Негасимое пламя

LX. Хаос

– Ты остаёшься дома. Это приказ.

Зарецкий возмущённо замолк. Не нужно быть гением, чтобы угадать, какие мысли его обуревают: пусти меня в поле, начальник, это же я добыл сведения, я имею право участвовать! Жертва собственной молодости. Повзрослеет – поймёт, что кому-то надо и тылы прикрывать. Особенно после схватки с опасным нелегалом, наверняка изнурительной и очевидно неудачной. Потапова, если сведения подтвердятся, надо непременно брать живым.

– До моего распоряжения, до экстренной необходимости или до восьми утра, если я до тех пор не выйду на связь, – нарочито дотошно прибавил Верховский. – В последнем случае позаботься о том, чтобы тираж «Зеркала» не поступил в продажу.

– Понял, – помедлив, сказал Ярослав. Вот и умница, что понял. – Вы… зовите по связке, если что.

Верховский, не удержавшись, усмехнулся. Не хватает только пожелания беречь себя.

– Всенепременно, – солгал он и сбросил вызов.

Рассеянный свет, льющийся сквозь стеклянную стену вокзала, грязно-жёлтыми пятнами ложился на мокрый от снега асфальт. В гигантских синих табло, видимых даже с улицы, отражался нерушимый порядок. Полнокровные транспортные артерии не замирают ни днём, ни ночью; в постоянстве царящего здесь деловитого движения есть что-то успокаивающее. Пока, подчиняясь расписаниям, беспрепятственно грохочут по рельсам неповоротливые поезда, можно быть уверенным: никакой катастрофы не случилось.

А случится ли?

– Любые сигареты, будьте добры.

– Извините, не продаём.

– Тогда чёрный кофе.

Мельком глянув на прейскурант, он выложил на прилавок две сотенные купюры. Что дальше? С какого конца хвататься за поиски, кого звать на подмогу, как подготовиться?.. Уставший от снегопада сквозняк лениво задувал в щели между вокзальными постройками. Не исключено, что помощь вовсе не понадобится. Газетчик – не вояка, и вдобавок он не рассчитывает, что его выведут на чистую воду за пару часов до триумфа. На пороге торжества.

В первую очередь – проверить информацию. Ошибки обойдутся слишком дорого.

– Ваш кофе.

– Спасибо. Сдачи не надо.

Нужен Феликс. Он не связан присягой, а значит, не обязан блюсти букву закона. Начинать же надо, очевидно, с редакции «Зеркала» – и, следовательно, в одиночку. Верховский огляделся по сторонам; вокруг вокзала, пусть и не в пример тише, чем при свете дня, суетилась незатихающая жизнь: теснились желтобокие такси, люди рассеянно мёрзли на ветру или целеустремлённо волокли поклажу по расчищенным от снега дорожкам. Собрался защищать тайну сообщества – нечего самому её нарушать. Под разносящийся над площадью потусторонний голос информатора Верховский зашагал к парковке. В мыслях мало-помалу воцарялось отстранённое спокойствие.

Он хотя бы уверен, что с Мариной и Настей всё хорошо. До них не успеют добраться раньше, чем всё закончится – либо рухнет в пучину хаоса. Если рухнет, мало не покажется всем. Но пока ещё ходят поезда, а значит, дела не так плохи.

По соседству с его машиной стыли на крепчающем морозце брошенные хозяевами легковушки. Ни души кругом. Отличное место для пространственного прыжка. Верховский одним глотком допил кофейную горечь, сел в водительское кресло и устроил пустой бумажный стаканчик в держателе, чтобы не плодить без нужды беспорядок. Привычно проверил карманы. Закрыл глаза, сосредоточиваясь на хорошо знакомом кабинете.

Начинается. Или, леший знает, заканчивается.

Он почти физически ощутил, как ожили потревоженные его появлением защитные контуры. Напряглись – и тут же вернулись в полудрёму: пропуск позволяет начальнику магконтроля ходить почти везде, где вздумается. Может, не в оружейную и не в зал собраний, но уж до редакции он как-нибудь доберётся. Не снимая пальто, Верховский сунул в карман охапку ярко-алых ленточек с неактивными печатями и моток бечёвки, которой перевязывал копившиеся в отделе кипы бумаги. Это на случай, если Зарецкий сказал правду.

А если нет?

Он замер посреди кабинета. До подкожного зуда захотелось прижать пальцы к вискам. В ночь Витькиной гибели он решил поверить племяннику Лидии Свешниковой, но ведь и Терехов до недавних пор казался союзником… Кроме Зарецкого и Субботина-младшего, никто не знает, что произошло на злополучном складе, а показания Льва недорого стоят, пока психиатры не подтвердят, что парень вменяем. У стычки между Зарецким и Липатовым – тьфу ты, Подлесным – вовсе нет свидетелей. Пробраться в «Технологии будущего» придумал новоиспечённый младший офицер, и он же наследил там так, что хватило на целую гневную передовицу. И он, между прочим, знал, что предлог для ареста Громова не стоит бумаги, на которой напечатаны предварительные обвинения…

Может быть так, что прошлой ночью Котик явился в палату к Зарецкому не устранять помеху, а мстить за отца? Может быть так, что столь своевременно обнаруженная ниточка ведёт Верховского прямиком в загодя расставленный капкан?

