Негасимое пламя

XLVII. Праздничное настроение

В украшенном мишурой и бумажными снежинками киоске Верховский приобрёл свежий экземпляр «Московского зеркала». По дороге к лифтам развернул и мельком пробежал глазами содержание на предмет тревожных сигналов. На сероватых страницах царило праздничное настроение: улыбающиеся депутаты с бокалами игристого поздравляли граждан с наступающим новым годом, примелькавшаяся общепризнанная красотка делилась невыполнимыми рецептами, даже строгая обычно финансовая рубрика позволила себе расслабиться и выкатила астрологический прогноз – разумеется, с обязательной пометкой о том, что это ни в коем случае не является гаданием. Зато научно-популярная колонка отличилась. Под интригующим заголовком «Запретный плод: так ли страшна магия смерти?» Верховский обнаружил длинную и обстоятельную статью о некромантии, снабжённую, правда, скромным упоминанием о том, что применение этого сорта способностей полностью запрещено аж с конца прошлого века. В нижнем правом уголке страницы значилось имя автора, но толку с него чуть: журналисты пишут под псевдонимами – и правильно делают, если учесть тесноту сообщества.

– Денис, – окликнул Верховский, едва зайдя в отдел. Липатов тут же карикатурно выпучил глаза, изображая служебное рвение. – Наведайся в коммуникации, поинтересуйся, с какой целью они вот это напечатали.

– Что хотят, то и печатают, – пожал плечами Супермен, забирая у начальника газету. – У нас свобода слова.

– Воспользуйся ею и задай вопрос, – с нажимом сказал Верховский. – Тебе напомнить номер акта о запрете некромантии?

– На кой ляд? Они там всё равно не знают.

Из кабинета его всё-таки унесло: усвоил уже, что препираться с начальником позволительно лишь до некоторых весьма скромных пределов. Верховский поздоровался с остальными подчинёнными, попутно мельком оценивая их готовность трудиться. Контролёры явно хандрили; даже всегда бодрый Щукин как-то странно притих. Должно быть, разочаровался в смелом начинании научить стажёра пространственной магии. Сам Зарецкий с независимым видом перебирал какие-то бумаги. Напротив него обретался Субботин, вроде бы такой же желчный, как и всегда, но Верховский нутром чуял: что-то не так. В движениях старшего офицера, обычно скупых и отточенных, сквозило беспокойство. Он по-птичьи нервно дёргал над клавиатурой бледными кистями рук, словно кнопки каждый раз стрекали его статическим электричеством. Стараясь не подавать виду, что заметил перемены в поведении подчинённого, Верховский учтиво обратился к Субботину:

– Борис Андреевич, найдёте пару минут?

Субботин поднял на него взгляд и с микроскопическим опозданием снисходительно кивнул.

– Через полчаса, если позволите.

Подумав, Верховский счёл это допустимой наглостью. С подчинённым творится что-то неладное; лучше предоставить ему некоторую свободу и понаблюдать. Впрочем, скучать не дали: набравшись неслыханной храбрости, к начальнику бочком подобрался Чернов. Одной рукой он то и дело без нужды поправлял очки, в другой сжимал ворох бумаг – так судорожно, словно от них зависела судьба человечества.

– Александр Михайлович!.. Александр Михайлович, можно вас?..

– Да, Костя, разумеется, – предупреждающе строго отозвался Верховский. – Что у тебя?

– Посмотрите! – Чернов так и лучился профессиональной гордостью, словно обнаружил в залежах макулатуры источник всех мировых бед. – По этому делу решение вынесено неверно! В экспертизе очевидная ошибка… Я вот тут выписал номера статей и постановлений…

– Помедленнее, Константин, – мягко потребовал Верховский. – И по порядку, пожалуйста. Что за дело?

Чернов прерывисто вздохнул, столкнул очки на кончик длинного носа и торжественно распахнул картонную папку. Верховский украдкой покосился на уткнувшегося в монитор Субботина. Экспертиза – это, в основном, по его части. Уж не младший ли офицер так его встревожил с утра пораньше?

– Наследство на дом. Тут замешана нежить, поэтому отдали к нам в Управу, – зачастил Чернов. Верховский невольно нахмурился: в памяти нехорошо заскреблось что-то неприятное. – Я вчера весь вечер разбирался, столько всего напутано… В общем, правопорядок делал экспертизу медицинских документов и вот здесь, – Костя сунул начальнику под нос официально заверенную бумагу, – указал, что всю терапию проводило частное учреждение без должного государственного лицензирования! Это значит, что их заключение о дееспособности не имеет силы! А мы, – он слегка замялся, уязвлённый неправотой собственного подразделения, – как будто совсем проигнорировали… Подтвердили наследство по завещанию. Этого нельзя было делать! Даже минусы бы сказали, что бумаги липовые…

Верховский знаком велел ему примолкнуть и вчитался в заключение правопорядка. Действительно, у конторы, занимавшейся лечением давно почившей ведьмы, совсем другие официальные направления деятельности, а на ксерокопиях самих документов ни одного упоминания медицинских услуг – только упоминание некой терапии «экспериментальными методами». Костя, строго говоря, не совсем прав: даже если эти бумаги не имеют силы, могли быть другие… На договоре, между прочим, чёрным по белому – подпись дочери дамы, по мужу Говоровой. Семейство прекрасно знало, кто и чем лечит престарелую колдунью… Почему, леший побери, это старое обидное дело кажется таким важным?

