Негасимое пламя

XLVIII. Откровенность за откровенность

Для редких неформальных встреч Авилов неизменно избирал безликие кофейни, полные света, деловитых посетителей и запаха пережаренных зёрен. Иной раз он говорил, что к подобным заведениям-однодневкам не успеваешь прикипеть душой, иной – что в присущей им суете проще затеряться, но Верховский подозревал, что депутат ранжирует таким образом своих многочисленных визави. Рядовые исполнители, вроде начальника отдела контроля, удостоивались коротких отчётных разговоров за стаканом кофе; птицы поважнее или те, от кого Авилову было что-то нужно, получали приглашения на неторопливые ужины в ресторанах. Кому, помимо помощников, позволялось нарушать уединение Кирилла Александровича в рабочем кабинете, Верховский мог только гадать.

– Вполне пристойно, – снисходительно заметил депутат, смакуя кофе, укрытый пышной пеной и щедро разбавленный молоком. – Как находите?

– Не лучше, чем везде, – Верховский пожал плечами. Он остался верен себе и пил одну лишь терпкую горечь, так благотворно действующую с утра на затянутый сонным туманом разум.

Авилов мягко рассмеялся.

– Вы придирчивы и беспристрастны, как и подобает блюстителю закона, – польстил он. – Что ж, давайте к делу. Как ваши успехи?

– Успехи… – Верховский неопределённо качнул головой. Не то чтобы он не продумывал заранее, что станет говорить самому могущественному человеку сообщества. Авилов не любил бравых рапортов в стиле магбезопасности – он предпочитал словесные игры. – Кирилл Александрович, вы много знаете о некромантии?

Он почти воочию видел, как Авилов в уме стремительно разбирает эту нехитрую фразу на составляющие – смысл, формулировку, тон голоса, мимику и жесты собеседника. Этого человека можно обмануть либо идеальным хладнокровием, либо полным отсутствием какой-либо хитрости.

– Как добропорядочный гражданин, я не должен иметь о ней ни малейшего понятия, – Кирилл Александрович располагающе улыбнулся, словно ожидая похвалы за правильный ответ. Это тоже было игрой. – Надеюсь, я не слишком вас разочаровал?

– Нисколько, – Верховский усмехнулся. – Кто-то в редакции «Зеркала» считает, что всеобщее незнание есть возмутительная несправедливость.

– Это суждение напоминает мне о старых знакомствах. Если не брать во внимание контекст, конечно же, – Авилов задумчиво смял бумажный пакетик из-под сахара и покатал шарик меж холёных пальцев. – Вы имеете в виду недавнюю статью?

– Мне хотелось бы узнать, что двигало её автором.

– Погоня за читательским интересом, конечно же. Неужели вы не знаете, как работает эта индустрия?

Авилов явно приглашал собеседника к размышлениям. Что ж, Верховский уже прошёл этим путём.

– Должно быть, это крайне мощный стимул. Журналисту пришлось предпринять серьёзные изыскания. Впрочем, чего не сделаешь ради прибыли?

– Того, что не окупится, – подсказал Авилов. Тоже совершенно очевидно.

– Потому я и полагаю, что сильно напрягаться автору не пришлось, – хмыкнул Верховский. – У него был информированный источник сведений.

– Предположим, – спокойно кивнул Авилов. – Что из этого следует?

– Штраф по третьей статье, если следовать букве закона, – Верховский пожал плечами и на пару мгновений отвлёкся на неторопливый снегопад за окном. Белые хлопья лениво оседали на крышах припаркованных рядом машин; чтобы выехать, придётся как следует помахать щёткой. – Но мне интересны не сами явления, а связи между ними. Помните примечательный случай с хранилищем вещдоков? Прошлой осенью?

– Припоминаю.

– Тогда, должно быть, помните и то, с чем именно он связан.

– Да, – Авилов нахмурился. На сей раз – всерьёз. – И каковы ваши выводы?

Верховский помедлил с ответом. Он тоже бросил раздумывать над словесными экивоками и сосредоточился на сути.

