Негасимое пламя

XIX. Из двух зол

Вино отдавало кислятиной. Лидия понятия не имела, что вдруг случилось с бордоскими виноградниками двенадцать лет тому назад; а может, дело было в ней самой. Наверное, к старости все становятся любителями приторных перебродивших компотиков. Пригубив ещё разок тёмно-красную, будто кровь, жидкость, Лидия решительно отставила бокал.

– Прохор! – негромко окликнула она. Вышколенный домовой тотчас явился пред не слишком ясные хозяйские очи. – Сделай-ка из этого глинтвейн. У нас ещё есть бадьян?

– Есть, как не быть! – Прохор бережно принял початую бутылку в цепкие лапы. – Хозяйка прикажет с яблоками али с а-пель-си-на-ми?

– На твоё усмотрение.

Домовой склонил ушастую голову в знак повиновения и проворно засеменил на кухню. Органическая неприязнь, которую хозяйка питала к кулинарной возне, мало-помалу выковала из Прохора превосходного домашнего повара. При матери домашнюю нечисть к еде не подпускали. Глупое предубеждение: нежить, в отличие от людей, ничем не болеет и заразу, за редким исключением, не разносит. Насколько проще была бы жизнь, если бы одарённые бросили мыслить категориями дремучих веков!.. Лидия вздохнула и придвинула к себе исписанную на три четверти пухлую тетрадь. Сюда попадали переводы, которые она находила достаточно сносными; сколько при этом гибло в черновиках, Свешникова не трудилась считать.

В её распоряжении были свитки, начертанные самим Ар-Ассаном, но большинство поэм Лидия помнила наизусть. Некоторые великий стихотворец Ястры посвятил ей. Чувства, которые питал к чужестранной волшебнице черноглазый иастейский красавец, походили скорее на благоговение, чем на любовь; может быть, эта набившая оскомину возвышенность и толкнула её в объятия Драгана, не признававшего никаких идеалов. Тот, по крайней мере, в точности знал, что с ней делать жаркими южными ночами.

Порыв стылого ветра ворвался в гостиную сквозь открытую форточку, швырнул на подоконник мелкую снежную пыль. Лидия щелчком пальцев захлопнула окно. Заботливо развешанные Прохором гирлянды лениво качнулись, потревоженные движением. Копеечные цветные лампочки Свешникова купила пять лет тому назад, чтобы порадовать Яра; ученику они довольно быстро наскучили, зато домовой, которому хозяйка поручила декораторские работы, накрепко влюбился в танцующие огоньки и с тех пор по собственному почину каждый год устраивал иллюминацию. Что сейчас в Ильгоде – зима, лето? Прошла уже без малого неделя, а на другой стороне – около месяца; мальчик наверняка успел увидеть и понять достаточно… Он должен вернуться. Хотя бы для того, чтобы со всей свойственной ему пылкостью заявить: ты не права, старая кошёлка, на родине вольготнее, чем в твоём мирке, намертво скованном управской бюрократией. Пусть так, но он непременно должен вернуться. Через день, неделю, месяц – пока наставница не начала всерьёз думать, что он погиб…

В коридоре требовательно задребезжал дверной звонок.

Лидия вскочила на ноги и торопливо запахнула шёлковый халат. Сигнальные чары не сработали, а кроме хозяйки они пропускают единственного человека. Не утруждая себя взглядом в дверной глазок, Свешникова нетерпеливым жестом заставила провернуться цилиндры замка. Дверь приоткрылась медленно, будто бы нехотя. Первым, что увидела за нею Лидия, был увесистый букет тёмно-красных роз, не лишённый, впрочем, некоторой пошлой элегантности. Вторым – деликатно расплетённая нитка в узоре сигнальных чар.

– Здравствуй, – Авилов обезоруживающе улыбнулся. Надо отдать ему должное: он честно смотрел собеседнице в глаза, а не в вырез халата. – Найдёшь для меня полчаса? Пожалуйста.

– Мой день расписан до минуты, Кирилл Александрович, – Свешникова скрестила на груди руки. Хамить Авилову выходило у неё автоматически, почти в обход разума. – Я поищу для вас место где-нибудь в следующем году.

Она почти захлопнула перед ним дверь, однако господин депутат, мигом посерьёзнев, придержал тяжёлую створку и бесцеремонно протиснулся в квартиру.

– Лида, я здесь инкогнито, – сообщил он, запирая за собой замки. – Ни тебе, ни мне не нужны скандалы… Возьми, пожалуйста.

Свешникова спрятала руки за спину.

– Вы, никак, читали супруге на ночь её любимый сорт литературы, – ядовито выплюнула она.

– Тебе прежде нравились розы.

– О да. Когда они не имели значения. Что вам нужно, господин депутат?

Авилов отложил возмутительный букет на ближайшую тумбу.

– Как видишь, примирения. В широком смысле. В узком – поговорить. Без свидетелей.

Лидия сместилась правее, словно бы невзначай заступив визитёру путь в гостиную.

– Говорите. Прохор нам не помешает.

– Только Прохор?

– Только Прохор.

Авилов обеспокоенно нахмурился. Удивительно: с каких это пор членов Магсовета стали волновать дела простых смертных?

– Лида, где твой ученик?

– А вы с какой целью интересуетесь? – огрызнулась Свешникова. – Не припомню закона, по которому господа депутаты имеют право вмешиваться в отношения учителя и обучаемого. Или такой уже издали? Прошу прощения, мне сложно следить, когда их выходит больше трёх в день…

– Лида! – Авилов рявкнул так, что где-то в кухне испуганно охнул Прохор. Лидия сочла за благо на минутку прикусить язык. – Хватит валять дурака! Ты не хуже меня понимаешь, как это важно! Где твой воспитанник?

– Вне вашей юрисдикции, Кирилл Александрович, – понизив голос, проговорила Свешникова.

– Это же не значит…

– Ровно это и значит, – Лидия сердито поджала губы. Вид изумлённо вытянувшегося лица бывшего любовника доставлял ей угрюмое удовольствие. – Где бы он ни был, ты к нему свои лапы не протянешь, ясно выражаюсь?

