Негасимое пламя

XXXVI. Закон противоречия

Прокравшийся сквозь задёрнутые шторы солнечный луч прогнал сон за несколько минут до сигнала будильника. По старой привычке, намертво въевшейся во время скитаний по ильгодским дорогам, Яр проснулся мгновенно и полностью, минуя ленивую полудрёму. Потянулся за телефоном: среда, двадцатое июня, без десяти шесть утра. Эти наборы цифр успешно дробили поток времени на осмысленные части, не давая утонуть в текущих мимо днях-близнецах.

– Хозяин изволит позавтракать, – утвердительно, почти угрожающе заявил домовой, просунув морду в приоткрытую дверь. Яр с трудом сдержался, чтобы не прищемить нежити чересчур любопытный нос.

– Прохор изволит мне не указывать, – огрызнулся он, выбираясь из-под одеяла. – Я не хочу есть.

– Да как же! – охнул домовой, целиком протискиваясь в комнату. Каждый раз одно и то же. Когда-нибудь ему надоест. – Утром кушать надо, ещё Николай свет Иванович говаривал, и хозяйка тож…

Яр прикрыл глаза, унимая раздражение. Прохор был одной из двух причин, по которой он не мог избавиться от непомерно огромной квартиры. Старый домовой, привезённый сюда отцом Лидии Николаевны и помнивший несколько поколений семьи Свешниковых, знал слишком много. Однако даже Прохор не имел понятия обо всех тайниках, устроенных здесь прежними хозяевами, и это было второй проблемой. Где-то с полгода Яр перебирал варианты, пока не уверился, что проще всего оставить всё как есть и перебраться на Фрунзенскую набережную. Примерно тогда же он вновь остался один.

– Прохор всё сделал, как велено было, – путаясь под ногами, домовой следом за хозяином выскочил в коридор. – Рубашку нарядную нагладил, ботинки начистил…

– Ботинки я не просил.

– Да как же их не почистить! Надо, чтоб всё как следует было…

– Сделай милость, исчезни куда-нибудь, – в меру вежливо потребовал Яр. Он так и не приучился долго терпеть присутствие настырного домового.

– Пущай хозяин пообещает, что позавтракает!

– Позавтракаю.

– Сегодня!

– Не наглей!

Уловив в голосе хозяина гневные нотки, Прохор наконец внял просьбе и куда-то улетучился. Получив свободу от его общества, Яр умылся и с особенной тщательностью привёл в порядок растрёпанные волосы. Из-за необходимости выглядеть сообразно здешним правилам приличия он острее, чем всегда, чувствовал себя чужим.

Всё нужное – папка с документами, распечатанные плакаты, работа, переплетённая в тиснёную золотом обложку – дожидалось своего часа на письменном столе. Вещи эти смахивали на ритуальную атрибутику, вроде зимних чучелок, какие в Ильгоде с удовольствием жгли в Семарин праздник. Здешним людям не чужды действия, утратившие смысл и превращённые в обряд. В землях к северу от Брая ради права зваться взрослым нужно перетерпеть ночь на капище, а здесь – пятнадцать минут у доски. Это важно. Без этого здесь не позволяют учиться дальше.

Кроме прочего, Яр сунул в рюкзак найденную недавно рукопись. Судя по пожелтевшей от времени бумаге и характерному, очень старательному угловатому почерку, принадлежала она Николаю Ивановичу Свешникову. От изъятия в какое-нибудь секретное государственное хранилище тетрадку спас хитро устроенный тайник, о существовании которого – Яр был почти уверен – не знала даже наставница. Под заурядной клеёнчатой обложкой прятались не только кропотливо записанные наброски расчётов, но и разрозненные заметки обо всём подряд. Николай Иванович немало времени провёл по другую сторону границы и с высоты своей учёности видел там куда больше, чем сам Яр. Его рассуждения иной раз возмущали, иной – завораживали; казалось, полувыцветшие строки говорят голосом непростого в общении, но мудрого собеседника. Отказаться от чтения в пользу других занятий было неимоверно трудно; в дороге или в ожидании эта слабость, по крайней мере, обретала оправдание.

Одежду Прохор и впрямь отгладил безупречно. Нужно, что ли, принести ему мёда – в знак благодарности и примирения… Яр набросил на плечи рубашку и недоумённо уставился на лишённые пуговиц манжеты. Он знал, спасибо наставнице, как устроена здешняя мода, но, закупаясь к защите, как-то не задумывался о подобной ерунде.

– Вот ведь чёрт, – пробормотал он себе под нос и, повысив голос, позвал: – Прохор! Где коробка?

Домовой сей же час явился со шкатулкой в лапах. Артефакты – те, что можно было хранить легально – он прятал где-то в квартире при помощи своих собственных хитроумных чар; Яр и не надеялся самостоятельно обнаружить его укромные уголки. Прохор ревниво проследил, как хозяин ищет среди всякого чародейного хлама что-нибудь подходящее, и не преминул напомнить:

– Не след бы просто так к колдовским вещицам-то прибегать!

– У меня чрезвычайная ситуация, – возразил Яр, неумело стягивая манжету металлическим штырьком. Как и всё прочее в коллекции Свешниковой, украшенные мелкими бриллиантами запонки являли собой шедевр артефактного искусства; тонкий узор чар был настроен на улавливание чужих переживаний. Вряд ли предполагалось, что кто-то станет использовать их всего лишь по прямому назначению. – Не переживай, они легальные. Если спросят, скажу, что, м-м-м, опасался какого-нибудь обмана.

– Как хозяину угодно, – проворчал Прохор, почтительно принимая в лапы запертую шкатулку.

– Всегда бы так.

Но домовой был прав: от артефактов одна морока. Стоило створкам лифта раздвинуться на первом этаже, как левое запястье предупреждающе обожгло сухим жаром. Россыпь бриллиантов вмиг налилась чернотой. Поправив неудачно завернувшуюся манжету так, чтобы металл не касался кожи, Яр воровато огляделся по сторонам. У подъездной двери о чём-то увлечённо судачили соседка-собачница и зачем-то выбравшаяся из своей норы консьержка; обеим не было до него никакого дела. У ног хозяйки потешно валялся на спине лохматый чёрный пёс. Соседка снисходительно посмеивалась, Любовь Ивановна, воркуя, почёсывала собачье пузо – идиллия, да и только. Яр украдкой снова тронул запонку. Нет, не почудилось: артефакт улавливал не радость и не умиротворение, но боль и страх.