К порогу его собственного мнимого торжества.

В конце концов – при этой мысли его пробрала оторопь – Лидия всегда презирала магконтроль и не считала нужным это скрывать…

Спокойно. Даже если прямо сейчас ему устраивают прогулку по доске, есть обстоятельства, которыми пренебрегать нельзя. Сообщество уже взбудоражено, публичное заседание Магсовета уже назначено. Даже если предполагаемая вина Олега Потапова – не более чем приманка, подведённый к пороховой бочке фитиль стремительно прогорает. Пусть, к примеру, всё честно: пусть глава коммуникаций вправду рассчитывает на воцарение гибельной смуты. Тогда бездействие обернётся бедами для всех одарённых, а то и для минусов, если хаос выплеснется за зыбкие границы сообщества. В предполагаемую западню при самом худшем раскладе попадётся только сам Верховский. Он отнюдь не смиренная жертва, у него есть шансы выкрутиться. Порядок же не защитит себя сам.

С тихим жужжанием открылась дверца маленького упрятанного в стол сейфа. Почти привычно легла в ладонь холодная металлическая тяжесть. Потом безопасность непременно предъявит обвинения и будет права, но сейчас даже хорошо, что в суматохе последних дней так и не нашлось времени дойти до оружейной.

Жаль, Феликса сюда не притащишь.

Словно заурядный обыватель, к отделу коммуникаций Верховский спустился по лестнице. Не спеша прошёлся вдоль коридора. Привыкшие к темноте глаза различали одинаковые белые двери, помеченные крашеными под золото табличками. Логичнее всего начать с типографии: именно там должны лежать готовые к отгрузке взрывоопасные тиражи. Среди громоздких печатных машин соблазнительно легко устроить засаду. Верховский на несколько мгновений прислушался к тишине и, пользуясь магией, заставил дверь медленно распахнуться.

Из сумрака едко пахнуло типографской краской.

Ничего не случилось.

Верховский медленно перешагнул плоский порожек. Чувствуя себя живой мишенью, вошёл в душный зал. На столе у входа и впрямь громоздились ровные стопки свежих газет; им ещё рано видеть свет, но их уже напечатали и сложили, и никто из занятых этим сотрудников не посчитал нужным сообщить, что что-то неладно. Все либо запуганы, либо в доле. Приблизившись, Верховский различил на бледной бумаге жирные чёрные буквы: «Тотальный кризис: Магсовет распускает Общественное собрание и окончательно утрачивает легитимность. Что нас ждёт?» В точности так, как говорил Зарецкий: та самая трещина, которая поглотит расшатанную законодательную власть и крепко займёт исполнительную попытками стянуть края разверзающейся пропасти. Где бы Ярослав ни добыл сведения, они, похоже, правдивы. Что никак не мешает соорудить из них ловушку.

Рукой в перчатке Верховский наскоро пролистал лежавший сверху экземпляр. Весь якобы экстренный выпуск занимали самоуверенные пророчества, без подробностей, которым ещё неоткуда взяться, но довольно логично излагающие подготовленный ход событий. Итак, Общественное собрание возмущено отсутствием реакции на вопиющий инцидент. Оно требует, кроме наказания виновных и возмещения ущерба, дать частным организациям право самостоятельно себя защищать, не раскрывая магконтролю схем этой защиты. Ага, значит, Потапов – или кто бы то ни был – знает, куда тянется след… Если Зарецкий играет на его стороне, это неудивительно. Если нет – тоже, в принципе, ожидаемо: вся до краёв полная слухами Управа в курсе, что начальник магконтроля – ставленник Авилова. Слишком много несвободы, вопит пространство между сухими сдержанными строчками. Дайте нам волю, мы защитим себя сами…

«Одиозные меры», «стопор для прогресса», «пещерные страхи и пережитки прошлого»… Верховский знал женщину, которая точно так же относилась к действующему в сообществе закону. Она никогда не решилась бы выступить вот так, нагло и безоглядно, не считаясь с последствиями… А последствия предугадать нетрудно. Магсовет – то есть Авилов – не примет подобных требований. Кирилл Александрович прекрасно знает, что производили в «Технологиях», и не станет делиться властью с их хозяевами. Он не может не отказать, а отказ не может не вызвать недовольство. Из статьи не понять, что объявят раньше: вотум недоверия Магсовету или принудительный роспуск Общественного собрания, но это и не важно. Нет органов власти – нет и власти; нет власти – нет и закона, а именно на закон опирается гражданская присяга. В статье не забыли напомнить и об этом.

Границы применения дара, ранжирование по категориям, тайна сообщества – всё стремительно полетит к чертям. Большинство, разумеется, не полезет на рожон, но хватит и десятка энтузиастов, чтобы город погрузился в хаос. И хорошо, если только один город… Всё настолько предсказуемо, что, действительно, останется только вписать в тексты заметок количество жертв.

Ради чего?

Что придёт на место сметённого старого порядка? Стоит оно того, чтобы допускать хотя бы вероятность больших потрясений?