– До выводов ещё далеко. Я пытаюсь отделить совпадения от закономерностей, – сказал он, исподволь наблюдая за собеседником. Может статься, в какой-то момент тот выдаст свою осведомлённость – или хотя бы чрезмерный интерес. – Есть основания полагать, что та самая ампула несла на себе следы некромантии.

– Вы видели собственными глазами?

– Нет, но в этом случае нет резона не доверять моему сотруднику, – Верховский невольно усмехнулся. – Хорошо, конечно, если всё это – разрозненные случайности, но, боюсь, дело обстоит несколько сложнее.

Авилов пытливо взглянул в глаза начальнику магконтроля. Как на допросе.

– Давайте начистоту, – веско сказал он. – Какие у вас есть соображения? Все без исключения, связанные с инцидентом с ампулой.

Начистоту?.. Не то чтобы Верховский намеревался что-то утаивать от патрона, но и подробно обсуждать сшитые на живую нитку догадки не слишком хотелось. Впрочем, кто сильнее Авилова заинтересован в поддержании общественного спокойствия? Иногда кажется даже, что любой ценой. Верховский глотнул остывающего кофе, приводя в порядок затуманившиеся было мысли, покосился на хитросплетения чар тишины – редкого бледно-золотистого оттенка, почти как у Лидии – и принялся излагать.

– Я думаю, вся эта история тянется уже не первый десяток лет, – осторожно сказал он. Кирилл Александрович обеспокоенно нахмурился. Ему неприятно слушать о том, что у него под носом много лет цвело и пахло… вот такое. Но ему не в чем себя обвинять: он должен понимать, что один человек не может держать под контролем абсолютно всё. – Я наблюдал некоторые её проявления по долгу службы и пытался разобраться сам, пока меня не отстранили. Это, кстати, тоже наводит на мысли…

– Вы полагаете, что руководство безопасности прикрывает преступников? – Кирилл Александрович намеренно понизил тон, чтобы слова не казались предупреждением. В конце концов, он сам просил об откровенности.

– Я полагаю, что кому-то невыгодно давать делу ход, – поправил Верховский. – По неизвестным мотивам. Из-за этого я знаю немного. Моя основная зацепка – некто Рябов, в прошлом научник, работал в одной из ведомственных лабораторий в конце девяностых. Вокруг него слишком многое сконцентрировано. Во-первых, его ученик, Владислав Журавлёв, стопроцентный нелегал. Я почти уверен, что он много лишнего перенял у наставника и что он всё ещё в Москве, заглядывает время от времени в своё прежнее жилище. Во-вторых, некий хрупкий душевным здоровьем приятель… Если помните, был у нас такой чудик – устроил переполох на кладбище. Потом, кстати, "Зеркало" писало всякое по этому поводу…

Авилов невразумительно хмыкнул.

– Припоминаю.

– Дальше будут догадки, – предупредил Верховский. Вопреки здравому смыслу ему казалось, что на эту тему они с патроном уже разговаривали. – Учитывая, на каком профанском уровне этот несчастный владел некромантией, я предположил, что сам он ничего глубоко не изучал, зато мог нахвататься приёмчиков у Рябова. Они были дружны, работали когда-то вместе: один – лаборантом, второй – бухгалтером.

– То есть Рябов был, по-вашему, нулевым пациентом? – задумчиво уточнил Кирилл Александрович. – Если уподоблять некромантию заразе.

– Да, именно. Он был магом, но много чего знал, а от теории до практики… Источником нынешних проблем вполне может быть Журавлёв, – Верховскому не понравилась собственная формулировка, и он позволил себе досадливо поморщиться. – Вернее, он мог приложить руку к этим чёртовым ампулам. По чьему наущению – у меня пока нет предположений.

– Вы сказали «к ампулам», – Авилов пытливо прищурился. – Их больше, чем одна?

– Да, – Верховский уверенно кивнул. – Я точно знаю ещё, как минимум, об одной. Сам нашёл осколки. Экспертиза показала остаточный фон в холодных тонах; я думаю, это могла быть та же субстанция…

– Мёртвая вода, – подсказал Кирилл Александрович. – Для краткости.