– Ну вот, мы уже и на «ты», – Авилов грустно усмехнулся. Каков чёрт! Она ляпнула в запале, а он решил заметить! – Дорогая моя, я не устану повторять, что не желаю зла ни тебе, ни юному Ярославу…

– Твоя благонамеренность хуже зла. Если ты явился обсудить моего ученика…

– Нет. Не совсем, – Авилов виновато улыбнулся. Мол, и в мыслях не было тревожить даму в её уединении, но вот дела… Надо думать, государственной важности. – Я всё же напомню, что по-прежнему готов помочь любым доступным мне способом.

Лидия насмешливо фыркнула.

– Придёт время, и ты сам прибежишь к нему просить помощи. Знаешь, почему? Потому что, в отличие от нашей холощёной братии, он знает цену и дару, и клятвам.

– Положусь на твою прозорливость, – Авилов холодно изогнул губы. Лидия не без удовольствия записала очко на свой счёт. – Скажи, пожалуйста, тебе пришлось по душе наставничество?

– Что, прости?

– Тебе понравилось наставничать? – терпеливо повторил Кирилл. – Это ведь твой первый опыт, а прежде ты говорила, что не справилась бы. Как оцениваешь итоги?

– Итоги подводить рано, – осторожно заметила Лидия. – «Понравилось» – неверное слово. Мне до смерти надоело выяснять, кто кого переупрямит, но видеть плоды своих трудов чертовски приятно. Ты вознамерился пойти по той же стезе?

Авилов мягко рассмеялся.

– О нет. Мне хватит одной социально значимой профессии, – он самочинно уселся на банкетку и стряхнул невидимую пылинку с идеально отглаженных брюк. Лидия сгонять визитёра не стала, но намёк предпочла проигнорировать. – Собственно, ради этого я и пришёл. Мне пригодилось бы твоё участие, – Кирилл примолк на пару мгновений, позволяя собеседнице оценить деликатность формулировки. – Видишь ли, одному весьма талантливому молодому человеку требуется наставник…

Лидия закатила глаза.

– Пресвятые шишиги! Кирилл, ты что, взялся на старости лет замаливать былые грехи?

– Я грешен не больше, чем ты, – прохладно парировал Авилов. – Этот парень – сын одного очень нужного мне человека. Видишь, я с тобой откровенен.

– Ещё бы. Нет, Кирилл, с меня довольно одного малолетнего… чрезмерно энергичного молодого человека, – дипломатично выкрутилась Лидия. – Я не отказывалась от обязательств наставника и не намерена этого делать.

– Я и не прошу. Мы с тобой, например, учились у Николая Ивановича одновременно.

– У отца был педагогический талант.

– А ещё – безграничная любовь к людям и к знанию, – серьёзно сказал Авилов, сверля Лидию пристальным взглядом. – В отличие от меня, ты всё это переняла.

– Какая грубая лесть.

– Ничуть, – Кирилл упрямо покачал головой. – Лида, подумай: разве справедливо будет похоронить чей-то талант только потому, что тебе боязно браться за дело?

– Мальчик из одиноких?

– Нет, не думаю… Но ведь и Николай Иванович, кроме нас, учил простых магов, и не всегда высоких категорий, – быстро прибавил Авилов. – Хотя бы взгляни на парня. Пожалуйста. Если всё безнадёжно – скажешь мне, я поищу другое решение.

– Поищи сразу.

– Лида…

– Что? Если тебе так уж нужно, ты всегда можешь попросить о помощи.

Авилов замолк. Безупречно элегантный в тёмно-сером костюме, обвешанный артефактами филигранной колдовской работы, главный московский волхв едва ли не впервые на памяти Лидии выглядел жалко. Похоже, у господина депутата и впрямь что-то не ладится с карьерой. Позабытая охапка роз неуместным пятном бурела в душном сумраке коридора. То есть ему вот настолько надо, чтобы мадам Свешникова хотя бы явилась на встречу с потенциальным учеником? То есть его того и гляди вытряхнут из бархатного кресла прямиком на новогодний мороз? Это было бы справедливо, но не слишком полезно. Кто-то ведь должен беречь московских одарённых от Авиловым же сочинённых законов.

– Я посмотрю на твоего протеже, – скрепя сердце, проговорила Лидия. – Больше ничего не обещаю. Если пойму, что ничего не выйдет – откажу твоему важному человеку, не обессудь.

Кирилл просиял – кажется, даже искренне.

– Я твой должник.

– Безусловно, – хмыкнула Свешникова. – Право выбрать способ платежа оставляю за собой.

– Разумеется, – Авилов изловчился, непринуждённо поймал её руку и запечатлел поцелуй на тыльной стороне ладони. Слишком долгий по любым мыслимым правилам приличия. – Мне безумно тебя не хватает. В Общественном собрании решительно не с кем поговорить.

– Рада, что ты наконец это заметил, – Лидия демонстративно покосилась на украшенные бриллиантами часы на его запястье. – Маргарита Анатольевна будет беспокоиться.

– Пусть идёт к лешему, – равнодушно бросил Кирилл.

– Нет, – Свешникова тонко улыбнулась. Если господин депутат не настроен считаться с приличиями, придётся ему помочь. – Тебе следует больше заботиться о благополучии супруги. Всего доброго, Кирилл. Жду дату и время.

Авилов смерил её долгим взглядом, поднялся и молча вышел. Лидия удовлетворённо хмыкнула.

Прохор вообще-то готовит только одну порцию глинтвейна.

***

В предутренней тишине назойливо запищал будильник. Верховский наугад потянулся за телефоном, нащупал лишь пустоту и запоздало припомнил, что ночует не дома. Проявляя чудеса ловкости, он свесился с низенького продавленного диванчика, дотянулся до брошенных на спинке стула форменных брюк и вытряхнул из их кармана продолжавшую голосить трубку. Цифры на присмиревшем экране показывали пять утра. Какого лешего ему понадобилось заводить будильник на такую рань в законный выходной?..

– Саш, кто там?

Сирена… тьфу ты, Марина приподнялась на локтях и настороженно сощурилась на призывно мерцающий телефон. Ей, привычной к жизни бок о бок с беспокойными оперативниками, в первую очередь подумалось о срочном вызове на работу. Верховский небрежно отмахнулся.

– Будильник забыл выключить. Спи.

– М-м-м, – Марина бросила взгляд за окно, в буроватую от уличного света утреннюю темноту. – А что сегодня – воскресенье?

– Да. На смену послезавтра.

