Негасимое пламя

XXXIX. Ценности

«…Таким образом, исходя из вышеизложенного, считаю необходимым заявить…»

Яр недоумённо моргнул. Всё «вышеизложенное» умудрилось целиком проскользнуть мимо его внимания, не оставив в памяти ровным счётом ничего. А писанины в прошении было много – четыре страницы бисерным почерком. Придётся перечитывать. Сдержав раздражённый вздох, Яр перевернул лист.

– Эй, молодняк! – на весь кабинет гаркнул Липатов. Он высоко вскинул руку и помахал, как знаменем, поблёскивающей печатью бумагой. – Кому весёлую задачку? Налетай, пока дают!

Яр с удовольствием взялся бы за любую задачу, лишь бы хоть на часик бросить копаться в бесчисленных прошениях. Впрочем, дать коллегам это понять значило бы обеспечить Липатову неисчерпаемый повод для подначек. Выгоднее было молчать.

– Задачи распределяет Александр Михайлович, – педантично заметил Чернов. Этого жизнь ровным счётом ничему не учила: так и клевал на любую приманку.

– Оп! Мелкий попался, – объявил Липатов. – Раз есть время трепаться, значит, не сильно занят. На, бери бумагу и топай в виварий.

– За-зачем?

– У них перепись населения. Уважаемый Александр Михайлович считает, что мы должны в этом участвовать, – Липатов презрительно покосился на дверь логова. – Давай-давай, напяливай защиту, бери задницу в зубы и бегом!

– Вы не имеете права… – заикнулся было Чернов, но Липатов, как всегда, не желал тратить на него своё драгоценное внимание.

– У тебя в корочке так и написано, что ты Мелкий, – заявил Денис Григорьевич, помахивая бланком. – А я старший. Шевелись, время отнимаешь!

Чернов покраснел до корней волос, но послушно полез в стол за защитной цепочкой. Будь на месте Щукин, может, Липатова и поставили бы на место, но начальство пропадало где-то на совещаниях, а все остальные не имели желания вступаться за младшего офицера. Яр в том числе. Оба спорщика были ему одинаково противны.

Время тянулось, как вязкая патока. Ближе к полудню Липатов собрался куда-то на выезд, забрал с собой Старова. Даже Субботин был занят чем-то интересным – судя по долетающим до слуха обрывкам телефонных разговоров, обсуждал с правопорядком юридические тонкости. Яр разбирал прошения. Его куратор – тоже, и тому занятие приносило, похоже, подлинное удовольствие. Валерий Васильевич ничего не помнил об их встрече два года тому назад; чары давным-давно выветрились, но память пожилого контролёра и без них надёжно погребла первое знакомство со стажёром под ворохом прожитых дней. Кроме безобидности, ничего хорошего Яр в нём не видел. Кабинетный бумагомарака. Агрегат для заверения виз. Почему только Верховский не проводит его с честью на заслуженную пенсию?

Начальник, лёгок на помине, возник в дверях, чиркнул ничего не выражающим взглядом по лицам подчинённых и, не говоря ни слова, проследовал через кабинет к логову. За месяц с небольшим Яр так и не сумел его понять. Верховский то ли всех здесь ненавидел, то ли презирал – и отдел ему платил искренней нелюбовью. Всеобщая неприязнь втянула в себя даже вечно счастливого Валерия Васильевича, которому деятельный шеф время от времени мешал безмятежно существовать на работе положенные восемь часов. Разве что стажёр Мишка не разделял этого единодушия. И ещё Щукин. Но Щукин вообще не умел не любить людей, какими бы те ни были.

– Уже скоро обед, – обеспокоенно констатировал Виктор Сергеевич, прикрыв за собой дверь. – Борис Андреич, как у вас успехи?

– Почти согласовали, – сухо отозвался Субботин.

Щукин просиял.

– Это же отлично! Ну, как будет прогресс – обязательно скажите. Затруднения какие-то есть? Помочь, может, чем?