– А что с домовым? – задумчиво произнёс Верховский, краем глаза наблюдая за Субботиным, с виду поглощённым работой. – Ныне здравствует?

– Нет, уничтожили, – Чернов недоумённо моргнул из-под очков и принялся рыться в папке. – Там как раз всё в порядке… Вот акт…

И правда, всё в порядке: составлено надзорщиками, заверено Громовым. Сам Валерий Васильевич любознательно хлопает глазами – сама невинность. Да и нет за ним никакой вины, подписывать такие акты – сугубо формальная работа…

– А вы самого домового видели, Валерий Васильевич? – спросил Верховский. – Присутствовали при исполнении?

– Да, – Громов добросовестно закивал. – Я всегда слежу за процедурами.

Вот уж где чистая административная совесть… Ни любви, ни тоски, ни жалости, лишь бы процедуры выполнялись. А домового теперь уже не расспросить… Очень удобно. Где, между прочим, протоколы надзорской экспертизы? Где его, Верховского, собственное требование повторной проверки?.. В тот злополучный день они разругались с Ерёменко – из-за контрольской, между прочим, кляузы. Бывший начальник попросту не дал делу ход, то ли в отместку, то ли из страха опять получить по шапке. Но кому не плевать, через столько-то лет? Ну, присудили дом ненастоящему наследнику – сообществу-то что с того?

Экспериментальные, леший побери, методы…

– Найди, пожалуйста, данные по этому медучреждению, – Верховский вернул бумаги Косте. Тот, донельзя гордый тем, что сумел заинтересовать начальника, так и излучал готовность трудиться на благо родины. – Постарайся выяснить, чем таким они лечат. Если вдруг найдёшь связи с сообществом – докладывайся лично мне.

– Понял! – воскликнул воодушевлённый младший офицер. – А как быть с домом?

– Это пусть правопорядок решает, – осторожно ответил Верховский. За давностью лет максимум, чего потребуют юристы – это выплата сильно подешевевшей компенсации. – Не торопись их беспокоить, сначала нужно добыть доказательства.

Сердито клацнув дверным замком, вошёл Липатов. Оттёр плечом Костю, обошёл по широкой дуге начальника и с нарочито тяжким вздохом плюхнулся в кресло. Верховский сдержал желание выругаться. Дадут ему сегодня хотя бы снять пальто?

– Говорят, в просветительских целях напечатали, – сообщил Супермен и небрежно швырнул газетку на боковой стол, слегка задев полную чая кружку Субботина. Тот даже не обернулся на жалобное звяканье ложечки. – Что и требовалось доказать. Мы не цензоры, чтоб за Потаповым бегать из-за любой статейки.

Но зачем-то же это решили напечатать. Неужели просто так? Обычно в научно-популярном разделе всякие безобидные исторические факты или общеизвестные теоретико-магические истины. Щёлкнув пальцами, Верховский снова завладел газетой. Тонка грань между профессиональной подозрительностью и паранойей. Сходить, что ли, самому к главе редакции «Зеркала»? Теперь, после визита Липатова, это будет выглядеть чересчур тяжеловесно. Надо ловить коллегу где-то в коридорах, между совещаниями, чтобы разговор не казался официальным…

Субботин появился на пороге логова ровно в половину десятого, как и обещал. Верховский приглашающим жестом велел ему сесть напротив; подчинённый молча повиновался. Он всё ещё взволнован. Грядущий разговор и впрямь будет неприятным, но откуда Субботину об этом знать?

– Как успехи? – для порядка мягко поинтересовался Верховский. – Настроение праздничное?

Субботин дёрнул уголком рта. Да уж, нашёл у кого спрашивать про настроение! Прав Авилов: ещё учиться и учиться работать с людьми…

– Всё штатно, – сухо проронил Борис Андреевич. – Вы хотели что-то обсудить?

– Да, – Верховский сдержал вздох и положил перед контролёром выписку по «Технологиям будущего». – Вы заверяли лицензию этому учреждению. Что-нибудь помните о нём?

Субботин с вежливым недоумением изогнул брови и взял ксерокопию в руки. Тянет время. Его взгляд замер в одной точке, хотя должен бы бегать по строкам. Прекрасно он помнит эту контору, и воспоминания эти не из приятных.

– Лицензия, м-м-м, не совсем правомерна, – нехотя выдавил контролёр, отложив наконец бумагу. – Дело в том, что… Мне пообещали, что все необходимые разрешения будут получены. Я подписывал лицензию… как бы… авансом.

– Вы знаете владельца? – Верховский вопросительно вскинул брови.