– Доброе утро, – нарочито громко сказал Яр, подходя к женщинам.

Обе мигом прервали беседу и повернулись к нему. Консьержка бросила щекотать пса и, охая, выпрямилась. Собака, улучив момент, перевернулась на лапы и отползла к подъездной двери.

– А, Ярослав, здравствуй, – Любовь Ивановна приветливо улыбнулась. – Нарядный какой! Защищаешься, что ль, сегодня?

– Защищаюсь, – отозвался Яр, краем глаза наблюдая за псом. Хозяйка, беззлобно браня питомца, распутывала свившийся петлёй поводок.

– Ну, ни пуха ни пера!

Слабенькую нить спонтанного сглаза он почувствовал так же отчётливо, как до того – жар разогревшегося металла. Мгновенно, почти механически стряхнул её, будто приставшую к одежде соринку. Любовь Ивановна улыбалась всё так же искренне, ожидая принятого здесь суеверного ответа. За спиной запищала подъездная дверь: собачница наконец сладила с любимцем и отправилась на прогулку.

– Ну и зачем? – спросил Яр, поправляя на плече лямку рюкзака. Он прежде не приглядывался к добродушной старушке; она была такой же неотъемлемой частью мира, как ряды почтовых ящиков или потрёпанный ковёр на полу. Вот уже одиннадцать лет. Ничуть не меняясь.

– Что – зачем? – недоумённо переспросила консьержка. В её морщинистом лице не читалось ни злости, ни ненависти.

– Желаете всякого, – выигрывая время, пробормотал Яр.

Какие варианты? Бабушка вполне может быть паразитом, причём не осведомлённым о собственной природе. Или, что хуже, самой настоящей нежитью. Леший побери, хорошо ещё, если пострадать успела только собака!

– Так всегда ж перед важным делом ни пуха желают, – слегка растерянно пояснила Любовь Ивановна – или то, что ею притворялось. – Чего-то воротник у тебя неровно лежит. Иди, поправлю…

Яр перехватил потянувшуюся к нему руку – сухую и холодную. Не может быть, чтобы Лидия Николаевна за столько лет ничего не заметила. Что-то случилось за минувшие два года? Случилось так, что не заметил уже он сам?

– Без резких движений, – сухо предупредил Яр и в лоб спросил: – Вы кто?

– Как кто? – старушка смотрела теперь испуганно. То ли взаправду не понимала, что происходит, то ли, наоборот, очень хорошо знала, насколько он для неё опасен. – Ярослав, ты что? Я ж тебя ещё мальчишкой помню…

Сознания коснулась чужая магия – и тут же бессильно отхлынула. Всё-таки нежить. С нежитью разговор короткий… был бы, если бы не острая непрошенная жалость. Оставлять её здесь нельзя: вдруг в следующий раз под руку ей попадётся совсем не пёс? Сжечь… Яр не раз видел, как Драган без колебаний насылает пламя на неживого, прикинувшегося ребёнком, стариком, женщиной, кем-то родным и знакомым. Леший, он и сам был когда-то способен противостоять тени, кем бы та ни обернулась! Старая консьержка обезоруживающе улыбалась; медлительные секунды скользили мимо. И выбор-то проще некуда: либо она человек, и тогда следует оставить её в покое, либо – нежить, а нежити рядом с людьми не место…

– Отдохните пока, – проронил Яр, наспех сплетая сонное заклятие. Подхватил разом обмякшее тело, холодное и тяжёлое. Нет, если и жечь, то точно не тут, посреди подъезда, у всех на виду…

За порогом отведённого консьержке закутка его нагнала запоздалая светлая мысль, такая простая и ясная. Есть же служба надзора, пусть они и разбираются. Устроив спящую нежить в продавленном кресле, Яр закрыл изнутри дверь, опустил занавески на выходящем в подъезд окошке и торопливо набрал номер. Потянулись гудки.

– Государственная служба надзора, диспетчер горячей линии, слушаю, – сонно пробормотал динамик.

– С добрым утром, – ядовито отозвался Яр. Стрелки на наручных часах показывали начало десятого. – Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь. Нужно забрать нежить.

Он коротко рассказал, в чём дело, опустив опасные подробности. Выходило так, что он дождался, пока уйдёт женщина с собакой, и молча обездвижил любительницу полакомиться чужой жизненной силой. Если кому-то взбредёт в голову отсматривать записи с висящих под потолком камер, нехитрая легенда моментально посыплется, но кому это может понадобиться? Здесь ведь никого не убили – так, рядовое чрезвычайное происшествие…

– Принял, – озадаченно сообщил диспетчер, дослушав скупые объяснения. – Существо… э-э-э… не представляет критической опасности?

– Нет. Оно, собственно, спит.

– Вы сможете дождаться наряда?

– Дождусь, конечно. Здесь же люди.

– Скоро приедем, – пообещал диспетчер и попрощался.

Спрятав телефон в карман, Яр огляделся. В тесную каморку вместилось всё нужное для поддержания небогатой на события жизни подъездного стража: кроме стола и кресла, здесь были ещё крохотный холодильник, электроплитка на две конфорки и старенький телевизор, бормотавший что-то о погоде на завтра. На столе лежало брошенное вязание, на подвешенной к стене книжной полке – несколько потрёпанных томиков в мягких обложках. Через высокое окно виднелся утопающий в летней зелени двор. Проверяя догадку, Яр приоткрыл дверцу холодильника. Так и есть: нехитрые припасы сплошь покрыты плесенью, словно про них позабыли несколько месяцев назад. Неживых еда интересует разве что в качестве лакомства, питает их только чужая жизненная сила... Отгороженную занавеской узкую лежанку тоже давно не разбирали: лоскутное одеяло успело покрыться тонким слоем сероватой пыли. Никто не заметил мгновения, когда жизнь оставила Любовь Ивановну. Все, и сам Яр в том числе, просто ходили мимо.

Люди и теперь просто шли мимо, слишком увлечённые собственными думами. Никого не насторожила тишина вместо привычного утреннего приветствия. Яр от нечего делать мерил шагами крохотную комнатушку. Время шло. Около половины одиннадцатого телефон разразился гневной трелью; Яр ответил, не взглянув на экран.

– Зарецкий, где тебя носит? – прошипела трубка голосом старосты. – Ты третьим идёшь, если забыл!

– Переставьте поближе к концу, – посоветовал Яр, не без труда сообразив, о чём речь. – Задержусь. У меня тут происшествие.

