Страх

Книга Беты. Глава 5. Рука Единого

Срок спустился на лифте на минус второй, взял в дежурке троих специалистов Galaxy Sec с наборами палок и шокеров, вместе прошли по лестнице еще вниз, потом по длинному коридору с коричневым линолеумом и крашеными зелеными каменными стенами. Тут держали пойманных хакеров средней руки — мошенников, вымогателей, киберворишек. Сул наугад остановился напротив серой железной двери и кивнул палачам. Местный контингент особо не о чем было допрашивать, не великие были за ними дела… Кошес искал здесь не сведения и не правду. Он искал тут любви.

Сотрудники открыли дверь, врубили беспощадно яркий белый свет, внутри испуганно метнулся к стене узник. Сжался, закрылся руками. Палач грубо схватил его за плечи, рывком поволок к стулу, прибитому к полу, усадил, пристегнув ему руки и примотав ремнями туловище к спинке. Второй подошел к сидельцу спереди, ладонями поднял ему лицо перед собой, смотрел в глаза так, что тот задрожал и тяжко прерывисто задышал. Третий заорал ему в ухо — Кто тебя надоумил? Кто тебе подсказал, сука? Говори, мразь!

Перед лицом страдальца настраивали шокер на максимум, ржали, громко делали ставки — обоссытся в этот раз или нет. «Будешь молчать, на десятку поставим заряд. Зенки свои высрешь!» — палач готовился, молча игноря вопли пленника, с придыханием, соглашавшегося подписать что угодно, только бы они сказали, что именно… — Нам правда нужна, тварь! — ударил его наотмашь палкой сотрудник, — Сейчас…бнет так, что все вспомнишь, падла, все расскажешь!

Шокер синими искрами приблизился к лицу хакера, его зрачки застыли, рот скривился от непосильного ужаса, правая штанина темнела и мокла, его плечи и ладони тряслись, от него пахло прелым перепуганным мясом, дерьмом, бойней. Срок знал это чувство. Оно с разной силой, в разных сочетаниях и концентрации владело им все пятнадцать лет, что он провел за забором. Безграничная беззащитность, возможность боли и смерти в любой момент по чужой неведомой и непредсказуемой прихоти безликой системы или любого конкретного начальника. Когда втягиваешь в ужасе голову от мелькнувшей тени, от чьего-то недоброго взгляда, слова, намека. Кошес смотрел на затравленного тощего зверька, узнавал себя, чувствовал вместе с ним отчаяние, беззащитность и зашкаливавший все животный страх.

— Ну что ты? — Сул подошел к пленнику, приложил мягко и нежно ему свою ладонь на холодную щеку, — Не плачь. Тебя сегодня не будут мучить.

По щеке, на пальцы Срока лились теплые слезы, он чувствовал прелый пар от волос над ухом, голова узника мелко дрожала. Кошес присел на корточки перед горемыкой, смотрел внимательно ему в сморщенное, как смятая белая салфетка лицо, в опустошенные глаза, на кривые тонкие губы. Слышал соленый запах от мокрых штанов. Сул плакал, да, он за этим пришел, он опять словил это. Он любил слышать это чувство, он любил тех, кто это чувствует, они ему как братья, они на одной волне. Лютый ужас перед безжалостным злобным миром. Кошес трепал ласково хакера за волосы, тихо говорил ему нежные слова, плача и улыбаясь блаженно, видя, как слезы пленника текут ручьями, как он краснеет, рыдает, икает, расплывается на стуле.

— Человек слаб. Мы ничто перед этим. Наш удел — Страх, — Сул роняя слезы сунул ладонь к губам пленника, счастливо видя, как тот принялся горячо и неистово ее целовать теплыми сухими губами.

Срок любил его сейчас всем сердцем, любил сейчас всех людей, всех братьев своих, кому довелось воплотиться в этой безграничной холодной темнице Космоса на радость неутомимым палачам. Вышел прочь счастливый вместе с сотрудниками, слыша как пиликнул за спиной электронный замок, уехал на лифте к себе в кабинет. Внутри было тепло и возвышенно, он будто чуял сейчас всем своим нутром каждого человечка во всех галактиках, на даже даже самых далеких планетах — несчастного, год за годом живущего в страхе перед судьбой. Надо бы уже и отвлечься, вызвал коньяк и сводку с фронтов Беты за ночь.

Группировка в Годноте продолжала подтягивать эшелоны, готовясь к маршу на Мехсом, работая в его направлении разведкой. В Волчьих Степях положение не менялось, стороны перешли к позиционной войне вокруг Меркета и Серого. Тылы сосредотачивали силы для противодействия нахлынувшим в Пальмовые Рощи и Церес диверсантам. Активные действия вчера весь день и в ночь велись только на Панде. Туда работали массированно ВВС Бритых и Гаммы, засыпая горы бомбами, выбивая медведям бойцов, технику и укрепления, создавая для наступавших армий необходимое численное превосходство. Сегодня после авиаударов и артподтовки планируется силами 12-го корпуса овладеть Холодным перевалом.

