Негасимое пламя

XXII. Страж неподкупный

– На-ка, – Влас подбросил на ладони короткий нож с широким лезвием и рукоятью вперёд протянул Дранку. – Вон, вишь, на стволе шишка? Ну, кидай, раз увидал.

Белобрысый широко ухмыльнулся и со знанием дела взялся за нож. Яр под взглядом сокола демонстративно отвернулся и принялся возиться с собранным хворостом, укладывая ветки так, чтобы прогорали не слишком быстро. Ему-то всё равно, а спутники имеют все шансы что-нибудь себе отморозить промозглой ночью. Едва видимая отсюда Ивна дышала осенним холодом; на склонах затопленной туманом лощины лежала гулкая тишина. Глухой звук, с которым сталь вонзилась в дерево, отчётливо раздался меж редких чёрных стволов.

– Дурень, – презрительно выплюнул сокол. – Почитай, пяди на три промахнулся. Поди достань.

Дранок фыркнул, как сердитая лошадь, и потопал доставать. И впрямь дурень. Что бы Власу в голову ни взбрело, всё рад исполнить. А взбредало соколу всякое, подчас недоброе.

– Давай ты теперь, приблуда, – велел Влас, обращаясь к Яру. Достаточно меткого прозвища он ещё не придумал, так и перебирал слова в надежде, что какое-нибудь одно приживётся.

– Не хочу, – буркнул Яр, поджигая собранное из веток сооружение. Сырое дерево занималось неохотно, чадило едким дымом. – Ты б Серого из повозки выпряг до утра.

– Дранок, выпряги, – тут же велел Влас. Дранок – кто бы сомневался – покорно потащился возиться с упряжью. – А ты кидай, не то прогоню.

Вот так всегда. Чуть что не так – «прогоню». Яр нехотя взял у него нож, для вида взвесил в руке. От этой соколовой науки с души воротило.

– Не умею и уметь не хочу, – напомнил он, отводя руку для замаха.

– Тот вон тоже не умеет, – ухмыльнулся Влас. Развлечение доставляло ему удовольствие. – Станете кидать, покуда не научитесь. А кто хуже, тот пойдёт к реке за всех портки стирать.

Дранок довольно гоготнул от повозки. Яр не без труда задушил желание магией подправить полёт клинка, чтобы проучить белобрысого. Сокол – прожжённый чёрт, быстро сообразит, что к чему. Нарост на толстом стволе граба, почти лишённого мёртвой листвы, и впрямь походил на шишку: узкий, обведённый чёрными складками коры, в длину не больше ладони. Заклятием-стрелой Яр бы попал, а ножом, само собой, промазал. Лезвие чиркнуло по дереву в полуметре над мишенью и бессильно соскользнуло в ворох прелых листьев.

– Эх ты, – Влас откровенно веселился. – Кто ж так кидает-то? Поди подыми, покажу, как держать надо.

Не обращая внимания на довольного Дранка, Яр сходил за ножом и отдал оружие соколу. Тот цепко взялся за оплетённую кожей рукоять, покрутил во все стороны кулаком, демонстрируя правильный хват. Яр равнодушно наблюдал.

– А ну, берись, – велел Влас. Всучил Яру нож, сердито хмыкнул, схватился сам поверх, поправляя положение пальцев. – Вот так добро. Чуешь, как в руке лежит?

– Ну.

Сокол лукаво сощурился и вдруг взметнул руку к Ярову горлу. Отстраниться Яр сумел, вывернуться из захвата – нет. Зажатый в его собственной ладони нож опасно дрожал рядом с шеей.

– Уже б убил, – выплюнул сокол, ослабляя хватку. – Дурачьё.

Яр смолчал. Под требовательным взглядом сокола ещё раз замахнулся и, вымещая злость, что было сил швырнул треклятый нож. На сей раз клинок глубоко, по самую рукоять, ушёл в дерево. Влас довольно крякнул.

– Вот, теперь получше. Только Дранок-то всё одно ближе попал.

Яр с независимым видом пожал плечами и отправился вызволять нож. Забава продолжалась, пока не стемнело; Дранок, само собой, справлялся лучше, даже попал в конце концов в злосчастную шишку. Вернув соколу оружие, Яр без лишних слов сгрёб скопившееся в повозке грязное тряпьё. На издевательские подначки в свой адрес он уже научился не отвечать.

Речной берег густо зарос рогозом. Туман низко стелился над чёрной водой, неторопливо утекающей вдоль лощины вниз, мимо Гориславля к далёкому морю. Если следовать вдоль реки, рано или поздно путь приведёт в Саборан, столицу самозваных иноземных владык… Только соколу, само собой, туда не надо. У него одна забота – нежить пугать по округе. Сердито вздохнув, Яр высоко закатал штанины – ни к чему лишняя стирка, и так хватает – и, оскальзываясь на иле, по колено вошёл в студёную воду.

Где-то справа тихо плеснуло. Меж пожелтевших стеблей рогоза показался гибкий девичий силуэт. Кокетливо хихикнув, русалка выглянула из зарослей и призывно улыбнулась Яру. На иссиня-бледной обнажённой коже блестели капельки воды.

– Здравствуй, молодой-красивый, – пропела нежить, оглаживая длинную светлую косу. Слабенькие чары едва коснулись разума и тут же бессильно распались. – Зябко мне. Али согреешь?

Яр насмешливо хмыкнул. То-то была бы история, проиграй Дранок устроенное соколом состязание…

– Ты сама не рада будешь.

Миловидное личико сморщилось от обиды. Должно, умерла недавно, ещё не нахваталась русалочьей премудрости у старших подруг.

– Отчего не хочешь? Али я не хороша?

– Лучше всех, – буркнул Яр и потянулся за щёлоком. Подумав, повернулся к русалке: – Хочешь быть полезной? На вот, займись стиркой. Только на совесть, без дураков.

Нежить озадаченно воззрилась на мокрые тряпки, сложенные на мелководье, потом на горшочек с зольным настоем. Она выглядела разочарованной: пришла искать нежной ласки, а ей предлагают полоскать в ледяной воде вонючие соколовы портки.