Динамик поперхнулся негодованием.

– Какое, нафиг, происшествие?! Кроме тебя, что ли, разобраться некому?

– Представь, Володь, некому. Я, знаешь, сам не особо рад.

– Комиссии я что говорить буду?

– Скажи, что я котёнка с дерева снимаю. Никто не умрёт, если у вас очерёдность сменится.

– А у тебя там кто-то умрёт, что ли?

– Вполне может, – Яр покосился на опутанную чарами старушку. – Я напишу, как освобожусь.

Не дослушав поток ругательств в свой адрес, он сбросил вызов. Надзорщики выбрали именно это мгновение, чтобы появиться; легко обманув домофонный замок, пятеро в камуфляжной форме деловито вошли в подъезд. Яр выглянул им навстречу. Руководила отрядом невысокая сухощавая женщина; она первой осмотрела спящую нежить, озабоченно поцокала языком и условными жестами что-то приказала подчинённым. Поднялась суета.

– У вас есть предположения, что это за подвид? – негромко спросила командирша, отозвав Яра на относительно безопасное расстояние. – Может, какие-то особенности поведения заметили?

– Она себя помнит. Человека при мне не тронула, только собаку. По-моему, она не понимает, что уже умерла, – нарочито безучастно ответил Яр. – Скорее всего, навья. С ними такое… бывает.

– Точно, бывает, – женщина оглянулась на подчинённых, тщательно закутывающих старушку в защитные чары. – Это вы её так усыпили?

– Я.

– А какая у вас категория?

– Пятая. Куда вы её теперь?

– Ну, сначала в виварий… в экспериментальный блок, – командирша виновато улыбнулась, извиняясь за неловкую оговорку. – Если учёные скажут, что она неопасная, на полигон отвезём.

– Понятно, – Яр кивнул, отвечая сразу на сказанное и несказанное.

– А вам она… э-э-э… кем приходилась?

– Никем. Консьержкой, – Яр изобразил усмешку. – Надо как-то сообщить, куда она делась…

– Насчёт этого не беспокойтесь, коммуникации всё сделают, – поспешно заверила надзорщица. – Можете свои контакты оставить? На всякий случай.

Яр молча вытащил из кармана удостоверение. Женщина кропотливо переписала его данные в бланк. Не слишком хорошо, что он напомнил Управе о своём существовании… Но теперь хотя бы не ему выбирать, жить старушке на полигоне вместо привычной каморки или вовсе прекратить существовать. На сей раз – не ему.

Однако не всю жизнь же бегать от выбора!

– Я могу быть свободен? – резковато спросил Яр, как только с оформлением вызова было покончено.

Надзорщица рассеянно на него взглянула, словно удивилась, что он всё ещё здесь.

– Да, конечно. Спасибо за бдительность. Хорошего вам дня.

– И вам того же, – буркнул Яр, подхватывая рюкзак.

На сегодня он был по горло сыт общением с государственными службами.

***

«Проблемы», – кратко сообщило окошко, всплывшее из-под нижнего края экрана. Поначалу эти сигналы тревоги не на шутку пугали, потом заставляли нервно вздрагивать, а теперь не вызывали ничего, кроме раздражения. Человек, в конце концов, скотина терпеливая, ко всему привыкает – дайте только срок.

Начальник отдела магического контроля Александр Михайлович Верховский согнал с экрана уведомление, поправил на галстуке артефактный зажим и отправился разбираться. Если компанейский Щукин не сладил с нравными подчинёнными, значит, без грозного шефа не обойтись. Выглянув из отведённого ему отдельного кабинета, Верховский бегло оценил расстановку сил. Витька танковой башней возвышался над своим угловым столом; выглядел он, мягко говоря, расстроенным. Рядом с ним сгорбился над бумагами тихоня Громов – этот от любых разборок предпочитает самоустраняться, прикидываясь мебелью. Борис Субботин, бывший здешний замначальник и по-прежнему самая надоедливая заноза, недовольно топорщил усы, но от монитора не отлипал. Стало быть, ничего нового: опять Супермен задирает Мелкого… То есть Денис Липатов снова что-то не поделил с Костей Черновым, ходившим в статусе зелёного новобранца никак не меньше года – по крайней мере, Верховский застал его уже в этом состоянии. Бедняга от праведного гнева пошёл багровыми пятнами; Липатов же, того и добивавшийся, открыто посмеивался. Витька терпеть не может эти их перепалки. Его можно понять.

– Что здесь происходит? – миролюбиво спросил Верховский. Покосился на настенный циферблат, затем – на пришпиленный к шкафу лист бумаги с надписью «Уже 5 часов без косяков». – Пора менять цифру?

Липатов, затеявший этот издевательский отсчёт где-то с полгода тому назад, довольно гоготнул.

– Не вели казнить, вели миловать, – паясничая, плаксиво протянул он. – Пытаюсь Мелкого к делу приспособить, а он упирается.

– Вы права не имеете! – запальчиво выдохнул Костя. – Я такой же специалист, как и вы!..

– Только младший, – не без удовольствия припечатал Супермен. – Пока кишка тонка нелегалов ловить, делай, что старшие говорят. То есть собирай задницу в горсть и дуй за едой.

Чума на оба ваши дома! Верховский нарочито медленно поправил узел галстука – он уже усвоил, что эту его привычку нравные подчинённые воспринимают как выражение недовольства – и подчёркнуто вежливо спросил:

– Денис, у тебя каждый день такие проблемы с питанием или это впервые?

Липатов картинно развёл руками.

– Ну, шеф, всякое случается!

– Верно подмечено, – Верховский не спеша прошёлся вдоль кабинета и взял с Витькиного стола растрёпанную папку прошений. – Случается всякое… Вот, к примеру, у человека амулет-детектор ерунду выдавать начал. Съезди и проверь, пожалуйста. По дороге можешь пообедать.

– На артефакты пусть вон Василич едет, – нахально бросил Супермен. Громов испуганно встрепенулся, как и всякий раз, когда слышал упоминание о себе. – Я здесь, товарищ лейтенант, убойная сила. Вот вырвется где-нибудь нежить, а меня нету – что тогда делать будешь?

– Очевидно, искать выход из положения, – выдернув листок из папки, Верховский положил прошение на стол перед носом Липатова. – Сбой детектора может значить всё что угодно, вплоть до новой аномалии. Съезди и проверь, пожалуйста, – раздельно повторил он.