К утру прояснеет. А пока пусть детонатор от этой маленькой бомбы побудет в руках у начальника магического контроля.

Он сноровисто обмотал кипы газет бечёвкой, крепкой и отменно горючей. На получившиеся тюки приладил по несколько вызывающе алых печатей – так, чтобы избавиться от жгута, не потревожив «бикфордовы шнуры», сумел бы разве что виртуоз пространственной магии. Убедился, что бумажные ярлычки предупреждающе переливаются ярко-оранжевым сиянием. Если он где-нибудь сгинет, изучать вещдоки безопасникам придётся на расстоянии, не заглядывая дальше передовицы. Ну и ладно. Достаточно и того, что даже в самом худшем случае тираж придётся печатать заново, а это – драгоценное время. Не заботясь больше об оставленных следах, Верховский прошёлся по залу типографии, мимо умолкших на ночь печатных станков. Всё чисто. Никакой засады, никаких брошенных впопыхах улик. Всё готовилось в деятельном порядке, без суеты, и обиднее всего – под самым носом. Действительно, ну кто подумает на газетчиков? Они ведь всего лишь зеркало.

Верховский запер за собой дверь типографии и зашагал к кабинету начальника коммуникаций. Сощурившись, оглядел нештатные цепочки сигнальных чар, оплетающие дверную ручку и запорные ригели. Не слишком замороченные: автору не хватило то ли умения, то ли хитрости соорудить дополнительный контур, который среагировал бы на выход из строя основного заклятия. А может, кабинет не стоил такой мороки. Постоянно хранить что-то компрометирующее прямо в Управе слишком уж глупо. Верховский легко сорвал невесомую паутинку чар и беспрепятственно отпер внушительный замок. Ему не доводилось прежде наведываться к Потапову, но скромный до аскетичности кабинет как две капли воды походил на обиталища прочих здешних начальников. Непременные шкафы для документов, заваленный бумагой внушительный письменный стол, обыкновенное офисное кресло. Нигде никаких чар. Зато, как и следовало ожидать, под вешалкой стоят сменные ботинки. В нынешнюю-то погоду их наверняка обувают каждый день. Усмехнувшись, Верховский взвесил в ладони блестящую кожаную туфлю. Как, однако, неосторожно. Хозяин кабинета не допускал мысли, что его кто-то заподозрит.

Магия подчинилась легко и охотно, не в пример проще, чем было с засохшей на купюре кровью. Сверившись с картой, Верховский примерно очертил местность для поиска: небольшой коттеджный посёлок в ближнем Подмосковье. Надо думать, Потапов мирно почивает в собственной спальне и, может статься, видит сны о власти и богатстве. Все хотят власти и богатства, только мера у всех разная.

– Феликс, – негромко сказал в трубку Верховский. – Извини, что в поздний час. Ты мне нужен.

– Не вопрос, – зевнул в ответ нелегал. – С ребятами?

– Нет. Ребята за нами не угонятся. Сумеешь по точке на карте?

– Чего не суметь. Дело-то мокрое?

– Не хотелось бы.

– Тогда сложнее, – смекнул многоопытный уголовник. Леший побери, кого он собрался впускать в сообщество…

А что делать, если приличным людям доверять нельзя?

Минут пятнадцать они месили снег, выбираясь из лесополосы, и всё это время Феликс шёл на полшага позади и внимательно слушал вводные. Верховский излагал и невесело думал, что прямо сейчас сам немногим ближе к закону, чем его спутник. Это победителей не судят, и то спорный вопрос, а чуть что пойдёт не так – мотать ему срок, как пить дать. С Феликсом вовсе разбираться не станут: казнят, и дело с концом. Он не дурак, понимает. И запросто может прямо сейчас отправить к лешему бывшего приятеля вместе со всеми авантюрами. Но нет, топает, слушает, сосредоточенно щурится, словно чары какие разглядывает на ходу…

– А тебя прям парит всерьёз, – проницательно заметил он, дослушав диспозицию. – Что, неохота обратно на пустырь?

– Конечно, неохота. Мне есть что терять, – легко признал Верховский. – Дело не в этом. Если б оно было однозначно к лучшему, ради какой-то великой цели, что ли… Тогда ещё можно задуматься. А если просто поменяют местами, кто в кабинетах и кто на пустырях, толку с того?

– Вдруг эти новые в кабинетах получше окажутся?

– А вдруг не окажутся? Что тогда – зря всё поломали?

– Ну, так долго спорить можно.

– Потому и хочу поговорить, – Верховский задрал голову, отыскивая в прогалинах между тучами клочья холодного звёздного неба. – Самое паршивое – он не во всём не прав, этот Потапов.

– Мне-то можешь не объяснять. От нынешних я добра мало видел.

– Но беспорядков в городе я не допущу.

– Не допускай. Он хороший, город-то. Красивый. Жалко будет.

– Удивляешь ты меня, – Верховский сдержанно усмехнулся. – Я думал, тебе на всех плевать.

– Так и есть.

– Врёшь. Иначе бы тебя тут не было.

– А-а-а, иди к лешему, – проворчал Феликс. – Вот закончим дело – тогда будешь мне кишки мотать. Только лучше за рюмкой, чтоб не так тошно было.

