Страх

Книга Маат. Глава 3. Медвежонок для старлейши

Рухнувшая 30-этажная башня завалила обломками улицу. Грузовичок в темноте то тут то там натыкался на бетонные ломаные блоки, пока не встал перед завалом из кирпича. Густав сказал водиле ехать дворами. Без фар медленно покатили по вроде ровному асфальту, вежливо толкнули с прохода обгорелую легковушку, чуть не врезались в металлический типа ларек. Ночи в Мехсоме летом непроглядные, особенно без фонарей и света из окон. С моря меж домов сквозняками задувал прохладный соленый ветер, разгоняя распаренную среди камней духоту, тухлый запах рваных труб, затопленных подвалов. Вынырнули на открытое пространство — вот и Банановая площадь. Из темноты проулка крикнули пароль. Густав в окно ясно и четко дал отзыв. Тигр, показался из тени, махнул рукой — ехать вдоль стен, огибая площадь по кругу.

Наступление бритых в Мехсоме продолжалось одиннадцатые сутки — пока что они все еще ломали первый эшелон обороны тигров. Вежливая просьба Гилаца подействовала и «гуманистически мыслящий» Аханодин не применял по городу ковровые бомбардировки с воздуха. На артиллерии цивилизованность гаммовцев не сказывалась, микрорайон за микрорайоном планомерно превращали в руины — но это был медленный постепенный процесс. Тигры, превратившие южный район города, квадрат 20×20 км в зону активной обороны, навязали бритым тяжелые бои за отдельные дома и кварталы, глубокие прорывы, налеты и охваты, вылазки в тыл по подземным коммуникациям. При всей ожесточенности сражения, это пока еще было только вступление. Тигры готовились максимально дорого отдать со временем противнику южный район, отойдя к линии запутанного и узкоулочного центра и гор Мех и Сом, на которых стояли волки с относительно современным вооружением и особенно артиллерией.

В общем фронт сейчас был в городе не просто кривой, но даже и трудно определяемый — каша, похожая на Годноту, только в условиях крепких железобетонных высоток и широких прямых хорошо простреливаемых проспектов. Примерно бритые продвинулись в глубь города километров на десять, но это плюс-минус микрорайон. Густав, которого здесь знали под позывным «Бицепс», ехал сейчас к остаткам ТРЦ «Банановый Рай», где стоял полковник Шерсть со своей бригадой, в том числе с батареей самоходок. Тигр вклинивался далеко в порядки бритых, торча у них занозой прямо на пути к горе Мех. И, главное, он единственный из всех был сейчас в пятнадцати км от точки «D» в расположении десантной армии Гаммы. Для допотопных тигриных гаубиц это предельная дальность огня при которой они дают запредельное отклонение от цели под километр. Но в грузовичке Ланге вез блоки наведения — 45 штук, на три залпа батарее Шерсти. С такими насадками эти бабули не промахнутся. Противобатарейный мегасовременный и навороченный радар, сегодня развернутый гаммовцами на своей базе будет уничтожен.

Если вкратце, в этом и была миссия агента Ланге в Мехсоме. Получать точные сведения об особо важных целях от спутниковой и цифровой разведки наблюдателей и направлять на них удары артиллерии тигров.

— Поторопись, — шипело с подвывом в наушнике шифрорации, — бритые накапливают крупные силы на стадионе и в парке, целый корпус — ударят по ТРЦ Шерсти. КНП у ихнего генерала Хамиза в детсаду «Улыбка» — очень близко, значит бить будут в ближайшие часы и сильно, с прорывом далеко в направлении горы.

Сложившийся под артобстрелом в кучу камня и стальных балок ТРЦ темнел впереди махиной огромного черного спящего зверя. Обогнув площадь выкатились к расчищенному спуску в подземный паркинг и складской комплекс, где развернул свой командный пункт Шерсть. С этим комбригом Густав работал уже не впервые — приятельски обнялись — полковник, нагруженный своими командирскими страхами и проблемами, через силу улыбнулся, предложил кофейку и бургеров, повел вниз по лестнице мимо преобразившегося паркинга, где вместо машин застыли бронетраспортеры и БМП:

— Тяжко что-то, — Шерсть устало сплюнул на пол, — народ слегка приуныл, да и мне как-то не по себе. Ты не думай, Бицепс, пацаны боевые тут у нас. Но это не страх смерти. Что-то другое, но давит сильно.

Густав смотрел на серые лица девчонок связисток, сидевших за модными столами бывшего зала совещаний, на осунувшегося полковника. Если сейчас сказать ему про готовящийся удар бритого генерала — он не даст арту, а будет или отступать к горе Мех или упрется в обороне, но не станет подставлять под меткую ответку вражеской арты свою единственную батарею гаубиц. Не сказать — отстреляться и свалить, оставить Шерсть на погибель от внезапного удара втрое превосходящих сил. Ланге смотрел на Шерсть, на его теплые карие большие глаза, лысину и большой ястребиный нос, на связистку у монитора — милую юную старлейшу. Он их всех тут видит в последний раз?