Субботин мигом почуял двойное дно вопроса и потупил взгляд.

– Нет-нет, не знаю. Мы с ним не общались… напрямую. Только через представителя.

– Вы не имели права верить кому-либо на слово, – жёстко сказал Верховский. Подумать только, когда-то так хотелось заполучить право отчитывать нерадивых контролёров – и что теперь? Одна только досада. – Это нарушение персональной ответственности.

Субботин раскрыл было рот, но, передумав оправдываться, молча кивнул.

– У вас были в практике ещё подобные случаи?

Снова вымученный кивок.

– Но обычно обязательства исполнялись, – поспешно сказал Субботин. – Вы должны понимать… Несовершенство законов… Наши процедуры занимают больше времени, чем положено для регистрации по общегражданским правилам…

– А вы должны понимать, зачем придуманы эти проверки, – с нажимом сказал Верховский. – Дело, которое сейчас разбирает Константин, как раз следствие подобного отношения. И наверняка ещё не самое худшее.

Субботин как-то странно вскинулся, встрепенувшись всем телом. Словно покинувшая его уверенность в себе мигом вернулась если не сполна, то хотя бы наполовину.

– Если мы будем следовать букве закона, здесь ни один цех нельзя будет открыть! Ни одну паршивую аптеку! – запальчиво выдохнул контролёр. Взгляд его тревожно рыскал по кабинету. Нет, не искренний фанатик – просто оправдывает себя.

– Мне доводилось потрошить такие цеха, – Верховский не стал сдерживать невесёлую усмешку. – Для нас закон значит намного больше, чем для минусов. Там, где его нет, возможно слишком многое. Вы не имели права выдавать эти лицензии.

Субботин пожевал губами, словно сомневался, следует ли озвучивать то, что пришло на ум, и наконец ядовито выплюнул:

– Вы на моём месте тоже выдали бы, поверьте.

– Мне почему-то кажется, что нет, – Верховский задумчиво сощурился. – Вы получали вознаграждения?

– Нет, – ответил Субботин. Слишком быстро, чтобы ему поверить.

– Скверно, – Верховский позволил себе многозначительно улыбнуться. – Стало быть, вам угрожали?

Борис Андреевич промолчал. Понятный расклад: сделаешь – получишь полцарства, а если нет, мой меч – твоя голова с плеч. Осторожный Субботин стабильно выбирал полцарства. Вернее, долю малую от царской казны. И самое мерзкое, что формально это всего лишь неаккуратность с документами, которая тянет максимум на замечание в личное дело. Закон не столько суров, сколько лукав.

– Вы инициируете расследование относительно «Технологий», – велел Верховский, внимательно глядя в лицо подчинённому. – Именно расследование, а не проверку. Мне не нужны липовые отчёты и бухгалтерские ведомости. Если вздумаете саботировать или предупредить владельцев, это станет последним вашим деянием в должности офицера магконтроля.

Это отчасти было блефом. Чтобы уволить безупречного, только что премированного за выдающиеся результаты работника, придётся привлекать Авилова. Кирилл Александрович уже однажды добился разжалования Субботина из заместителей начальника, чтобы это место занял Щукин… Второй раз может и не захотеть вмешиваться.

– Это опрометчиво, – тихо проговорил Субботин.

– Что, простите?

– Опрометчиво начинать такое расследование, – понизив голос, пояснил контролёр. – Не в ваших интересах это ворошить.

– В интересах сообщества.

– Вы ничего не добьётесь, только испортите жизнь себе и мне, – лицо Бориса Андреевича приняло обречённое выражение. – Вы оперативник, Александр Михайлович. Вы умеете бежать и стрелять, но не понимаете, когда и для чего это нужно делать.

А он, надо думать, понимает!.. Усилием воли Верховский унял вспыхнувший гнев. Субботин мало что знает о начальнике и о том, кто за ним стоит. Он вполне может считать своего шефа самонадеянным глупцом. Это, если задуматься, даже выгодно.

– Пусть так, – Верховский откинулся в кресле, ускользая из-под тяжёлого взгляда подчинённого. – Распоряжение остаётся в силе. Обращайтесь ко мне в случае затруднений.

На несколько долгих мгновений повисло молчание. Затем Субботин медленно кивнул.

– Как пожелаете.

– Это не желание. Это долг, – Верховский усмехнулся и порылся в памяти, выискивая, чем бы подсластить Субботину горькую пилюлю. – Ваш сын ещё не оставил намерения после института поступить к нам на работу?

Что-то пошло не так. Намёк, пусть и не совсем честный, должен был обрадовать Бориса Андреевича, но отчего-то лишь ещё больше расстроил. Контролёр поскучнел и отодвинулся вместе со стулом, словно желая оказаться как можно дальше от начальника.

– Н-нет, не думаю, – промямлил он. – Я… спрошу… при случае.

– Хорошо, – механически проронил Верховский. Что это с Субботиным? Прежде любой интерес к делам его драгоценного сына вызывал у него приступ тщательно скрываемой гордости. – Можете возвращаться к работе.