Поисковая магия указывала куда-то мимо роскошного трёхэтажного дома, в заснеженные глубины двора. Охраны не было, если не считать будки на въезде в посёлок и видеофона на решетчатых воротах. Либо хозяин уверен в собственной неуязвимости, либо незваных гостей ненавязчиво приглашают поглубже забраться в ловушку. Феликс, судя по всему, подумал о том же самом и словно бы невзначай согнул в локте правую руку, так, чтобы удобнее было целиться заклятием. Умный он всё-таки. Некоторым не чета.

«Прикрой», – не без труда припомнив правильный жест, велел ему Верховский. Феликс ехидно осклабился, но подчинился. Садовая дорожка, заботливо расчищенная после вчерашнего снегопада, уводила куда-то в сумрак зимней ночи. Потапов, очевидно, не спит; либо сам участвует в засаде, либо поневоле служит наживкой. А может, решает какие-то последние вопросы: ему при любых раскладах предстоит трудный день. Чтобы не скрипеть слежавшимся снегом, Верховский держался утоптанной тропинки; Феликс бесшумно двигался следом, будто недобрая тень. Считанные дни тому назад этот их союз был невообразимым, сейчас же стал единственно возможным.

Темнота беспокойно шевельнулась. Вдалеке, у самой ограды, неспешно прогуливались двое.

Порыскав взглядом по сумраку, слегка разбавленному отражённым от снега лунным светом, Верховский указал Феликсу на толстый, болезненно изогнутый от беспорядочных обрезок корявый ствол и жестами приказал затаиться до сигнала. Пусть будет козырь в рукаве на случай ловушки. Для себя он выбрал позицию поближе к беседующим, за хиленькой ширмой из торчащих в снегу лысых прутьев декоративного кустарника. Двое мужчин неспешно протаптывали тропинку между сугробов, понемногу удаляясь от по-зимнему мёртвых зарослей. Если бы любители ночных прогулок озаботились чарами тишины, сюда вряд ли долетело бы хоть слово, но эта парочка была абсолютно уверена в собственной безопасности. Или – нельзя забывать – отыгрывала роль приманки.

– …Будут проблемы со всякими ведомствами. Не нашими, – негромко и взволнованно говорил один, тот, что пониже и поуже в плечах. – Так что небольшой бардак для отвлечения внимания очень пригодится.

– А что случилось с курьерами? Отказываются добавить к артефактам сырьё? – недовольно спросил второй. Потапов. Его голос Верховский хоть и смутно, но помнил по многочисленным совещаниям.

– Они остались без прикрытия. Не хотят лишнего риска.

– Н-да, паршиво… Ладно, я тебя услышал.

– И что будете делать?

– Надо подумать. С минусами заигрывать опасно. В крайнем случае займёшь пока своих умников чем-нибудь другим… Только раздобудь мне пару ударных доз про запас. Кирилл страшно упрям, а его люди нечеловечески ему преданны. Чем, интересно, он их держит на привязи…

– Киря – известный коррупционер, – тощий тихонько хихикнул. – Одно удовольствие было разоблачать, пока Маргарита языком трепала направо и налево.

– Толку с этих разоблачений…

– Курочка по зёрнышку… Между прочим, Кирилл про нашу жижу уже всё знает. Будет начеку.

– Да, тут провал, – сдержанно признал Потапов. – Такие планы псу под хвост, и по чьей милости?.. Но до молодого человека я уже не доберусь. По крайней мере, пока наш друг куда-нибудь не денется.

– Он, часом, Кирюше не сын? Бережёт, как зеницу ока – на пушечный выстрел не подойдёшь.

– Какая разница? Шантажа всё равно не выйдет. Он и по жене-то не слишком горевал. Так что вся надежда на твой… стимулятор сговорчивости.

– Это если его цепной отморозок куда-нибудь сгинет.

– Если откуда-нибудь не вылезет. Понять не могу, зачем его убрали. Потом объявится в самом неожиданном месте, как чёрт из табакерки…

– Нам бы хоть каких-нибудь серьёзных вояк.

– Хватит имеющихся. У тебя, в конце концов, есть учёные. Разве разум не побеждает грубую силу?

– Вот встретитесь с этой грубой силой на узенькой дорожке…

Садовая вполне подойдёт. Не дожидаясь, пока удаляющиеся голоса окончательно стихнут, Верховский прицелился заклятием в рослую фигуру Потапова. Остро кольнул перемешанный со страхом азарт. Глава отдела коммуникаций нелепо застыл на месте, а потом медленно рухнул в девственно чистый снег. Его спутник тоненько взвизгнул, склонился над бездыханным патроном, замер так на несколько мгновений, а потом вдруг резко нагнулся, чтобы запустить руку в карман чужой куртки. Заклятие свистнуло над его макушкой, как холостая пуля. Человек прыжком развернулся в собственных следах и заметался беспорядочными зигзагами, топча невысокие сугробы. Верховский выскочил из своего укрытия и высоко вскинул руку, подавая Феликсу сигнал. Если засада – самое время ей себя проявить.