– Пусть будет мёртвая вода. Непонятно, кто тогда орудовал – нежить или умертвие, но на нежить эта дрянь вполне может действовать, – Верховский чуть наклонил голову: дальше начиналась совсем уж зыбкая почва. – И это, я полагаю, связано с ясногорским инцидентом. Натуральный массовый психоз среди нежити. Пропавший напрочь инстинкт самосохранения. Перебежки на дальние расстояния без вменяемой цели. Как бешенство, только на вирусы тварям чихать с высокой колокольни… – собственные слова на миг разбудили воспоминание: засыпанная снегом полуразрушенная кирпичная башня, хищная остроконечная звезда из обломанных досок, клочья серого неба там, где должен был быть колокол. Нет, Графиня здесь ни при чём, она не делала ничего необычного и вообще с тех пор никак себя не проявляла… – Может быть, это следы полевых испытаний или неуправляемый эксперимент. Магконтроль тогда своеобразно отнёсся к проблеме…

– Не будем на этом останавливаться, – мягко, но непререкаемо потребовал Авилов. – Исключите из своих построений тульское дело. Оно абсолютно точно не связано с некромантией.

– Вы уверены?..

– Да. Вам не следует проявлять к нему излишний интерес, – с расстановкой произнёс Кирилл Александрович. – Оно закрыто. Оно не будет иметь последствий. Пусть остаётся в архивах.

Если он это говорит, скорее всего, так и есть… Авилов знает больше, чем любой другой управский чиновник, даже самый высокопоставленный. Но с его словами что-то не так… Слишком уж стройно ложился ясногорский инцидент на вырисовывающуюся теорию…

– Продолжайте, – приказал Авилов.

Верховский встрепенулся, точно выныривая из дрёмы, и вновь глотнул кофе.

– Есть ещё кое-что. Тоже на уровне догадок, – он сделал над собой усилие и отвернулся от сосредоточенного лица патрона. За окном по-прежнему валил снег; взгляд тонул в пушистых белых хлопьях, как раскалённая сталь тонет в холодной воде. – Небольшая шайка одарённых, впутавшаяся в наркоторговлю. Больше десяти лет назад мы их раздраконили, и вроде бы дело с концом… Если бы не два обстоятельства, – Верховский слегка замялся. Об этом говорить было трудно, но, леший побери, Авилов просил начистоту! – Во-первых, один из нашей группы. Он сейчас руководит оперативниками, подполковник Ерёменко, может, знаете… В кабинеты он загремел как раз из-за ранения. Выглядело совершенно глупо, как будто он на какой-то миг выпал из реальности… Значимых следов воздействия медики потом не нашли.

– Допустим, – Авилов огладил чисто выбритый подбородок и нетерпеливо качнул головой. – А во-вторых?

– Во-вторых – пострадавший, – собравшись с духом, проговорил Верховский. – Которого успели госпитализировать. Я… у меня есть основания полагать, что с его памятью не всё было в порядке.

– Вы с ним говорили?

– Пытался. Я когда-то был с ним знаком, – признался Верховский. Нет, история Хмурого определённо не входит в зыбкие рамки истребованной патроном откровенности. – Очень похоже на тяжёлые поражения ментальной магией, как бывает после воздействия сильной нежити, но – не то. Мощный ментальный удар не оставляет вообще ничего: ни эмоциональности, ни когнитивных способностей. Здесь же… Пострадавший определённо мог испытывать какие-то чувства: удивление, боль… Была стёрта именно его память. Может быть, – Верховский горько усмехнулся, – за этим он и шёл в притон к нашим нелегалам. Я не знаю, как мёртвая вода действует на человека, в особенности смешанная с психотропными веществами. Возможно, это они и пытались выяснить…

– Слишком много допущений, – Авилов покачал головой. – Вы меня не убедили, но нам определённо надо как следует поработать. Давайте так: про Рябова, тульский инцидент и кладбищенского сумасшедшего вы забываете, – он сощурился, словно желал разглядеть какие-нибудь хитро спрятанные чары, – а вот ампулами займётесь вплотную. Сами понимаете: это бомба с часовым механизмом. Мне не нужны здесь подпольные исследователи запрещённых областей колдовства.