– Что ты всё про работу, – она кокетливо улыбнулась и пригладила короткие высветленные волосы. – Выходные на дворе. И вообще, новый год скоро…

Скоро. Двадцать третье число уже. Воскресенье… Верховский выругался и рывком сел в постели. Совсем забыл! Хорошо хоть додумался загодя поставить будильник!

– Я идиот, – сообщил он сам себе и женщине заодно. – Мне по делам надо съездить.

– Что, прямо сейчас?

– Ага. Я обещал.

Марина нехотя уселась на подушках, кокетливо прижимая к груди одеяло. Угораздило её носить то же имя, что и неугомонная владимирская лаборантка… Из-за этого всякий раз неуместные мысли лезут в голову.

– А мне ты обещал чайник починить… – капризно протянула женщина.

Верховский недоверчиво на неё покосился. За дурака его держит, что ли?

– То, что не сломано, ремонту не поддаётся. Тебе новый привезти?

Марина только тоскливо вздохнула в ответ. Она неплохая. Не глупее многих, в меру хозяйственная, а что от его шрамов всякий раз отворачивается – так сам виноват, не красавец… И потом, ночью всё равно не видно.

– Саш, – послышался из-за спины резкий, как медный горн, Маринин голосок, – ты новый год в Москве встречать будешь?

– Угу, – Верховский привычным жестом защёлкнул пряжку на ремне. – Может, даже на дежурстве. Не смотрел ещё.

– Там не наша смена, – заверила Марина. – А к ресторанам как относишься?

– Никак. Я в них не хожу.

– Ну, всё когда-то в первый раз бывает…

Верховский с трудом сдержал вздох. Что ей мешает говорить нормально, без идиотских намёков?

– Посмотрим, как там будет, – неопределённо буркнул он, запихивая в карман форменный галстук. Ещё не хватало щеголять по всяким злачным местам при полном параде. – Поехал я. Послезавтра увидимся.

Воскресный утренний час он выбрал за благостную пустоту столичных улиц. Редкие пассажиры метро – страдающие бессонницей пенсионеры, крепко пахнущие алкоголем студенты, выпавшие из времени путешественники с хромающими на все колёса чемоданами – едва обращали внимание на сонного офицера магбезопасности. Верховский зачем-то проверил, на месте ли корочки. Леший знает, кому он их собрался показывать, но наличие краснокожих книжечек в нагрудном кармане внушало иллюзию спокойствия.

Будильник он заводил с расчётом на более дальний путь и на месте оказался рановато. В глухом закутке, затерянном в лабиринтах жилой застройки, ещё никого не было. Сюда едва добивал свет от протянутых вдоль улицы фонарей. На сероватом снегу виднелась цепочка собачьих следов; по краю мусорного бака прогуливалась какая-то невзрачная городская птаха – единственное живое существо в радиусе десятка метров, если, конечно, не считать самого праздношатающегося безопасника. Механически следуя одному из многочисленных регламентов, Верховский прислонился спиной к ближайшей стене. Самому смешно: кто тут станет на него нападать – оголодавшие помойные пёсики? Вполголоса ворча на крепкий предновогодний морозец, Верховский натянул перчатки на зябнущие пальцы. Дыхание вырывалось изо рта клубами пара, напоминавшими сигаретный дым.

Типун появился один, на полчаса позже оговорённого срока. Его сложно было винить за опоздание: вряд ли в распоряжении бывшего приятеля имелся хоть один хронометр, кроме уличных табло. Бродяга брёл как-то нетвёрдо, скособочась; должно быть, старался не упасть на смёрзшемся снегу. Завидев Верховского, Типун ощерил все два десятка щербатых зубов. Рад встрече чуть ли не больше, чем в прошлый раз. Думал, обманут?

– Ноготь! – гаркнул он во всю глотку. Помойная птица испуганно захлопала крыльями и сигнальной ракетой взмыла в буровато-чёрное небо. – А я тут это… Ядрёна макарона… Грешным делом…

– Решил, что я не приду? – подсказал Верховский, шагая навстречу приятелю. Судя по виновато забегавшим глазам, что-то вроде того Типун и имел в виду. – Ну и зря. Так чего, надумал?

– Да я это… – Типун растеряно похлопал себя по бёдрам ладонями, упрятанными в карманы женского дерматинового пальто. – Ух, ядрёна макарона, холодно-то как… Может, того – зайдём куда-нибудь, а?

– Как только, так сразу, – хохотнул Верховский. Ему тоже было зябко. – Закрыто всё. Время-то…

– Э-э-эх, – Типун крепко выругался. Надо было прихватить для него чего-нибудь горячительного; вон как расстроен, бедолага. Сильнее, чем полагается из-за такой ерунды. – Ну… Мы с ребятами там поговорили, то-сё… Мы ж тоже теперь того, ну… Подневольные… В общем, ты это… А-а-а, ядрёна макарона, вали-ка ты отсюда!

Верховский озадаченно изогнул брови. Типун что, запугивать его вздумал?

– Погоди. О чём речь?

– Вали, говорю! – Типун приласкал его непечатным словцом. Говорил он тихо, то и дело озираясь по сторонам. – Тут тебе не… Я ж это, того… Добра тебе хочу, ну!

– Да подожди ты!

Типун обречённо зыркнул куда-то ему за спину. Верховский обернулся, машинально вскидывая руку, и запоздало вспомнил, что не снял перчатки. В следующий миг мусорные баки кувыркнулись перед глазами и выскользнули из поля зрения. Силясь увидеть что-нибудь, кроме краёв крыш и клочка тёмного неба, Верховский попытался повернуть голову или хотя бы скосить глаза. Тщетно. Ни одна мышца не желала слушаться. Где-то рядом расстроенно ругался Типун.

– Заткнись ты, – глухо приказал ему чей-то негромкий голос. – Припрётся ещё кто-нибудь.

– Ды ё-моё… Что ж ты творишь-то…

– Заткнись, сказал! По-хорошему не хочешь…

Верховский зарычал бы от бессильной злости, если бы голосовые связки ему подчинялись. Кто бы тут ни чудил, дел он натворил на половину Магсвода. Если б только у незадачливого блюстителя закона была возможность прищучить негодяя…

– Гля-я-я… А я-то думал, брешет…

Под рёбра ткнулся тяжёлый ботинок. Ни откатиться в сторону, ни хотя бы сгруппироваться поудачнее. Чары соорудили на совесть; сколько раз Верховский сам сплетал такие, а теперь попал под их действие сам. И, как назло, ни одного защитного амулета. Кто ж знал, что по московским окраинам бродят настолько талантливые нелегалы…

– Мы с тобой ещё поболтаем, – пообещал невидимый маг. – Иди сюда, оборванец, тащить поможешь.

