Страх

Книга Маат. Глава 1. Дурные предчувствия

Уоллос глотал утренний кофе, прикидывая примерный расклад сил в его новой войне, и вдруг осекся. С экрана телевизора на него смотрел онкобольной ребенок, истощенный химиотерапией из социальной рекламы. Генералу показалось, что вместе с кофе он проглотил в себя рак. Скривив лицо, взял пульт и щелкнул на другой канал — там шла реклама клиники для тех, кто парализован после инсульта с рассказом о распространенности этого дела среди тех кому под шестьдесят. Хотел переключить снова, но остановился. Показалось, если там еще что-то такое же, то с ним точно именно это случится. Как будто тягаешь карту из рук цыганки и сам себе кличешь беды.

Джонсону доводилось смотреть в нацеленный на него ствол, зная что пуля в нем — для него. Приходилось идти с отрядом туда, куда на карте целились пунктирными стрелами овалы артиллерийских дивизионов, зная, что «его» снаряды уже заряжены. И он всегда решительно делал шаг вперед. Но сейчас генерал вдруг отложил пульт, погасив экран. Хотел успокоиться, но начал думать, не выбрал ли он себе таким образом паралич. Подошел к окну, посмотреть на пляж и девиц в шезлонгах, открыл окно, чтоб услышать их смех и зарядить себе позитива, но в ушах был голос того малыша и детский голосок говорил ему в уши снова и снова «рак, химия, мне очень больно…»

Плюнув в окно, решил заняться делом. В скайпе обозначился «в сети» Командующий Наблюдательными силами Межгалактического Арбитража генерал Джеймс Фокс. Военачальник только пришел в кабинет после утреннего совещания и выглядел «так себе».

— Ты что такой вымученный?

— Да все нормально, Джонсон, просто не спал ночь, может, с давлением что-то.

— Докладывай по Бете.

— Наши батальоны и зенитный дивизион завершили высадку и развертывание на космодромах Мехсом и Медвежьегорск, — Джеймс Фокс выкатил на угол экрана карту и тыкал мышкой, обозначая позиции, — В Мехсоме и в горах по его периметру закрепились и готовы к обороне сто тысяч тигров и волков. В море их прикрывает флот тигров из 20 средних и 20 малых кораблей. С юго-востока и востока с ними сблизились и готовы к наступательным действиям 150 тысяч бритых и 50 тысяч бойцов гвардии Гаммы. С моря авианосец, три больших, 10 средних и 15 малых кораблей. У наступающих двухкратный численный и значительный технический перевес.

В Медвежьегорске сто тысяч медведей и волков. Против них 200 тысяч бритых, двухкратный численный и некоторый технический перевес.

В Меркете и в Сером 20 тысяч гвардейцев Гаммы и 70 тысяч снежных барсов. Против них 130 тысяч степных и горных волков. Соотношение настолько разнородных сил трудно оценить, примерно равны.

Стратегический резерв наступающих 500 тысяч мобилизованных и проходящих подготовку резервистов Бритой Степи на ее территории. Стратегический резерв сопротивления — 300 тысяч отмобилизованных резервистов горных и степных волков. Их военно-технический уровень примерно равен. Будут готовы вступить в бой в конце августа.

Короче нам нужно помочь Мехсому и Медвежьегорску продержаться полтора месяца — до прибытия львов и волков-мобиков. Говорил с Гилацем — он устно приказал пресекать зенитками возможные попытки Гаммы бомбить жилые кварталы с воздуха. Если придется и вправду сбивать их самолеты — это будет покер. Никаких гарантий, что не ввяжемся в конфликт. Если Аханодин решится по нам ударить — размажет за полчаса и захватит космодромы. Мне нужен письменный приказ на удары по ВВС Гаммы.

— Джеймс, ты не солдат, а генерал, — Уоллос смотрел на старого товарища жестко и прямо, — и ты знаешь, за что эта война. Есть надежда, что Аханодин не будет бомбить, не захочет проверять, станешь ли ты сбивать его бомберы. Если все-таки бомбанет — работай, не жди письменного… Или проиграем войну. Будем верить, что он зассыт и не расстреляет артой миротворцев вместе с гуманитарными миссиями и авторитетом Гилаца. Если расстреляет, у нас будут проблемы, но это потом. И батальоны погибнут. Но сначала сбивай. Не давай бомбить города, они должны продержаться.

Уоллос вырубил скайп, с ужасом продолжая слышать голос мальчика — телек сам врубился и опять на этом ролике. Встал и вытащил его из розетки — псивойну мне что-ли объявили. Это же IGM?