Если не сработает, следующая попытка будет подкреплена явным приказом. Супермен тоже это сообразил и сердито завозился, запихивая в сумку походную аптечку. Щукин наблюдал за ним с тяжким осуждением во взгляде.

– Да небось сдохла дешёвая финтифлюшка, – ворчал Липатов себе под нос, выбираясь из-за стола. – Лучше б куда в метро или в леса… Июнь на дворе…

Верховский молча отлепил от блока чистую ярко-жёлтую бумажку, нарисовал на ней жирный ноль и приклеил на плакат поверх цифры пять. Денис, уязвлённый до глубины души, буркнул на прощание что-то мрачно-пророческое и вышел из кабинета. Субботин проводил его вздохом, едким, как кислотные пары.

– Константин, – как можно мягче обратился Верховский к младшему офицеру. Чернов принадлежал к одной из старых магических династий и от соответствующего воспитания развил чрезвычайную душевную хрупкость; обижать его было опасно для нервов и для карьеры. – Коллега, безусловно, неправ. Но имейте в виду, что иногда взаимопомощь может выходить за рамки служебных инструкций.

Мелкий пристыжённо уткнулся взглядом в клавиатуру и судорожно дёрнул головой – надо думать, кивнул. Вот и славно. На сегодня план по перепалкам выполнен. Бросив взгляд на раздосадованного Щукина, Верховский велел ему зайти и ретировался обратно в логово. Перевёл дух. С людьми чудовищно сложно. Общение с подчинёнными больше всего напоминало перетягивание каната, и справедливый Витька в этом соревновании занимал позицию скорее арбитра, чем соратника. Что ж, он хотя бы был по-прежнему бесхитростно честен.

– Что вот с ними делать? – пожаловался Щукин, едва закрыв за собой дверь. – Из-за такой ерунды разборку устроили…

– Денис так развлекается, – терпеливо напомнил Верховский, усаживаясь за стол. – Потому что знает, что Костя точно среагирует. В следующий раз разводи по разным углам и занимай делом. Заблаговременно. Они там успокоились?

Витька тяжко вздохнул.

– На обед разошлись. Ведь взрослые ж мужики! Может, полегче станет, как вакансии закроем…

– Станет только хуже, – спокойно сказал Верховский. – Одна радость: не только нам поплохеет, но и нечисти всякой. Надзор, кстати, благодарность написал – говорят, с подкреплением легче стало работать.

– Ну ещё бы. У нас ниже четвёрки только Костик, – сообщил Витька с потаённой гордостью непонятно за что. Отдел ведь им в таком виде и достался. – Ты резюме субботинского сына смотрел уже?

– Смотрел, – Верховский, не сдерживаясь, неприязненно поморщился. – Ничего особенного. Если других вариантов не будет, придётся брать, но, честно говоря, я уже папашей сыт по горло.

– Ну, Борис Андреич маг-то ого-го…

– Найду доказательства махинаций – выгоню взашей, – мрачно пообещал Верховский, похлопав ладонью по пухлой картонной папке с копиями личных дел. – А я найду. Не может быть, чтоб он ни в чём не запачкался.

– Так это… Время такое было…

– А сейчас другое, – с нажимом возразил Верховский. – Я специально смотрел: там всё в порядке с законами, действовало плюс-минус всё то же, что и сейчас. Так что, если увижу хоть намёк, что он с контрабандистами вошкался…

Его прервал требовательный писк внутреннего телефона. Мельком бросив взгляд на часы – время уже перевалило через опасный полдень – Верховский взял трубку. Витька весь нахохлился в ожидании плохих новостей.

– Александр Михайлович, здравствуйте, – несколько растерянно произнёс женский голос. – С поста номер один беспокоим, ваши что-то не отвечают… У нас тут нестандартное происшествие. Вы можете кого-нибудь прислать в вестибюль? Пожалуйста.

– Степень опасности?

– Э-э-э… Александр Михайлович, наверное, какая-то есть, – загадочно сообщила дежурная. – Мы просто не знаем, что тут поделать. Это вроде как по вашей части…

– Сейчас спущусь, – пообещал Верховский и вернул трубку в гнездо. Покосился на подобравшегося Витьку: друг, конечно, по старой служебной привычке предполагал худшее. Лучше ему посидеть здесь, вдали от нестандартных происшествий. – Остаёшься на хозяйстве. Если опять что-то стрясётся, действуй по ситуации.

– Принял, – невесело согласился Щукин и первым потопал на выход.

В вестибюле было необычайно людно и непривычно тихо. Народ толпился бестолково и неорганизованно, привлечённый суматохой у дверей; осмысленно двигался только дежурный отряд надзорщиков, тащивший к лифтам транспортировочный ящик – надо думать, не пустой. Вспомнился другой давний день, другие неурядицы в вестибюле. Тогда для него всё кончилось паршиво. Но тогда всё было по-другому.

Распугивая людей удостоверением, Верховский пробрался к главному входу. Там посреди круга почтительной пустоты прямо на мраморном полу сидел самый натуральный упырь. Нежить таращила налитые кровью глаза и щёлкала крепкими жёлтыми зубами, однако плотный кокон из серебристых сетей надёжно её удерживал. Даже чересчур надёжно: сам Верховский остановился бы на три-четыре слоя раньше, чтобы не тратить зря силы. За шкирку упыря деликатно придерживал пышущий здоровьем румяный удалец. Вид у парня был слегка смущённый: столько внимания сразу ему явно прежде не перепадало. Верховский отогнал с дороги зевак с атрофированным инстинктом самосохранения и ступил в круг отчуждения. Понятно, почему дежурная в первую очередь бросилась к нему, а не к надзорщикам: сперва надо как-то отделить довольного охотника от добычи и аккуратно выяснить, что здесь, леший побери, происходит.

– Александр Верховский, начальник отдела контроля, – подчёркнуто соблюдая технику безопасности, он сунул парню под нос служебную корочку. – Назовитесь.

Здоровяку понадобилась пара мгновений, чтобы уразуметь, кто перед ним и чего от него хотят. Сообразив, что к чему, добрый молодец свободной рукой взъерошил на затылке светлые волосы и улыбнулся как-то виновато. Гражданские частенько так себя ведут, когда не понимают, натворили они что-нибудь противозаконное или ещё нет.

– Э-э-э, Александр, здрасьте, – парень явно откапывал правила безопасности с дальних задворок памяти. Да когда же гражданским начнут их вдалбливать так, чтоб отскакивали от зубов! – Меня Михаил зовут. Я вот… привёз, – он встряхнул упыря, заставив того разъярённо клацнуть челюстями. – Не знаю, куда его. У нас по парку шарахался, вроде никого задрать не успел… Наверное.