Избегая смотреть на начальника, Борис Андреевич поспешно поднялся и пошёл к двери. Вдруг всё это – фарс? Вдруг никакая он не жертва обстоятельств, а самый что ни на есть матёрый диверсант, много лет подрывающий работу контроля? Можно быть настолько хорошим актёром?

– Борис Андреевич! – окликнул Верховский. Контролёр, взявшийся было за ручку двери, нервно обернулся. – Вам что-то известно об инциденте с сейфом?

– Нет, – быстро и твёрдо ответил Субботин. – Не больше, чем остальным коллегам.

Прекрасно. Просто прекрасно. Сдержанным кивком Верховский отпустил подчинённого ко всем чертям. Ему всё больше казалось, что прежде твёрдая почва под ногами вдруг обернулась болотом и теперь медленно разверзается, утягивая его на гибельную глубину.

***

Прежде чем уходить из зала, Мишка по сиюминутной прихоти оккупировал турник – без особой цели, просто сбросить скопившееся в жилах напряжение после упражнений с магией. Задержавшийся у снарядов Щукин одобрительно закивал и даже остался посчитать подтягивания. Его зычный голос изредка заглушали доносившеся из тира выстрелы. Чтобы не сбиваться, Мишка вперил взгляд в невесть зачем развешанную на дальней стене мишуру, уложенную в виде номера наступающего года. Она слегка мерцала из-за гуляющих по залу сквозняков и отвлекала от назойливой мышечной боли.

– Молодец! – похвалил Виктор Сергеевич, когда Мишка наконец спрыгнул с турника и принялся растирать саднящие предплечья. – Хорош на сегодня, а то завтра совсем дохлый будешь.

– Да я нормально, – Старов виновато улыбнулся. – Это от магии… Но я привыкаю потихоньку, – он в доказательство повращал кулаком. Прежде после долгой стрельбы заклятиями по мишеням подобные движения вызывали желание взвыть.

– На праздниках не забрасывай, – строго потребовал Щукин. – Отвыкнешь – потом ещё хуже придётся.

Мишка заверил Виктора Сергеевича, что ни в коем случае не собирается бросать, и, довольный собой, побрёл в раздевалку. Когда он проходил мимо гимнастических матов, расположившиеся на них девушки недружно захихикали; Мишка огляделся по сторонам, но так и не понял, к чему относилось веселье. Должно быть, виновато было витающее в воздухе настроение.

В раздевалке поодаль от группки взмокших оперативников возился с рюкзаком Зарецкий. Мишке не хотелось с ним разговаривать. Вдоль шкафчиков Старов протиснулся к душевым; он рассчитывал, что, пока он смывает с себя пыль и пот, коллега успеет уйти, и не угадал. Безопасников в раздевалке поубавилось, но Зарецкий по-прежнему сидел на скамейке, сосредоточенно изучая экран телефона. Мишка всё никак не мог решить, как к нему относиться. Верховский отчего-то решил дать стажёру шанс, а Щукин теперь и вовсе готовит его на четвёртую категорию. Может, и прав на его счёт зубоскал Денис… Старову не хотелось ни судить, и осуждать, и он попросту предпочитал держаться подальше. Но получалось, само собой, не всегда.

– Миш, – тактично выждав, пока Старов переоденется, стажёр поднялся со скамейки и подошёл поближе, чтобы не орать через всю раздевалку. – Можешь мне помочь кое с чем? Не прямо сейчас, как время будет.

– С чем? – Мишка кое-как изобразил дружелюбие. Вряд ли обманул Зарецкого: лицемерить он никогда не умел.

– Нужно поискать в архивах старые дела, – Ярослав и не трудился делать вид, будто преисполнен приятельских чувств. Что ж, по крайней мере, он ведёт себя честно. – Моего допуска не хватает, а ты уже офицер…

– А тебе зачем? – осторожно спросил Мишка, захлопнув шкафчик. – Громов поручил?

– Нет, сам интересуюсь.

– Ты… ну… не думал, что тебе это и не положено? – напрямик спросил Старов, хмуря брови. – Не просто так же допуски придуманы.

– Не просто так, – задумчиво повторил Зарецкий. – Под ними иногда очень удобно что-нибудь прятать.

– Ты про что?

Ярослав красноречиво огляделся по сторонам.

– Давай расскажу где-нибудь не здесь. Тебя до метро подвезти?

– Не надо, – буркнул Мишка и, чтобы смягчить резкость, прибавил: – Мне сегодня в другую сторону.

– Как знаешь. Ну так что?

Старов завозился с лямками рюкзака, давая себе время на размышления. Конечно, ему совсем не сложно покопаться в архивах. Даже интересно, что такое обнаружил въедливый коллега. Но разве положено стажёру вести изыскания без ведома куратора? А Громов абсолютно точно не в курсе, иначе он бы сам нашёл для Зарецкого нужные материалы…

– Завтра расскажешь, что там такое, – решил наконец Мишка. Он первым направился к выходу; Ярослав, само собой, не отставал. – Тогда подумаю… подумаем, что можно сделать.