Опять звякнул скайп — в углу подмигивал Пума, что-то не лыбился почему-то:

— Салют тебе, мой генерал! — лев задумчиво уставился в камеру — как там твои зениточки? Не тупанут?

— Готовы. А Сенат твой не тупанет?

— Сенат для того и создан, чтоб до упора тупить, исключить необдуманные решения, — Пума вздохнул, — это же суть демократии, основа Республики. Прения отложили до первых чисел августа. Что-то некоторые зассали. Барыги заднего врубают, восточные тормозят, префы тоже сопли пустили. При чем именно не торгуются, а боятся. Нам бы пиару побольше на межгалактических каналах. А то все молчат, а IGM качает за Гамму по полной.

— Врубим пиар, Пума, врубим. Но ты не оплошай. Ты что смурной такой, не ржешь? Сам что ли дрейфишь?

— Да нет, Джонсон, я ОК, — Пума скривил губы, — старухи ведьмы всю ночь снились. Такие мерзкие… Всегда не к добру такое. А тут главное, проснулся, встал покурил, уснул снова, и опять про них.

— Может, не трахался давно, — Уоллос хотел посмеяться, но получилось только прокашляться, — ты бы сходил куда. Сенату надо улыбаться во всю морду. Иначе они тебя такого хмурого увидят и вообще обосрутся со страха.

— Ой все! — Пума отключился, оставив генерала сидеть за столом и с тревогой коситься на телевизор.

Уоллос посмотрел на таймер, до сеанса связи с Густавом еще час, и решил спуститься к пляжу освежиться. Переоделся в плавки и халат, прихватив полотенце, заказал себе принести туда «чего-нибудь холодненького». Куда-то разбежались все девчонки, пляжик был пуст. Вот ведь, кормишь этих птичек, всего-то и надо от них, чтоб щебетали здесь и улыбались… Бросился в воду, нырнул, сильными толчками быстро проплыл с полсотни метров и обратно, радуясь ощущениям работавших мышц и воде, надеясь, что она смоет тревоги и исцелит. Конечно, не в мальчике дело. Просто момент серьезный, нервы на пределе, а старость — не радость. Видимо, просроченный он уже генерал для военного стресса. Это должна быть моя последняя война, хватит, — думал Джонсон, вытираясь на песке, накидывая белоснежный халат и прихлебывая тоник со льдом, с неудовольствием продолжая слышать голос мальчика про рак и какой-то отвратной тетки про паралич.

Что меня так напрягло? — думал Уоллос, поднимаясь к себе, — Беззащитность и никчемность, беспомощность и отсутствие шансов на победу — вот с чем ассоциировались у него, видимо, эти болезни. Невозможность быть лучше и круче всех, невозможность брать то, что хочешь, а вместо этого безысходная надежда на милосердие и довольство тем, что дадут. Ты не можешь выступать на арене и биться за призы. Только болеть за других. Да уж, это страх так страх. Невозможность жить, как нравится, страшнее смерти.

Густав-красавчик, чтоб ему ни снилось в эту ночь, его плоское квадратное, как солдатская подушка, лицо все равно предпочитало ничего и никогда не выражать. Вояка, расстался наконец, с цивильным прикидом, опять любовно и аккуратно нацепив, натянув, намотав, накрутив и нахлобучив на себя все зеленое и пятнистое. Бодро и четко докладывал боссу расклад в Мехсоме:

— По моим данным штурм через 10–15 дней. При этом, при всем их численном и техническом превосходстве, бой в большом городе означает для них все равно большие потери и требует много времени. Значит им надо прорубать коридоры с воздуха. И вот тут все в волнении — будет приказ нашим зенитчикам сбивать их бомбовозы?

— Приказ уже ушел. Успокой всех, ПВО сработает. Ты как почувствовал гаммовцев — они морально готовы по нам стрелять?

— Это Вам лучше знать, босс. Решение будет политическое. Вояки-то готовы. Разговоры среди них ведут активно — что миротворцы, мол, твари продажные — вместо того чтоб помогать им устанавливать на многострадальной земле Беты мир и порядок, за деньги крышуют тут бандюков и отморозков. По телеку такое не говорят, но по курилкам — везде. Говорил с их полканом разведки. Обещал мне, что стрелять по нам не будут и бритым не дадут. Но только до тех пор пока мы не вмешиваемся. Когда будем сбивать их самолеты и отражать их атаки с воздуха на Мехсом — они все это будут расценивать, как вмешательство. Если ударят — на открытой площадке мы сразу трупы.Ясно. ПВО сработает. А там видно будет. Может, очканет Аханодин, не ударит по космодрому. Как настроение в городе?Страшно всем, конечно. Но отчаяния и паники пока нет. Плохо, что СМИ про нас молчат. Только — IGM с их гамма-пропагандой. Унывает народ от такого немного. Но город крепкий, а боевой дух высокий, тигры все-таки и волки.