– Давай-давай, – поторопил Яр и, воровато оглядевшись, на пару мгновений зажёг над ладонью волшебное пламя. – А то решу, что ты тут на живых охотишься…

Русалка испуганно вскинула руки, заслоняясь от нестерпимого жара. Весомый вышел довод, понятный. Неживая нехотя выскользнула из прибрежных зарослей и зашлёпала босыми пятками по воде. Яр вручил ей чью-то скомканную рубаху и выбрался на берег – присматривать, чтобы не халтурила. Попыток его очаровать русалка не оставила, так и норовила соблазнительно извернуться в тусклом лунном свете. Кто другой, может и поддался бы, да только от прелестницы так и веяло холодом. Жалко глупую. Случайно ли утонула или сама сиганула в омут за нечеловеческой русалочьей красотой? Драган говаривал, иные девки так и делают – кто от безнадёги, кто от несчастной любви. Дурные. Кому ж они потом нужны станут, неживые-то…

– Ты бы лучше спряталась на денёк-другой, – посоветовал Яр, принимая работу. – И сородичам своим передай, чтоб не высовывались. Здесь сокол рядом, увидит – разбираться не станет.

Русалка в ужасе прижала ладони к бледным губам. Репутацию среди нежити храмовые чародеи-недоучки заработали однозначную. Проследив, как прелестная утопленница исчезает в зарослях рогоза, Яр аккуратно сложил выстиранные одёжки на берегу и решительно стянул с себя рубашку. Житьё у чистоплотной наставницы приучило его к частому мытью; здесь, понятное дело, так не выходило – в городе вода в цене, а за его пределами слишком рискованно выказывать равнодушие к холоду. Впрочем, терпеть невзгоды в странствиях Яр привык ещё в учениках у Драгана.

Ивна здесь не слишком широко раздавалась в течении. Яр легко доплыл до середины реки, то и дело оглядываясь, чтобы не потерять из виду нужный клочок берега. Частокол из мёртвых рогозин, глубоко вдающийся в реку, едва виднелся сквозь волглую дымку. Ещё немного – и надо будет возвращаться, пока сокол не забеспокоился и не явился за подмастерьем лично. Напоследок Яр нырнул с головой в тёмную воду. Холод сердито обжёг разгорячённую кожу: где-то на глубине били студёные ключи. Из любопытства Яр попробовал достать до дна; не дотянулся – река выела себе глубокое русло в мягком иле. Прибрежные заводи должны бы кишмя кишеть русалками; странно, что он наткнулся только на одну…

Поверхность воды над головой вдруг налилась мертвенным серым светом. Спустя миг слуха коснулся далёкий монотонный вой – не понять, с какой стороны. Яр замер под водой на несколько лишних мгновений. Когда стало темнеть в глазах, рискнул вынырнуть, жадно вдохнул пахнущий ряской воздух. Разлитое над рекой сияние уже таяло в седых клочьях тумана. Вой смолк; Яр едва успел уловить пронёсшееся над лощиной эхо. Голос точно не принадлежал человеку, и доносился он откуда-то от берега – ниже по течению, не слишком далеко. Наплевав на предосторожности, Яр поспешно вызвал в памяти укромную заводь, где оставил выстиранное русалкой тряпьё, и шагнул сквозь чары прямо из воды. Не хотелось лезть в драку леший пойми с кем в чём мать родила.

Забавин оберег на шее оставался холодным. Это обнадёживает; это значит, жизни ничто не угрожает. Торопливо одевшись, Яр всмотрелся в укрытую туманом тьму. Над рекой висело безмолвие. Глухое, почти полное: тишину нарушал только негромкий плеск бегущей воды. Словно всё живое, включая обитающее по берегам мелкое зверьё, разом попало под чары немоты – или вымерло. Если так подействовало неведомое серое сияние, то незадачливому волхву повезло вовремя оказаться под водой. Что это могло быть за заклятие, Яр понятия не имел.

Леший побери, русалка! Яр нетерпеливо взмахнул ладонью, раздвигая высокие сухие стебли рогоза. Если его подневольная прачка всё ещё сидит где-нибудь неподалёку, может быть, расскажет, что видела… Местечко здесь уединённое, скрытое от любопытных взглядов что с воды, что с берега; нежить такие любит. Русалка, как Яр и думал, не пожелала далеко уходить: её светловолосая головка виднелась над водой в десятке шагов выше по течению. На негромкий оклик нежить не обернулась – должно, держала обиду. Яр выругался сквозь зубы и, увязая в мягкой грязи, побрёл к ней по мелководью.

– Эй, – он протянул руку и сердито дёрнул русалку за плечо. – Ты тут видела…

Голос дрогнул и сам собой увял. Неживая плоть податливо расползалась под пальцами в холодную липкую слизь. Синеватые губы утопленницы остались распахнуты, словно в застывшем крике. Зрачков почти не видно. Прежде чем погибнуть, русалка видела яркий свет… Яр брезгливо отдёрнул руку; речная вода устремилась сквозь прорванную бледную кожу, размывая то, что осталось от трупа, покинутого нежизнью.

Назад, немедленно! Яр торопливо выбрался на берег, собрал в охапку влажные выстиранные одёжки и бегом бросился к далёкому костру, едва видимому сквозь туман. Готов был увидеть у огня два бездыханных тела, но сокол и его подмастерье как ни в чём не бывало жевали хлеб с вяленым мясом. Завидев встрёпанного Яра, Влас насмешливо сощурился.

– Что, кутёнок, русалку увидал, что ли?

– Увидал, – бездумно подтвердил Яр.