Послышался отчётливый щелчок пальцев – и всё вокруг поглотила тьма.

Она никуда не делась, даже когда сознание нехотя вернулось в тяжёлую голову. Мерзко ныли затёкшие мышцы. Верховский попробовал пошевелиться и понял, что ему позволено разве что дышать и моргать. Тонкая, чтоб её, работа… Воняющий плесенью воздух был полон влаги и оседал в горле холодной плёнкой. Куртка куда-то делась; рубашку и штаны ему оставили, хотя на плечах не ощущалось привычной тяжести погон. И перчатки на месте, чтоб их леший побрал. Надо думать, мера предосторожности на тот случай, если чары вдруг выдохнутся. Совершенно лишняя. Запястья накрепко связаны за спиной так, что кулак не сожмёшь, даже если отпустит обездвиживающая магия. Чтобы пленник не вздумал вдруг неведомым образом разрушить заклятие и погулять по узилищу, ноги ему примотали к стулу. Кто-то здесь очень осведомлённый: примерно так же, только с артефактными железками вместо сапожной дратвы, в Управе пакуют агрессивных задержанных. Знают, гады, с кем имеют дело…

И он тоже примерно знает. Маг-нелегал, причём неслабой категории. По крайней мере, парализующие чары и чары немоты сотворить умеет. Подмял под себя шайку бродяг… Купил или запугал? Типун ведь пытался предупредить бывшего приятеля. Слушать надо было. Расслабился, вояка бравый… Привык, что от минусов надёжно защищает магия, а от одарённых – закон. Делать-то теперь что? Сигнальный маячок остался в кармане куртки, да даже если бы и нет – его надо взять в руку, чтобы активировать. Орать не получится, мешают чары. Попытаться их снять? На ощупь не выйдет, а видеть ещё не дорос. Хватятся его, только когда он не явится на смену. Даже Сирена уверена, что у него неотложные дела, и бить тревогу не станет. Верховский выругался бы, если б смог.

Какого лешего понадобилось нелегалу от офицера магбезопасности?.. Нет, не так: если гад знает лишь то, что рассказал ему Типун, служебное положение Верховского он выяснил только сейчас. И несказанно удивился. Нет, тоже не клеится: удивился он чему-то другому. Тому, что Типун не брешет… о чём? Да особо и не о чем ему брехать, кроме того, что Ноготь заделался добропорядочным гражданином и предложил ему билет в тот же вагон. Значит… Значит…

За спиной скрипнули несмазанные петли. Полоска грязно-жёлтого электрического света легла на плечо, поползла по сырой некрашенной стене. Никакой новой информации это не принесло: и без того понятно, что вокруг подвал или заброшенный дом. И того, и другого в Москве хватает. Бродяги такие места отлично знают, особенно если давно обитают в районе…

– Иди сюда, – позади кто-то брезгливо наступил в неглубокую лужу и сделал несколько осторожных шагов по бетонному полу. – Дверь закрой.

Снова плеснула потревоженная вода. У входа мокро. Трудно представить, как это может помочь. Свет погас; металл ржаво скребнул о металл – дверь прикрыли, но запирать не стали. Второй визитёр внутрь комнаты не пошёл, встал у входа. Охрана. Наверняка минус. Оружие у него есть?..

Негромкие шаги. Не сочетающееся с ними тяжёлое, одышливое дыхание, гулко отдающееся в пустой комнате. Человек грузен, не слишком привычен к физическим упражнениям, но в определённом смысле опытен: подходит со знанием дела, по широкой дуге, не влезая в поле зрения пленника. Верховский сосредоточился на том, что видят привыкшие к темноте глаза. Смотреть ему позволено только прямо перед собой, но вдруг удастся хотя бы уловить движение…

– О! Не спишь, – обрадовался невидимый толстяк. – Ну-ка, погоди чуток, сейчас языки-то почешем…

Верховский скорее угадал, чем почувствовал, как неуловимо меняются сковавшие его чары. Попытался поймать их текучее превращение, исхитриться и влезть в чужую магию – разумеется, потерпел поражение. Нелегал был крайне аккуратен.

– Ну, скажи чего-нибудь, – насмешливо велел маг.

Верховский на пробу шевельнул челюстью и шёпотом выругался себе под нос. Теперь он может сказать что-нибудь протокольное, сопроводить свои слова страшной формулой «это приказ» или процитировать избранные места из Магсвода – всё примерно с равным успехом. Нелегалу на всё это с высокой колокольни… Что ж, можно хотя бы кусаться. Очень ограниченно.

– Ага, я тоже рад тебя видеть, – хмыкнул собеседник. – Ты это, не дёргайся особо. Я нервный. И породу вашу ментовскую страсть как не люблю…

– Чего тебе надо? – хрипло выговорил Верховский. Всё прочее, что лезло на ум, было в основном непечатным и пользы в себе не несло.

– Ну подожди, а где вот это всё – «московская магбезопасность, оперуполномоченный Ноготь»? – нелегал мелко захихикал. – Или что, думаешь, по старой дружбе можно не исполнять?

Вот ведь хамло. Верховский неимоверным волевым усилием отогнал закипающую злость. Недаром этот тип ему не понравился с самой первой встречи… Натужно кряхтя, Феликс уселся – где-то в комнате припасён был ещё один стул – и, кажется, вытянул ноги, скребнув по полу ботинками.

– Ты мне вот что скажи, – лениво бросил он, – ты уже тогда, что ли, того – на службе был? Так сказать, под прикрытием? Или потом прибился?

Верховский молчал. Для лжи он знал слишком мало, правда была бесполезна. У Феликса, выходит, солидный стаж, если двенадцать лет тому назад он уже имел проблемы с магическим законом. А простодушные бродяги всё удивлялись, как это он так ловко колбасу с прилавков тырит…

– Как тебя только контроль пропустил, – в притворном ужасе Феликс зацокал языком. – Понаберут в органы всякую шваль, а потом удивляются, как это нас до сих пор по подвалам не пересажали. Категория-то какая у тебя, зажигалочник? Десятая, девятая?