Договорились про очередной сеанс закрытой связи и попрощались. Уоллос, наконец, вышел в чат к Россомахе. Та сидела в светло-сером шерстяном свитере с большой кружкой кофе в руках на веранде своей виллы на Зере.

— Все завертелось, Маса, — мне нужны деньги, СМИ и лоббисты. Аханодин будет штурмовать Мехсом через 10–15 дней. Если применит бомбардировки с воздуха, ПВО миротворцев вмешается. Но если я буду сбивать его самолеты, надо чтобы он не посмел ударить по космодрому. Иначе от моих батальонов мокрого места не останется. Короче, политики нужны и СМИ. Да и вообще, по всем направлениям пора.

— Да, Джонсон, пора. Ты как себя чувствуешь? Как нервишки? — маг внимательно, как доктор, смотрела генералу в лицо.

— Да что мои нервы, сейчас все на взводе, даже Пума уже не смеется.

— Срок и Лилит активировали часть своего программного комплекса. Это Файл страха из Книги Волоса. Между прочим именно тот, что ты прошляпил.

— Маса, я уже говорил. Надо было предупреждать…

— Я не об этом. Эта программка называется «Страх Божий» и вмешивается во все вычислительные процессы, в том числе те, что у тебя в голове и моментально замыкает любые твои мысли на самый негативный из возможных результатов. Или просто на все имеющиеся под рукой в данной голове фобии. Ты еще только думаешь про первый шаг, а тебе сразу вбивается в воображение последний и самый для тебя страшный. Ну и все остальные программки сейчас это усиливают, дают совпадения и резонансы… Сейчас всем будут только плохие приметы и сны.

— И это вся их мегабомба? — Уоллос вздохнул с облегчением, — прорвемся.

— А ты по одному утру не суди так, — Россомаха выглядела серьезней обычного, и подняла на генерала глаза — настолько серыми и даже стальными он их еще никогда не видел, — Этот страх обессиливает и парализует даже очень крепких. Это может раздавить смелого и состарить молодого. Со временем. А время пошло. Пара недель — и многие будут вешаться.

— Антидоты есть?

— Нету, Джонсон. Немного поможет если почаще смотреть на огонь. Но вообще, придется искать в себе силы пережить это. Что-то вроде осознанной шизы, научиться игнорировать часть себя и своих мыслей.

— Порадовала, — Джонсон представил себе скулящих от ужаса своих миротворцев на Мехсоме, — скажи хоть, что мы тоже начинаем свое.

— Да. На тебе вся силовая часть проекта. Все твои транши на третий контур теперь оставляешь себе — это деньги войну. Если будет совсем край — подброшу. Маат отвечает за пиар. Все мои СМИ будут на нее работать. По остальному — мое. Давить на Гилаца и Аханодина будем, но ты будь готов к удару на космодроме и вообще к неожиданностям. Сейчас со страху у многих крыша поедет, будет какая-то труднопредсказуемая перетасовка карт. Действуй. И держись, с ума не сойди, если что звони не стесняйся, подлечу.

Не желая сейчас обдумывать «страшную новость» Уоллос вызвал Вейлса и Маат. Решил разжечь камин, внимательно уставился на огонь, разглядывая алые языки пламени, бордовые нити на поленьях, игру искр в всполохов. Как он, старый мудак тут оказался вообще, в этом во всем?