– Я ни при чём! – пискнул тощий. – Меня обманули! Я ничего не знаю!

Он метался очень ловко, как заяц на охотничьей мушке. Никто не спешил к нему на помощь. Феликс выскользнул из теней, комкая в пальцах ярко-алый сгусток заклятия. Сминаемый подошвами снег скрипел оглушительно громко; не ровен час, весь посёлок сбежится поглазеть, что тут происходит…

Но засады нет. Ещё из разговора было понятно, что нет…

Верховский отогнал сторонние, неважные сейчас мысли и попытался сетью поймать скачущего по снегу тощего. Мимо свистнула раскалённая боевая стрела; мёрзлый снег вдоль её траектории мигом растаял до самой земли. Прутья витой ограды, о которые она разбилась, сердито вспыхнули алым.

– Живьём бери! – рявкнул Верховский. Ему нужно было несколько драгоценных мгновений, чтобы соорудить несмертельные парализующие чары. Феликс мог выиграть ему время…

Споткнувшись в снегу, тощий что-то выронил из ладони. То есть не выронил – бросил намеренно, прямо в тонкую полоску обнажённой земли. На миг подумалось, что это поделка вроде тех, что строгал Витькин родич, и, наверное, отчасти так оно и было. Твердь под ногами болезненно дрогнула. Растрескался твёрдый наст, снег пришёл в движение, перемешиваясь с мёрзлой почвой. Из-под слоя рыхлой грязи стремительно, словно тени, поднимались обманчиво хрупкие силуэты. Верховский такие уже видал. Чёртовы умники ухитрились скрестить симпатическое колдовство с магией смерти.

Леший побери, вот почему тут нет охраны!

Не дожидаясь, пока до него доберутся, Верховский швырнул в ближайшее умертвие пригоршню огня. Сверкнула ярко-алая стрела: Феликс сообразил, что к чему. Коротким пространственным прыжком он очутился рядом, встал с бывшим врагом спина к спине. Сколько – и чьих – трупов зарыл вдоль садовой ограды рачительный хозяин? Не затопчут ли его самого собственные охраннички?

Чёрт! Чьей воле они подчиняются?!

В унисон его мыслям где-то впереди неестественно тонко взвыл незадачливый некромант. Нет, не некромант, леший его за ногу и до ближайшего болота! Утащил у покровителя опасную цацку, только и всего, а сам обыкновенный колдун. Волна разогретого воздуха принесла удушливую вонь палёной плоти. Бочку бензина бы сюда, а лучше огнемёт… Верховский силовой волной отмахнулся от подвернувшегося под руку ходячего трупа и вгляделся в недобро шевелящуюся тьму. Успел увидеть, как беглец, споткнувшись о вывороченный из дорожки булыжник, нелепо падает наземь и бессильно вскидывает руки перед нависшим над ним умертвием. Одна за другой прочертили мрак три ослепительно-рыжие огненные стрелы. Шаткий силуэт медленно завалился набок, неохотно занимаясь пламенем. Это всегда самое трудное – защищать гражданских…

Предупреждающе вспыхнула в запястье пока ещё несильная боль. Давая себе отдых, Верховский выхватил из кармана пистолет, торопливо щёлкнул предохранителем. Жаль, пули не артефактные; два дня тому назад Терехов брал с собой оружие, чтобы стрелять в человека, а не в ходячий труп. Прицелившись, Верховский выстрелил по оголённым от плоти коленям умертвия, подобравшегося к занятому схваткой Феликсу. Минус два патрона. Они закончатся раньше, чем мёртвые стражи.

– Поцарапают, – коротко предупредил Феликс и кивнул на стреноженного чарами Потапова.

Верховский и сам знал. Ещё одним выстрелом он отогнал от добычи неспешно ковыляющее умертвие, отправил вслед пуле заклятие-стрелу. Феликс прикрыл его широкой дугой пламени. Потенциал у него будь здоров, плюётся огнём, как чёртов дракон, и даже не запыхался… Такого, пожалуй, только «пиявкой» и свалишь. Хорошо, что прямо сейчас они не враги.

– Помоги-и-ите! – взвизгнул где-то вне поля зрения горе-контрабандист. Сам-то знал, болезный, что именно он приводит в действие?

– Носит земля болванов, – проворчал Феликс, отправляя на голос брызгающую искрами стрелу. – О чём ты с такими говорить-то собрался?

– О правах человека, – рявкнул Верховский. Перебросив пистолет в левую руку, он дважды выстрелил в удачно скучковавшихся мертвецов. Осталось три патрона. – Работа у меня такая: с болванами разговаривать…

Выслушав его незамысловатую ругань, Феликс насмешливо хмыкнул. Очередное его заклятие подожгло свалявшиеся седые патлы существу, отдалённо напоминавшему немощную старушку. Отвлекшись на несколько секунд, Верховский сосчитал наконец умертвий. На ногах оставалось шесть. Они упрямо ковыляли по грязному снегу, перешагивая через упавших сородичей; приказ у них должен быть совсем простой, вроде «уничтожить всё живое». Маг Потапов, пустив в ход это последнее средство, должен был удрать куда подальше пространственным прыжком, а вот колдун… Колдуна кому-то было не жалко. Он тут не главный. Так, не слишком удобный подручный.