Верховский насмешливо хмыкнул.

– Тогда нам следует избавиться от Субботина. Предварительно передав его в руки следствия, – он брезгливо поморщился. – Этот человек, похоже, прекрасно понимал, кому выдаёт лицензии без мало-мальски серьёзных проверок. Более того, он даже умудрился предостерегать меня…

– Нет, Субботин нам ещё пригодится, – возразил Авилов. Верховский изумлённо изогнул брови в немом вопросе. – Он из тех людей, которым удобнее быть инструментом, нежели направляющей волей. Если вы поймёте, как им пользоваться, сможете добиться многого… Только, может быть, не прямо сейчас, – подумав, прибавил Кирилл Александрович. – Борис Андреевич серьёзно расстроен из-за сына.

– Из-за сына?

– Да. Этот молодой человек – смысл жизни для нашего коллеги, – Авилов снисходительно улыбнулся: вот, мол, чудак этот Субботин… – Недавно, насколько мне известно, юноша сбежал из дома и теперь наотрез отказывается возвращаться под отцовское крыло. Вы не знали?

– Нет.

– Плохо. Я настоятельно просил вас научиться работать с людьми, – Кирилл Александрович прохладно улыбнулся. – Ищите подход к Борису Андреевичу. Я не дам разрешения на его увольнение.

Верховский молча кивнул. Разговор можно считать оконченным. Кого же теперь занять этими треклятыми ампулами? Ведь не Липатова же – тот угробит столь тонкое дело, не успев начать…

– Впрочем, я с удовольствием позволю вам уволить кое-кого другого, – фальшивая улыбка, будто дурно подогнанная маска, застыла на лице депутата, сделав его безжизненным, как у статуи. – Вашему стажёру не место в отделе контроля. Я не хочу видеть его в числе офицеров.

Верховский вопросительно склонил голову к плечу. Он и сам подумывал со временем аккуратно избавиться от Зарецкого, но теперь, услышав такое от Кирилла Александровича, отчего-то засомневался.

– По причине?..

– У меня есть резоны, – отрезал Авилов. – Вы ведь и сами не слишком ему рады, раз тянете с завершением стажировки. В следующий раз внимательнее выбирайте себе сотрудников.

– Я принял к сведению, – сухо сказал Верховский. – Подумаю на этот счёт.

– Не забывайте границы своих полномочий, – зачем-то напомнил депутат и поднялся из-за стола. Чары тишины осыпались невесомой золотистой пылью. – Доброго дня, Александр Михайлович.

– Доброго дня, – задумчиво отозвался Верховский.

По примеру покровителя он оставил на столе несколько купюр, с лихвой покрывающих стоимость чашки кофе, и набросил на плечи пальто. Будто бы невзначай задержался у витрин с пирожными, давая Авилову возможность уехать.

– Вам подсказать что-то? – девушка в форменном фартуке одарила его ослепительной улыбкой.

– Запакуйте с собой вот эти два, – Верховский указал по очереди на кусок шоколадного торта и увенчанное глянцевитой клубникой кремовое пирожное. Пусть Марина порадуется.

Девушка перегнулась через витрину и заговорщическим шёпотом сообщила:

– Вы знаете, вообще-то тарталетки сегодня не очень. Может, лучше «Наполеон»?

– Пусть будет «Наполеон», – покладисто согласился Верховский. – Спасибо за честность.

Когда он с коробкой пирожных в руках вышел под снегопад, машины Авилова у кофейни уже не было. После его отъезда всегда становилось проще, словно кто-то разом отключал бьющий иссушающим светом прожектор. Депутата сложно назвать плохим человеком, но в том-то и дело: он не столько человек, сколько превосходно отлаженная функция. Навряд ли Кириллу Александровичу пришло бы в голову прихватить домой кусочек торта, даже будь жива его несчастная супруга…

Отогнав мысли, от которых неприятно ломило виски, Верховский взялся за щётку и принялся смахивать с лобового стекла пушистый мокрый снег.