– Спасибо, – Зарецкий деловито кивнул.

А ведь ему и впрямь важно. Настолько, что готов хоть в нерабочее время рыться в архивах, если б только был допуск. Мишке стало слегка стыдно за то, что сам он такой глубокой любви к работе не испытывал. Или, леший знает, не любви – чувства долга… Не понимал он этого человека, как ни старался.

На следующее утро Старов явился на рабочее место на полчаса раньше положенного и, к своему удивлению, застал в кабинете не только неугомонного стажёра, но и взбудораженного Костика. Чернов корпел над какими-то распечатками, однако нет-нет да ревниво поглядывал на Зарецкого. Тот откровенно бездельничал: откинувшись в кресле, читал какой-то университетский учебник. Имел полное право, но всё равно было как-то неправильно, что он прохлаждается, пока коллега рядом работает.

– Привет, – сказал Мишка сразу обоим, пробираясь на своё место.

– Здравствуй, – покровительственно проронил Костик. Несмотря на то, что теперь они со Старовым были равны друг другу в должности, он всё равно считал себя главнее. – Ты рано.

– Ага, мы договаривались, – честно пояснил Мишка и тут же прикусил язык. Надо было, наверное, помалкивать…

– О чём? – вскинулся Костя. Он недоверчиво оглядел коллег; вид у него был едва ли не расстроенный.

– О тайной встрече под покровом ночи, – с абсолютно серьёзным лицом сообщил Зарецкий, отложив книгу. – Ты всё испортил.

Чернов, у которого отношения с юмором были чуть хуже, чем с Липатовым, недоумённо заморгал, краснея скулами. Потом сообразил, что над ним шутят, и обиделся.

– Не смешно, – процедил Костя, испепеляя стажёра взглядом. – Что-то не припомню, чтобы вам двоим что-нибудь поручали.

– Вот и как на тебя полагаться? Не память, а решето, – укоризненно протянул Ярослав. На Чернова он смотрел откровенно насмешливо. – Хоть бы блокнот какой завёл. Для записи не твоих собачьих дел.

– Ну хватит, – влез Мишка. Он словно бы невзначай встал между коллегами, заслоняя Костика от нехорошо улыбающегося Зарецкого. – Ярик, что ты хотел в архиве?

– Костя, протоколируй, – издевательски скомандовал стажёр. Ну какого же лешего! Что Чернов ему сделал? – Я по открытой базе нашёл несколько дел, которые могут быть мне интересны. Они старые, давно сданы в спецархив. Мне достаточно будет финальных заключений и имён тех, кто вёл разработку, – он задумался на мгновение и прибавил: – А если всё засекречено, то это тоже информация.

– И что это за дела?

– Они, м-м-м, связаны с пациентами нашей больницы, – задумчиво пояснил Зарецкий. Он тщательно дозировал выдаваемые сведения; то ли смущало Костино присутствие, то ли и самому Мишке тоже не полагалось знать о его мотивах. – Может быть, ничего особенного. Хочу убедиться.

– Ну ты расскажи по-человечески, – напрямик потребовал Мишка. – Как я тебе искать буду то – не знаю что?

Ярослав задумался на несколько мгновений и пришёл к выводу, что доступ к архивам ценнее тайны.

– Я недавно говорил с медиками там у нас, – он небрежно качнул головой в ту сторону, где располагались невидимые отсюда корпуса центральной магической больницы. – Насчёт… пострадавшей. Мне сказали, что за последние годы была всего пара случаев необратимых нарушений в сознании пациентов, и оба не связаны с нежитью.

– Так мало ли, что там…

– Мало ли, – Зарецкий кивнул, глядя куда-то за окно. Там царил полный отражений предутренний зыбкий сумрак; казалось, стажёр смотрит в лицо самому себе. – Вот думал полюбопытствовать на всякий случай. Ведь не просто так мне Денис Григорьевич запретил в больницу соваться…

– Запретил? – растерянно повторил Мишка. – Зачем это?

– Мне тоже очень интересно, зачем, – хмыкнул Зарецкий.

Старов всерьёз призадумался. Ему прежде и в голову не приходило рассуждать, зачем старшие что-то делают. С Липатова, правда, станется что-то запретить просто из вредности… Мишка украдкой покосился на надувшегося Костика. В разговор он подчёркнуто не лез, но ябедничать Денису об услышанном точно не станет. Зарецкий не слишком-то честен: Чернова отчитал за любопытство, а сам без зазрения совести лезет в дела Липатова. Но если Супермен и впрямь так себя ведёт, то он тоже неправ… И как быть? Проще всего самоустраниться, и пусть разбираются сами, но это неправильно. Надо ведь понять, на чьей стороне правда.

– Ладно, я схожу в архив, – решился наконец Мишка. – Только, если там что-то серьёзное, я начальство поставлю в известность. Не обессудь.

– Я другого и не ожидал, – сообщил Ярослав и протянул коллеге лист бумаги с выписанными от руки номерами дел. Почерк у него был под стать характеру: колючий и непонятный. – Спасибо.