Вот тебе и шахматы. Так-то правильный ход ясен. Батареей накрывать радарный комплекс гаммовцев, ответка разнесет батарею в щепки. Бритые захватят этот микрорайон, продвинутся на пару километров. За спиной есть бригада Везунчика остановит прорыв, а может и вернет эту площадь — в любом случае это не так важно, тактический момент. Все торчащие в этом ТРЦ погибнут, конечно, но это цена стратегического успеха. Густав в этой партии выиграет.

Можно вместо этого ударить по КНП генерала Хамиза в бывшем детсаду на Попугаевом бульваре, до кучи распахать реактивными минометами его готовящиеся к удару колонны в парке и на стадионе, сорвать наступление, спасти Шерсть и всех его тигров, а радары вынести чем-нибудь как-нибудь потом. Но если «потом» не получится, Густав проиграет. А если проиграет, то его уволят. Не просто, переведут обратно в Первый Контур, а вышвырнут на улицу. Как тогда.

Густава как током ударило, перед глазами ярко и четко — утро на Пивной Стрит в нижнем Мановахе. Бездомные — грязные, голодные и больные, кучкуются в сумерках у погасших бледных витрин и рекламных стендов. Ждут нанимателей на поденные дерьмовые или палевные работы, дерутся из-за территорий, где собирать мусор и подаяние. Жуткие лица, как будто демоны из преисподней, обезображенные разнообразно жестоко болячками и гематомами. Десять лет назад брошенный армией офицер Ланге уже искал тут работу или еду. Навсегда запомнил, что без системы, без стаи, без должности и оружия, он говно, пустое место. Он холеный и сытый, крутой и наглый, только пока он выигрывает для «своих». Сам по себе он ни на что не способен, его жизнь сама по себе не стоит ничего. Если он не завалит радары, он опять убедится в этом.

Ланге почувствовал, что у него не шевелится шея, словно, отлита из чугуна вместе со спиной, как у статуи. Не мог отогнать от себя лицо бомжа с язвами, не мог никак его вытрясти. Взялся поворачивать голову вместе с туловищем, увидеть хоть что-то получше. Старлейша из штаба бригады. Почти ребенок с виду. Бледная, носатая, тоненькая, похоже местная, аристократических кровей. Глаза черные, быстрые и острые, Густав вспомнил ее игривый взгляд, столкнулся с ней в коридоре штаба в прошлый заезд к Шерсти.

Тигрица сидела, уперев локти в стол, глядя сквозь монитор в пустоту. На днях в штабе миротворцев по секрету предупредили, что Galaxy применили какое-то пси-оружие и возможны панические атаки. Может, это оно? Глаза связистки застыли, лицо окаменело в ужасе — что она там в этой точке перед собой видела? Свой труп или мертвого своего ребенка? Болезнь, тюрьму или суму? Ланге, конечно, не мог это знать, но видел, что старлейша едва сдерживается чтобы не заорать от страха, не зарыдать.

Вспомнил, где видел похожее — в том автобусе с беженцами в Верхнем Лазе. Маленькая девочка испугалась его винтовки. Вспомнил того карапуза, что подарил малышке мягкую игрушку и чупа-чупс. И конец всем слезам, девчонка сразу заулыбалась. Как этот мальчонка смог? За чем ему, он же еще даже не знает, что можно просить у девочек за подарки? И ушел, не попросив ничего взамен, просто довольный, что успокоил леди. Этот четырехлетний сопляк вел себя просто и бескорыстно, как бог. И также эффектно и эффективно. Почему Густав Ланге, суперагент, орудие Сил Света и Прогресса, почему он никогда не сможет успокоить и «улыбнуть» эту старлейшу, почему он не может быть богом? Просто мысленно попрощается с ней…

Тем не менее за ледяным лицом испуганной тигрицы, потерялись лики обездоленных с Пивной Стрит. Ланге решил бомбить детсад. Но только одним залпом, и сразу прятать пушки. Шерсть, выслушав, загорелся, завертелся волчком, подзывая своих майоров:

— А давай, не просто реактивщиками пропашем Попугаев! Батальонной группой с танками вломим в эти два квартала, закрепимся. А потом по бульвару еще одной при поддержке моих вертушек оставшихся и всей арты? Возьмем Детсад еще теплым, может языков наберем. Про вчерашнее совещание поспрашиваем. Да мало ли чего там найдем. Нормально будет. К утру отойдем обратно, а если надо, то организованно уйдем к спорткомлексу.

