Страх

Книга Лилит. Глава 7. Танец волков

К вечеру 1-го ноября зашел на посадку на космодром Мановаха. Полет «на форсаже» занял почти два месяца. К форсажу это не имеет никакого отношения, просто слэнг… Даешь импульс в три батареи, как обычно, но потом через полмесяца еще один, потом еще… И так летишь с ускорением быстрее обычного, сжигая правда все по очереди батареи. Вместо трех — пятнадцать, но и тратишь два месяца вместо трех. Дорого, но если очень торопишься, то на легком кораблике можно сбацать такой фокус, особенно если летишь из Эльдорадо и на банковском счете пятнадцать косарей от Пумы.

На удивление сразу ответил старый номер телефона Лилит, она не особо удивясь моему звонку, быстро согласилась встретиться. Дала адрес какого-то пафосного отеля с забронированным номером. Ждала, сидя на большой кровати с красным бархатным покрывалом, смотрела на меня… Изменилась девочка, жесткое лицо, деловые повадки, жесты босса, морщинки на лбу, на щеках и вокруг рта. Собранная, сдержанная, трудно читаемая… Узнавал только глаза — еще пока те же, наивной романтичной влюбленной девчонки. С такими глазами она когда-то пятнадцать лет назад в хитром педулище на Лебеди шагала за своим Волосом по Проклятой Тропе в Город Мертвых мимо Белого Коня Смерти.

— Привет, училка, помоги по старой дружбе, есть проблема. Надо Тора спрятать

.- Как он выжил⁈

— Почти как в прошлый раз. Он у меня сейчас на корабле в медбоксе на искусственном жизнеобеспечении лежит. Его, конечно, лучше бы к Маат забросить. Вы их в Городе Мертвых женили, а там разводов не положено. Но пока на Флорине Уоллос жив, Тору там быстро кирдык. А у парня миссия светлая, он должен лет через десять быть жив, здоров и силен.

— Какая там миссия, — Лилит скривила губы, — он сломался в Медвежьем Лесу. На понт его взяли, он и потек. Но по старой дружбе с Маат, спрячу. Пусть живет, может, он ей пригодится. Она крутая. Не сломалась подружка. Вот у нее миссия впереди точно есть. Крепко поднимется.

— Ты сама-то проживешь еще хоть пол года? Слышал, у тебя проблемы.

— Не там слушал, — Леди Маринез была спокойна, даже как-то победно улыбалась, — Я почти выиграла уже. Но давай без деталей — ты же на Россомаху работаешь…

— Ладно, Лил, не мое дело. Но обещай, что если все-таки будет швах, звони, вытащу как-нибудь. Радость тебе охрану оставил?

— Да, остались волки со мной. Они надежные. Да и сейчас не угрожает толком никто. Кошес сгорел. Его преемничкам не до меня особо.

— Не скучаешь по Радуге? Любил он тебя. Как-то ты его зажгла.

— Он получил то, что выбрал. Это редкий дар. Не уверена, но, наверное, он доволен.

Повисла тишина, я посмотрел на нее еще раз, испытав нежность и странное уважение. Надо же ученица, переиграла джедая, при чем Радость, не последнего из лучших. Дальше говорить было не о чем. Сидели молча рядом минут пять глядя в стену — я узнавал обои и шторы, уже видел это номер в скайпе с Радугой.

Договорились, как ее медики заберут бокс с Тором из моего корабля мимо таможни и попрощались. Отправился в офис Межгалактической Ассоциации поддержки культуры и спорта, где теперь базировалась на целом этаже огромного здания Россомаха, формально будучи там советником по организационной работе…

… К западу от Таблоса в расположении Штурмовой бригады, у вещсклада, за кирпичным углом в тени развесистых елочек, Штамп сплевывал на серый асфальт, сквозь зубы бросив Хитровану:

— И какого хрена я здесь? Мобиков на мясо готовить? Они сырые. Щенки.

— Потому что болтать надо меньше! Говорил, что война тебя достала? Говорил, что вертухаи достали? Вот кто-то и услышал, — Хитрован, смотрящий за кадрами 1-го корпуса, зыркнув глазами вправо-влево, выдохнув дым сигареты, заговорил тихо в самое ухо товарищу, — Большие перепальцовки готовятся. Тебя не зря смотрящим за отрядом в эту бригаду поставили, притащили с Панды.