– Двенадцатая, – огрызнулся Верховский. Поверит – хорошо, не поверит – ну и леший с ним.

– Вот, – назидательно протянул Феликс. – Нечего было думать, что они тебя примут. Мы для них отбросы, никогда это не изменится.

– А ты проверял?

– Там и проверять нечего, – нелегал холодно хохотнул. – Ты ж видел, как они с минусами обращаются? А минуса-то получше нас с тобой будут. За них, чуть что, какое-нибудь министерство спросит…

Он помолчал, ожидая реакции. Не дождался, заговорил снова:

– Ты, может, помнишь Лёшку Хмурого? Он после этих ваших дознаний умом-то тронулся. Не стыковалось в башке у человека, как это так – вот рядом маги живут, а никто не знает. Хоть бы потрудился кто объяснить, успокоить! Так нет, выжали досуха и – фьють! – как тряпку. Ты теперь такой же, а, Ноготь? Поймал бы меня – спеленал бы сеточкой и потащил хозяевам, чтоб меня там прибили? Гав-гав, дайте косточку!

– Как ты сбежал? – прервал его Верховский. Слова Феликса причиняли больше болни, чем чары.

Нелегал негромко рассмеялся.

– Я свои секреты легавым не сдаю.

Верховский бездумно попробовал пошевелиться и, не удержавшись, скривил губы. Лишённые движения мышцы немилосердно ныли.

– Больно? – участливо спросил Феликс. – А я, знаешь, привык. Полезные очень чары. Не зря их контроль так любит.

– Чего тебе надо? – прошипел Верховский. Хвалёная выдержка трещала по швам. – Денег? У меня с собой нет.

– Денег я и сам добуду, – сообщил Феликс. Нестерпимо захотелось как следует дать ему по морде. Этот-то добудет, можно не сомневаться. – А нужно мне доброе имя. Чтобы ваша Управа, – он прибавил крепкое словцо, – про меня забыла и не вспоминала больше. Есть там у вас особые печати, а-а-а? На досье шлёп – и всё, нету человечка. Видал такие?

Верховский послал его – подальше, чем к лешему.

– Надо было тебе контролёра ловить, – брезгливо выплюнул он.

– А что, думаешь, они похуже паралич переносят? – задумчиво предположил Феликс. Не угадал. Контрольские хмыри вроде Субботина с удовольствием прельстились бы звонким рублём, и никакого паралича бы не понадобилось. – Ну, что уж там, мне-то не к спеху. Я подожду, пока ты мозгами пораскинешь. Типун, иди-ка сюда.

Неровные шаркающие шаги за спиной. Нет, Типун тогда не балансировал на гололедице – у него что-то с ногами. Что-то, чего две недели назад ещё не было. Не удержавшись, Верховский приласкал Феликса зло и непечатно. Да будь на ублюдке присяга, он бы уже десять раз издох за умышленное причинение вреда при помощи дара…

– Ну ты потише там, а то передумаю, – строго сказал нелегал. – Будешь тут целый день без воды сидеть.

Типун приблизился, припадая на левую ногу. На бывшего приятеля он глядел со страхом, словно связанный по рукам и ногам Верховский представлял для него опасность. Леший побери, что ему наплёл чёртов нелегал? Дрожащими руками Типун вытащил из кармана помятую бутылку минералки, откупорил и наклонил над лицом пленника. Эта великая милость, похоже, подразумевается один раз в сутки, чтобы почётный гость не издох раньше времени от обезвоживания. А рот ему, без сомнения, снова заткнут, чтоб не орал почём зря…

– Типун, – сипло проговорил Верховский, – не верь ему. Я не из таких…

– Ой ли? – Феликс осуждающе цокнул языком. – Скажешь, не маг, что ль? Или, может, лапши нашему другу на уши не навешал? Куда ты его хотел – в дворники? Чтоб пахал в поте лица и всё, что наработал, торгашам отдавал? Благодетель грёбаный…

Типун отодвинулся и пропал из поля зрения. Тепловатые капли воды стекали по подбородку, падали на измазанную грязью рубашку. Дыхание вырывалось из груди с трудом, словно сквозь душный кляп.

– Да ты такой же брехун, как весь твой паршивый мирок, – проговорил Феликс тихо и зло. – Я-то хоть честный. Как есть, так и говорю: мне на всех накласть, лишь бы шкура была цела. И тебе тоже… лейтенант.

Обжигающая силовая волна хлестнула его по спине. А в следующий миг челюсть сковало холодом, как от анестезии. Феликс восстановил чары.

– Завтра вернусь, – сказал он напоследок. – Авось дойдёт до тебя.

Скрежетнула ржавая дверь. Верховский снова остался один.

***

Лидия заглушила мотор и откинулась в кресле, не торопясь выходить из машины. Изящная колдовская безделушка праздно покачивалась на колечке брелока сигнализации и остро отблёскивала в тусклом дневном свете. Нехитрые чары, вплетённые в серебряную оправу, призваны были вызвать страх и сомнения в душе потенциального угонщика. Полезные чувства, накрепко вбитые эволюцией в мнительные мозги выживших гомо сапиенсов. Леший его пойми, почему избалованные цивилизацией потомки осторожных приматов так запросто отказываются от здравомыслия, выпестованного веками естественного отбора…

Не надо было соглашаться. Эта мысль крутилась в голове с самого утра и не желала никуда деваться, равно как и редкой паршивости настроение. Затеи Авилова частенько оборачивались для мадам Свешниковой нешуточными проблемами, но помимо этого Лидию грызло чувство грандиозной несправедливости. Потребовалась война и гибель Драгана, чтобы она решилась взять Яра в ученики; для какого-то вельможного отпрыска хватило десятка медоточивых слов господина депутата. И вроде бы всё правильно с точки зрения здравого смысла, но на душе всё равно гадко. Лидия вздохнула и выдернула ключ из зажигания. Слишком сильно опаздывать – дурной тон, но не менее, чем ходить по роскошным ресторациям в середине дня.

Серебристый «кадиллак» Авилова уже стоял у входа, ловя широким капотом лениво сыплющиеся снежинки. Господин депутат скромничал; Лидия знала, что в его коллекции есть куда более породистые железные кони. Значит, нужный ему человек не из толстосумов. Интересные дела. В духе Магсовета скорее ластиться к денежным мешкам. Лидия поправила отороченный мехом воротник пальто и зашагала к крыльцу по мокрой от подтаявшего снега ковровой дорожке. По крайней мере, сегодня точно обойдётся без роз.