Дивизион из пятнадцати штурмовиков чуть свет, в шесть утра налетел на Балон, гору слева от перевала. Остроносые серебристые хищники взялись истыкивать вершину и склоны перьями инверсионных белых струй, отмечая каждый укол огромной яркой вспышкой разрыва тяжелой бомбы. Весь боезапас — 90 снарядов ложились плотно, сотрясая гору, обваливая вниз огромные камни, выцеливая обнаруженные радиоразведкой опорные пункты засевшего там медвежьего батальона. 4-я бригада с танками и артиллерией накапливалась в мелких лесочках и обширных кустарниках у подножия, готовясь идти вверх.

Отряд Хитрована ждал окончания авиашоу, чтоб двинуться к восточному склону Балона — пологого и относительно ровного, правда и совершенно голого без хоть хоть каких-нибудь зарослей. Летчики жарили по полной — была надежда, что от медведей ничего не останется. Земля гудела и вздрагивала под ногами, сверху доносился шум обвалов и камнепадов, прорываемый резкими и оглушительными бахами взрывов. Гора погрузилась в тучу черного дыма и серой пыли, озарялась короткими блесками вспышек. Штамп, стоявший, прикрывшись броней рядом с Хитрованом, чувствовал младенческий инстинктивный ужас ногами от ходивших ходуном камней, мальчишеский восторг от этой мощи небесных бойцов, хлеставших гору звучными и смачными шлепками своих сокрушительных перчаток, и зрелый оптимизм — может, получиться забраться на Балон без особых потерь.

— Первая группа пойдет корячиться прямо по склону, — орал ему в ухо Хитрован, — А ты двинешься дугой по грунтовке вдоль ручья. Она хоть немного скрыта зеленкой. Там по карте могут БТРы пройти. По крайней мере до авиаудара было можно… Попробуй затащить броню на тот уступ. Если наткнешься на мохнорылых, не геройствуй, обозначай передний край и вызывай арту. На тебя пять РСЗО будут работать, пять кассет дадут.

Штамп побежал к своим, радуясь свежему утреннему прохладцу и росе на траве. Приказал группе садиться поверх брони и вытягиваться в колонну. Нитка из 15 машин потянулась к грудам камней с торчавшими из них деревцами, тесными зарослями кустов, где гремел ручей и уходила вправо плавно поворачивая колея дороги. Выдвинул три броневика вперед, приказав остальными идти за ними на дистанции метров двести. Уселся на башне головной машины, вцепившись рукой в пулемет.

Вверху кончило грохотать, в рации прошипел голос смотрящего — Всем Вперед! Штамп постучал по башне кулаком, машина качнула его и потащила вверх. Листва местных низкорослых и кудряво изогнутых деревьев скрыла черное дымное небо, окружила зеленоватыми тенями, ровным шорохом крон и воды в камнях. Ползли опасливо, километров десять в час, внимательно глядя перед собой и по сторонам. За поворотом встали. Перед носом на уступчике торчала из камней развороченная коптившая ржавым и кислым башня вкопанного танка. Вокруг были разбросанные бревна и доски, листы железа, рвань палаток и тентов. За обочиной вверх гусеницами лежала БМП. Штамп обшаривал взглядом остатки взводного опорного пункта бандитов, искал опасность, выживших медведей. Наткнулся глазом на туловище без ног, не сразу понял, что это, долго вглядываясь. Начал видеть везде вокруг куски тел в крови, пыли и песке. Зацепился на мертвом лице — крупном, щекастом, с выпученными серыми глазами и оскаленным ртом. Живых никого.

За деревьями на склоне пошло стрекотать — походу наткнулись на кого-то. Стрельба там нарастала, пока ее не перекрыл рокот зениток — пять скорострельных зениток, прикрывали движение Хитрована по склону. Штамп махнул своим — десяток бойцов останутся здесь обшаривать руины взводного опорного пункта. Остальные двинулись дальше вперед по тенистой дороге.