Отговаривать Шерсть самому идти вместе с атакой было бесполезно. Густав решил тоже с ними — языки там могут оказаться и вправду хорошие. Цифровая разведка миротворцев уверена, что вчера на совещании в штабе мехсомской группировки что-то понарешали судьбоносного…

Реактивные минометы на минутку осветили улицу, круша выходившие к ней девятиэтажки, Шерсть пустил вперед рой дронов — маленьких летучих убийц, наводившихся на все теплое, влетавших в окна, двери и пробоины в стенах. Танки и бэхи поперли по засыпанному каменными обломками и трубами асфальту. Шипя и хрустя гусеницами по балкам и кускам бетона, кирпичам и стеклу продвигались по темной улочке, вбивая снаряды наугад в первые этажи. Проскочили микрорайон и спешились, двумя колоннами побежали вдоль осыпавшихся стен и торчавших гнилыми клыками уцелевших подъездов.

Из руин угловой башни по ним зашарашил пулемет, беспорядочно взялись долбить автоматы, заработал снайпер. Густав лег, окутавшись облаком пыли и бетонной крошки, укрылся за перевернутой урной, ночной оптикой рыскал по окнам, искал снайпера. Тигры прячась кто где, молотили из автоматов по башне, сзади ахнул танк. Дом, семнадцатиэтажный кирпичный, чуть двинулся и накренился, как пизанский, роняя с висящего торца хлам. Густав дал очередь в комнату, где торчали в тепловизоре два красных силуэта, свалив одного.

Не ждем, вперед! — проорал Шерсть, сгребая своих. Побежали перебежками в проезд между панельками во двор. В потемках среди вывернутых с корнями деревьев белели плиты, кафель и тряпки — детсад. Прыгая между ям и смятыми карусельками, вломились внутрь, разбежавшись по лестницам и коридорам, искать, уцелевших. В какой-то спальной, где кроватки были сдвинуты к стенам, посередине дымилась разбитая аппаратура и радиостанции. Среди стеклянного крошева выделялись нелепой формой коричневого цвета и высокими хромачами трупы вертухаев. С двумя большими звездами — Хамиз, порезанный осколками, разбивший башку об стену. Нормально им тут влетело… В углу сидел за шкафчиком вполне живой но не очень полезный старшина. Парни кричали, что кого-то нашли на кухне и в душевой. Что-то трещало и хрустело за стенкой, что-то волокли в коридоре.

Густав глянул под ноги. На полу валялся прямо под лампой плюшевый медведь, походу, остался тут со времен детсада. Точь в точь, как в его детстве дома, в Лесной Республике на Стрельце. Да точно оттуда, платочек у него в стиле флага бывшей его, Ланге, Родины. Надо же, Густав думал, что только таких, как он, да всяких тигров и волков судьба носит по галактикам… Нет, вот и этот весельчак оказался летуном. И ведь не порвался тут в этой мясорубке, не подгорел, даже не испачкался почти… Густав присел, чтоб поднять, взять с собой игрушку из детства, сразу скривил морду — выплыли перед глазами джунгли Маскалы — грязь, дождь и духота. Пьяные запущенные лица товарищей-наемников, отбросов. Покрытое гнойными трещинами тело парня с Гарпии, сраженного местной болячкой. Возьмешь медведя — возьмешь билетик на Маскалу, — ясно услышал внутри себя Ланге, — проиграешь, уволят, будешь опять подыхать там, и больше не вылезешь.

Густав каменел, голова вжалась в плечи, шея налилась свинцом, он не мог выбросить, прогнать от себя эти желто-фиолетовые гнойники, синее лицо умиравшего, сравшего под себя бойца. — Сука! Я возьму его! Старлейше отдам! Улыбнется! — сдавив до боли челюсти, напрягши плечи изо всех сил, сжавшись, Ланге как будто толкал руками грузовик, выкатил и удержал перед собой море, берег в соснах как дома, солнце играет на волнах, на кронах, песке. Схватил плюшевого, прижал к груди. Казалось лопнет от напряжения череп, Густав тяжело дышал, поднимаясь на ноги, чувствуя, как стали тяжелыми плечи и ватными коленки. Словно только что толкнул килограмм двести через немогу. Болели глаза и челюсти, тряслись руки. Трудно быть богом. Пипец, как трудно, — думал, отходил от жуткого напряжения суперагент. Даже какие-то гребанные две секунды контролировать хотя бы собственное сознание… запредельно трудно.

Обшарили битые шкафы, покидали в сумки папки с бумагами, собрали со столов флэшки, все, какие уцелели, телефоны, компы и нотбуки. Отправили машинами на ТРЦ. Среди раненых и оглушенных бритых офицеров присмотрели майора — начсвязи корпуса. Он-то по любасу все знает лучше всех. Подняли, взбодрили пинками и фляжкой с водкой. Связали руки за спиной. Пора валить. Оставили растяжек, положили взведенных гранат под трупы, прошли мимо пепелища детского городка и разваленной веранды. Бегом двинулись неплотной колонной по бульвару на север.