Последние слова были обращены сразу ко всем – Щукин частенько это спрашивал, и именно в таких формулировках. Громов блаженно покачал головой. Яр мельком покосился на куратора и ровным тоном спросил:

– Виктор Сергеевич, можно на два слова?

– А, да, конечно, – Щукин, не покидая приподнятого расположения духа, охотно потопал в переговорную. – График поменять хочешь?

– Вроде того.

Прежде чем встать из-за стола, Яр ещё раз оглянулся на Громова. Тот, кажется, вовсе не обратил внимания – так и читал очередную бумагу. Закрыв за собой дверь переговорной, Яр незаметно повернул защёлку; лучше будет, если никто сюда не вломится. И без того его здесь не сильно любят.

– Учёбой завалили? – Щукин задорно подмигнул и уселся на ближайший стул.

– Да нет. Пары вечером и по субботам, – Яр тоже сел, так, чтобы оказаться лицом к заместителю начальника. На всякий случай.

– Добираться-то успеваешь?

– Да, на машине без проблем, – рассеянно кивнул Яр, прикидывая, с чего лучше начать разговор. – Виктор Сергеевич… Я вообще, когда устраивался, несколько другого ожидал.

Широкое лицо Щукина приняло озадаченный вид. Он, в отличие от начальника, никогда не пытался прятать эмоции – и в этом тоже, если подумать, крылась своеобразная сила.

– Думал, целыми днями нежить гонять будешь?

– В целом – да, – не стал отпираться Яр. – Я понимаю, что и бумаги разбирать кому-то надо…

– Надо, – Виктор Сергеевич назидательно нахмурился. – Ты порядок наводить хотел? Так он, порядок этот, в том числе и в бумагах. Нужно же нам знать, кто куда поехал, кто что вытворить может?

– …Но не целыми же днями! – упрямо закончил Яр. – Сами посудите, какая же это стажировка?

– Самая обыкновенная, – с нажимом произнёс Виктор Сергеевич. Он отчитывет самонадеянного юнца, в глаза не видавшего разозлённого упыря; он понятия не имеет, что дело обстоит несколько по-другому. – Учись работать в коллективе. Раз старший сказал – значит, надо исполнять.

– Он мне завтра скажет из окна выпрыгнуть – тоже перечить нельзя? Магсвод от приказов отступать разрешает, а вы, значит, нет?

– Язык попридержи, – неожиданно строго отрезал Щукин. – Сам же всё прекрасно знаешь. Ты только-только в отдел пришёл…

– Старов тоже. Целыми днями на выездах пропадает.

– Так он и старше. Ты-то студент ещё.

– А мы тут не космические корабли проектируем, – Яр до боли сжал кулаки, пряча раздражение. – Категория у меня выше.

– У Кости ещё выше, и ничего, – Щукин слегка повысил голос. По существу он был неправ и прекрасно это знал. – И прошения разбирает, и в канцелярию ходит…

– Потому что слова Липатову поперёк сказать не смеет, – Яр, напротив, заговорил тише. Наставница делала так, если хотела заставить его прислушаться. – Это его личные трудности. Я тут при чём?

– При том, молодой человек, что жизнь – она не всегда праздник, – изрёк Щукин и поднялся, пытаясь положить конец разговору. – Придёт время – поедешь и на нежить, и на задержания, и куда угодно, а пока давай без возмущений.

– Это несправедливо.

– Уж как есть, – Виктор Сергеевич тяжко вздохнул. Стажёрское упрямство его удручало. – Работа – она всегда будет, никуда не денешься. И работать её – надо. Даже скучную, – он переступил с ноги на ногу, словно в чём-то сомневаясь, и прибавил уже спокойнее: – Я с Валерием Васильевичем поговорю. Но решение всё равно за ним.

– Спасибо и на том, – Яр тоже поднялся на ноги, чем немного обрадовал не любившего неприятных разговоров Щукина. – Хочется, знаете, пользу приносить, а не просто так кислород переводить в кабинете.