Сидят тут спокойные, даже аппетит не потеряли. Ничего не видели. Ничего не знают. Каков шанс, что Влас найдёт объяснение случившемуся? Яр нарочито тщательно развесил тряпьё на низких бортах повозки. Личные вещи. Он не слишком об этом задумывался, когда сгребал тряпьё на берегу; скорее, сработала привычка не оставлять за собой следов. Полезная. Кто его знает, что там бродит ночами вдоль реки…

– Влас, – не оборачиваясь, окликнул Яр, – ты видал когда-нибудь… Свет такой тусклый, как в сумерках бывает… Нежить от него гибнет. Не так, как от пламени…

Вот бы сокол сказал сейчас, что это его чары, что он так чистил берега от неживых… Молчание затягивалось; Яр до боли вцепился в тележный борт, наказывая себя за панику. Страх – плод неведения. Лучшее оружие против него – спокойный разум и ясная мысль…

– Не слыхал про такое, – наконец проговорил сокол тихо и серьёзно. Вдоль позвоночника скользнул холод, не имевший ничего общего с зябкой осенней ночью. – Нежить огнём изничтожают, парень. Другого не бывает.

Бывает. Нашёл, кого спрашивать – недоразвитого чародея, не способного даже к пространственной магии… Спать нынче ночью точно не следует. Правда, что делать, если опять появится смертоносное сияниеы, всё равно непонятно. То, что его вызвало, не проникает сквозь воду, но идею сидеть до рассвета в реке Влас не оценит. Яр вернулся к костру, стараясь держаться сумрака на грани света и темноты. Волосы всё ещё мокрые, внимательный сокол может заметить.

– Завтра на перинах почивать будем, – крякнул Влас, устраиваясь на лежанке из ветвей. – Ты, Дранок, до первых петухов сиди, потом меня разбудишь. А тебя, русалкин жених, после третьих подыму.

Яр рассеянно кивнул. Ему полагалось идти спать в повозку; впрочем, от костра его никто не гнал. Дранок протянул ему котомку со снедью. Довольствие у храмового сокола отменное: и пшеничные лепёшки, и коровий сыр, и мясо, а в городе вдобавок масло и мёд. Даже рябиновский так сытно не жрал.

– Правда, что ль, на русалку повёлся? – хохотнул Дранок, щуря близко посаженные глаза.

– Я что, идиот?

– Кто-о-о?

– Дурак по-поморянски.

– А, – Дранок расслабился. Поверил. Яр тихонько перевёл дух: и впрямь идиот; повезло, что собеседник той же породы. – Я русалок видал у себя там, в Дроздовицах. До того, как выгнали.

– За что тебя?

– Так вестимо за что, – Дранок ухмыльнулся, взъерошил короткие вихры. – Увидали, что я знак бога-нечестивца ношу.

– И зачем ты его носишь?

– Так уже снял давно, – белобрысый выудил из-под ворота связку оберегов, встряхнул для наглядности. – Влас меня надоумил. Сказал, надо Аринов знак носить. Тогда можно огонь зажигать.

Он сложил ладони чашечкой, напыжился, обрадованно хохотнул, когда меж пальцев сверкнул рыжеватый призрак пламени. Придурок. И ведь выучится, наденет на шею золотой знак и поедет по городам и весям кошмарить живых и неживых… Яр отвернулся к костру. Что толку злиться? Дранок тут меньше всех виноват.

– Чего спать-то не идёшь?

– Не хочу.

– А я б поспал, покуда не схолодалось.

– Ну так иди, я за тебя посижу.

– Потом Влас выбранит.

Яр только вздохнул. Аргумент железный. Дранок помолчал с минуту, но охота чесать языком его не оставила. Он поворошил угли в костре, понаблюдал, как выстреливают в ночную темноту злые искры, и мечтательно изрёк:

– Вот бы самому неживого поймать… Чтоб р-р-раз – и в пепел! Вот Влас тогда сказал бы, что от меня прок есть…

– Смотри, как бы тебя никто не поймал.

– А и поймает, что с того? Никто по мне плакать не станет.

Яр не нашёлся, что ответить. По нему ведь тоже плакать некому. Ни Зиме, обманутой чарами, ни Забаве, удалившейся от мира, ни Волку, счастливо живущему где-то в Гориславле, он не нужен. И златовласой Зорице тоже…

Ночь казалась бесконечной. Около полуночи проснулся Влас, прогнал обоих подмастерьев отсыпаться. Дранок и рад был, а Яр глаз не сомкнул до самого утра. Всё было тихо. Перед рассветом туман стал гуще; река окончательно скрылась из виду за белой пеленой. Кто бы ни наслал на берега Ивны гибельное заклятие, ночью он так и не показался. Едва взошло солнце, Влас погасил костёр и велел Дранку запрячь Серого. Мерин ничуть не беспокоился; то ли ничего не чуял, то ли ко всему привык. Повозка неторопливо покатилась по малоезжей дороге. Всё шло своим чередом.

В Воронцы, как и рассчитывали, приехали к полудню. Встречать дорогих гостей вышло от силы с полдюжины человек, и те с жестокого похмелья. Влас понимающе усмехнулся: осень, как-никак, время свадеб. Староста, едва державшийся на ногах, с вымученными почестями проводил сокола в свой дом и препоручил заботам работников. Дранок остался на дворе возиться с упряжью. Пользуясь удачным моментом, Яр подхватил узлы с поклажей и попросил попавшегося по пути батрака проводить его до отведённого гостям угла. Хотелось поболтать с местными подальше от чутких Власовых ушей.

– Кто тут вам жить не даёт? – наигранно весело спросил он.

– Да много охотников-то, – батрак вздохнул, обдав гостя кислым запахом браги. Хорошо вчера праздновали, с размахом. – Лихоманки буянят. Как холода, так спасу нет… У озера в лесу, вишь, туманниц много, им тут раздолье. Ну, то Вирилай сам твоему господину расскажет. Ежли с языком сладит.

– А у реки?

– А к реке не ходим, – батрак суеверно понизил голос. – И тебе не след. Плохое место, гиблое.

– Что ж там?

– Боги его знают. Говорю тебе, не ходи туда, да и всё, – напористо повторил мужик. – У нас тут поспокойней, чем у иных. Мне вот родич из Вихоры весточку передал – в тамошних краях неживые весь урожай попортили, незнамо теперь, как зиму-то переживать станут. А тут что? Ну, хвораем по холодам, так а кто не хворает?