В столице теплело.

***

– Теплеет, – без удовольствия заметил Виктор Сергеевич, глядя в окно, иссечённое водяными дорожками. Его голова слегка покачивалась в такт грохоту колёс на стыках рельсов, словно Щукин беспрерывно с чем-то соглашался.

– Через неделю опять будет холодно, – ради справедливости напомнил Яр и вновь уткнулся взглядом в тетрадь. В путешествиях общественным транспортом есть очевидные плюсы: во-первых, есть время почитать, а во-вторых, не нужно трепать себе нервы, почти вслепую маневрируя сквозь снегопад по скользкой дороге. С некоторых пор Яр не переоценивал свои водительские навыки.

– По прогнозам, что ли?

– Нет. В середине января всегда холодает.

– Это да, – Щукин рассеянно кивнул и от нечего делать полюбопытствовал: – Что у тебя там такое?

Яр наклонил тетрадь так, чтобы сидящий напротив собеседник увидел ровные ряды формул.

– Учусь, – пояснил он. – Экзамены скоро.

– У тебя и другие экзамены скоро, – серьёзно напомнил Щукин. – Теорию читаешь там?

Яр мог бы её писать. Некоторые пассажи из официальной теории множественных миров, откровенно бредовые, приходилось заставлять себя зазубривать, чтобы ненароком не выдать излишней осведомлённости. Лучше бы вместо этой макулатуры добраться до упрятанных в архив работ Николая Свешникова… Но для этого надо быть старшим офицером, не меньше.

– Сдам я всё, Виктор Сергеевич, – пообещал Яр, успокаивая чересчур ответственного руководителя. – Не подведу, не переживайте.

– Вот это правильно.

Электричка пристала к очередному заснеженному перрону, больше похожему на исполинский продолговатый сугроб. Яр нашёл взглядом незнакомое название полустанка и вернулся к чтению. Ещё не время. Только-только миновал полуденный час, но из-за разлитой в воздухе промозглой серости кажется, будто уже наступили сумерки. Короткие зимние дни сгорают стремительно, как сломанные пополам лучинки. Неплохое время для общения с нежитью, слегка оклемавшейся после солнцестояния. У Щукина есть на руках надзорская заявка: вечно страдающие от кадрового дефицита коллеги запросили у контроля помощь с плановыми лесными рейдами. Ещё недавно Яр искренне радовался бы возможности поразмяться в поле, а сейчас его куда больше занимал Липатов. И экзамены, конечно. Экзамены – в первую очередь.

– На следующей выходим, – деловито сообщил Щукин. – Пойдём в тамбур, чтоб потом не суетиться.

Яр безропотно спрятал тетрадь в рюкзак и поднялся с жёсткой деревянной скамьи. Электрички были ему в новинку, и он предпочитал полагаться на провожатого. Обстоятельный Виктор Сергеевич пробрался вдоль пустого прохода к ближайшему по ходу движения тамбуру; из-за разъехавшихся дверей повеяло влажным холодом и табачным дымом. Мелькающий за изрисованными окнами пейзаж стремительно уносился куда-то в прошлое.

– Не май-месяц, – угрюмо оценил Щукин, застёгивая дублёную куртку. Обеспокоенно покосился на Яра. – Замёрзнешь ведь!

– Я? Нет.

– Нам бегать-то особо не придётся, – укоризненно сказал Виктор Сергеевич. Он это уже говорил, даже повторил пару раз для верности. – Эх, одна радость – плюс на улице…

Кроме них на заснеженный полустанок никто не польстился. Приподнятая над сугробами платформа была пуста. Летом здесь наверняка оживлённее: столичные жители ценят подобные медвежьи углы за возможность отдохнуть в относительном уединении. Настоящего одиночества, впрочем, никто не любит. Щукин потоптался на месте, провожая взглядом уходящую электричку и разбрасывая ботинками клёклый снег. Потом, когда воцарилась тишина, обвёл широким жестом стелющийся вдоль железной дороги лес и взялся повторять инструктаж:

– Нам с тобой надо по основным опасным местам пробежаться, посмотреть, всё там в порядке или нет…

– Я помню, – Яр повёл плечами, поудобнее устраивая рюкзак. – Детектор с собой.