Интересные дела. Парень, похоже, в здравом уме и твёрдой памяти, а ещё – в очень неплохой физической и магической форме. Ни на террориста, ни на браконьера не похож. На полном серьёзе изловил опасную тварь, спеленал и каким-то образом приволок сюда, на расправу компетентным органам. Дуралей, конечно, но талантливый.

– Михаил, будьте добры, отпустите существо и отойдите на пять шагов, – сухо скомандовал Верховский. Рука по старой привычке потянулась к отсутствующему табельному.

Парень беспрекословно повиновался. Упырь, почуяв свободу, завозился вдвое усерднее. Бирки у него не было; либо избавился, что по халатности надзорщиков иной раз случалось, либо никогда и не носил. Расправляться с нежитью в столь спокойной обстановке Верховскому до сих пор не приходилось. Осторожно приблизившись к скалящему клыки упырю, он зажёг в ладонях яркое рыжее пламя. Зеваки, сообразившие, что сейчас будет, пришли в движение: одни подались назад, другие, наоборот, придвинулись поближе. Идиоты. Верховский огляделся, ища в толпе погоны безопасников или хотя бы надзорский полевой камуфляж. Тщетно: и те, и другие предпочитали заниматься делом, а не шляться по вестибюлю в разгар рабочего дня.

Помощь пришла неожиданно. Широкоплечий Михаил, ответственно пыхтя, но не говоря ни слова, принялся отгонять собравшихся гражданских подальше от места упыриной экзекуции. Верховский благосклонно ему кивнул и, как только люди отступили достаточно далеко, подпалил шкуру дрыгающему лапами кровососу. Пожарная сигнализация пискнула и смолкла: сообразительная дежурная вовремя отключила датчики. От толпы отделилось ещё несколько слабонервных. Как ни крути, а гибнущая нежить – зрелище малоприятное, хоть и завораживающее. Первые раз десять.

– Благодарю за содействие, – сказал Верховский, щелчком пальцев уняв управляемый пожар. Оставшийся на мраморных плитах мелкий серый пепел уже не представлял никакой опасности.

Михаил простодушно отмахнулся – мол, что уж там. Рано расслабился. Верховский подождал, пока любители бесплатных развлечений расползутся под собственный взбудораженный галдёж, и потребовал:

– Предъявите удостоверение, будьте добры. И расскажите подробно, что произошло.

Парень завозился, хлопая себя по карманам.

– А чего рассказывать? Бежал мимо, показалось – шевелится что-то в кустах. Думал, пьянь какая или ещё кто, а там упырь. Сейчас время-то, сами знаете…

– И что же, решили, что самостоятельно справитесь? – поинтересовался Верховский, придирчиво изучая удостоверение. Михаил Аркадьевич Старов, двадцати трёх лет, уроженец Красноярска, но обе аттестации сдавал здесь, в Москве. Свеженькая шестая категория. Сноровистый не в меру; от таких вот самоуверенных больше всего проблем. Сам таким был. – Нам сообщить в голову не приходило?

– Я потом подумал, что надо было, – бесхитростно заявил Старов. Он, кажется, вовсе не понимал, что его отчитывают. – Ну, когда вёз уже. А так разве сообразишь? Когда нападают, бить надо.

– Не поспоришь, – едко заметил Верховский. – И как же вы его… транспортировали?

Михаил пожал плечами.

– Друга попросил помочь. У него машина есть, он этими огромными собаками занимается, как их…

– Неважно. Ваш друг принадлежит к сообществу?

– Не-а. Ну я ему упыря и не показывал, сам в кузов затолкал и всё. Сказал, что псину бешеную поймал.

Ловко. Не такой уж он и простачок. Запомнив на всякий случай номер удостоверения, Верховский вернул Старову книжечку.

– А сами вы что в парке делали?

– Бегал. Я всегда по утрам бегаю.

– Потрясающе, – буркнул Верховский себе под нос. Мысль, поначалу показавшаяся безумной, не давала ему покоя. – А вы, молодой человек, работаете где-то?

– Конечно. Историю преподаю.

– Сферу деятельности сменить не хотите? – Верховский пытливо прищурился. Этот историк, молодецкая стать которого повергла бы в уныние любого древнегреческого атлета, был на полголовы его выше и в полтора раза шире в плечах. – У меня в отделе есть место на стажировку. Вас возьму без собеседования.

Старов растерянно крякнул. На такой исход своего маленького приключения он явно не рассчитывал.

– Подумать можно?

– Нужно. Надумаете – звоните, – Верховский, развеселившись, улыбнулся будущему стажёру. – Или, если хотите, приезжайте сразу с документами. Дежурные знают, как до меня достучаться.

***

«…Мне бы хотелось, чтобы современная наука располагала достаточными средствами для доказательства моих предположений, но то, что я вижу, говорит само за себя. Все мы, по обе стороны границы, принадлежим к одному и тому же человечеству, с точностью до вида. Когда-нибудь, когда наконец изживёт себя наша многовековая скрытность, через границу ступят не только скучные физики вроде меня, но и историки, и лингвисты, и фольклористы – им и будет принадлежать честь открытий, которые пока только лишь дрожат на кончике моего пера. Эти учёные предметно опишут, как именно связаны наши слои реальности, и восстановят доселе скрытый ход событий. Они же изыщут способ раз и навсегда отмести недостойные разумного человека мысли о недоразвитости людей, живущих по ту сторону границы…»

Скрипнув сочленениями, поезд остановился на очередной станции. Яр вжался спиной в поручни, пропуская мимо себя плотный людской поток. Тяжёлый день близится к концу. Совесть не будет в обиде, если он посвятит вечер не штудированию философских трудов и не попыткам укротить норовистую старую иномарку, но потратит время на дневник волхва-учёного. Пространные записи дышали надеждой. Николай Свешников смотрел в будущее с удивительным оптимизмом. Было ли это его личными чаяниями, результатами обстоятельного расчёта или чем-то само собой разумеющимся, разлитым в воздухе?.. Должно быть, со времени, когда он писал эти строки, что-то в мире успело всерьёз сломаться. Многовековая скрытность не только себя не изжила, но стала лишь глубже. Что до первооткрывателей, о которых с таким восторгом упоминал учёный, то Яр отнюдь не хотел бы видеть в ильгодских землях нынешних исследователей – вроде Сергея Наумова, например.