Он продолжал бормотать, но Яр его уже не слушал. Неживые попортили урожай… Уж не осерчавший ли полевой, которому никто не принёс обещанный подарок? Наутро после Вельгоровой ночи Яру было не до соломенной куклы, а кроме него никто об уговоре не знал. И теперь неизвестно, переживёт ли зиму Заречье, а с ним и окрестные деревни, и сама Вихора. Да что же это! Может он сделать хоть что-нибудь во благо, а не во вред? На всё оставшееся золото купить зерна в изобильных южных краях, чтоб отправить в Вихору? Вернуться и выжечь к лешему всю распоясавшуюся нежить, от полевого до русалки? Или лучше не вмешиваться больше, раз выходит только хуже?

Батрак неласково встряхнул Яра за плечо.

– Господин тебя требует, – сердито гаркнул он. – Иди вон в горницу, там ждут.

Яр механически повиновался. Может быть так, что в постигших Вихору бедах нет его вины? Мог рябиновский сокол рассердить полевого, могла напроказить какая-нибудь пришлая нежить?.. Даже если вдруг и так, всё равно итог один. Ничего не исправить. А предотвратить можно было. Если б не полез наводить свои порядки, никого не спросив. Если б не сцепился по глупости с Малом. Если б смотрел в оба и говорил с деревенскими почаще да поласковей…

– Заснул ты, что ли? – рявкнул Влас. Яр встрепенулся, торопливо вскочил: сокол и его подручный уже встали из-за стола. – Пошли, говорю, глянем, что там за лихоманки такие.

– Они ж только ночью лезут, – рассеянно возразил Яр. Вот что: надо по возвращении в город испросить себе денёк-другой, купить зерна… Если всё делать с умом, никто его не поймает… – Сейчас прячутся, не увидим ничего.

– Увидим, что где, – сокол упрямо покачал головой. – Поймём, чего делать надо. Ты давай, умник, думай поменьше да смекай пошустрее.

Да, с зерном, пожалуй, единственно правильная затея. В Гориславль они вернутся до заморозков, на торжище ещё найдётся хотя бы дюжина мешков. На весь Вихорский край, понятно, мало, но хоть сёстрам помочь… Яр почти не слушал, что говорил Влас по дороге в поля. День выдался солнечный, почти тёплый; туман разошёлся, залёг в перелесках и в приречной низине. Сокол, наученный, видимо, местными, от Ивны держался подальше, шёл пашнями, то и дело забирая поближе к лесу. Хлеборобы поработали здесь на славу: на полях – только жнивьё, ни одного брошенного снопа; пар заботливо перепахан, за межой показалась из земли озимая рожь. Влас оглядывал округу с гордостью, будто сам возделывал здешние пашни.

– Я тут нынешним летом полудницу уморил, – похвалился сокол. Яр глянул на него с уважением: одному против полудницы, да без волшебного дара… – Хитрость здесь есть. К реке той, вишь, неживые ходить боятся. И вода-то бегущая, и, говорят, худо им там. Ежли огнём как следует поприжать, так и пересилить можно с божьей помощью.

Это если тварь не успеет жизнь выпить из незадачливого охотника. Дранок принялся выспрашивать у Власа какую-то чушь; Яр обычно для порядка тоже задавал пару вопросов, но на сей раз говорить не хотелось даже ради предосторожности. Что за засаду затеял сокол – лихоманок, что ли, по одной ловить? Так для этого долго готовиться не надо, выходи в чисто поле да знай себе успевай целиться. Тем более рожь уже сжали, высокие травы скосили – ничто не мешает…

– Гляди-ка, а я и не приметил, – Влас подошёл неслышно, из-под ладони всмотрелся в выступившую из-за холмов даль. – Знамёна-то, поди, не наши? Не медвежьи?

Яр тоже сощурился. Видневшиеся вдалеке шатры он едва заметил, не задумался даже, что значит их присутствие. А знамёна меж тем и впрямь не походили на княжеские.

– Кто там?

– Агирлановы мытари, – выплюнул Влас. – Плохо, что они тут.

– Почему плохо?

– А так и тянет передушить паскуд, – сокол недобро усмехнулся и огладил рукоять меча, – да перед богами совестно.

К вечеру, когда мало-помалу развеялись последствия вчерашнего веселья, Воронцы оживились и всерьёз заинтересовались столичными гостями. У колодца собралась небольшая толпа – кто пожаловаться на нерадивого домового, кто шепнуть про соседа недоброе слово, кто просто так, поглазеть на сокола. Яр стоял поодаль, но всё равно нет-нет да ловил на себе любопытные взгляды. Ещё бы: Дранок, хоть и остриженный самым позорным образом, очевидно свой – белобрысый, с носом-картошкой и пухлыми веснушчатыми щеками, а вот темноволосый полукровка здесь, как ни крути, чужак.

– Больно грозен ваш сокол, – негромко сказал Яру стоявший рядом молодой паренёк. На Власа он смотрел без приязни, беспокойно теребил висевший на шее грубоватый, явно самодельный оберег. – Боевитый али что?

Яр пожал плечами. Уж, наверное, знает, с какой стороны за меч хвататься. На себе проверять неохота.

– Всё крамолу выискивает, – продолжал деревенский. Оберег он крепко сжал в кулаке. – Был тут в самую страду. Знахарке нашей бедной всю душеньку измотал, ан не наелся…

– Он неживых ловит, – для порядка возразил Яр.

– Да уж конечно, ловит.

Короткий этот разговор даром не прошёл. Откушав за хозяйским столом и перебравшись в отведённую гостям комнатушку, Влас поманил к себе Яра и, сверля его недобрым взглядом, спросил:

– Ты про что с Мижатой говорил? Я видал, у колодца он с тобой рядом стоял.

– Да ни про что, – легко солгал Яр. Он привык при соколе каменеть лицом, чтобы ничем себя не выдать. – Спросил, кто я таков. Сказал, раньше меня при тебе не видал.

– То правда, не видал, – Влас удовлетворённо хмыкнул. – Ты с ним держи ухо востро. Я так думаю, парень-то сам колдун, только всё прищучить никак не могу.