Тридцать лет назад молодой капитан — командир разведроты 5-й Десантно-штурмовой бригады вооруженных сил Валании, потом вошедшей в Содружество Стрельца — служил в тогда еще колонии на Волопасе, бычил-делил джунгли с бандами наркомафий и партизанами-освободителями. Храбрый и отчаянный десантник, каких тысячи родятся и исчезают в этом мире без следа. Но однажды на «его территории» вляпался в дерьмо важный банкир с Цефеи. Можно было там всех положить, можно было пройти мимо… Но банкир, сорокалетний Грог с большими связями, попросил. Уж как-то нашел слова этот умник в дорогом пиджаке, убедил бравого и наглого кэпа прибрать за ним дерьмо. Джонсон все сделал красиво и точно. А через год Уоллоса неожиданно перевели домой в Главный штаб Валании в Управление разведки, присвоив майора. А там к нему, как к своему, обращались со своими проблемами на Волопасе и в других похожих местах разные уважаемые господа с паролем «от Грога». Не отказывал, не ленился, не боялся, не медлил и ни разу по-крупному не ошибся. Когда уже «Большой Дед» Грог убедил межгалактические комиссии создавать миротворческие силы, кандидатура Уоллоса успешно всплыла на должность создателя и первого командира Межгалакатического Десантного корпуса.

Мановах — это была другая среда и другая игра, не похожая ни на Волопас, ни на Главный штаб Валании. Но Джонсон смог приспособиться, все правильно оценить и понять, он смог выиграть и там. Был верен Грогу, но не ссорился с Пауэллом и Гилацем. Следил за словами и имиджем, само собой, хорошо воевал, когда было надо. Грамотно пиарился. Долгая дорога длиной в тридцать лет, десятки войн и один апокалипсис теперь пришла к главной точке.

Пришли Вейлс и Маат. Обратил внимание, что оба напряжены и раздражены. Усадил в кресла, угостив супер виноградом из своего сада и вином из своего бара для ВИП-гостей, добившись-таки хотя бы тени улыбки от своих самых близких товарищей:

— Начинаем. Вейлс, наши взносы на «Третий Контур» теперь оставляешь себе в секретке — с них оплата всех военных, дипломатических и специальных операций по Близнецам. У тебя там за первое полугодие сейчас 200 тысяч золотых. 50 сразу отправь Пуме на Сенат. 30 Густаву на войну. 20 тысяч Службе безопасности StarBus на спецоперации. 100 на космический транспорт для львов. Могут быть еще расходы — резервы береги. Вперед.

Худой и длинный Вейлс, согнувшись под грузом ответственности и, видимо, дурных предчувствий, с видом решившегося на все, обреченно пошел работать. Маат сидела у окна, сосредоточенно давя челюстями виноградину, ожидая в какой момент она лопнет и брызнет соком во рту.

— Твоя теневая контора в полном составе начинает реализовывать наш Пиар-план по Близнецам. Тебе сейчас в закрытую почту упадет письмо с контактами. На них отправляешь свои материалы. Они тиражируют это в СМИ «Клуба прогрессоров» и в выступлениях уважаемых представителей науки и культуры. Главный акцент сейчас — кровавые методы Аханодина не совместимы с ценностями современной цивилизации. Второй — героическая гуманитарная миссия миротворцев, третий — положительный опыт демократических процессов на Альфе, как альтернатива военному плану Гаммы.

— ОК, Все будет сделано, — Маат глянула в телефон и чуть его не разбила со злости, — я что с ума сошла что-ли⁈

— Вряд ли.

— Я сегодня сколько раз включаю телефон — всегда время или 9–14 или 9–41 или 14−09 или сука 19−04. 14 сентября день смерти моей матери, самый говнодень в моей жизни. Я ненавижу это число. Это издевательство какое-то. Смотри!

Маат протянула руку с телефоном — на весь экран сияло 19−14. Уоллос обнял ее и сел рядом, не зная что сказать. Не про книгу же ее дружбана Волоса ей говорить. Не известно, что хуже, страх неизвестного или это. Просто прижал к себе по крепче, поцеловал, поправив ей волосы:

— Это не больно. Это только страшно. Ты же моя храбрая девочка, ты же перетерпишь и победишь. Это всего лишь телефон. Ты сильнее телефона. Перезагрузи его.

Маат нажала кнопку, вместе прослушали пили-пили, сосредоточенно глядя на потемневший дисплей. Экранчик вновь засветился, показав 19−17.

— Ну вот видишь, Крошка. Наши все равно победят. Не бзди.

Маат ушла, а Джонсон остался сидеть за столом, чувствуя чем-то над затылком тень нависшей угрозы. Как букашка на полу, живущая в двухмерном плоском мире, не мог видеть, что в неведомом третьем измерении, где-то в незримой высоте над ним занесен огромный смертоносный тапок. Но ясно чуял чем-то невыразимым ужас, невнятное движение над макушкой сзади, чье-то недоброе внимание. И не увернуться и не убежать, никак не спастись. И не отстраниться от этого пристального взгляда и нависшей тени.