– Пойду достану этого придурка, – предупредил Феликса Верховский. Ещё одна пуля врезалась в плечо попавшему на прицел трупу, на пару мгновений замедлив его шаткую поступь. Осталось две. – Прикрой Потапова.

– Вы ж его всё равно потом казните.

– То правосудие, а это – беспредел.

Феликс сердито фыркнул, но не стал возражать.

Увязая во взрыхлённой земле, Верховский приблизился к беглецу. Выступившее из мрака породистое лицо было смутно ему знакомо. Преуспевающий бизнесмен Дмитрий Оленин, скрючившись, сидел на снегу у самой ограды; от него крепко несло позорно освободившимся страхом. Не церемонясь, Верховский сгрёб контрабандиста за ворот шерстяного пальто и рывком заставил подняться на ноги. Стоять самостоятельно у беглеца не получалось: может, ногу вывихнул, а может, так сильно объял ужас. Верховский слегка встряхнул его, надеясь привести в чувство, и кое-как прислонил спиной к прутьям ограды. Оленин не пытался вырваться – только уставился сомнительному спасителю через плечо и испустил невразумительный всхлип. Не отпуская пленника, Верховский обернулся, вскинул руку и выстрелил, почти не целясь. Попал. Следом попал Феликс. Охваченное пламенем умертвие рухнуло в сугроб.

Один патрон.

Но и мертвецы наконец-то кончились.

Без огненных сполохов ночь стала темнее. Вразвалку подошёл Феликс, бдительно замер в паре шагов. Хоть бы только Потапов не умер там от разрыва сердца… Видеть опасность и знать, что с ней ничего не сделать – чудовищно страшно. Надо здесь заканчивать, и поскорее.

– Не виноват! – выпалил Оленин. Его сорвавшийся голос напоминал визгливый собачий брёх. – Всё недоразумение! Меня вынудили!

– Разберёмся, – скупо пообещал Верховский и сунул руку в карман, меняя пистолет на удостоверение. Раз подозрение в контрабанде – достойный повод для ареста, то не грех и ему этим воспользоваться. – Вы задержаны. Ваши права вам разъяснят сотрудники отдела правопорядка, но советую вести себя разумно и сотрудничать со следствием.

А следствие дело не зажуёт, об этом-то магконтроль позаботится. Даже если магконтроля этого осталось – начальник да парочка новобранцев.

– Тьфу ты, – Феликс презрительно хохотнул и вытер ладонью взмокший лоб, размазав по коже жирную копоть. – Кто бы мне сказал, что вот это такие у нас кровопийцы, ни в жизнь бы не поверил.

– А какие они должны быть? – Верховский пожал плечами и вытащил из кармана телефон. – Как упыри, что ли? Тогда изведут очень быстро.

– Твоя правда. А в чём он хоть виноват?

– Я тебе потом расскажу. Спасибо за помощь, – Верховский задержал палец над кнопкой вызова. Пожалуй, теперь можно и сказать. – Ты свободен. Придёшь на аттестацию – позвони, оформлю тебе бумаги.

– О как, – задумчиво протянул Феликс. Оленин затравленно зыркал то на одного, то на другого, но не мог уловить истинного смысла слов. – Квиты мы, получается.

– Получается, квиты.

– Ну, спасибо, – сказал нелегал тихо и веско. – Бывай. Свидимся ещё.

Верховский молча кивнул. Честный ворюга Феликс слов на ветер не бросает. В отличие от холёных управских говорунов.

***

– Идея принадлежала вам?

Голос начальника гулко разнёсся между крашеных бежевым стен. Задержанный – сердитый и встрёпанный, словно вытащенный из притона нелегал, но одетый очевидно дорого – вяло шевельнул скованными кистями рук. Грохот серебра о пластик наполнил комнату, аккомпанируя не успевшему замолкнуть эху.

– Мне.

Мишка, не выдержав, отвёл взгляд. Это ведь высокопоставленный управский чиновник. Почти как Александр Михайлович. Если такие люди идут против закона, то как вообще можно чувствовать себя в безопасности?

– Какие цели вы преследовали?

Конвойный у дверей беспокойно пошевелился. Наверняка знает не больше, чем Мишка. Младшего офицера, спозаранку явившегося в Управу, поймали едва ли не в дверях и отправили присутствовать на допросе. Его не удивили наводнившие вестибюль безопасники – сегодня всё-таки судьбоносное заседание Магсовета, – но насторожили собравшиеся подозрительно тихой группой сотрудники редакции «Московского зеркала». Теперь-то он понимал, что не по своей воле они там кучковались.

– Очевидно, какие. Прогресс и свобода.

Потапов нагло усмехнулся в лицо Александру Михайловичу. Эхо, плодящееся в холодных стенах от каждого шороха, давило на уши, мешало сосредоточиться. Так нельзя. Он же не просто так тут сидит…

– Расшифруйте.

Усмешка на губах задержанного стала ещё шире.

– Жаль, что протокол вынуждает вас прикидываться идиотом. Я бы подискутировал с вами в другой обстановке.