Второй взвод медведей застали в таком же виде. Рыча и шмыгая БТРы огибали чудовищные воронки и тлевшие останки БМП, теснясь среди черных в копоти камней и торчавших жжеными спичками деревьев. На склоне регулярно доносилась трескотня пулеметов и шквалистые порывы зениток — Хитрован там испытывает затруднения. А Штамп с сожалением понимал, что может так и дойти до заветного уступа без боя. С сожалением, потому что авторитеты просили найти повод списать в потери приписных, слишком много с ними мороки, а вертухаи пишут приказы отрядам из расчета на полный списочный состав. Хитрован, определив в помощь Штампу, шедшему на более-менее трудно просматриваемом участке, пятерку РСЗО, как раз и намекал, что хорошо бы там что-нибудь изобразить про упорный бой и дружеский огонь…

Колонна подошла туда, где грунтовка делает резко и вверх поворот, выходя на складку полсотней метров выше. Здесь узкая полоса зарослей вдоль ручья расширялась до маленького но густого непроглядного лесочка. Рядом с плечом Штампа остро цокнуло звякнуло металлом по башне, в крае левого глаза брызнули искры, резко дернул головой, так что свело шею. Увидел на соседней машине повалился на бок и потом рухнул с брони на камни бугор второй камеры. В груди сдавило и сжалось так, что не мог продохнуть и крикнуть, махнул рукой всем вниз и спрыгнул, упав, растянувшись у колес. Услышал над собой порвавшее уши БЗДЫН!, почуял жаркое прикосновение тугой волны раскаленного воздуха. Кубарем покатился с дороги вниз убиваясь о камни локтями, коленками, спиной и всем прочим, успевая иногда видеть, как ярко горит фонтанирует искрами его БТР.

Упав за кривым стволом дерева в каменной нише едва с него размером продыхнул и заорал с визгом и клекотом — Всем вниз! От брони на нах…! Стонущей от боли ушибленной о камни рукой достал гарнитуру рации, дал команду водилам БТР отползать по дороге вниз и назад, палить с пулеметов по зеленке над собой. Сверху полился шквалом огонь из автоматов, временами бахало гранатами расшвыривая на бешенной скорости горстями камни с голову размером. Приподнявшись, смотрел, как горят три его БТРа, рядом с ними лежали тела его бритых, возможно, с десяток или два. Ниже дороги кочками среди камней и кустов торчали бледные перепуганные лица его бойцов — смотрели на него.

Гранаты залпом по кустам над дорогой! И бегом вниз! Шина, дай дым! — Штамп ковырялся в своем ранце, вытаскивая лакированный навроде пейджера брусочек, — Реактивщики, огонь на датчик тремя кассетами. Две минуты!

Бросил датчик наверх к обугленному коробу своего БТР. Швырнул за него подальше, на ту сторону дороги гранату. Остальные тоже метали — там хлопало и бахало, пулеметы медленно пятившихся задом вниз бронетранспортеров рокотали туда длинными очередями тяжелых пулеметов. Шина замутил свои дымовухи, белая пелена начала подниматься над дорогой, скрывая все и всех. Штамп косолапо, спотыкаясь, охая и матерясь поскакал по камням вниз, перепрыгивая ветви, огибая деревья и кусты, вокруг с треском толпой проламывались через заросли остальные, толкаясь, то и дело падая, кувыркаясь и ругаясь.

По такой беговой дорожке за две минуты только и успели отодвинуться от дороги метров на двести, а то и меньше. Со свистом и гулом, ломая деревья и все вверху, накрыло сплошным кипящим варевом огня и грохотом. Вниз покатились огромные камни, тяжелые стволы и ветви, пополз и потом посыпался перекатываясь, как игрушка, через крышу БТР со вскрытым искрившей дырой боком. Штамп вжался в своей нише в камень, прижавшись руками и лбом к трясшейся под ним горе. Камень вибрировал, над головой крутились горячие тугие вихри с крепким фаном взрывчатки и гари. Штамп вдавливал себя в камень и боялся поднять глаза вверх, туда где бушевало черно-красное, металось и скакало, орало и шипело огромное и невообразимое другое пространство и время, сжирало все живое, забирая к себе во врата ада, где жар и огонь, где секунда как вечность. Штамп трясся, по вискам тек холодный пот, холодные мокрые волосы слиплись на затылке, зубы стучали, руки дрожали. Он молился Единому, чтоб остановил Это. Оно не могло принести ничего доброго — только камень по башке или кусок дерева, осколок мины, могло пришибить чем угодно из того что сыпалось и летело сверху, могли реактивщики взять чуть ниже и зацепить парой снарядов сатаневших от ужаса солдат его группы. Штамп сжимал потные кулаки, через гул и звон в голове, не чувствуя онемевшее свое перепуганное тело, молился Единому — Пронеси! Мне страшно! Прости!

Ему показалось, что чья-то ладонь прикоснулась к его щеке — теплая и милосердная, кто-то сострадал ему, любил его — жалкого и размазанного страхом на камне, скрючившегося как затравленная зверушка. Вверху стихло. Там шумел пожар и камнепад, чернел дым и пыль, но больше на бабахало, не трясло и не шипело. В рации появился Хитрован:

— Потери?

— Не меньше тридцати, — тихим голосом с трудом двигая языком отвечал Штамп, оглядывая своих, — И три БТРа. Дорогу завалило, дальше не пройдем броней.