Штамп уныло глянул на плац, на воображаемых вездесущих стукачей. Грузный и уже напрочь седой, круглолицый и большеглазый Хитрован продолжал:

— Свой отряд держи на стреме. Возможно, воевать придется не в Мехсоме, а здесь. По возможности к тебе собрали ребят по ясней. Правильных. Но ни с кем ни о чем не болтай. И главное… Во всем помогай смотрящему за 1-м отрядом, Джокеру. Прикрывай его, если придется. Он не местный, и парни его тоже. Подскажи ему что как, чтоб не тупил, не привлекал внимание, чтоб проверяли его поменьше. А то он порядков наших может не знать. Но вопросами его не донимай. Молча опекай. А то он нервный.

— И на хрен такой штурмовик нужен?

— Ты свои парням если что, приказ по вертухаям стрелять на поражение сможешь дать? А он сможет. И пацаны его стрельнут. Вчухал? Шкурой за него ответишь.

Подбежал посыльный в не по размеру полушубке, болтавшемся поверх новенькой синей робы, розоволицый, как мальчишка гимназист. Неловко подпихнув автомат за узкое свое плечо, вызвал срочно к комбригу. По дороге краем уха слышали на крыльце и в фойе штаба, что в Таблосе идут митинги против войны, толпы заполнили площади и проспекты, пока по окраинам столицы. Болтали, что взбунтовался один отряд во 2-й бригаде — мобики требовали улучшить питание, бытовые условия и всякой подобной чуши. Это в придворном-то корпусе, откормленном и одетом на зиму, как полярники. Ясное дело, никто не осмеливался говорить вслух, но думали все одно — не хотели на войну. В коридоре зацепились со старшиной группы связи — сказал, что кипеш в столице конкретный. Толпы идут к центру, одни требуют смерти лютой для вертухаев, другие орут долой воров, но все требуют немедленно завязывать с войной.

Комбриг, молодой, стройный бледнолицый вертухай, затянутый в темно-зеленую гимнастерку, скрипя на паркете начищенными высоченными хромачами, смотрел на четверых воров-командиров исподлобья, стараясь при этом не упираться глазами в Джокера:

— В Таблосе и в Корпусе сложная оперативная и политическая обстановка. Третий отряд вместе со мной выдвигается усилить охрану штабов 1-го Корпуса и 1-й Армии. Штамп и Джокер поступаете в распоряжение Главного Опера. Немедленно со своими отрядами идете в центр Таблоса. Джокер старший. Встаешь на Площади Сотрудничества, в случае чего обороняешь здания Верховного Паханата и Главной Оперчасти. Штамп, по-ротно занимаешь подходы к площади, перекрываешь проспекты и скверы. Помогаешь полиции и гвардии не пускать на Площадь демонстрантов и экстремистов. При обострении обстановки во всем поддерживаешь Джокера. А ты, Джокер, — комбриг резко вставил взгляд в носатый и хмурый лик Ворона и сразу убрал, — готовься выполнить ЛЮБОЙ приказ Главного Опера…

… Командир бригады миротворцев на Бете, полковник Фрай прессовал в иэновском скайпе Пуму, ворвавшегося со своими десантниками на западный склон горы Мех, и занявшего микрорайон, вклинивавшийся в боевые порядки гаммовцев в Мехсоме:

— Отступись, Сенатор. По человечески прошу тебя, выживи, — Берти Фрай конфузливо улыбался и стрелял глазами, — Гилац запретил нам мешать бомбить тебя авиацией. Ты там как мишень на полигоне. Ну послушай же ты меня! Ты уже выиграл, север Беты твой. Насладись победой. Хрен с ним с Мехсомом. Не умирай там!

— Я Лев, а не котенок. Я сам решу, как мне жить и как умереть. Республики на Бете — мой проект. Я в него всю жизнь вложил, и смерть вложу, если надо. И никто никогда не скажет, что Пума заднего врубил. Вертухаев на Тигровом Берегу не будет. Тут будет Свобода.

Полковник Фрай посмотрел на стоявшего рядом Аханодина, кивнув, мол сам все слышал. Маршал по рации получил подтверждение от своих рэбовцев, что примерно засекли исходящий сигнал, говорившего сейчас Пумы, приказал поднимать в воздух тяжелые бомбовозы и равнять с землей весь квадрат. Повернулся к Берти:

— Я понял так, что вы отряд в Таблос забросили еще до того, как я попросил. И какая же у него задача была интересно?

— Да такая же, — улыбался огромным ртом полковник-миротворец, — Эфедрина валить. Только мы же не знали, что Вы появитесь. Поэтому он заходил через воров. Так что большая просьба ему знаков внимания теперь излишних не оказывать, не подставлять под подозрения. А так у него все отлично, как отмашку дадите, сработает сразу.