– При малейшей опасности…

– Звать по личной связке.

– Ага, – Щукин довольно закивал. – Ну ты это… Дай мне перчатку какую-нибудь или чего у тебя есть. Чтоб я тебя найти мог, если заблудишься.

– Лучше дайте мне разрешение на упражнения в пространственной магии, – хмыкнул Яр. Перчатки он в карманах всё-таки отыскал и одну протянул Виктору Сергеевичу. – Вы мне тоже что-нибудь оставьте. На всякий случай.

Щукин, подумав, размотал с шеи клетчатый шерстяной шарф. И разрешение на упражнения тоже дал на правах наставника. Кажется, ему даже понравилось, что подопечный щепетильно соблюдает закон. Яру же попросту не хотелось доставлять ему неприятности.

Лесок, записанный надзорщиками в неблагополучные, на карте местности выглядел небольшим пятнышком, со всех сторон очерченным тонкими нитками дорог. Можно было бы управиться одному… Щукин целеустремлённо ковылял по сугробам в сторону опушки. Нет, не станет он смиренно сидеть на платформе и ждать, пока стажёр в одиночку шастает среди угрюмых чёрных стволов.

– Подождите, Виктор Сергеевич, – попросил Яр, примериваясь к снежной целине. – Давайте тропинку сделаем.

Летучий язык пламени сорвался с его ладони и на несколько шагов вперёд протопил до земли рыхлый снег. Щукин глянул на стажёра с благодарностью: идти стало легче. Виктор Сергеевич не то чтобы стар, но уже утратил былую прыть – хоть и боится в этом признаться хотя бы самому себе.

– Тут рядом станция, – негромко сообщил Щукин, указывая на точку посреди карты, слегка размокшей от непогоды. – Но мы манок доставать не будем. Нежить и так сейчас нервная.

– Мы тоже нервные, – буркнул Яр себе под нос, так, чтобы не слышал руководитель.

Первое гиблое место оказалось разочаровывающе спокойным. Амулет-детектор слабо переливался голубоватым светом. В глухой тишине сквозь голые чёрные ветви отвесно сыпался мокрый снег – больше ничто не нарушало мертвенную неподвижность. Яр для порядка заглянул под вывернутую ветром корягу и условным знаком показал Щукину: пусто.

– Ну и хорошо, – заключил Виктор Сергеевич. – Пойдём дальше.

На второй точке, той самой, что возле станции, амулет не на шутку забеспокоился. По кристаллику кварца то и дело пробегали тёмно-синие волны. Яр медленно вдохнул влажный тепловатый воздух, словно надеялся учуять неживых, привлечённых мерцанием магического фона. На такой-то пир обязательно кто-нибудь да приползёт, особенно сейчас, в первые дни нового года… Щукин жестами велел соблюдать тишину и вести себя осторожно. Яр показал в ответ: проверю, ждите. Виктор Сергеевич, подумав, кивнул; должно быть, давал стажёру шанс проявить себя.

Для очистки совести достаточно было бы пробежаться по кругу между тощих чёрных стволов и не столько не обнаружить никакой нежити, сколько вовсе не стремиться её найти. Яр, однако, тщательно вглядывался в переплетения обнажённых ветвей и в наросты на морщинистой коре. Щукин, полускрытый за красноватыми прутьями кустарника, возился с надзорским тайником – проверял сохранность. Его склонённый над древесными корнями силуэт отчего-то показался Яру пронизанным потаённой болью. Помнится, прежде уже доводилось видеть подобное – и малодушно закрывать глаза…

Нижние ветви ближайшей осины ни с того ни с сего закачались при полном безветрии. Яр вскинул голову. Древняя, седая, как иней, шишига не пыталась от него прятаться; она удобно устроилась на толстом суку, уцепившись за ветку всеми четырьмя лапами. Суставчатые пальцы, обтянутые выцветшей зеленоватой кожей, походили на перезрелые гороховые стручки.