– Вот спроси при случае у посетителя, что ему полезнее: виза подписанная или лесовик в лесу бесхозный, – рявкнул Виктор Сергеевич.

Яр счёл за благо промолчать. Пределы терпения имелись даже у добряка Щукина.

С Громовым, очевидно, поговорили – правда, эффект вышел не совсем тот, на который рассчитывал Яр. Ближе к вечеру куратор, улыбаясь от уха до уха, торжественно сообщил, что берёт Яра с собой на выезд. Никакой нежитью там и не пахло – всего лишь у какого-то богатея наметилась сделка по покупке артефакта. Усмехаясь абсурдности собственных действий, Яр запихнул в рюкзак обязательную походную аптечку и защитные амулеты. Не то чтоб Верховский не прав со всеми этими предосторожностями: один шанс к сотне, что артефакт окажется проклят, или радушные хозяева станут поджидать контролёров отнюдь не с добрыми намеренями, или прямо на месте вспыхнет ссора между договаривающимися сторонами… Нет, меньше, чем один к сотне. В том-то вся и печаль.

– В пригород ехать, – озабоченно сообщил Валерий Васильевич, на ходу устраивая под мышкой рыжий кожаный портфель. – Солнцево – это ведь с Киевского вокзала, вы не знаете?

– Понятия не имею, – буркнул Яр. Громов моментально сник, словно все его надежды и чаяния были разбиты вдребезги. – Подозреваю, что на машине будет удобнее.

– Так ведь я же не за рулём…

– Я за рулём.

Валерий Васильевич по-птичьи покосился на своего стажёра, но если он и хотел что-нибудь сказать, подъехавший лифт прервал разговор. За пределами кабинета контролёры о работе старались не трепаться. Кроме Липатова – тому плевать на любые ограничения.

Из сквера, отделённого от Управы проезжей частью, доносился острый запах осени. Тёплый ветер праздно гонял по асфальту сухие листья. Погода не успела ещё испортиться, но вечно мёрзнущий Громов уже щеголял в плаще, больше похожем на туристическую палатку, к которой за каким-то лешим пришили карманы, пуговицы и идиотский хлястик. Забравшись на пассажирское сидение, контролёр долго расправлял многочисленные складки, прежде чем пристегнуться. Потом, близоруко щурясь, ткнул пальцем в болтавшийся на ключах брелок:

– Прошу прощения, а это ведь у вас артефакт?

Яр буркнул что-то утвердительное, нарочито внимательно вглядываясь в машрут на экране телефона. Шанс, что этот растяпа ухитрится что-то вспомнить, невелик, но надо впредь быть осторожнее.

– Я такие видел, – заявил Валерий Васильевич с ноткой благоговения в скрипучем голосе. – Очень тонкая работа. Могу вас поздравить с хорошим вкусом.

– По-моему, обычная безделушка.

– О нет, молодой человек, совсем не обычная! – отразившееся в зеркале заднего вида лицо контролёра на миг приняло почти маниакальное выражение. – Вот поработаете с моё – научитесь на глаз отличать…

Он помолчал, глядя в окно и нервно теребя защёлку портфеля. Потом зачем-то спросил:

– Это у вас, э-э-э, единственная такая… безделушка?

– Она мне вместе с машиной досталась, – уклончиво ответил Яр.

Если так пойдёт дело, придётся срочно подновлять чары. Однако Громов, похоже, сам утратил интерес к разговору – или посчитал долг вежливости выполненным. Попутчиком он оказался превосходным: всю дорогу сидел молча, почти не шевелился, только судорожно тискал свой драгоценный портфель. И жалобно ахнул, завидев, что дорогу к нужному дому надёжно перекрывает шлагбаум.

– Контакты заявителя есть у вас? – спросил Яр, наблюдая, как из будки охраны выбирается мужик в камуфляже, потревоженный появлением незнакомой машины.

– Д-да… Да, конечно…

– Давайте сюда.