— Хорошо. Главный Опер ему сигнал даст. И спасибо, звонил Франц Бенуа со Стрельца. Инвестиции в Республику будут, как только опять заработает система банковских переводов. Как возьму Мехсом, мои первые указы — прекращение огня, обращение в Арбитраж о мирных переговорах и проведение выборов.

Проводив Маршала, оповестил о содержании всех разговоров генерала Фокса. Фокс — Гилаца, а потом Уоллоса. Джонсон, тер виски, не зная как спасти теперь Пуму, срочно вызывал в закрытый сеанс Густава:

— Поторопи Эфедрина!

— Так мы за него в итоге?

— Пусть поторопится! Тогда и Аханодин поторопится. Там решим, за кого мы. Мне надо, чтоб карты вскрыли до того как падет Мехсом и чтобы выжил Пума! До 3-го ноября надо. Чтоб львы 7-го могли там высадиться. Два дня у них.

Ланге звонил Дибазолу:

— С вами Стив из Golden Line с Цефеи связался, за деньги все сказал? Так чего вы тянете?

— Народ еще раскачивать надо. И барыги еще не все с нами, некоторые верят, что Маршал Мехсом возьмет, с ним хотят сговориться. Неделя нужна.

— Нет у вас недели. Джокер спалится, Аханодин возьмет Мехсом и сам приедет в Таблос, еще своих войск подтянет. Завалят вас там всех нах…! Быстрее заводите толпы в центр. Создавайте угрозу административным зданиям. Обостряйте уже! Два дня у вас. Не бойтесь ничего. Готовьте первые указы.

— Да, все в силе. Прекращение огня, отвод войск от Мехсома, обращение в Арбитраж о мирных переговорах и выборы…

… Маса светилась счастливая, усадила за стол, предлагая чай с печеньем, как всегда сексуально отмахивая светлые локоны волос с лица, сжимая губки в хитрой лисьей улыбке:

— Спасибо, джедай. Вы и Радость реально всех спасли. И кстати за Маат спасибо. Справилась ваша ученица, выдержала.

— Там еще два волка были, от них много зависело. Герои спасли этот мир, Маса. Джедаи и бандиты. Не Система. Не программка твоя.

— Она просто еще не готова же была, Алекс, не передергивай. Но согласна, героям в новом мире быть. Надо искать место для вас и алгоритмы. Какое-то игровое пространство создавать и сценарии. Надо думать над геройской программой… И кстати о программке. Есть для тебя задание, причем именно то, чего ты боялся.

Я глотал горячий чай, смотрел на шкаф с полочками заставленными банками с лечо, вареньем и всякой хреновиной, феечка всегда готовила это дело сама. Маса в деловом синем пиджаке с золотой брошкой продолжала:

— К концу ноября Лесли сможет перезапустить свои три базовые программы DP. У Galaxy ИВЦ сгорел, они точно не могут вмешаться. Но это не значит, что программы установятся корректно. Лесли пытается тестить, но вряд ли сможет узнать точно, что там могло поменяться в алгоритмах и сценариях игроков. Что там могло перепутаться и пересчитаться. И даже если выяснит — мне не скажет.

Мне нужна эта информация, чтоб понять в каком объеме можно инсталлировать оболочку моего Искусства Невероятного. 22-го ноября будет большое совещание у Гилаца, будем решать как делить игровые пространства между программами Dream And Play и моим ИН. Мне к тому времени надо знать, как будет работать DP. Что там поменялось в сценариях, как поменялось будущее. И узнать это теперь можно только в одном месте — Лети на свой любимый объект Babilon. Там иди на Ресепшен с теми девахами, к Вратам. Попробуй заглянуть за них — что там. Только аккуратней. Сейчас все системы сбоят, не заходи сам за Врата, вдруг не вернешься потом. Понял?

— Понял, — я тер ладошкой по столу, понимая, что отмазаться от этого задания не получится. Знал же, что все равно принесет меня река судьбы опять на тот Респепшен, к этой Черной и тем Вратам, — сегодня же лечу.

Обреченно оглянулся по стенам кабинета, на небоскребы Мановаха в окне, на склянки с Россомахиными закрутками:

— Угости вареньем на дорожку…

— Какое тебе, — засмеялась зарумянилась Маса, — у меня все вкусное.

— А не глядя, какое рука ухватит.