Потому что следом за бесхребетными неизбежно явились бы безжалостные.

«…Есть все основания полагать, что знания о магии и тем более о волшбе пришли к нам из-за разлома. Следуя прихотливым закономерностям эволюции, наши соседи и родичи быстрее нас изыскали способ противостоять нежити, досаждающей им куда сильнее, чем нам. Но то, что дало им толчок к развитию, сыграло с их цивилизацией злую шутку. Трудно себе представить, насколько тяжелее возделывать поля и пасти скот под постоянной угрозой со стороны враждебных неживых, а без достаточного и, далее, профицитного обеспечения первичных потребностей ни о каком развитии не может быть и речи…»

– Просьба сохранять спокойствие, поезд скоро отправится.

Яр вскинул голову, не без труда вспоминая, на каком он свете. Поезд и впрямь встал посреди перегона; в час пик – обычное дело, особенно здесь, в тесных старых тоннелях. Большинству пассажиров было всё равно; некоторые недовольно озирались по сторонам.

– Папа! Поезд что, поломался?

– Нет, Манюш, просто ждёт. Скоро поедем.

«…Вопрос, которым я задаюсь с тех пор, как впервые переступил границу между мирами: обречены ли общества по ту сторону разлома проходить все те же стадии, какие знает наша история, или среди великого множества вероятностей есть и иные пути к прогрессу? Заняв позицию наблюдателя, мы могли бы получить бесценные сведения: речь ведь не об изолированном островке в океане, но о целом мире, о незамкнутой системе, за которой можно следить, почти не нарушая её внутреннего равновесия. Но если мы будем лишь беспристрастно смотреть, как в борьбе за прогресс гибнут люди и государства, не поставит ли это под вопрос нашу собственную человечность? Здесь тот самый случай из классической логики, когда из двух несовместимых утверждений лишь одно может быть истинным…»

– Просьба сохранять спокойствие, поезд скоро отправится.

Яр закрыл тетрадь и бережно опустил её в расстёгнутый зев рюкзака. Почти наверняка всё хорошо, но на календаре самое преддверие солнцестояния, а в тоннелях водится нежить. Пусть лучше руки будут свободны. Переложив лямки рюкзака из правой ладони в левую, Яр украдкой размял пальцы.

– Просьба сохранять спокойствие…

Немолодая женщина, прижатая к дверям плотной людской толпой, коротко всхлипнула и пошатнулась. Её соседи брезгливо отпрянули, испуганные неожиданной чужой немощью. Яр тронул её за плечо, привлекая внимание.

– Встаньте сюда. Тут свободнее.

Он отступил на полшага внутрь вагона и не слишком вежливо отодвинул мужчину, который тут же попытался занять удобный угол между поручнем и дверьми. Кто-то подтолкнул стремительно бледнеющую женщину; Яр подхватил её под руку и мимолётно коснулся покрытого испариной полуседого виска. В такой толчее это не выглядело странным.

– …сохранять спокойствие…

– Спасибо… спасибо, молодой человек, – женщина нервно провела ладонью по лицу, словно сметая паутину. Она стыдилась собственной слабости – будто в этом было чего стыдиться. – Я… простите, у меня… Не люблю… Под землёй…

– Бывает, – неаккуратно толкнув кого-то локтем, Яр вытащил из рюкзака бутылку воды. Его ожесточённо ткнули в ответ. – Пейте, полегчает.

– …скоро отправится…

Яр осторожно тряхнул запястьем, заставляя серебро соприкоснулся с кожей. Бриллианты стремительно потемнели, окрасились в тёмно-серые и болотно-зелёные тона. Страх. Негодование. Чётче и ярче, чем должно бы быть.

– Ну хорош там пихаться уже!

– Кто тебя пихает? Все стоят, не видишь, что ли?

– Просьба сохранять спокойствие…

Он не сумел бы увидеть сквозь морок, но короткие злые перепалки безошибочно вычерчивали путь пробравшегося в вагон полтергейста. Как вспышки в искровой камере. Кое-как выпростав руку, Яр смахнул с чьей-то спины грязно-серую нить недобрых чар. Этот сглаз был способен немного расстроить, максимум – вызвать краткое раздражение, достаточное для того, чтобы шёпотом выругаться себе под нос, но вмурованные в серебро заколдованные камни наливались густым тёмно-алым цветом. Гневом. Почти ненавистью.

– Папа-а-а! Почему мы не едем?

– Девочка, помолчи!

– Вы тут не распоряжайтесь!.. Подожди чуть-чуть, Манюша, скоро поедем…

– …спокойствие, поезд скоро…

Яр потянулся за телефоном. Неловко выпустил из пальцев, поймал магией прежде, чем успел задуматься. Всё зря: индикаторы связи демонстрировали пустоту. На что он вовсе рассчитывал? Пока надзор соберётся и доедет, поезда успеют вновь пустить по маршруту. Да и не станут они сейчас, под самое солнцестояние, чесаться по поводу какого-то там полтергейста…

– Смотри, куда лапы свои суёшь, козёл!

– Дамочка, поспокойней, никто вас не трогает!

– Ах ты…

Раздался вялый шлепок и тут же – разъярённый рык. Где-то в середине вагона сдавленно вскрикнули, следом прокатилось тревожное, звенящее: «Человеку плохо!» Яр вскинул голову и сощурился. Он готов был поклясться, что нежить угнездилась где-то под полукруглым вагонным потолком, над взбудораженными пассажирами, достаточно беспечными, чтобы не хранить молчание. От твари не требовалось многого; люди сами не прочь были выместить скопившуюся злость, им хватило лишь слабенького толчка…

Раздвигая плечом недовольных мужчин и женщин, Яр со всей возможной поспешностью двинулся вдоль вагона, туда, где обеспокоенные голоса беспорядочно спрашивали всех подряд о воде или таблетке нитроглицерина. Людям не нравилась поднятая суета: кто-то просто ворчал, кто-то норовил толкнуть под рёбра. Среди вяло бурлящей ругани слух царапнуло знакомое слово.

– Надзор!.. Надзор, меня слышно?.. Вышлите наряд!..

Яр нашёл взглядом терзавшего телефон человека – мужчину средних лет, тревожно озиравшегося по сторонам. Расстояние между ними сокращалось мучительно медленно. В очередной раз прокатилась над головой невнятная скороговорка информатора. Приблизившись на расстояние негромкого шёпота, Яр тронул одарённого за плечо.