– Пожалуйста, – отозвался Мишка. Он хотел, как всегда, сказать «не за что», но в последний миг решил, что дело всё-таки стоит благодарности.

Липатов, лёгок на помине, явился минут десять спустя и сходу бросил Косте что-то дежурно-обидное. Правда он замешан в чём-то нехорошем – или думает ровно то же самое о Зарецком? Мишке не нравилось подозревать коллег. Если они не могут доверять даже друг другу, о каком порядке в сообществе может идти речь?

Верховский, появившийся ровно в девять, против обыкновения, не сразу исчез в логове, а свернул к тумбочке с чайником – признаваемой всеми нейтральной зоне – и оставил рядом с коробкой чая несколько пёстрых картонок.

– Если у кого-то есть желание, можно сходить на новогодний вечер, – сухо сообщил он сразу всему отделу. – Пригласительные здесь.

– О! – тут же воодушевился Липатов. – А кормить будут?

– Насчёт фуршета не знаю, но обещаниями на будущий год накормят досыта, – хмыкнул шеф и удалился к себе. На пригласительные не польстился.

Денис, напротив, проворно оббежал свой стол и цапнул билет, будто стремился победить в невесть какой конкуренции.

– В пятницу, – озвучил он на весь кабинет. – Про фуршет ничего не сказано.

– Ну, тогда положи обратно, – хохотнул Щукин. – Может, кому надо просто так, ради удовольствия.

Липатов в ответ довольно загоготал, но пригласительный не вернул. Остальные отдельские старожилы щедрый дар проигнорировали; только Костя, воровато озираясь, стянул ещё одну картонку, когда ходил за чаем.

А под самый конец дня последний оставшийся билет забрал Зарецкий. Леший его знает, за какой надобностью. Может, и ему не чуждо было предчувствие надвигающихся праздников.

***

Липатовская спина мелькала то тут, то там в неплотной толпе – едва ли не единственная простенькая клетчатая рубашка среди пиджаков и вечерних платьев. Казалось, контролёр кого-то целенаправленно ищет. Денис Григорьевич, конечно, вообще не умеет перемещаться спокойно, но не предполагать же всерьёз, что он явился сюда послушать пустые речи!

– Молодой человек, ноги бы вытерли, – укоризненно задребезжало рядом.

Яр невнимательно оглядел сухонькую старушку, едва достававшей ему до плеча, и буркнул что-то неискренне-покаянное. Стряхнул с ботинок грязный снег. Чтобы успеть на праздничное сборище, пришлось мчаться через всю Москву по заметённым вьюгой улицам; через вестибюль он едва ли не бегом бежал. Почти не сбился с дыхания – спасибо щукинской выучке. Липатов, впрочем, тоже явился почти впритык, пуще прежнего шустрый и деловитый. Стоявшие в фойе столы с бокалами игристого контролёр проигнорировал; даже не трудился разыгрывать до конца липовый интерес к фуршету.

Ну и кто же тут так ему нужен?

Среди собравшихся здесь людей Яр мало кого знал в лицо. Улыбчивый плешивый здоровяк, судя по виду – какой-то большой начальник, помнился ему по давнему, самому первому визиту в Управу, ещё с наставницей; остальных он в лучшем случае встречал в коридорах уже во время стажировки. В этом праздно-праздничном кипучем котле, булькающем непрестанными разговорами и хищно сверкающем вездесущей мишурой, Яру доставалось от скучающих зевак неуютно много внимания. Нельзя слишком целеустремлённо пробираться вслед за Липатовым. Нельзя забывать удерживать на лице беззаботное выражение. Нельзя дать другим понять, как всё вокруг ново, непривычно и дико…

– Молодой человек! Шампанского?

Призывно улыбающаяся незнакомка протягивала ему бокал. Яр взял и сдержанно поблагодарил. Что дальше? Следует немедленно выпить, провозгласив ничего не значащую здравицу?..

– За счастливый новый год! – объявила девушка, поднимая собственный бокал. – Пусть он будет лучше старого!

– Пусть будет, – согласился Яр. Он понятия не имел, что должно случиться, чтобы год мог называться счастливым. Может, и вовсе ничего – в том и соль.

Крохотную дозу алкоголя в шипучем вине он едва почувствовал. Отставил пустой бокал на случившийся рядом столик, вежливо кивнул девушке. Липатов, обретавшийся у самых дверей актового зала, тоже разжился игристым, но пить не спешил – только держал в руке. Это могло быть сигналом для кого-то, а могло – поддержанием беззаботно-весёлого образа. Едва начали пускать в зал, контролёр залпом осушил бокал и в числе первых устремился занимать место. Яр скользнул следом. Липатов устроился в самой середине третьего ряда и, задрав голову, внимательно уставился на празднично убранную сцену. Можно подумать, он сюда явился исключительно послушать официальную часть… А почему, собственно, и нет? Кто-то из выступающих вполне может проронить ничего не значащую фразу, предназначенную лично Денису Григорьевичу. Или кому-то иному, за кем наблюдает контролёр…