– Как колдун? – опешил Дранок. Грел, оказывается, выдающиеся свои уши.

– А вот так. Глаза-то, вишь, наглые, меня сторонится… Поглядеть бы, что там у него в избушке припрятано.

Теперь ещё и думать, как этого Мижату уберечь от пристального соколова внимания. Но хоть зловещих сумеречных чар здесь, в полях, можно не бояться. Сходить, что ли, ночью к реке… Который вчера был час, когда его понесло купаться? Охотиться на лихоманок Влас вознамерился, как и положено, между вторыми и третьими петухами, когда им самое раздолье, потому и спать завалился, едва стало смеркаться. Яр отвернулся к стене и затих, прислушиваясь к чужому дыханию. Как только оба уснут, можно выбраться на двор, а там уж… От одной мысли о том, чтобы снова нырять в ледяную воду, играя наперегонки с погибелью, становилось худо. В конце концов, живут же тут деревенские леший знает сколько лет, и ничего… Яр выругал себя за трусость. Можно, конечно, оставить всё как есть, только какой он после этого волхв?

В сонной тишине послышался шорох. Мягко ступили на бревенчатый пол босые ноги. Похоже, не один Яр собрался без Власова ведома побродить по округе… Или, может, Дранка попросту прижало по нужде. Подмастерье нетвёрдо прошёлся по каморке, зашуршал тканью – одевался. Чиркнула о ножны отточенная сталь. Дранок, похоже, умыкнул у сокола один из ножей. В такой сбруе до ветру не ходят. Задумал что-то, ну надо же…

Дождавшись, пока беспокойный сосед выйдет за дверь, Яр вскочил с постели, оделся и кое-как завязал на затылке волосы, чтобы не мешались. Окна уже закрыли на зиму; сквозь мутный бычий пузырь ничего не видать. Влас знай себе похрапывал. Засыпал сокол мгновенно, а дрых крепко – умел за несколько коротких часов восстановить силы и бодрость. Яр на всякий случай окутал его чарами тишины. Спит – вот и пусть спит, не надо ему мешать.

Бесшумно ступая по пёстрым коврикам, Яр через чёрный ход выскользнул во двор. Уже успела сгуститься тьма; за частоколом наверняка стелется туман, не тревожимый теплом от человеческого жилья. Скрипнула калитка – Дранок выбрался на улицу. Батраки, доканчивавшие дневные дела, и не подумали его расспрашивать: с соколом никто не хочет связываться без крайней нужды. Держась теней, Яр поспешил следом за белобрысой макушкой, мелькающей меж высоких заборов. Стреножить бедокура всегда успеется. Любопытно, что он задумал.

Дранок шёл не оглядываясь, то и дело оглаживал рукоять висевшего на поясе ножа. Не убивать же он собрался? Храмовые клятв не приносят, но дают перед богами зарок… Миновав засыпающую деревню, Дранок вышел к частоколу и принялся возиться с тяжёлым засовом на воротах. Идти тем же путём значило выдать себя; Яр отступил в тень, прикинул расстояние и шагнул сквозь чары за бревенчатую стену. Сердце сбилось с ритма и тут же успокоилось. Здесь некому его увидеть: Дранок слишком увлечён, а деревенские предпочитают не ходить со двора холодными ночами.

Воровато приоткрылась воротина. Дранок протиснулся в узкую щель, подтолкнул створку обратно, чтобы захлопнулась. И на том спасибо, позаботился о местных… В тумане следить за ним стало труднее, хотя парень и не думал осторожничать – шёл себе по проезжей дорожке, которая днём привела их в Воронцы. Поворот на Гориславль пропустил, то ли случайно, то ли намеренно. Яр опасливо оглянулся на тонущий во мгле частокол. Он-то вернётся откуда угодно, а вот Дранок… Шёл белобрысый уверенно – должно, в прошлые поездки всё тут изучил. Или, может, просто брёл куда глаза глядят, леший его разберёт…

Тропка плавно пошла под уклон. Где-то впереди плеснула вода. К реке, что ли, собрался, самоубийца? Яр в несколько шагов нагнал Дранка, поймал за плечо. Тот отчётливо вздрогнул. За нож не схватился, даже не завопил – слишком туго соображал.

– Куда тебя понесло? – прошипел Яр ему на ухо. – Здесь опасно, дурья твоя башка!

Дранок вылупил на него бледные глаза, беззвучно шлёпнул губами. Удивился.

– Ты откуда тут?

– За тобой шёл, – огрызнулся Яр. – Давай назад. Сказано тебе было, место гиблое…

Он примолк, потревоженный далёким протяжным воем. То ли зверьё в лесу, то ли… Чертыхнувшись сквозь зубы, Яр широким взмахом прочертил в сыром воздухе пламенную дугу. Туман всколыхнулся, раздался в стороны. Стало видно обнажённые прибрежные кусты и непрозрачную чёрную воду. Совсем близко.

– Так, – поймав растерянный взгляд Дранка, Яр заговорил быстро и чётко, наспех сплетая чары внушения, – иди обратно в Воронцы, никуда не сворачивай. Ворота за собой закрой на засов. Если заблудишься по дороге или ещё вдруг что – зови меня по имени, понял?

– То зачем? – любознательно спросил Дранок.

Яр едва сдержал рвущееся с языка крепкое словцо. Белобрысый соколёнок так и таращился на него с вялым интересом, как на диковинную зверушку. Не берут его чары. Но ничего Дранок не понял… Ничего, небось, и не знает. И Влас наверняка тоже, иначе чёрта с два бы стал его вызволять от разгневанных селян. Оберег Стридаров носить, додумался же… Яр всё думал, что соколов послушник просто с придурью, а ведь парень не в себе. Наставница говаривала, что так бывает, когда не хватает воли совладать с даром. «Трезвый рассудок, юноша, и дисциплинированный ум – только так…»

– Иди, говорю, – повторил Яр наигранно раздражённо. – Здесь, небось, неживых полно, а у реки вообще леший знает что творится. Я вчера видел, – веско прибавил он в надежде не словами, так властным тоном заставить Дранка подчиниться.