Завладев распечаткой с данными о даме-заявительнице, Яр выбрался из машины и на опережение показал охраннику замаскированную для минусов корочку – в отделе такие звали цивильными, леший знает, с чьей подачи. Мужик ничуть не смутился. Похоже, государственные чиновники здесь бывают нередко.

– К кому? – нейтрально-угрожающе осведомился бдительный страж, оглядывая незваного гостя. Яр и сам знал, что производит впечатление хилого мальчишки-студента, особенно на таких вот крепких телом и умом.

– Вот, пожалуйста, – он сунул охраннику под нос распечатку и для пущей убедительности прибавил: – Государственная служба контроля.

– Угу, – мужик, хмуря брови, вчитался в полторы строчки контактной информации. Потом, слегка наклонившись, сквозь лобовое стекло внимательно посмотрел на затихшего в машине Громова. – Чего вы там такое контролируете?

– Сделки с антиквариатом.

– Чё, типа как нотариусы, что ли?

– Вроде того.

Охраник ещё побуравил Яра подозрительным взглядом – должно быть, для профилактики – и отошёл на пару шагов, прижимая к уху телефон. Яр терпеливо ждал и от нечего делать пытался разобраться в природе нарастающего в душе раздражения. Вроде бы злиться не на что: гонять контролёров на сделки с артефактами в самом деле безопаснее, чем заставлять граждан тащить потенциально опасный колдовской хлам в Управу, под завязку набитую собственными малоприятными секретами, но именно эта поездка отчего-то выглядит унизительно. В конце концов, сам Яр не мурыжил беднягу Громова на пороге, выясняя, звали того вовсе или нет.

Ага, не мурыжил. Зато память человеку стёр, как пыль влажной тряпочкой. Нашёлся моралист.

– Под стекло положите, – охранник, вернувшись, протянул Яру клочок бумаги – надо понимать, временный пропуск. – На выезде посигналите – я открою.

Кроме шлагбаума, пришлось миновать ещё и ворота – само собой, с прилагающимся к ним широкоплечим молодцем. Здесь очень боялись впустить в дом кого-нибудь лишнего. Пристроив машину на специально для того сделанной крытой площадке, Яр заглушил мотор. Стало слышно, как в глубине угодий лает гулким басом сторожевое чудовище.

– Хозяйка вас ждёт, – без излишней любезности сообщило чудовище поменьше – то, что перемещалось на двух ногах и обладало способностью к связной речи.

Громов рассыпался в благодарностях и порысил следом за провожатым к высокому крыльцу. Яру оставалось лишь запереть машину и присоединиться. Комнаты, через которые вели контролёров, отличались от музейных залов разве что отсутствием заградительных шёлковых шнуров. Строгие геометрические узоры на наборном паркете, картины на стенах, изящная резная мебель – Яр понятия не имел, сколько здешних денег стоило подобное убранство и зачем оно вовсе могло быть нужно. Роскошные залы пустовали. В огромном доме царила тишина.

– П-ж-лста, – привратник раскрыл перед Громовым очередные двери и отступил: видимо, ему самому в покои владелицы поместья путь был заказан.

Женщина, восседавшая в похожем на трон высоком кресле, показалась Яру смутно знакомой. Второго участника сделки, мужчину средних лет в слегка поношенном костюме, он никогда раньше не видел. Громов, как и следовало ожидать, застрекотал многословными приветствиями, прежде чем пристроиться на краешке последнего не занятого стула у низенького журнального столика. Яр встал за спиной куратора. Продавец едва обратил на него внимание, а вот хозяйка смерила пристальным взглядом. Должно быть, в здешнем антураже он смотрелся вопиюще неказисто.