Фея отвернувшись от шкафа, хихикая, уцепила узкими пальчиками баночку и протянула мне:

— Вот тебе клубничное!

Поцеловал ей ручку, галантно поклонился прощаясь, поехал на такси на космодром. Корабль встретил дежурным освещением в пустой кабине — парни Лилит уже как-то вывезли медбокс с Тором. Уселся смотреть новости на ИнтерМедиа — увидел, как Пума посреди горящего Мехсома готовится «биться до конца»… Вот же лев упертый… Это как же надо себя любить, чтоб не отступить. Погибнет герой без вариантов. Жалко, — разглядывал я на экране седобродое открытое лицо с неизменной улыбочкой. Жахнул пиропатронами, подлетев над стыковочным столом на полсотни метров, дал разряд на три батареи, врубив стартовый движок…

… Ворон озирался затравленно по сторонам, сидя на башне БТРа, вцепившись левой рукой в пулемет, правой в гарнитуру рации. Хорошо, хоть по местной моде всем бойцам выдали черные вязаные маски, как у домушников из пошлого кино — не надо было прятать выражение лица. Проспекты и магистрали на окраинах Таблоса были охвачены массовыми беспорядками. Там строили баррикады и жгли костры. Штурмовики, входившие из-за этого в город по второстепенным узким улочкам десятком колонн, слышали иногда вонь горящих покрышек и невнятный гул, доносившийся вместе с похолодевшим ветром. Ноябрь вступал в права. Небо серело, градус падал, становилось влажно и промозгло.

Наконец, ближе к центру Ворон вывалился на Проспект Искупления, широко и прямо, устремившийся к Площади Сотрудничества. Штамп строился в колонну на шедший параллельно Проспект Труда.

Ворон в тоске видел, как вытянулись его полсотни БТРов на два километра узкой бледно зеленой лентой по одной очищенной гайцами полосе проспекта. Еле ползли вперед. Городская стража заполошно воя сиренами на машинах и искря мигалками кое-как разгоняла впереди автобусы, фуры, легковушки, перекрывала движение, давая продвинуться штурмовикам в час по километру вперед, то и дело пропуская навстречу грузовики с гвардейцами — со щитами и резиновыми палками, с пожарными машинами-водометами.

Перед самым выходом к площади опять встали, ждали когда умчится из Паханата кавалькада членовозов и очередная порция гвардейцев. Ворон ловил на себе сотни напряженных взглядов со всех сторон — пялились на его бойцов и на технику не отрываясь прохожие, стражники, гвардейцы, чиновники, вертухаи, стукачи, опера, воры… Из окон кафешек, с балконов из квартир со всех этажей смотрели, пытаясь поймать его взгляд или взгляды его парней. Бандит буквально чувствовал со всех сторон немой вопрос, за кого он, против кого он, кто он и что будет здесь делать.

Чтоб разрядить обстановку приказал выставить динамики музыкального центра поверх брони, врубить погромче музон повеселее да подобрее, про любовь, про мальчишек горячих да девчонок милых ласковых.

Густав проявился в мессенджере телефона:

— Идешь?

— Застрял у площади. Что делать, Боксер? На меня все смотрят? Куча явно шпионов в толпе. Журналисты. Спалимся.

— Улыбайся всем. Подмигивай во все стороны. Дай понять каждому вокруг, что ты в заговоре именно с ним.

Ворон, сунул в музцентр свой старый диск с мановахской поп дивой загнал на корпус БТРа трех молодых волков хип-хоперов, направил на них лучи прожекторов. Среди подмерзших к вечеру асфальта проспекта, гранита и бетона стен, металлом и звоном, будто гремя цепями на морозе, запела заструилась песня, от которой вздрогнули все вокруг, ошарашенно уставившись на танцевавших на броне солдат.

Парни прыгали, приседали, крутили тазом и плечами, выгибались, обнимались, широко улыбались белыми зубами через прорези масок и оглядывали публику смешливыми хитрыми глазами:

— Кэнт рид май, кэнт рид май, ноу ю кэнт рид май покерфейс!

Молодежь смеялась-улыбалась, мужики переговаривались, кто-то снимал на телефон, кто-то куда-то звонил… Завороженно смотрели на пахабные ужимки танцевавших солдат в черных масках, слушали искаженный спецэффектами голос певицы. Волки, подражая лярвам ресторанным слали во все стороны авансы-улыбочки и жеманно подмигивали в узкие прорези масок. Ворон ловил отовсюду взгляды заговорщиков, угадавших, что он — с ними.