Компания уже дожидалась её за одним из столиков в укромном углу пустынного зала. Уместно улыбающийся Авилов, высокий прилизанный тип с неестественно прямой спиной и, надо думать, его сынок, широкоплечий и пышущий здоровьем. Все трое в костюмах, но пиджак хорошо сидит только на красавце-волхве. При виде бывшей любовницы Кирилл без суеты поднялся, склонил голову в знак приветствия и галантно выдвинул для дамы тяжёлый стул.

– Благодарю, – Лидия не без изящества опустилась на обтянутое велюром сидение. – Добрый день. Надеюсь, я не заставила вас томиться в ожидании слишком долго.

– Не слишком, – важный человек поджал узкие губы под сероватой щёточкой усов. Лидия одарила его предостерегающей улыбкой. Терпеть нахальство она готова от единственного в двух мирах человека, и то лишь до некоторых пределов. – Вы – Свешникова?

– Лидия Николаевна – моя добрая знакомая, – вклинился Авилов, спасая ситуацию. Возникшая у его плеча официантка безмолвно предложила Лидии меню. – Коллеги, как насчёт напитков? Лев, что предпочитаешь?

– Ром, – мгновенно заявило юное дарование, улыбаясь крепкими белоснежными зубами, и тут же слегка смутилось: – Пап, можно?

– Воды, уважаемая, – непререкаемым тоном бросил любящий отец. Где-то Лидия его уже видела, да и колоритный сынок казался смутно знакомым. – Никакого алкоголя.

– Как скажете, – весело подхватила Свешникова и тут же схлопотала непонимающий взгляд. Леший побери, где Кирилл откопал это чудо? – Кофе со сливками, будьте добры. И пирожное на ваш вкус.

Даме ведь положено изящно ковырять десертной вилочкой воздушные кремовые тортики, даже если дама способна голыми руками скрутить разъярённого упыря. Любопытно, есть у важного недоросля дар к волшбе? Жизненных сил, очевидно, хоть отбавляй.

– А я позволю себе ослушаться. Вермут, пожалуйста, – Кирилл подхватил её невинную шалость и сверкнул рекламной улыбкой. Лидия знала эту его уловку: Авилов любил заставить собеседника думать, что он слегка навеселе, хотя на деле отменно владеющему даром волхву требовалось куда больше, чтобы потерять ясность ума. – Борис Андреевич, рекомендую здешних креветок.

– Ненавижу морепродукты, – сообщил Борис Андреевич, брезгливо морща усы.

Лидия любезно передала ему меню. К выбору обеда отец и сын подошли обстоятельно; должно быть, юный отпрыск держит высокобелковую диету. Улучив мгновение, Лидия поймала взгляд Кирилла и вопросительно подняла брови. Авилов едва заметно кивнул.

– Я о вас наслышан, – без обиняков заявил Борис Андреевич, отослав наконец официантку.

Лидия растянула губы в вежливой улыбке.

– Неужели?

– У вас первая категория, вы долго работали в научном отделе.

– Совершенно верно, – поспешно влез Кирилл. Он достаточно хорошо знал Свешникову, чтобы понимать, что сейчас крутится у неё на языке. – Лидия, Борис Андреевич Субботин – заместитель начальника отдела контроля.

Заместитель главного упыря. Похоже, господин депутат доигрался с собственным детищем, раз так заискивает перед птицей столь невысокого полёта. Ей-богу, лучше бы оставил при себе цепного пса вроде Терехова – тот хоть не станет гавкать на кормящую руку. Кирилл наверняка намерен пригреть эту усатую змеюку и протолкнуть на начальственный пост; нынешняя задница в кресле главы контроля отчего-то его не устраивает. Должно быть, её купил кто-то другой.

– Рада знакомству, – Лидия изобразила умеренный восторг и отточенным движением поправила локон, художественно выпущенный из тугого узла. – Польщена вашим вниманием ко мне как к педагогу. Признаться, я не рассчитывала на столь скорое признание моих талантов.

Потенциальный ученик довольно осклабился.

– Папа говорит, вы лучшая, – заявил он. Похоже, убийственная откровенность – это у них наследственное. – А правда, что вы спец по боевой?

– Лев! – цыкнул на сына усатый замначальник.

Лидия поощрила юное дарование благосклонной улыбкой.

– На чём хочу, на том и специализируюсь, – весело заявила она. – Я не слишком ограничена спектром.

– А у меня боевая, – похвастался Лев. – Хотите, покажу?

– Но ведь не здесь, – мягко осадила его Лидия. Излишним умом этот телёночек не обременён. Авилов бросил на неё тревожный взгляд – должно быть, нелестные мысли отразились на её лице. – Сколько вам лет?

– В феврале будет шестнадцать!

– И вы уже твёрдо определились с будущей стезёй? Счастливый человек, – заметила Лидия. Отец и сын воззрились на неё одинаково недоумённо. – Вы ведь планируете продолжить семейное дело?

Если он скажет «да», она молча встанет и уйдёт. Выращивать нового цербера на смену хамоватому батюшке – нет уж, увольте! Однако юный боевой маг, виновато зыркнув на отца, покачал белобрысой головой.

– Я вообще с нежитью хочу драться.

Какое, однако, похвальное желание… Жажда допрашивать в казематах неблагонадёжных членов сообщества просыпается попозже, годков в восемнадцать. Вынырнувшая из кухни официантка поставила перед Львом и его родителем тарелки с мясом, блестящим масляной корочкой, и Лидия получила шанс внимательно рассмотреть будущего истребителя нежити, не пялясь при этом слишком навязчиво. Авилов бдительно за ней наблюдал. Господин депутат боится, как бы резкая на язык бывшая любовница не испортила ему задуманную игру. Леший побери, она не настолько глупа, чтобы подставлять под удар единственного влиятельного волхва!

– Чудесный кофе, – Свешникова приветливо улыбнулась официантке. Кирилл присоединил к её похвале несколько вежливых слов. Субботины сосредоточенно жевали, не отвлекаясь на подобные мелочи.

Да ведь они оба непроходимые идиоты.