– Рада вас видеть, господа, – нараспев произнесла женщина. Яр, старавшийся на всякий случай наблюдать сразу за всеми, ловил её взгляд чаще на себе, чем на остальных. – Уверяю вас, ничего из ряда вон выходящего. Почти, ха-ха, ничего не стоящая безделушка…

– Вы скромничаете, Маргарита Анатольевна, – продавец, недовольный подобным пренебрежением к своему товару, нервно засмеялся. – Прекрасный образец русского артефактного искусства девятнадцатого века…

Имя, вычурные до неуклюжести манеры, слащавый голос – всё вместе вытянуло из памяти случайную встречу в вестибюле Управы в далёкий день аттестации. Ещё жива была наставница; она тогда красноречиво продемонстрировала всё, что думала об этой престарелой кокетке. Что ж, теперь понятно, что пробудило в Маргарите Анатольевне столь живой интерес к ничего не значащему стажёру. Она наверняка искренне отвечала Лидии Николаевне взаимностью.

– …Несмотря на обманчивую простоту орнамента, взгляните – здесь великолепные уральские изумруды, они превосходно держат чары. За полтора века спад активности – доли процента…

– Вы можете это подтвердить? – Маргарита Анатольевна нетерпеливо повернулась к Громову. – Насколько амулет действенный?

Валерий Васильевич деловито потёр ладони и потянулся к покоящейся на бархате подвеске. Пользуясь тем, что хозяйка и продавец алчно склонились над артефактом, Яр чуть прищурился, приглядываясь к чарам. Поизносившиеся бледно-лиловые нити складывались в незатейливый, лишённый всяких хитростей узор. Внутри хвалёных изумрудов они слегка наливались силой – камни действительно хорошо сохранили то, что осталось после долгой работы на износ. Вещица в самом деле старинная, но и только. По назначению её вряд ли стоит использовать.

– М-да, – Громов пожевал губами, словно подбирая слова для ранимой дамской натуры. – Здесь, без сомнения, подлинный девятнадцатый век… Отличные изумруды, очень качественный приворот. Она принадлежала, э-э-э, какой-то знаменитой обольстительнице?

Почуявший неладное торговец неуютно завозился, вытряхивая из папки с документами затейливо разрисованную диаграмму.

– Цепочка владения прослеживается вплоть до изготовления по заказу… минутку…

– Но ведь это не пустышка? – встревоженно перебила Маргарита Анатольевна, пытливо заглядывая контролёру в лицо. – Вы же понимаете: если в ней совсем не осталось чар, она не стоит и миллиона…

Продавец послал Громову многозначительный взгляд. Яр едва заметно шевельнул пальцами, сплетая боевое заклятие. Леший знает, на что этот торгаш способен пойти ради уплывающей из-под носа прибыли.

– Естественное снижение активности и правда очень мало, – зачастил Громов. – В самом деле, превосходные накопители, просто прекрасные! Только, боюсь, именно этот экземпляр… м-м-м… использовался очень активно, а такого рода чары… ммэ-э-э… весьма энергоёмки…

– Это коллекционный экземпляр! – громче, чем следовало, запротестовал продавец. – Подлинное искусство! Эта вещь не для того, чтобы её… использовали!

– Да-да, я ведь не из корыстного, хи-хи, интереса её приобретаю! – торопливо вставила Маргарита Анатольевна. – Всего лишь дополнить коллекцию… И всё же, офицер, рассейте мои сомнения! Стоит этот экземпляр своих денег?

– Разумеется, стоит! – вперёд Громова уверенно заявил продавец.

Валерий Васильевич лишь сокрушённо покачал головой.

Повисла неловкая тишина.

– Молодой человек, рассудите нас, – пропела Маргарита Анатольевна, лукаво улыбаясь Яру. – Вы ведь тоже, я полагаю, принадлежите к кругу коллекционеров?

– Ни в коем случае, – холодно отозвался Яр. Втихомолку распустив полуготовое заклятие, он приблизился к столу и для вида коснулся едва теплившихся чар. – Валерий Васильевич абсолютно прав. Сил здесь на два-три применения, и я бы не ручался за результат. Это скорее музейная редкость, чем действующий амулет.