Настала очередь Верховского презрительно кривить губы. Вот бы и Мишке такую выдержку… Шеф словно рождён для своей работы. И Ярослав, наверное, тоже; он на месте Старова не боялся бы оторвать взгляд от клавиатуры раскрытого ноутбука. Но тут уж кто первый пришёл на работу.

– Мне платят достаточно, чтобы не соблазниться вашими предложениями.

Так серьёзно, что даже насмешливо. Потапов при этих словах слегка побледнел, будто понял какой-то намёк, оставшийся для Мишки скрытым. Отважившись, Старов осторожно покосился на своего шефа. Строгое, осунувшееся лицо Верховского оставалось непроницаемым.

– Если всё знаете, зачем спрашиваете? Вы видите, во что мы превратились за двадцать последних лет? Вы считали, сколько Магсовет издал постановлений о прекращении исследований? Сколько разработок уничтожено по тайным сговорам? Сколько, чёрт возьми, народу убила новая присяга?

Спохватившись, что ему положено вести записи, Мишка наскоро напечатал последние фразы Потапова. Протоколист из него аховый… Но неужели правда из-за гражданской присяги погибали люди? Тогда как её вовсе могли утвердить?

– Сколько?

Вопрос застал Потапова врасплох, но газетчик быстро собрался с мыслями. Ему, журналисту, не привыкать складывать слова стремительно и ловко.

– Вам виднее. Вы же начальник контроля.

– Мне интересна ваша точка зрения, – Александр Михайлович холодно улыбнулся. Шеф напоминал сейчас высшую нежить: безжалостный, уверенный в собственном могуществе, слово в ответ сказать страшно. – Как вы оцениваете обозначенные потери?

– Чудовищно, – выплюнул Потапов. – Утрачены бесценные знания. Пущены на металлолом уникальные приборы, понимаете? Ни один учёный не пошёл бы на такое, будь он по-настоящему свободен!

– Что же их заставило?

– Ваше подразделение.

– А что заставило нас?

Мишка, вздрогнув, оглянулся на начальника. Так это что же – правда? Александр Михайлович знал?.. Да нет, не может такого быть. Он всего лишь вытягивает из преступника сведения, капля за каплей, вопрос за вопросом…

– Страх, – бросил Потапов. – Перед всем, что вы не можете удержать в узде. Что угрожает вашему драгоценному порядку.

– Допустим, – Александр Михайлович небрежно кивнул. – А что по людям?

– По каким людям?

– Вы сетовали, что многие погибли от новой присяги.

Потапов возмущённо фыркнул.

– Вы что, пропустили этот скандал? Бедному пареньку едва минуло двадцать… или тридцать… Не так важно. Тогда, после его гибели, должно было случиться то, что будет сегодня. Не знаю, каким чудом всё удержалось. Протянуло десять с лишним лет.

– Так, может быть, и ещё десять протянет?

– Нет. Это всё равно что бить током труп.

– Какое тематическое сравнение, – Александр Михайлович недобро усмехнулся. – К изучению некромантии вас подтолкнул господин Дубинский?

Потапов скривился, словно почуяв нестерпимое зловоние.

– Невольно. Я брал у него интервью по случаю юбилея научной деятельности.

– В печать пошло не всё?

– Разумеется. Но я понял, что за этим – будущее.

– Новая эра в технологиях влияния, – подсказал Верховский. – Так вы держите своих сотрудников в повиновении?

– Вы прекрасно знаете, что нет, – зло процедил газетчик. – Состав несовершенен. И теперь непонятно, доведут ли его до ума. Ваш варварский налёт испортил все планы исследований.

– Какая досада. И всё-таки, почему вас не выдали?

– Я хотел бы знать, почему меня выдали, – Потапов мрачно брякнул наручниками о столешницу, будто заглушая рвущееся с языка крепкое словцо. – Я очень тщательно подбирал команду. Они все верят в наше дело… Вы вряд ли можете сказать то же самое про своих.

Он мазнул насмешливым взглядом по Мишкиному лицу. Вот ведь… Если бы не протокол, Старов сказал бы ему пару ласковых.

– Не могу, – спокойно признал Верховский. Мишка обиженно встрепенулся, но почти сразу сообразил, к чему клонит начальник. – Валерий Громов помогал вам из искреннего сочувствия или у него были более низменные мотивы?

Лицо Потапова приняло странноватое выражение – между брезгливостью и задумчивостью.

– Не из сочувствия точно. С ним работали люди Дмитрия, там… сугубо материальный интерес.

– Кто надоумил его украсть из хранилища ампулу?

А он украл? Когда Александр Михайлович успел это выяснить?.. Мишке всё больше казалось, что он лёг спать в одном мире, а проснулся в другом, суровее и мрачнее прежнего. Впрочем, нет: ширма благополучия начала рушиться ещё вчера, в квартире Субботиных.

– Сам. От испуга. Только хуже сделал.

Это правда. Попытка скрыть улику сказала больше, чем сама улика. С неё, пожалуй, всё и началось. И хорошо, что началось…

Или нет?

– Вы знали, чем конкретно заняты ваши учёные? Ознакомились с методами их работы?