– Борис Андреевич, – мягко проговорила Лидия, нарочито бережно опуская чашечку на блюдце, – а вы каким видите будущее Льва? Истребление нежити – дело благородное, но весьма травмоопасное.

Контролёр сумрачно на неё зыркнул. Уж он-то должен был по долгу службы наглядеться на ветеранов надзора… И безопасности, если на то пошло.

– Будущее Льва я вижу благополучно устроенным, – проронил Субботин-старший. Сын непонимающе на него покосился. – Вас, уважаемая, это никоим образом не касается. Я собираюсь платить вам за обучение, а не за советы.

Любезная улыбка намертво застыла на губах Свешниковой. Если бы не опасения за участь Кирилла и всех московских волхвов, полупрожаренный стейк уже торчал бы из-под нелепых контролёрских усов, надёжно затыкая нахальную пасть. Кто такой этот Субботин, чтобы позволять себе подобный тон?

– Я возьму на себя смелость поднять материальный вопрос, – быстро сказал Кирилл. – Лидия, будьте любезны, назовите сумму гонорара?

– Миллион, – брезгливо бросила Свешникова, бесстрастно наблюдая, как вытягивается лицо контролёра. – В месяц. Исключительно из уважения к господину Авилову.

Лев обескураженно уставился на неё, затем на отца. Тот уже справился с изумлением и теперь мрачнел с каждой секундой.

– Кирилл Александрович озвучивал сто-двести тысяч.

– Кирилл Александрович не является моим персональным менеджером, – Лидия в вежливом недоумении изогнула брови. – Я всё-таки учёный. Мой опыт в области теоретической и практической магии уникален. Вы как никто должны понимать, что в современных реалиях, – она бросила на Авилова многозначительный взгляд, – не может быть ничего дороже знания. К тому же вы отказываетесь назвать мне направление обучения, а значит, мне придётся работать сразу по всем фронтам…

– Со своего ученика вы столько же берёте? – сумрачно осведомился Субботин. – Или для родственников у вас скидки?

– У меня скидки для тех, чей талант хоронить преступно, – заявила Лидия, позволив голосу угрожающе зазвенеть. Если этот упырь вздумает протянуть когти к Яру, она одним взглядом вгонит контролёра в деменцию, и пусть Авилов делает потом, что пожелает.

– То есть вы мне отказываете? – педантично уточнил Субботин.

– Разве? – Свешникова вольготно откинулась на мягкую спинку стула и послала Кириллу мимолётную улыбку. Всё как вы хотели, господин депутат. – Я озвучила стоимость. Отказываться или нет, решаете вы.

– Пап… – мяукнул было Лев, однако Субботин-старший даже не взглянул в сторону сына.

– За такие деньги – исключено, – отрезал он. Будто шлёпнул на прошение запрещающую печать. – Кирилл Александрович, мне потребуется другой маг первой категории. Не такой… уникальной специализации.

Авилов рассыпался в многословных увещеваниях. Лидия его не слушала. Посмеиваясь себе под нос, она наконец погрузила в пышный крем изящную серебряную ложечку.

Она ничего никому не обещала.

***

Снаружи ходили люди. Хлипкая металлическая дверь охотно пропускала нечастые уличные шумы: шуршание шин по асфальту, собачий лай, негромкие голоса. Выход кто-то стерёг: периодически слышался то хриплый кашель, то унылая брань, то щёлканье зажигалки. Внутрь не совались. То ли Феликс перестраховывался, то ли это было частью пытки.

На боль в жилах Верховский уже не обращал внимания. Появившееся и пропавшее чувство голода смутно намекало, что прошло не так много времени. Жаль. Послезавтра – наверное – коллеги обнаружат его отсутствие. В течение дня поднимут тревогу. Может быть, отыщут где-нибудь в Управе человека, способного находить людей по личной вещи… Только вот Феликс – не идиот, и с боевыми магами он дело уже имел. Что он припас для тех, кто явится на выручку? Может, лучше будет, если безопасники благополучно забудут про незадачливого коллегу?

Пока разум сохранял какую-никакую ясность, он успел перебрать уйму способов попробовать снять чары. Разумеется, безуспешно. Чтобы подцепить невидимые силовые нити, нужна была возможность двигать хоть какой-нибудь частью тела. Попытки вызвать пламя, чтобы прожечь чёртовы перчатки, привели только к ноющей боли в ладонях. Ничего артефактного или хотя бы металлического на нём не оставили. Идеальная, грамотно исполненная ловушка. Феликс обмолвился, что магконтроль любит использовать подобные чары. Если это правда, если он сам побывал под их действием, его злобу можно понять. «Слуги дьявола», – вспомнилось вдруг ни к селу ни к городу. Может человек сойти с ума от выкручивающей жилы неподвижности? Выпал вот шанс проверить…

– Чё тут? – хрипло спросили за дверью.

В ответ послышался смачный плевок.

– Да ничё, тихо сидит. Народу много только. Ходят, косятся.

– А чё ходят?

– Живут тут, – гоготнул страж. – Там же, типа, общага какая-то. Ты бухла-то взял? Холод собачий…

Красноречиво звякнули бутылки. Похоже, охранник сменялся. В этом знании тоже не было ни вреда, ни пользы. В узилище по-прежнему никто не заглядывал. Феликс придёт только завтра; надо спросить его об условиях сделки, может быть, удастся отыскать в них лазейку… Нет, нечего себя обманывать. Меркнущий разум не нашёл бы изъяна даже в изобилующей дырами гражданской присяге. Вздумай же Верховский каким-то образом исполнить требования нелегала, его прибьёт собственная служебная клятва. Понимает ли Феликс, что предлагает выбор между двумя смертями – чуть более мучительной и чуть более трудной в исполнении? Может, понимает, а может, попросту не задумывается. Он сам сказал: кроме собственной шкуры его ничто не интересует. И это правильно. В мире, из которого Верховского выдернула прихоть Лидии Свешниковой, каждый сам за себя. Там, на дне, где никого не защищают никакие законы, нужно быть подлинным праведником, чтобы не оскотиниться. Толстяк может быть гнойной язвой, но породившая её болезнь прячется глубже…

– Ждёшь, что ль, кого-то, сынок?

– Жду, бабуль, жду.

– Зашёл бы в подъезд, погрелся…

– Не, мне не холодно.

– Так ведь мороз какой!

– Да какой там мороз… Иди-иди, бабуль, не мешай.