Отступая на исходную позицию, Яр мельком поймал раздосадованный взгляд продавца и едва заметно качнул головой. Торгаш мгновенно сник; сообразил, должно быть, что против двух контролёров в одиночку не выдержит – ни словесной баталии, ни банальной драки. Маргарита Анатольевна сахарно вздохнула.

– Ну что ж, я всё равно её возьму, – объявила она, поглаживая кончиками пальцев тускло блестящий металл. – Это прежде всего предмет искусства… Но, Алексей Владимирович, дорогой, вы просто обязаны снизить цену. Это будет попросту честно. Иначе я впредь не смогу вам верить.

Алексей Владимирович вымученно улыбнулся и снизил. Так, что на сумму скидки можно было бы безбедно жить целый год. Смог бы этот тип скупить весь артефактный хлам, хранившийся у Прохора в заветной шкатулке?.. Если бы и смог, подобная сделка наверняка привлекла бы внимание. На положении нелегала лучше сидеть тихо – по крайней мере, до тех пор, пока риск не станет оправданным.

– А вы, Маргарита Анатольевна, собираете редкости? – полюбопытствовал Валерий Васильевич, когда с оформлением бумаг было покончено.

– О да! Я высоко ценю красоту, – хозяйка широким жестом обвела комнату. – У меня есть венецианские и японские работы… Само собой, ничего опасного, только высокое искусство. Искусство не может быть злонамеренным… Правда, Ярослав?

Громов встрепенулся, словно только что вспомнил о существовании стажёра. Вид у него был слегка недоумённый.

– Не отношу себя к знатокам, – сухо ответил Яр.

– Ну как же! Ваша уважаемая родственница…

– …Могла бы поддержать разговор. В отличие от меня.

Нарисованное личико Маргариты Анатольевны ещё больше подурнело от отразившегося на нём неудовольствия. Громов всё ёрзал в кресле, будто рассчитывал уломать хозяйку показать коллекцию редкостей, но не знал, как попросить.

– Валерий Васильевич, ехать пора, – бесцеремонно напомнил Яр.

Громов без особой охоты поднялся и многословно попрощался с Маргаритой Анатольевной, явно надеясь на предложение если не задержаться, то хотя бы заглянуть в гости ещё разок. На его обтянутых кожей скулах играл лихорадочный румянец; на хозяйку дома куратор глядел восхищённо, будто на редчайший в мире артефакт. Дама тонко улыбалась в ответ и праздно вертела в пальцах только что приобретённую побрякушку. Неужто престарелый контролёр попал под пробный выстрел? Сдержав усмешку, Яр деликатно подхватил коллегу под локоть и развернул в сторону дверей.

– Иначе встрянем в пробку, – настойчиво пояснил он, увлекая Громова подальше от пожилой чаровницы. Вот леший! Наставницу можно понять – она на дух не переносила глупых людей…

Ссутулившись на пассажирском сидении, Валерий Васильевич рассеянно подёргал складки плаща и вздохнул как-то мелко и печально. Яр с сомнением бросил взгляд в зеркало заднего вида; охранник уже открыл ворота и теперь хмуро ждал, пока не слишком дорогие гости выметутся со двора. Однако оставлять Громова в столь плачевном состоянии было как-то… нечестно, что ли.

– Валерий Васильевич, – негромко окликнул Яр. Куратор вздрогнул и обернулся на голос; вид у него был глубоко несчастный. – Вы понимаете, что… ну… попали под действие чар?

– Я?.. Нет, не может быть…

– Тогда поехали?

– Нет! – тоненько вскрикнул Громов. Щёки у него пошли нелепыми пятнами. – Нет… То есть… Подождите чуть-чуть, у меня, кажется, мигрень…

Яр сдержал неуместный смешок. Нечего злорадствовать, дело-то плохо: чёртовы приворотные артефакты технически действуют на носителя, а не на жертву. Расколдовывать надо оставшуюся в доме Маргариту Анатольевну, чтоб ей пусто было… А контролёра жалко. Какой бы он ни был нелепый и бесполезный. Яр вздохнул и на миг прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Громов ничего не заметит, а значит, ничего и не запомнит.