– Что говорят? Скоро приедут?

Краткий, острый миг осознания. Облегчение в усталых глазах. Неизменная тревога. По серебру скользят яркие жёлтые отблески.

– Полчаса…

Идиот. В первую очередь – сам Яр, но и этот тоже: они оба знают правила поведения в присутствии нежити. Шагах в пяти отсюда – неимоверно далеко – кто-то громко и хрипло дышит, отчаянно хватая разогретый воздух, пахнущий по́том и металлом. Кому-то плохо. Полчаса – это чудовищно, непростительно много.

– Меня зовут Ярослав. Помогите мне, – едва слышно попросил Яр и поднял голову, взглядом указывая на потолок. – Я его не вижу. Надо загнать в угол.

– Роман. Здесь нельзя, – коротко ответил человек.

– От свода можно отступать, если чьей-либо жизни грозит опасность, – напомнил Яр и вновь выругал себя за тугодумство. – Роман, здесь только этой дряни и не хватает, чтобы…

– Ярослав, я всё прекрасно вижу, – прервал его одарённый. Вздохнул. – Что я должен сделать?

Ничего недоступного магу хотя бы двенадцатой категории – прижать невидимую нежить силовой волной, чтобы не вырвалась. До тех пор, как станет понятно, куда примерно бить. Яр поднял руку, словно бы в попытке дотянуться до поручня. Его собственные чары в желтоватом, мелко мигающем свете ламп казались причудливой рябью в душном мареве. Воздух под потолком едва заметно дрогнул. Роман первым заметил, где золотистая дымка смялась о невидимое препятствие.

– Там, – шепнул он на ухо Яру. Боязливо огляделся по сторонам. Леший побери, если хоть одна зараза возьмётся потом его обвинять, вся чёртова Управа не стоит бумаги, на которой написан приказ о её учреждении…

– Роман, держите его поближе к стыку со стеной, – завершив движение, Яр в самом деле взялся за поручень. Погладил пальцами тёплый металл, прикидывая, сумеет ли с таким длинным передаточным плечом дотянуться до полтергейста. – Отсюда достану. Подождите, пусть включится информатор…

Кто-нибудь обязательно увидит. Ну и пускай; мало ли всяких мелких чудес каждый день случается у людей под самым носом? И потом, здесь так удачно есть длинная металлическая труба, вдоль которой можно незаметно пустить, как электричество, не оформленный в заклятие магический ток. Поручень, превращённый в направленный проводник, слегка разогрелся; те, кто за него держался, вряд ли что-то заметили посреди жаркой духоты. Отчётливо видимая нитка чар отделилась от блестящей поверхности. Достаточно будет привязать нежить, как воздушный шарик на верёвочку, чтобы лишить подвижности. Она доедет так до станции, а там подоспевший надзор выгонит всех из вагона и что-нибудь с ней сделает. Наверное.

– Уважаемые пассажиры, просьба сохранять спокойствие…

Синеватый всполох силовой волны заставил некоторых поднять головы. Не время на них отвлекаться. Золотистая плеть заклятия хлестнула упругую пустоту, затем ещё раз и ещё. Со стороны должно казаться, будто искрит проводка или выходит из строя лампа…

– Папа! Что это там?

Яр крепче сжал поручень. Тонкие нити чар проворно свились вокруг невидимого аморфного комка, отсекая его от жертв. До чего упрямая тварь! Сильная… Сытая. Очень сытая. Здесь бы она так не отъелась. Тогда где?..

– Ярослав, вы его поймали?

– Да. Держу. До станции дотерпит, – Яр нервно облизнул пересохшие губы. – Там… плохо кому-то. У вас нет воды?

– Наверное, нет… Леший! Да что же это такое!

– У меня уже тоже нет. Жаль.

Яр не знал, сколько прошло времени, прежде чем информатор наконец сменил пластинку и объявил, что поезд отправляется. Медленно ковыляя по стыкам рельсов, громадная железная гусеница втянула длинное тело на станцию. Среди колонн, похожих на бьющие в потолок столбы света, суетились люди в знакомой камуфляжной форме. Приехали-таки. Хорошо.

– …Поезд дальше не идёт… Отойдите от края платформы… Извинения… Неудобства…

Стальной голос дежурной ворвался в распахнувшиеся двери и вымел людей из вагонов. Под руки вывели пожилого мужчину; навстречу ему спешили медики в синей форме скорой помощи. Откуда они здесь? Кто-то из пассажиров додумался вызвать?..

– Надзор приехал, – сообщил очевидное Роман.

– Вижу. Пусть забирают, мне не жалко.

Выходя из вагона, Яр едва не налетел на бестолково застывшего в дверях мужчину – не в камуфляже, в обыкновенном неловко сидящем офисном костюме. Буркнул что-то насчёт извинений и, не слушая ответа, ступил наконец на блестящий гранит. На платформе стремительно становилось людно; народ скапливался где-то впереди, у круглоглазой башки поезда. Яр зачем-то тоже туда пошёл. Зрение сработало быстрее, чем разум. Большой чёрный мешок на шахматных плитах. Медики. Заворожённые зрелищем люди. Холод в висках.

– Самоубийца, – прокатился шепоток вдоль толпы. И через несколько секунд – снова: – Самоубийца…

Чёртов полтергейст попировал сегодня на славу.

Швырнув на пол рюкзак, Яр уселся у подножия колонны и привалился спиной к упоительно холодному мрамору. Рубашка вымокла насквозь. Виски всё туже сжимал ледяной обруч. Почему никто не ловит по тоннелям этих тварей? Может, силы в них и немного, но иной раз достаточно малого. Тонкой неряшливой нитки чар, вызывающих уныние…

– Парень, – его с дружелюбной неловкостью встряхнули за плечо. – Плохо тебе?

– А вы как думаете? Я же всё вам рассказал! – неожиданно зло откликнулся откуда-то попутчик Роман.

– И правда… Анна Дмитриевна, есть у вас закуток какой?

– Не надо, – Яр мотнул головой и тут же об этом пожалел: платформа вместе с колоннами и замершим поездом опасно пошатнулась. – Пройдёт.

– Надо-надо, – решительно заявил другой голос, женский. Это он только что выгонял людей из вагонов. – Виктор Сергеич, помогли бы, а? Ох, молодёжь, не бережёте себя совсем…

Яр невольно усмехнулся.