Тот наконец проникся, заволновался.

– А я и хотел неживого поймать, – понуро поделился он и в доказательство тронул за рукоять свой нож. Боги, который же раз он так сбегает посреди ночи?! – Чтоб сам, без Власа.

– Поймаешь ещё, – нетерпеливо отмахнулся Яр. – Топай в деревню, там…

Снова вой, на сей раз ближе. Вроде и похоже на вчерашнее, а вроде и нет… Какая, к лешему, разница! Что бы оно ни было, живых жалеть не станет. Туман затягивал прореху, становился гуще; к запаху сырости примешивалось теперь что-то ещё, затхлое, сладковатое.

– Та-а-ам! – протяжно простонал Дранок, тыча пальцем куда-то в серую мглу.

Яр заткнул ему рот чарами немоты, но эхо уже унесло высокий дребезжащий голос. Что бы ни пряталось во мгле, оно наверняка услышало – а значит, получило право напасть. Отпускать белобрысого одного теперь нельзя. Нелепо всхлипнув, Дранок попятился куда-то в наползающий туман. Яр схватил его за плечо, без церемоний задвинул себе за спину.

– Всё уже, поздно драпать… Стой теперь тут, не мешай мне!

Запомнит всё. Как пить дать, запомнит, а потом и Власу расскажет… Вой сменил тональность, превратился в нежный девичий голос. Стройный силуэт легко, словно в танце, скользил сквозь туман. В льющейся из ниоткуда монотонной песне не было слов.

– Спляшем, волхв, – едва слышно шепнул бесплотный голос. Яр торопливо оглянулся: не слышал ли Дранок? – Не обману – утешу твоё сердце…

Из мглы выступила Зорица, босая, с лукавой улыбкой на губах, с венком из летних цветов поверх распущенных золотых волос. Яр вскинул было руку – и тут же опустил. Жечь? Её?..

Мимо свистнул нож. Дранок раздосадованно охнул: клинок скользнул сквозь девичью грудь, не причинив красавице вреда. Вышитая цветными нитками рубашка осталась белоснежной. Она – ложь, и румяное личико – ложь, а на деле есть только чёрный дым, бестелесный и вездесущий, как в полузабытых снах. Яр не знал против тени иного средства, кроме волшебного пламени. Дранок неумело разжигал в ладонях огонь – обыкновенный, ничуть не страшивший лже-Зорицу.

– Вели ему, пусть уйдёт… На что он тебе?..

На что, на что – защищать, как Драгану клялся! Яр взмахнул рукой, отделяя себя и Дранка от нежити ярко-рыжей огненной чертой. Влажная мёртвая трава занималась неохотно; тень едва взглянула на тающее во мгле пламя. Что оно ей? А зажечь волшебное значит себя выдать…

– Гляди, Яр! – тявкнул вдруг Дранок.

Там, куда он показывал, медленно разгоралось серое сумеречное зарево. Оно разливалось над рекой вдоль течения, выплёскивалось на низкие берега. Яр без раздумий толкнул Дранка к воде.

– В реку! – рявкнул он, отмахиваясь от тени огненными сполохами. Дранок не сдвинулся с места; то ли не понял, то ли не поверил собственным ушам. Яр ухватил его за ворот и силком потянул за собой в безмятежную чёрную воду. – Ныряй и не высовывайся!

Хорошо, что Ивна глубокая. Уже в паре шагов от прибрежных заводей – бегущая вода, надёжная преграда для нежити… Дранок вяло вырывался – может, думал, что его топят. Яр глубоко вдохнул, прежде чем нырнуть. Ледяная вода жгла ему кожу; львиная доля сил уходила на соколёнка, который не сумел бы не замёрзнуть без его помощи. Ещё мгновение – и река вспыхнула тусклым жемчужным светом. Задрав голову, Яр вгляделся в расплывчатые линии чар, протянувшиеся над водой. Мертвенно-синие, словно бы припорошенные мелким искристым пеплом. Яр знал такие. В амулете на его груди дремала та же сила, равно чуждая живым и неживым.

Когда он за шиворот вытянул Дранка из-под воды, ни сияния, ни тени уже не было. Может, нежить и удрала, сообразив, что осталась с носом, но отчего-то верилось, что её постигла та же участь, что и давешнюю русалку. Соколёнок неуклюже барахтался в воде, отплёвывался и жалобно ругался. Яр вытолкал увальня на берег, с силой прижал пальцы к его вискам. Подхватит ещё какое-нибудь воспаление – поди вылечи без волшбы и без пристойной медицины…

– То-о-о что-о-о бы-ы-ыло-о-о? – стучая зубами, выговорил Дранок. Он бешено вращал глазами, словно не знал, на чём задержать взгляд.

– Тень, что, – ворчливо ответил Яр, ёжась от стекающей по коже холодной воды. Ему едва ли не впервые за долгие годы довелось мёрзнуть. – Топай давай. Сам видел, что тут творится…

Он получил свободу, лишь доведя Дранка до дома воронцовского старосты и устроив беднягу у медленно остывающего печного бока. Хозяйка выглянула на шум, захлопотала вокруг дорогого гостя; Яр мягко увильнул от чужой заботы. У него оставалось ещё дело, которое следовало держать от сокола в тайне. Возвращаться на берег не хотелось, но и не проверить догадку он не мог. На сей раз медленно шёл по мелководью, пристально оглядывая округу. Голые ветки старых ив цеплялись за плечи. Яр прежде думал, что прибрежные деревья обнажены из-за осенней поры, а теперь понимал, что они давно мертвы. Как рогоз, в котором пряталась русалка. Как всё тронутое гибельными чарами.

Тайник он углядел почти случайно. Слабое синеватое свечение, невидимое без должного умения, сочилось сквозь прелую траву из неглубокой норы меж ивовых корней. Небольшой кусок кварца, искусно оплетённый чарами, пульсировал медленно и равномерно, постепенно заново наливаясь силой. Он здесь уже очень давно – может, ещё со времён до великой войны… Простенькое, тщательно выверенное заклятие, срабатывающее, как по часам, в ночную пору, когда нежить входит в силу. Хитрый механизм для накопления силы, завязанный на свойства кварца и природу чар. Эту штуку, без сомнения, поставил здесь кто-то из Семариных ведьмаков, чтобы проредить поголовье нежити… И ведь справляется – правда, норовит и живое прихватить вдобавок.