– Зачастило сюда ваше племя, – негромко сообщила шишига, разглядывая Яра глубоко посаженными глазками. – То целую вечность не было никого, а то, почитай, каждый день ходите… Почто ты пришёл, мудрый? Мы уж обещались людское племя не трогать.

На её тонкой шее и впрямь болталась на цепочке учётная бирка, но это не было важным. Яр не сталкивался прежде со здешними волхвами, не считая, само собой, Лидии Николаевны. Выходит, он едва разминулся с кем-то из них – к добру ли, к худу… Но у нежити своё понятие о времени; может быть, в последний раз шишигу навещали ещё в прошлом столетии.

– О ком ты говоришь? – негромко спросил Яр, шагая ближе к старой осине. – Кто сюда приходил?

Шишига призадумалась. Она склонила к плечу лохматую голову, поёрзала на своём насесте, праздно перебирая цепкими лапами. Маленькие глазки, чёрные и блестящие, как ягоды крушины, внимательно изучали незваного гостя.

– Другой, чем ты, – постановила наконец неживая. – Не за нашим словом явился – пришлую искал.

– Пришлую?

– Да, – шишига повела мохнатыми ушами. Вся её порода напоминает одичавших в лесу домовых; у этой сходство дополняла развитая речь, словно неживая очень долго обитала бок о бок с людьми. – Мы её тут не привечали. Чужая была. Страшная. Мы таких не терпим.

– Ты говоришь – была, – заметил Яр. – Теперь нету?

Шишига кивнула.

– Ушла. Он увёл. Клятвою повязал и увёл.

Это, наверное, хорошо. Вряд ли волхв изловил и увёл опасную нежить с дурным умыслом. Драган так делал подчас: забирал опасную тварь подальше от добропорядочных неживых, чтобы не пугать их волшебным пламенем…

Но это не единственный возможный вариант.

– Ты знаешь, что это за клятва? – медленно проговорил Яр, нащупывая неопределённые контуры собственного беспокойства. – Слышала, о чём они говорили?

Шишига медленно качнула седой головой.

– Когда одна погибель с другою речи ведёт, нам того слыхать не надобно.

Дальновидно, ничего не скажешь… Яр украдкой оглянулся на Щукина – тот праздно прогуливался взад-вперёд рядом с тайником; неровен час решит проверить, как дела у стажёра.

– А что это была за нежить? – торопливо спросил Яр, понизив голос.

– Мы таких давно-давно не видали, – нараспев проговорила шишига. – Перевёртыш, дым чёрный, смерть летучая… Не ищи её, волхв. Если извели, так туда ей и дорога, а если нет – найдёшь себе одни только беды.

Яр неопределённо качнул головой. Беды бедами, а кому искать следы бродячей тени, как не ему? И с неведомым коллегой хорошо бы познакомиться… Хотя бы чтобы убедиться в чистоте намерений.

– А другие? Есть тут ещё кто опасный?

– Новых нету никого, а старые давно уж вам на службу поставлены, – шишига трескуче захихикала, отцепила лапу от ветки и постучала крепким жёлтым когтем по серебряной бирке. – Не тревожься, волхв. Какие бы времена ни были, а мы своё слово помним.

Хорошо, что помнят, но лучше пусть ещё и держат. Распрощавшись с шишигой, Яр добросовестно обошёл окрестности, охваченные возмущениями в магическом фоне, и вернулся к полянке с тайником. Прежде чем окликнуть Щукина, замешкался на несколько мгновений. Виктор Сергеевич стоял к нему спиной; на фоне тёмной пуховой куртки едва виднелись смолисто-чёрные путы проклятия – очень старые, глубоко въевшиеся в плоть и кровь, дремлющие, но готовые прийти в движение в любой момент. Переменчивый желтоватый свет выдавал активность мощного медицинского амулета; должно быть, он и берёг Щукина от гибели. Яр до боли закусил губу. Лидия Николаевна говорила о том, что даже такое проклятие можно выкорчевать, изничтожить без следа – если пациент выдержит крайне болезненную процедуру. И если справится сам лекарь. Кем он станет, настигни его нечистая смерть? Чёрным дымом, летучей смертью?..