— Тридцать это всего? — Смотрящий не мог говорить открытым текстом по рации, которую могли слушать вертухаи, но намекал на приписных.

— Нет, это не всего…

— Бл… это много, Штамп. Тебя наказать могут. Давай тогда на подвиг иди. Оставь машины на дороге и с ними человек двадцать. С остальными корячься наверх, очисти место засады, добей там все. К тебе инженеры с бульдозероом придут дорогу чистить. А ты штурмуй уступ. В 8–30 ты должен его занять и подтащить туда БТРы. Мне к 9−00 броня на уступе нужна. Есть.

Штамп сжал кулаками виски, глубоко вдохнул-выдохнул, вылез из своей ниши, начиная чувствовать, как болит вывихнутая нога. На четвереньках добрался до обрубка ствола дерева, встал на ноги, рявкнул по суровее — Группа, вперед, в атаку!

Народ пополз по пням и корягам, Штамп подгонял, взбадриваясь, стрелял короткими очередями вверх. Не встретив ни выстрела, вышли к дороге, заваленной теперь камнями и деревьями. Решительно полезли дальше, цепляясь руками за все, что торчало. Кто-то временами осыпался вниз кувырком, но в целом атака шла не плохо. Среди пыли и осколков встречались жженые тряпки, искореженное оружие, обезображенные, не похожие на человечьи, останки и части тел. Ориентироваться было сложно, но, похоже, вышли на верхний ярус дороги, туда должны были въехать колонной после поворота, если бы не засада. Дальше путь шел наискосок влево и вверх через еще целые заросли к заветному уступу. Там могла бы быть засада. Штамп решил не рисковать и вызвал туда огонь РСЗО.

Пока там грохотало и горело чудовище, выжигавшее все подряд и, возможно, противника, пересчитывал своих, расспрашивал кто кого где видел. Выходило 32 убитыми и еще два десятка ранеными. Оставил с БТРами ждать бульдозер бугра и 15 человек. Им же поручил вызвать медиков и стаскать туда всех раненых — в основном ушибленных камнями или сломавших себе руки и ноги. В итоге в атаку можно было взять только тридцать бойцов…

Реактивщики отстреляли две кассеты замолчав. Не дожидаясь пока уляжется пыль и дым, бритые бегом пошли вперед, стреляя беспорядочно по кустам. Перебежками по десять человек по сотне метров. Штамп давил в себе стон, не позволяя себе ныть, нога не слушалась, ступала невпопад, болезненно выворачивалась как-то вбок. Он, давясь болью, бежал туда, где уже показался просвет меж деревьев. Вышли на уступ. Тут и правда были медведи, не зря заказывал удар арты. Примерно взвод бандитов здесь только что погиб.

— Взял уступ, — доложил Смотрящему, крутя пальцем вокруг, показывая своим, чтоб осмотрелись, — дорогу инженеры расчистили. Рассчетно в 8–45 двенадцать машин будут здесь.

— Молодец. Готовь списки на награды — одного на УДО, пять на премии, десять на снятие взысканий, — Хитрован помолчал, подбирая слова, — я правильно услышал общие потери? 74 убитыми?

— Да. И 31 раненый. У меня треть состава осталась.

— Ясно. Занимай оборону, тащи бэтэры. Готовься сверху поддержать огнем второй отряд, он в 9−00 пойдет по перевалу.

У сгоревшей медвежьей БМП закипешили. Штамп обернулся туда, пацаны нашли еще живого бандита — сидел без оружия, прислонившись спиной к горячим камням. Здоровяк, мордатый, рыжебородый, с рыжей копной волос над мощным лбом. Мабута дорогая, может быть взводный… Он тупо водил башкой, видимо, контуженный, и улыбался, кровь шла из ушей. Штамп кивнул бугру подтащить его допросить. Смотрел на свой захваченный уступ, прикидывал, как грамотнее расставить БТРы, чтоб хорошо накрывать западный склон над перевалом.

— Да ты же сука! — раздалось от горелой бэхи.

Бугор стоял на коленях перед медведем, согнулся, прижав руки к животу и повалился набок. Бурый сидел с окровавленным ножом в руке и лыбился.

— Как же ты нож спрятал? — думал Штамп, — Как же тебе не страшно?

Свободный нагло и уверенно смотрел ему в лицо, глаза в глаза. Скалил крупные зубы. Штамп представил, как парни будут сейчас рвать и потрошить этого здоровенного идиота, разбивать о камни голову, ломать ребра прикладами, как будет чмокать и брызгать кровь… Крикнул бойцам уйти в сторону, вскинул автомат и зарядил бандиту полмагазина в грудь и живот. Видел, как медведь спокойно отвел от него глаза, не переставая улыбаться, явно довольный собой нацелил взгляд в небо и так и застыл, держа в сжатой руке окровавленный нож.