Зал стремительно наполнялся людьми. Яр и не представлял, что требуется так много служащих для обеспечения спокойствия московских одарённых. Прошествовал к первым рядам мрачный мужик с генеральскими погонами на широких плечах, решительным чеканным шагом прошла мимо внушительная дама, торопливо пронёсся на мягких лапах худощавый молодящийся щёголь. А Верховский-то сборищем побрезговал… И ладно начальник – ему, по крайней мере, есть к кому возвращаться после работы, – но и Щукин тоже не захотел идти. Сложно было представить Виктора Сергеевича внимающим фальшиво-радостным голосам здешних выступающих. Сперва что-то бессмысленное щебетала разодетая в пух и прах женщина, потом пред ясны очи публики вышел какой-то депутат Магсовета. Умело играя голосом, он принялся вещать о достижениях и планах; Липатов слушал – но ровно столько же внимания он уделил и пустым словам ведущей. Депутата сменил начальник финансов, какой-то нервный и насквозь усталый под деланно-счастливым оскалом. Следом кое-как выполз на сцену дряхлый руководитель научников, за ним ещё кто-то, и ещё, и ещё… Липатов слушал. Яр тоже пытался вникнуть во фразы, словно нарочно придуманные, чтобы проскальзывать мимо разума, не оставляя следов. Медленно нагревающийся воздух, запах пыльной обивки кресел, монотонные голоса – всё сливалось в сплошной гулкий тёмно-бордовый фон для застывшего профиля старшего офицера. Ровным счётом ничего не выражавшего.

Липатов избрал особый тип скрытности, понял Яр. Куда более изощрённый, чем показное хладнокровие самого́ молодого волхва. Все настолько привыкли к хаотическому, подчас взбалмошному, не всегда логичному поведению контролёра, что никакое его проявление не выглядело подозрительнее всех остальных. Сегодня он прилежно, впору зануде Чернову, внемлет речам власть имущих. Завтра изобьёт какого-нибудь нелегала до полусмерти. Послезавтра переведёт старушку через дорогу и отгонит досаждающего ей полтергейста. Все принимают это как данность. Но Липатов отнюдь не городской сумасшедший; он достаточно умён, чтобы закладывать выгоду в свои выходки…

Он знал про аварию.

Эта мысль не давала Яру покоя. Самозваный Супермен вывел его на чистую воду так стремительно, словно сам принимал живейшее участие в сооружении этой ловушки на дурака. Не вышло убить стажёра об собственную самонадеянность – попробовал уволить руками разгневанного Верховского. Не срослось с увольнением – хотя бы отлучил от общения с медиками… Слишком уж соблазнительно всё выстраивается в стройную последовательность. Если окажется, что с делами по двум лишённым разума пациентам Липатов никак не связан – значит, он не просто прячет запоротую работу, а замазан в чём-то неприглядном. Или – тоже не исключено – вовсе ни к чему не причастен, но старается загодя избавиться от чересчур въедливого коллеги. В любом случае цепочки умозаключений упрямо ведут к хранилищу вещдоков, о находках из которого Яр так недальновидно разглагольствовал на весь отдел.

Всё началось после них…

Липатов поднялся вместе со всеми, когда уважаемую публику пригласили в фойе на неформальное продолжение вечера. Стараясь не терять его в плотной толпе, устремившейся к фуршетным столам, Яр тоже поспешно вскочил из кресла и вклинился в людской поток. Его тут же оттёрли в сторону; даром что стриженый затылок рослого контролёра далеко виднелся над прилизанными макушками.

– Прошу прощения, – автоматически буркнул Яр куда-то вправо, отодвигая плечом очередного степенного щёголя.

– Вам есть за что просить прощения? – весело осведомился тот.

Яр мазнул взглядом по доброжелательному лицу, слегка тронутому лукавой улыбкой, и тут же позабыл о незнакомце. Липатов мелькал уже у самого выхода. Неужели он действительно явился ради бесплатной кормёжки – или получил-таки сигнал и теперь действует? Яр решительно вклинился между едва перебирающих ногами людей и нос к носу столкнулся с Черновым.

– Ты что тут делаешь? – прошипел младший офицер, злобно щурясь из-под очков.

– Многие знания – лишние скорби, – огрызнулся в ответ Яр. Он сделал попытку отодвинуть Константина с дороги, но не тут-то было.

– Пригласительные были только для сотрудников! – Чернов ловко сместился вместе с потоком, по-прежнему надёжно перегораживая путь к свободе. – Ты стажёр, тебе не положено!

– Где это написано?

– А тебе всё написать надо, – краем рта процедил Чернов. – Так не делается, понятно?

– Нажалуйся Верховскому, – так же тихо предложил Яр. Пока он объяснялся с настырным младшим офицером, Липатов окончательно скрылся в толпе. – Будь добр, денься куда-нибудь. Я спешу.