Яр замер в нерешительности, не зная, что теперь делать. Чары, безусловно, опасные. Сколько тут народу перемерло, пока место не прослыло гиблым, подумать страшно. Но ведь и от неживых эта поделка защищает… Хотя от неживых можно спастись и по-другому. Вон, Власа, например, кликнуть из города. Сколько жизней уцелеет, если сломать сейчас хрупкие цепочки чар? А если оставить всё как есть? Люди ведь всё равно не ходят на берег… Яр до боли закусил губу. Всё, что он здесь делал из лучших побуждений, неизменно оборачивалось бедой. Лучше не трогать то, что и так работает не один десяток лет. Прикрыв нору жухлой травой, он поднялся на ноги и устало побрёл в деревню. Надо ещё объясняться с соколом и молить богов, чтобы Дранок не ляпнул лишнего. Влас-то не блаженный, мигом всё поймёт…

С храмовым Яр разминулся. Отогревшийся Дранок поведал, что Влас отправился в поля гонять лихоманок. По чести, надо было бы идти за ним, но сил на это уже не осталось. Яр рухнул на лавку, приставленную вплотную к печи, да так и задремал, опершись спиной о тёплые камни. Разбудила его хозяйская дочка. Девица мягко коснулась его плеча, испуганно ойкнула, когда он открыл глаза, но заговорить первой не посмела. В руках она держала пёстро вышитый рушник из белёного льна.

– Благодарствую, – сонно пробормотал Яр, оглядываясь в поисках какой-нибудь воды.

– Матушка велела тебя к столу звать, – заливаясь краской, сообщила девушка и зачем-то протянула ему рушник. Лучше бы умыться принесла, глупая.

– Сейчас приду, – вздохнул Яр, поднимаясь с лавки. Затёкшие мышцы противно заныли от резкого движения.

Он кое-как пригладил растрёпанные волосы, потом сообразил, что неплохо бы заплести косу, чтобы не смущать домочадцев неподобающим видом. И мысли тоже привести в порядок. Влас наверняка уже вернулся; придётся держать ответ… Яр без удовольствия оглядел собственную одежду, перемазанную речным илом. Надо было ночью добрести хоть до отведённой гостям комнатёнки, тогда б мог переодеться в чистое. Хозяйская дочка, впрочем, всё равно глазела на Яра с плохо скрываемым интересом. Эта, пожалуй, охотно пошла бы с ним от летних костров…

У стола и впрямь собрались уже все домочадцы. Сидел здесь и Влас, зато Дранка не было. Просто отсыпается или всё-таки захворал?.. Яр осторожно устроился на краю длинной скамьи. Сокол внимательно за ним проследил, но заговаривать не стал. Ещё бы, прямо при хозяевах-то.

– Поди приоденься, – тихо приказал Влас, покончив с кашей. – Потом выдь на крыльцо, ждать тебя буду.

Яр угрюмо кивнул. Ложка разом потяжелела в десять раз. Знать бы, что соколу наговорил Дранок… Спросить, само собой, не довелось: белобрысый безмятежно спал, укутанный в два одеяла. Судя по ровному дыханию и румяным щекам, сдюжил-таки с подступающей болезнью. Жаль, надломленный разум ему не вылечить… Яр наскоро переоделся в чистое и с тяжёлым сердцем вышел из комнаты.

– Ну, явился, – хмыкнул Влас, завидев его в сенях. – Иди-кось, погутарим дорогой.

– Куда идти-то? – сумрачно поинтересовался Яр, озираясь по сторонам. На дворе вовсю кипела работа: это хозяева неспешно завтракают на исходе утренней зари, а батраки уже пару часов как в трудах.

– А тут недалече, – сокол усмехнулся краем рта и распахнул настежь калитку в невысоком заборе. – Ты скажи-ка, ктой-то тебя научил так ловко неживых отваживать? Дранок говорит, аж с целой тенью сладил.

– Я не сладил, – искренне возразил Яр. – Она сама погибла.

– То отчего же?

Яр едва слышно перевёл дух и, старательно избегая лишних подробностей, рассказал сперва о русалке, а потом и о тени. Про упрятанный на берегу артефакт, само собой, ни слова. Откуда ему, деревенскому олуху, знать про тонкости колдовства, да ещё и такого?

– Вон как, – задумчиво протянул Влас. – Сметливый ты, раз про воду догадался. А к реке не ходи больше. Я и Дранку велел, да что он смыслит…

– Ты за него не боишься? – осторожно спросил Яр. – Чего он один в ночь пошёл неживых ловить?

Сокол только отмахнулся.

– Чего бояться? Помрёт – значит, помрёт, на всё воля богов. Больше, чем Пряха отмерила, всё одно не прожить.

Он остановился против неприметной лачуги у самого частокола. Не стал кликать хозяина – сам отворил калитку и пересёк пустынный двор, заросший сорной травой. Яр, помедлив, пошёл следом. Ему плевать было, что тут надо соколу, но подмастерью положено хвостиком таскаться за своим господином. Надо быть паинькой и не будить едва успокоенные подозрения.

– Отопри, Мижата, – негромко позвал Влас сквозь щелястую дверь. – Потолкуем-ка.

Ему, на удивление, тут же открыли. Яр не сразу узнал стоявшего на пороге паренька, а потом припомнил: это он вчера костерил Власа, и его же сокол называл колдуном. Усталый разум тревожно напрягся. Храмовый умеет быть беспощадным… Яр незаметно пошевелил пальцами, подбирая подходящие случаю чары. Пусть и придётся себя выдать, но молча смотреть на смерть он не станет.

– Заходи, раз пришёл, – неприветливо бросил Мижата, отступая в тёмные сени.