Не сейчас. Когда-нибудь потом. Когда будет больше уверенности в собственных силах. В конце концов, амулет ведь успешно справляется уже, судя по всему, много лет.

– Виктор Сергеевич, – позвал Яр, поспешно согнав с лица мрачную задумчивость. – Там всё спокойно, можем дальше идти.

– Хорошо, – Щукин покровительственно улыбнулся. – Видел кого-нибудь?

– Одну шишигу только. Вполне… благовоспитанную.

– Тут одна из самых старых живёт, – поведал Виктор Сергеевич. Он наскоро сверился с картой и, проваливаясь в подтаявшие сугробы, зашагал на северо-восток. – Достопримечательность. Крепче любого лешего всякую мелочь в узде держит.

– Тогда почему место считается опасным?

– Так всё равно шишига – не леший, – Щукин пожал плечами. – Это она русалку, допустим, приструнить может, а если на здешний фон какой-нибудь упырь приблудится… Под ноги смотри!

Яр послушно обошёл укрытую снегом корягу. Спросить или не спросить?..

– Виктор Сергеевич, – начал он и запнулся. Не будет ли откровенным хамством выпытывать подобное? – Кто вас проклял?

Щукин разом помрачнел. Яр и не ожидал иного: вряд ли могли быть тёплыми воспоминания об истории, закончившейся проклятием.

– Давнее дело, – буркнул Виктор Сергеевич, делая вид, что в мире нет ничего интереснее чёрно-серого лесного пейзажа. – Нежить. Полудница. Ты таких, небось, не видал…

Видал. Та конкретная, похоже, была серьёзно истощена, раз не убила на месте. Яр скользнул взглядом по жирным, похожим на пиявок жгутам чар, тут и там хаотично выглядывающим на тусклый дневной свет.

– А формулировку не помните?

– Я её и не знаю, – невесело хохотнул Щукин. – Она, шельма такая, сначала голову мне задурила… Сам, конечно, виноват: нечего было языком трепать почём зря. Так что учись на моих ошибках.

Яр помолчал, тщательно подыскивая слова.

– А если я попробую снять? – осторожно предложил он. – Не тут, где-нибудь… где поспокойнее. Я думаю, я бы смог.

Виктор Сергеевич рассмеялся добродушно и печально.

– Не сможешь, и не думай, – вздохнул он. – Ты у нас, конечно, талантливый не в меру… Но такое – нет. Поумнее тебя люди работали – не сумели, а ты небось и не пробовал-то ни разу.

Не пробовал. Но это и не непрямой массаж сердца, чтобы можно было тренироваться на манекенах… Поверил бы Щукин, если бы воочию увидел волшбу? Доверился бы – или поволок бы стажёра прямиком в зал суда? Второй вариант, вопреки всякой логике, кажется невозможным…

Но у Яра нет права рисковать. Хоть бы и жизнью этого неизвестного волхва, изловившего в перелеске самую настоящую тень. Лидия Николаевна много рассказывала о жестокости здешнего правосудия.

– Чего смурной такой? – фальшиво весело спросил Щукин, замедляя шаг. – Ещё четыре точки – и домой!

– Задумался просто, – ответил Яр честно, но без лишней откровенности. – Виктор Сергеевич… Вы бы, может, обратно к платформе шли? Я тут сам закончу…

– Ты мне это прекрати! – неожиданно резко огрызнулся Щукин. – Я тебе что, барышня кисейная? Шагай давай, а то до темноты не управимся!

Прибавив шагу, он вперевалку заковылял по сугробам. Нити старого проклятия недобро поблёскивали в тускнеющем дневном свете.