– Ошибся, – веско произнёс Яр, будто бы невзначай ловя взгляд контролёра. – Нет никаких чар. Разве эта тётка могла заморочить вам голову?

– Не могла, – отозвался Громов, усиленно потирая виски. Потом полез в портфель, вынул оттуда початый блистер с таблетками и торопливо сунул одну под язык. – Всё… всё хорошо, молодой человек. Спасибо… за беспокойство. В самом деле… Какая ерунда…

– Едем?

– Д-да… Да, спасибо.

Вот и славно. Сомнение скоро прочистит затуманенный мозг, а уж разум-то с телом как-нибудь совладает. Громову всё ещё было неуютно; он заметно побледнел, взгляд его рыскал по салону, словно пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться.

– Смотрите лучше в окно, – посоветовал Яр, медленно разворачивая машину. Старушка явно хворала какими-то передаточными механизмами и то и дело норовила зарыскать, ещё больше расшатывая хрупкое громовское здоровье.

– Да, верно говорите… Спасибо, – Валерий Васильевич добросовестно уставился в лобовое стекло и расстегнул верхнюю пуговицу сперва на пальто, затем и на рубашке. – Вы, между прочим, хорошо справились. Интересуетесь артефактологией?

– Чисто теоретически, – торопливо заверил Яр. Не хватало ещё, чтобы Громов принялся припоминать, при каких обстоятельствах они впервые столкнулись. – Предпочитаю ничем таким не пользоваться. Это, – он качнул пальцем свисавший с ключей брелок, – исключение, а не правило.

– Почему же?

Яр ответил не сразу. Нерасторопный повелитель шлагбаума предоставил ему вдоволь времени на размышления.

– Это же неопределённость, – сказал он наконец, набирая скорость на прямой дороге. Громов, хоть и бледный, выглядел значительно повеселевшим. – Артефактом почти невозможно управлять. Я предпочитаю полагаться на то, в чём уверен.

– Цените тотальный контроль? – Валерий Васильевич издал короткий дребезжащий звук – должно быть, хихикнул.

– Невозможно контролировать всё, – возразил Яр. – Просто не люблю лишних случайностей.

– Я встречал людей, которые тоже так думают, – сообщил Громов. В зеркале Яр видел, что попутчик слабо улыбается. – Но, вы знаете, это же всё-таки искусство. Мне иногда так жаль, что я не могу видеть чары! Как они накладываются на орнаменты, как гармонируют с драгоценными камнями, с металлом… Вдумайтесь только – ведь это мгновенно запечатлённое чувство! Я хотел бы посмотреть, какой цвет приобретают, скажем, печаль или отвага…

– Голубой и оранжевый соответственно. Это есть в учебниках.

– К повышению категории готовитесь? – Валерий Васильевич благосклонно закивал. – Вы всё правильно говорите, но ведь знать и видеть – разные вещи.

Яр молча пожал плечами. Контролёр казался каким-то трогательно-уязвимым с этой своей страстью к колдовскому искусству. В сущности, за что его презирать? За то, что не умеет, как Липатов, носиться сломя голову по Москве и области, отыскивая приключений на свою задницу? Так Щукин верно сказал: непонятно ещё, что нужнее простому обывателю…

– Вы знаете, Ярослав, с вами очень приятно работать, – вдруг сказал Громов всё с той же рассеянной улыбкой на лице. – Редко бывает, что стажёры так ответственно относятся. Другие обычно… ну…

– Просятся на ловлю нежити? – подсказал Яр, пряча усмешку.

– Да-да, именно, – Валерий Васильевич вздохнул с облегчением. – Не все понимают суть нашей работы… Н-да… Мы ведь в первую очередь должны беспокоиться о людях, а не о нежити.

– Без нежити о людях не побеспокоишься.

– Да, но она не главное. Главное – разумно ограниченная свобода, правда?

Это был слишком сложный вопрос.