Влас по-хозяйски шагнул в дом, встал посреди тесной комнатушки. Яр замер у двери – так, чтобы, если вдруг что, наверняка поймать сокола парализующими чарами. Глаза медленно привыкали к пыльной, пахнущей сухими травами темноте.

– Промышляешь, гляжу, – заявил Влас, потянув носом. – Не совестно тебе? Прямо так, средь бела дня да при мне, – он хохотнул, будто находил свои слова донельзя забавными.

– Чего мне стыдиться? – нахально хмыкнул Мижата. – Я, вишь, знахаркин ученик. Люд честной с божьей помощью снадобьями пользую…

– Знаю я те снадобья, – угрожающе перебил сокол и тронул меч у пояса. Яр до боли сжал кулак. – То какая ж сила тебе в ремесле помогает? Уж не крамолец ли злокозненный, людьми и богами проклятый?

Мижата скрестил на груди руки, отступил на полшага.

– Чего тебе надо, храмовый? Вестимо, ты мне какую угодно вину выдумать можешь, а мне перед тобою не оправдаться.

Влас довольно ухмыльнулся.

– А что ж, много твоё дело приносит?

– Много ли, мало – мне хватает.

– Стало быть, и для богов найдётся.

Мижата брезгливо фыркнул.

– Обожди, принесу. В храме своём перед огнём положишь, ежли вдруг довезёшь.

Яр на миг поймал его взгляд – насмешливый, презрительный. Пожал плечами. Одному молодому волхву не исправить косных здешних порядков; не дошло до рукоприкладства – и ладно. Получив мешочек с серебром, Влас взвесил добычу в ладони и удовлетворённо хмыкнул.

– Бывай, знахарь, – бросил он с издёвкой. – Да держи ухо востро. Того и гляди, пожалуют Агирлановы псы.

Как в воду глядел. Удивляться тут было нечему: рассчитывать, что мытари обойдут деревню стороной, стал бы разве что дурачок почище Дранка. Встречать уважаемых гостей высыпала вся деревня – так заведено. Уж на что в этих землях люд зажиточный, а против всадников в воронёных кольчугах деревенские смотрелись нищими. Яр исподволь разглядывал невысоких мохнатых лошадей в пёстрой сбруе. Кони мытарей уступают в стати Власову мерину, но Серый устаёт за полдня, а эти, мускулистые и выносливые, могут хоть сутками мерить шагами неприветливые ильгодские дороги. Да и кормят их не в пример лучше… Случайно встретившись взглядом с проезжавшим мимо всадником, Яр торопливо опустил голову. Не надо с ними ссориться.

– Щ-щ-щто у те-бя? – с трудом выговаривая слова, спросил у согнувшегося в поклоне старосты предводитель отряда – тщедушный смуглый мужичок с внимательными тёмными глазами. – По щ-щести ли жи-вёщ-щ-щь? Не таищ-щ-щь ли щ-щего от богов и вла-а-адыки?

– Не таим, добрый господин, не таим, – подобострастно зачастил староста. – Ты пожалуй в гости, окажи милость… За чаркой толковать-то сердцу милее…

Главный мытарь оглянулся на своих подручных и величаво кивнул им. Двое воинов отделились от отряда, неспешно поехали мимо сгрудившихся вдоль плетня деревенских. Лицо одного из всадников скрывала расписная кожаная маска. Яр упрямо разглядывал пыль под ногами. Хорошо, Дранок так и остался отсыпаться; перепугался бы, как пить дать…

– Ты, – послышалось откуда-то слева. Яр украдкой покосился вбок: воин остановил коня против знахаря Мижаты; голос его из-под маски звучал глухо и грозно. – Кто таков будешь?

– Таков же человек, как иные, кого твой конь топтал копытами, – дерзко отвечал Мижата. Стоявшие рядом с ним люди расступились в стороны, словно от прокажённого.

– Зачем глядел на меня?

– А чего б на тебя не глядеть? Чай, не девица в бане.

Воин протянул руку в кольчужной перчатке и указал на обереги, которые Мижата и не думал прятать под рубахой.

– То чей знак носишь?

– Того, кто мне помощь даёт и утешенье.

На несколько мгновений повисло молчание. Деревенские замерли, словно схваченные парализующими чарами. Не двигался с места и мытарь, зорко наблюдавший за подручным. Тот меж тем положил ладонь на рукоять меча и тихо, угрожающе повелел:

– Сними. Не то я сниму.

Мижата усмехнулся в ответ.

– Ты попробуй, воин. Тронь только – навек проклят будешь.

В дневном свете тускло сверкнула сталь. Яр едва успел понять, что случилось, а через миг воздух выбило из груди и виски словно сдавило ледяным кольцом. Знакомая боль, погребённая под прожитыми днями, но ничуть не забытая. Всё воспитанное наставницей хладнокровие потребовалось ему, чтобы себя не выдать. Вокруг что-то творилось; как сквозь толщу воды долетали приглушённые людские голоса – испуганные, но не возмущённые. Яр молчал, стиснув зубы. Он не шелохнулся, пока убийца неспешно шёл мимо, не сдвинулся с места, когда мало-помалу пришли в движение деревенские. Лишь когда Влас опустил ладонь ему на плечо, заставил себя повернуть голову. Сокол неотрывно глядел вслед мытарям, отъехавших к дому старосты. Лицо его казалось вылепленным из воска.

– Кахар, – процедил он сквозь зубы. – Ублюдок.

Яр до боли закусил губу, отвлекая себя от разрастающегося в груди холода. Про кахаров он ещё не слыхал.

– Кто он?

– Выродок, – зло выплюнул Влас. – Али не слыхал про таких? Их из Ильгоды увозят в Саборан мальчишками и там уродуют, чтоб свои не узнали ненароком. А потом к нам же и отправляют. Сам видал, какие они после того ласковые.

Яр прерывисто выдохнул.

– Боги…

– Боги его проклянут, – сумрачно посулил Влас. – За пролитую кровь. За то, что руку на сородичей подымал.

Он так и глядел на старостин дом, в который входили теперь незваные гости. В глазах его отражалась неподдельная холодная ненависть.