Это было ошибкой. Чернов, получив подсказку, намертво перегородил собой прогал в плотном потоке и принялся двигаться вперёд издевательски мелкими шажками. Яр едва не приказал младшему офицеру убраться.

– Прекрати, пожалуйста, – как можно спокойнее попросил он.

Чернов повернул к нему голову и наигранно изумлённо вскинул брови.

– О чём это ты?

И ведь возразить ему нечего! Яр прикрыл глаза, пытаясь обуздать разгоравшуюся злость. Пора признать: сегодня ничего не вышло. Не загонять же Липатова в угол, выпытывая, зачем он ходил на новогодний вечер! Надо как-то перехитрить хитреца…

– Молодые люди, присоединяйтесь! Пьём за новый год!

Константин мигом заулыбался и охотно принял предложение. Яр тоже механически взял протянутый кем-то бокал; он был слишком рад оказаться наконец в полном воздуха фойе вместо душной толчеи. Никто из стоявших кру́гом людей не был ему знаком. Какие-то управские служащие, молодые, явно не в высоких чинах. У праздников по обе стороны границы есть одна общая черта: они ненадолго стирают условности между людьми и дозволяют то, что в повседневной жизни кажется неуместным.

– С наступающим!

Стекло зазвенело о стекло. Мягкий верхний свет понемногу мерк: тем, кто спешил на выход, позволили найти дорогу, а остающимся милее был полумрак, почти сравнявшийся с заоконной снежной мглой. Яр ещё раз обвёл взглядом просторный зал, пытаясь различить среди публики фигуру Липатова. Не нашёл; контролёр либо затерялся в толпе, либо вовсе убрался прочь, побрезговав угощением. Поди найди теперь, и всё из-за недоумка Чернова…

– Я полагаю, будущий год будет успешным, – важно вещал Константин. Он снисходительно глядел сквозь очки на внимавших ему людей, словно представлял из себя невесть какую громадную величину. Легко строить из себя леший знает что, когда поблизости нет языкастого Дениса Григорьевича. – Все предпосылки к этому имеются, и если вы читали доклады экономистов…

– Ваш коллега всегда такой словоохотливый? – шепнула Яру на ухо стоявшая рядом девушка. Симпатичная: невысокая и светловолосая, с озорной улыбкой на ярких губах.

– Только когда выпьет, – так же тихо ответил Яр. – Но он тот ещё трезвенник.

Девушка серебристо хихикнула и обожгла его дразнящим взглядом.

– Дайте угадаю: вы из правопорядка?

– Нет, – Яр усмехнулся, включаясь в игру. – А вы – из коммуникаций?

Она потрясённо округлила глаза.

– Как вы догадались?

– Пальцем в небо, – почти не солгал Яр. Было в ней что-то такое, что выдвинуло это предположение на передний план. – Мы с Константином трудимся в отделе контроля.

Алые губки сложились в почтительно-изумлённый овал. Яр будто бы невзначай отступил от гудящего беседой круга. Ещё не определился, зачем именно. Шанс выяснить, зачем Липатов приходил на вечер, он упустил; оставаться нет никакого резона. Желает ли он уйти в одиночестве?..

– Ну вот, теперь я знаю имя вашего коллеги, – справившись с удивлением, девушка вновь обольстительно улыбнулась и тоже слегка отодвинулась от сборища. – А ваше?

– Яр… хм, простите… Ярослав, – почти естественно прокашлявлись, он глотнул приторно-сладкого вина. – Могу вернуть вопрос?

– Меня зовут Света, – густо обведённые чёрным глаза лукаво сверкнули, – но у журналиста всегда много имён. Про нас говорят, что мы непостоянны, как наши псевдонимы.

– Это удобно.

Света со значением вскинула строго очерченные брови. Умна. Может быть, ей даже не придётся ничего забывать.

– Под новый год возможны любые чудеса, правда?

– Я в чудеса не верю.

Они отступили ещё на полшага в расцвеченную бликами полутьму. Висящая в воздухе душная музыка поглощала звуки; чтобы слышать негромкие слова, приходилось держаться близко. Так, что чужое дыхание тепло касалось кожи.

– Как же так? Вы ведь маг, правда? Как в старину говорили, чародей…

– Не могу позволить себе полагаться на случайности.

Он не чувствовал за собой никакой вины. Было бы бесчестно внушать ей пустые надежды – но ей нужно ровно то же, что и ему. Не любовь. Если бы он способен был полюбить – он выбрал бы ту, которой не всё равно.

Целуя журналистку Светлану в каком-то тёмном закоулке, Яр вдруг явственно почувстовал на себе чужой взгляд. На миг в тёмном зеве коридора возникла высокая статная фигура – и почти сразу исчезла; шум шагов растворился в приглушённом тяжёлом ритме далёкой музыки. Яр мгновенно выбросил незнакомца из головы. Сегодня у всех праздничное настроение. Сегодня самое время для всяких потайных дел. Небрежным щелчком пальцев он окружил себя и девушку завесой тишины. Жаль, голос совести нельзя заглушить так же просто.