Асфальт под ногами дрогнул резко — как будто его пнули, вышибили из под ног. Впереди вспыхнуло белым, как Смерть, ослепило и дало с размаху по ушам. Ланге споткнулся, полетел вперед кубарем и затих. Видел — перед ним лежит широко раскрыв рот и глаза тигр с оторванными ногами, кровь густо лилась по серой бетонной пыли. Дальше за ним горел броневик, швыряя вверх и вбок черные космы дыма, рыжие искры. Звук возвращался кусками, как будто на видео накладывали по очереди разные звуковые файлы. Сначала стало слышно как орет тигр без ног, потом, как что-то трещит в броневике, потом голос Шерсти:

— Что лежим⁈ Вперед! Бритые на хвосте! — Шерсть привстал на колено озираясь вокруг диким глазом, — Бицепс! Вставай!

Взгляд Ланге упирался в обрубки ног тигра, в торчавшие кости и жилы, в кровавую серую пыль. В нос мерзко било кислятиной. Встанешь — и ляжешь так же. Кому ты будешь нужен калекой? Беспомощный. Бесполезный. Вышвырнут. Сдохнешь, как брошенный скот. Голос внутри вбивал слово за словом, молотом, намертво. Подняться было нельзя. Никак. Ланге задыхался лежа носом в бетонной крошке, холодел от асфальта, понимал, что не встанет. Сейчас подойдут сзади бритые, примут.

В левой руке нащупал мягкое и теплое — Медведь был цел, был рядом. Море, Солнце, старлейша-тигрица с белым лицом. Как будто опять толкая штангу, опять чувствуя, что сейчас лопнет от давления башка, скривив от напряжения рот и выкатив глаза, поднял игрушку как знамя, встал, тяжко двигая бетонные ноги, пошел вперед, волоча за собой винтовку.

Шерсть, тащивший за плечо трофейного майора, оглянулся на Густава и заржал. Схватился за живот, упал на колени, с подвывом, как истеричка хохотал, сверкая безумными глазами на фоне горевшего этажа. Ланге понял, что тигр прется с него, представил себя с этим Медведем и чуть не рухнул от спазма в груди. Так он не смеялся никогда еще в жизни. Его трясло. Он бежал среди взрывов кривыми прыжками, спотыкаясь о темные мешки под ногами, держал игрушку в вытянутой руке. По лицу липли сопли и слезы. Давило виски, глаза вываливались, он ржал, услышав, как свело судорогой шею, чем-то стрельнуло пронзило вниз по всей спине, а полковник StarBus скачками прыгал вперед, больно бил ногами о каменные обломки, запинался за что-то мягкое, смотрел как бежит ржет впереди Шерсть, толкает вперед себя малость побледневшего майора.

Добрались до «Бананового Рая». Зашли в арку, спустились в паркинг, Шерсть швырнул майора пока в нерабочий лифт, как в камеру. Густав поймал глазами старлейшу, все еще тупившую перед монитором, похожую на серую каменную статую. Подошел на своих негнувшихся ногах, все еще смеясь, протянул ей Медведя — Держи. Надо бы еще что-то сказать, но слов не нашлось, неловко тронул ее за плечо, и пошел прочь, боясь обернуться и увидеть, что она не взяла игрушку.

В лифте не потребовались ни телефон, ни паяльник. Майор был итак подавлен, смотрел в точку, дрожал руками, багровел лицом. Может, трухнул, а, может, тоже пришибло пси-оружием. Оно, говорят, по площадям шарашит, не адресно. Густав взялся брать с пленного подробные показания про совещание и планы бритых, отправив Шерсть цеплять к снарядам блоки наведения и мочить радар.

Через час, закончив с майором, счастливый от подтверждения от своих про поражение точки D, вышел наверх. Уже светало, бригада снималась — отходить к спорткомплексу на север. БТРы выкатывались из паркинга. Пехота и штабные садились в грузовики и автобусы. Со связистами шла старлейша — прижимала к груди Медведя и улыбалась.

— Жалко, Бицепс, что ты секретный, — ухмылялся, стоял рядом Шерсть, уже накативший вина, — а то бы на телефон засняли, как ты по трупам скакал-хохотал с игрушками в руках, в зареве пожарищ. Потом бы бритым в чаты запостили, чтобы срались по ночам.

Тигриный комбриг заботливо стряхнул Густаву пыль с плеча, застегнул ему нежно верхнюю пуговку. Поправил ремешки шлема:

— Ты молодец, Бицепс, хорошо играешь. Глядишь такого артиста и оставят Звезды в живых на будущий сезон. Я бы посмотрел про тебя еще пару серий.