Потапов упрямо наклонил голову, будто собрался бодать неприятного собеседника.

– У прогресса своя цена.

– А у порядка?

Газетчик промолчал. Мишка тоже не знал, что бы стал отвечать, спроси шеф его вместо задержанного. Эта вежливая перебранка казалась пустой игрой слов, но ведь слова важны. За ними стоит слишком много: решения, поступки, жизни и смерти. Потому что кто-то ценит одно, а кто-то другое. И кто прав?

– Что вы собирались делать после успеха своего мероприятия?

Потапов снова осклабился, жутковато напомнив Котика. Но тот-то всё-таки сумасшедший… Даже если и вменяемый, в любом случае – ненормальный…

– Дать людям волю.

– Это я понял. А потом?

– А потом из хаоса родится новый порядок.

– Такой, какой нужен вам?

– Такой, какой нужен людям.

– Вы боитесь творения собственных рук, – уверенно сказал Верховский. Газетчик при этих словах лишь растерянно шевельнул губами, будто в последний миг упустил скользнувшее мимо разума оправдание. – Оно вам даже не нужно. Достаточно того, что перестанут действовать разом все наши законы, верно? Правила лицензирования, ограничения на колдовскую фармакологию, таможенные препоны… Станет намного удобнее, если всё это больше не нужно будет обходить. Останутся только общегражданские кодексы, а с этим проще. Особенно если больше не стесняет присяга.

Потапов рывком подался вперёд – не то в страхе, не то в возмущении. Конвойный тут же шагнул от дверей, вскинул правую руку, левой схватился за кобуру. Не отводя взгляда от задержанного, Александр Михайлович жестом велел безопаснику вернуться на место.

– Вы меня в мелочности обвиняете? – недобро осведомился Потапов. – Думаете, я всё это устроил только ради личной выгоды?

– Вы даже не удосужились просчитать последствия своих действий, – холодно заметил Верховский. – Кстати, где можно почитать ваши с Дмитрием бизнес-планы?

На краткий миг Мишке показалось, что Потапов вот-вот бросится на невозмутимого Александра Михайловича. Но нет, совладал с собой, откинулся на жёсткую спинку стула, словно стремясь оказаться как можно дальше от начальника магконтроля. Грудь его тяжело вздымалась, как после долгого бега.

– А знаете, кто отлично просчитывал последствия? На годы вперёд? На десятилетия? – торопливо и горячо заговорил он, сверкая глазами. – Знаете, кто у нас практику смертной казни восстановил? Кто придумал народ клятвами воспитывать? По чьему приказу тут в подвалах…

Верховский щёлкнул пальцами. Неожиданная тишина хлестнула по ушам; конвойный снова вцепился в табельное и снова не решился его достать. Потапов беззвучно горячился, то бросаясь грудью на стол, то отстраняясь так далеко, как только мог; в неподвижном свете потолочных ламп судорожно сверкала серебряная цепь наручников. Верховский не размыкал губ, но застывшее на его лице бесстрастное выражение неуловимо менялось. Всё это – вопиющее нарушение протокола; в том и смысл допроса, что его проводят при свидетелях…

Но начальник считал, что никому, кроме него, не следует слышать слов задержанного.

– К двери отправь кого-нибудь, – тихо сказал в рацию безопасник и угрюмо замолк.

Мишка не знал наверняка, что это означает.

Тишина висела целую вечность, хоть по часам и выходило не больше десятка минут. Мишка не заметил, в какой момент развеялись чары. Несколько мгновений и Потапов, и Верховский сидели неподвижно, столкнувшись взглядами, а потом Александр Михайлович ровным голосом произнёс:

– Благодарю за беседу. Сержант, займитесь.

Потапов порывисто качнулся вперёд. Он казался… разочарованным? Неужели всерьёз рассчитывал, что его отпустят?

Что он такого сказал?

– Отправляйся в зал заседаний, – устало велел Александр Михайлович, как только за Мишкиной спиной закрылась тяжёлая железная дверь. В коридоре было хорошо: из окна сквозило зимним холодом, пахло старой штукатуркой и гуляли праздные отзвуки. – Ничего страшного там уже не случится, но понаблюдать стоит.

– А вы?

– А мне надо успеть уладить ещё несколько дел, – туманно ответил Верховский. Он непривычно отрешённо глядел куда-то мимо Мишки. Должно быть, начальник вымотался до предела: опять не спал ночь.

– До чего успеть?

Верховский оставил этот вопрос без ответа. Он резко развернулся и двинулся вдоль коридора, разбрасывая между стен мерное эхо шагов. Мишке стало по-настоящему не по себе.

– Александр Михайлович! – окликнул он, торопливо нагоняя начальника. – Кто хоть прав-то? Эти? Или Магсовет?

Верховский остановился и смерил младшего офицера оценивающим взглядом.

– Сам-то как считаешь?

– Я?.. – Мишка слегка опешил, но начальник всерьёз ждал ответа. Хитрить Старов никогда не умел, пришлось говорить как есть. – Ну, вообще… Мне кажется, и те, и другие неправы.

– И я так думаю, Миш, – тихо сказал Верховский, в упор глядя на подчинённого. – И я так думаю.