти бланки с печатями. Почти готовая ловушка.

– Так всё равно следы снять нечем, – понуро напомнил Щукин.

– И бумаги теперь все перепутаны, – кивнул Зарецкий. – Этот человек, кем бы он ни был, позаботился, чтобы мы не поняли, что именно он искал.

Верховский растерянно скользнул взглядом по столу, наткнулся на служебку. Вот, значит, за каким лешим стажёру понадобились треклятые записи. Но ему в самом деле не следует знать о прегрешениях отдела обеспечения безопасности. Молод ещё, не поймёт. Терехов прав: информации им не получить ни при каком исходе, а портить отношения на ровном месте точно не стоит.

– Возвращайся на рабочее место, – велел Верховский, избегая смотреть в глаза стажёру. – Занимайся своими задачами. С техслужбой я сам разберусь.

Зарецкий не посмел возражать – поднялся и молча вышел, прикрыв за собой дверь. Верховский взял со стола служебку и порвал надвое. Затем ещё раз, и ещё, и ещё. Щукин недоумённо охнул.

– Сань, ты чего?

– Ничего. Дипломатию навожу, – Верховский бросил обрывки в мусорную корзину. – Записи мы всё равно не получим. Системы наблюдения неисправны.

– Как это? – Витька возмущённо выпучил глаза. – Это что, диверсия такая?

– Надо будет выяснить на досуге, – Верховский невесело усмехнулся. – Либо диверсия, либо руки у кого-то из задницы. Но Терехов в любом случае это дело проспал.

– Н-да-а-а, – протянул Щукин и протяжно вздохнул. – Удивил ты меня. Я думал, того – вышвырнешь к лешему…

– Я тоже думал, но не стал, – честно сказал Верховский и, откинувшись в кресле, прикрыл глаза. У него была веская причина поступить именно так. – У каждого должно быть право на шанс.