– Нельзя, – ответил он и кое-как поднялся, цепляясь за гладкий бок колонны. Невысокая крепко сбитая женщина в метрополитеновской униформе озадаченно свела брови к переносице. Её можно не опасаться, а вот мужика в костюме… Яр без страха взглянул в простоватое лицо. На ментальные чары он сейчас не способен, но и молчать тоже нельзя. – Это я устроил. Там, в вагоне. Если вам надо кого-то арестовать, арестуйте меня.

– Вот леший! Не надо мне никого арестовывать, – мужчина как-то очень искренне опешил и широко развёл руками. – Мне бы понять, что там и как случилось… А тебе отдохнуть надо, – непререкаемым тоном заявил он. – Так что давайте-ка оба… Анна Дмитриевна, если можно…

– Вам, Виктор Сергеич, всё можно, – беззлобно проворчала дородная Анна Дмитриевна.

Очутившись в тесной комнатушке, отведённой станционному дежурному, Виктор Сергеевич немедленно взялся расспрашивать Романа. Яр не прислушивался. Сердобольная Анна Дмитриевна налила ему чаю и теперь маячила рядом, напирая навязчивой заботой. Тёплая чашка грела заледеневшие ладони. Давненько он не сталкивался с этим холодом.

– …Я понял, когда пассажиры начали странно себя вести. То есть не странно… Слишком честно, что ли. Я… не специалист, конечно, но… Нежить – она ведь на это и напирает. На всякое сокровенное. Страхи… Злость…

Раздражение. Уныние. Желание. Сгодится всё что угодно, лишь бы выманить драгоценное словечко, получить право полакомиться чужой силой. Яр крепче сжал кружку в ладонях. Серебро остро отблёскивало на манжетах, посеревших от пота и грязи.

– Ну, полегче тебе? – участливо спросил Виктор Сергеевич. В крохотном закутке придвигаться было некуда, но он для порядка вхолостую скребнул стулом по полу.

– Жить можно, – бесстрастно отозвался Яр.

Мысли вновь начали замедлившееся было движение. С этим человеком, несмотря на кажущееся его дружелюбие, нужно держать ухо востро. Он принадлежит к здешним блюстителям закона; он обязан будет расправиться с нарушителем доброй половины статей Свода…

– Я могу идти? – прохладно осведомился Роман, пряча удостоверение.

Виктор Сергеевич обернулся к нему и энергично закивал.

– Конечно. Спасибо большое. За содействие.

– Вы бы так содействовали, – Роман нервно дёрнул уголком губ и на прощание кивнул Яру: – Ярослав, спасибо вам. Хорошо сработали.

– Ярослав, значит, – Виктор Сергеевич бережно сложил исписанный бланк и достал новый. – А полностью?

Яр молча положил перед ним удостоверение. Виктор Сергеевич кропотливо переписал оттуда номер и имя, потом недоверчиво сощурился на цифру категории.

– Ну ты даёшь! Двадцать-то есть тебе?

– Двадцать один.

– О как. Почти угадал. Ну, давай знакомиться, Ярослав Владимирович, – дружелюбно улыбаясь, мужчина раскрыл невзрачную служебную корочку. – Виктор Сергеевич Щукин, заместитель начальника отдела контроля. А ты у нас, стало быть, герой дня?

Яр сумрачно хмыкнул. Лучше б их поменьше, таких дней.

– Как ты смекнул, что дело плохо?

– Много ума не надо, – огрызнулся Яр, избегая смотреть Щукину в глаза. – Роман всё верно сказал. Люди собачиться начали на пустом месте.

– А ты заметил нежить?

– Нет, она же была под мороком.

– Как понял тогда, что это именно полтергейст?

– Да они у вас тут стадами шастают! – вымещая вспыхнувший гнев, Яр до боли стиснул в пальцах ручку чашки. – Парень, думаете, сам на рельсы спрыгнул? Может, если б сегодня на автобусе поехал, до сих пор был бы жив!

– Тише! – укоризненно шикнула на него Анна Дмитриевна. Она права. Незачем воевать с контролёром. Пусть получит свои ответы и убирается восвояси.

– Правильно всё говоришь, – вдруг сказал Виктор Сергеевич негромко и серьёзно. – Много этой погани… А нас мало. Вот оно так и выходит.

Повисло молчание. Слышно было только, как скребёт по бумаге простенькая шариковая ручка. Потом, дождавшись, пока Щукин допишет, Яр заговорил сам. Спокойно, без злости, но и без равнодушного холода. О том, как нежить просочилась в вагон – видимо, через окно, открытое из-за духоты. О том, как сперва обострилась боязнь подземной тесноты, а следом начали сами собой вспыхивать мелкие ссоры. О том, как кто-то посреди неразберихи нашёл силы помочь больному старику. И о том, как Роман решился нарушить седьмую статью по просьбе случайного встречного.

– Ну уж не нарушить. Ловко вы с ним, – похвалил Виктор Сергеевич, дослушав до конца. – Не все оперативники так слаженно работают. У тебя, небось, боевая в специализации?

– Нет, свободная.

– О как! А по мне так готовый боец, – Щукин ободряюще улыбнулся. – Нам бы таких, как ты, хоть парочку – всю бы нечисть из Москвы повымели.

Яр устало отбросил со лба влажные от пота пряди. Он не нуждался в чужой лести.

– Не повымели бы. Нежить будет, пока будет человек.

– Так что ж теперь, вовсе ничего не делать, что ли? – искренне изумился Щукин. – Я так думаю, надо стараться хоть какой порядок навести. Иначе невесть до чего докатиться можно.

Анна Дмитриевна глубокомысленно хмыкнула.

– Вы, Виктор Сергеич, прислали бы своих ребят-то. Время нынче…

– Пришлём, Анна Дмитриевна, пришлём, – Щукин тяжко вздохнул и стремительным росчерком подписал бланк. – Как руки свободные будут, так и пришлём…

Домой Яр шёл пешком вдоль нагретой солнцем гранитной набережной. Прохожие сторонились его и провожали настороженными взглядами. Они, благополучные, довольные жизнью, сами не представляли, насколько уязвимы. Им неведомо было, что от врага, таящегося в тенях, их защищает горстка измотанных служащих. Если есть время приехать на вызов. Если хватает сил и умений что-то сделать с разгулявшейся нечистью. Не от хорошей жизни с надзором разъезжает на происшествия сам заместитель начальника магического контроля…

А Яр, которого столько лет учили для этой самой стези, вот уже который год занят какой-то немыслимой ерундой.

И с этим несправедливым противоречием давно пора что-нибудь сделать.