Что его вечно заносит во всякие переделки? Понятно ещё, когда по работе… Хотя нет, не работа виновата. Виновата пагубная склонность полагаться на авось и нежелание думать, прежде чем делать. Поэтому его и не спешат брать в командование: привык, что за него уже всё спланировали и разложили по полочкам. Только и умеет, что подчиняться и худо-бедно соображать, когда уже попал в переплёт. Если удастся отсюда выбраться, чёрта с два он ещё так попадётся. Он столько успел передумать за прошедшие часы, что впору писать собственный регламент…

– Молодой человек, вы что тут делаете?

– Покурить вышел.

– Здесь нельзя курить.

– Да я чуть-чуть. Вот, смотри, всё уже.

– Тогда идите отсюда. Вы зачем проход в подвал загораживаете?

Резковатый женский голос показался смутно знакомым. Наверное, потому, что все настырные ревнительницы дурацких правил чем-то похожи между собой. Но лучше бы дамочка и впрямь шла подобру-поздорову. Нарвётся.

– Молодой человек, вы меня слышите?

– Да никому не сдался твой подвал!

– Да вы что? А если аварийка опять приедет?..

Женщина поперхнулась тирадой. Послышалась тихая возня. Должно быть, не в меру любопытной дамочке показали ножик-бабочку или что-нибудь посерьёзнее. Слуха коснулось едва слышное потрескивание – очень характерное, сопровождающее примитивный магический приём. Охранник, похоже, даровитый. Жаль тётку. Зря она прицепилась к этому типу…

Отчётливо лязгнул замок. Верховский сощурил едва послушные веки от хлынувшего в подвал дневного света. Сволочи… Никуда он отсюда не денется, могли бы хоть не мучить лишний раз…

– О господи!

Торопливый цокот невысоких каблуков по бетонному полу. Испуганное, неровное дыхание. Неужто не в меру боевая дама каким-то образом прорвалась мимо бугая на входе? Как бы ей намекнуть, что вызывать надо отнюдь не полицию?..

– Л-л-леший побери… Это вы! Как же…

Шаги бестолково прокатились из стороны в сторону. Знакомая незнакомка, кто бы она ни была, пыталась понять, что делать дальше. Верховский подсказал бы, если бы сумел.

– Что тут такое?.. Г-господи, я никогда такое сложное не распутывала… По-по-подождите, сейчас соображу…

Разумеется, он подождёт. За прошедшие часы он так свыкся с тесной удавкой чар, что чувствовал самые тонкие перемены в их незримых контурах. Неверные движения заклинательницы причиняли ему боль; к счастью, женщина об этом не подозревала – орать и корчиться он не мог. Потом с удвоенной силой заныли отвыкшие от движения мышцы. Верховский рухнул бы на пол, если бы не верёвки.

– Какой кошмар! – спасительница прерывисто выдохнула, словно это её только что вызволили из плена парализующих чар. – Я-я-я не слишком вам… навредила?

– Жить буду, – хрипло выдавил Верховский, с трудом размыкая сцепленные ладони. – Спасибо вам.

Он кое-как повернул голову. Марина – не Сирена, Шилова – глядела на него во все глаза, бледная, как простокваша. То ли решила, что сделала всё возможное, то ли впала в ступор. Верховский столкнул с правой руки опостылевшую перчатку и, прогоняя онемение, пошевелил пальцами. Надо выбираться отсюда, и поскорее, а зализывать раны можно будет потом.

– Развяжите.

Марина дёрнула головой и бестолково завозилась с узлами, стёсывая ногти о грубую верёвку. Глупое создание! А ещё научный сотрудник…

– Вы чёртов маг, чего вы копаетесь?

Гневный оклик заставил её собраться с мыслями. Кожи коснулся жгучий жар, запахло палёной дратвой. Верховский повёл плечами, наслаждаясь возвращённой властью над собственным телом. Сам кое-как содрал оставшиеся путы. Встать получилось не сразу, удержаться на ногах – и подавно. Марина услужливо подставила локоть.

– Мобильник при себе? – мрачно осведомился Верховский. Шилова покладисто закивала. – Наберите на дежурный номер… Тут опасный нелегал ошивается, пусть ловят…

– Да-да-давайте сначала выйдем, – севшим голосом попросила она. – Господи, какой ужас… Прямо тут, у нас…

Охранник валялся без сознания на снегу у подвальной двери. Верховский, поразмыслив, решил, что лучше перетащить его под крышу, чтобы ненароком не заработал обморожение и не привлекал внимания прохожих. Марина не прекословила – помогла волочь тяжёлое тело и прикосновением закрыла грозно лязгнувший замок. На улице её пробрала крупная дрожь.

– Идёмте скорее… Из дома позвоним…

– Вы здесь живёте?

– Да, в общежитии… Второй подъезд, вот сюда…

Она и впрямь достала телефон, едва переступив порог тесной комнатки. Не дожидаясь приглашения, Верховский рухнул на ближайшую табуретку. Сил у него едва хватало удерживаться в сознании. Надо переговорить с опергруппой, проинструктировать, сказать, что Феликс намерен явиться завтра… Надо тащиться обратно на улицу… Надо не навернуться с чёртовой табуретки…

– Я позвонила, – отчиталась Шилова и схватилась за крохотный электрический чайник. – Вам… вам ведь укрепляющее надо? У меня, наверное, нету…

– Леший с ним, – не без труда выговорил Верховский. – Как вас вообще… занесло? Ещё и полезли… с голыми руками…

– Да я уже пару раз оттуда выгоняла, – звенящим от напряжения голосом поведала Марина. Чайник сердито зашумел закипающей водой. – У нас тут ошивается всякий сброд… То краденое прячут, то трубы портят, то вот костёр пытались разжечь… Но чтоб с оружием – это впервые такое…

Она не то вздохнула, не то всхлипнула. Глупая. Теперь-то чего переживать? И ведь хватило смелости нокаутировать вооружённого бугая, а теперь трясётся, как осиновый лист… Верховский потянулся к кружке с бледно-коричневым чаем. Укрепляющее и впрямь не помешало бы. Или хотя бы просто что-нибудь на спирту…

Он успел увидеть, как кружка выскальзывает из непослушных пальцев. Скопившаяся слабость окончательно поборола остатки разума, и окружающий мир растворился в непроницаемой темноте.