Три Царя

Глава 13

13

Форточка небольшого окна мелодично захлопала, когда снаружи поднялся сильный ветер. За столом кабацкой удобно устроились все гости вместе с владельцем и старостой. Балдур сидел рядом с Мирой, а Дэйна и Ярик по бокам. Напротив них, словно на допросе расположились местный кабачник и староста деревни.

Сырник, в своей манере, сидел на столе, и сложив руки на груди, надменно наблюдал за людьми. Для своего роста и габаритов смелости ему было не отбавлять, особенно когда рядом с ним полный отряд сопровождения Красного Стервятника.

— Ну, рассказывайте всё что знаете.

Мира исполняла роль экзекутора, прокурора и дознавателя в одном лице. После короткого разговора с Балдуром, она без особых усилий убедила его, что человеку не хватит тактичности и знаний человеческой психологии для успешного разговора. Стервятник поморщился, но спорить не стал.

— Нечего добавить больше, госпожа колдунья. Всё было, как и сказал, как и просили: окна заколотил, на двери замок повесил, самолично ходил каждый час смотрел и проверял на месте ли всё, али не выломал кто. Под утро меня сморило токмо, прикорнул чуток, чтобы силы все не истратить. Эт самое, но я тогда позволил себе, ибо видал, что воительница-колдунья златовласая решила подсобить мне, и сама устроилась у двери.

— Эх как завернул, хоть в басню лей! Воительница-Колдунья златовласая! А, Дэйна?

Она никак не ответила на слова Ярика, но на её щеках порозовел легкий румянец.

— Ну дык эта самое! Воительница видно сразу, щит и меч носит не хуже мужичья, чарам обучена — значит колдунья, да и красотой златовласой сражает, что бочка ржаной.

Кабачник явно искал расположения Дэйны и уже не первый раз осыпал её комплиментами. Она видом давала понять, что не в полном восторге от слов, однако так и ни разу не перебила владельца «Крота», когда тот изливал свои речи.

— Тогда как наш певчий то ужрался вновь, что лыка не вяжет, да еще и водкой полисовской? У нас таких не водится! ¾ негодовал Старик.

— Это всё она! Она свои козни строит, ибо не ублажали мы её, забыли совсем, не боимся больше, а стоит! Стоит боятся её гнева пучинного!

— Опять она, опять баба какая-то гневается, Вокрут тоже мычал в первый раз что-то подобное. Чего ты нам не договариваешь, старик? — спросил Балдур.

— Да ничего, — старейшина бросил взгляд на Ярика и поморщил брови, от чего, казалось, что густые, торчащие в разные стороны седые линии сливались в одну. — Никто не гневается, это он так. — Он резко повернулся к владельцу и отвесил ему звонкий подзатыльник. — Кабачник, ты чево несешь то? Нету у людёв времени на сказки да басни. Хе-хе. Давай лучше проверим певчего еще раз, а я пока схожу воздухом подышу, больно спёрто внутри, ты бы окна хоть открыл.

Старик махнул костлявой рукой на прощание и встал, как тут же его осадил Ярик, бесцеремонно схватив за шиворот.

— Посади за стол пятерых, кто-то наверняка из них наверняка окажется лжецом, — начала Мира с любимой поговорки. — Рассказывай, старик, рассказывай всё что знаешь. Что за особа такая? Почему гневается и требует благ всяческих? Смотри мне, я может выгляжу шикарно, но не смей темнить, не позволяй себе судить неверно из-за моей красоты.

— Да сказки это, — нервно сглотнул старик. — Что твой пень, говорю же. Холопы народ простой, горазды не выдумки всякие, вот и понавыдумывали персонажей себе увлекательных, чтобы жизнь ярче казалась. Бред, чушь, выдумка.

— А вот и не выдумка! — прервал его кабачник. — Полная правда, я сам её своими глазами видел, ну не её саму, а силуэт на волнах. Злая она баба. Душа у неё гнилая, корывыстая.

— Корыстная? — переспросила Мира.

— Ага, она самая. Корывыстая.

— Так что за баба-то? — Ярик, переадресовал свой вопрос кабачнику.

Тот прошелся жирным рукавом по носу, вытирая остатки засохшей каши и стряхивая крошки в длинную бороду, с серьезным лицом начал:

— Значится, жила у нас тут особа такая, важная, по крайней мере хотела такой казаться. Это было еще в ту эру, когда наша деревня блистала во всей красе жемчужины Янтарного. Так вот, значится, ходила она по селу, вся в шелках, в мехах, моё почтение, нос к небу, задница к югу. Мужчиье к ней и так и сяк и тыкмо такмо, а она всё воротила. Грит лишь царь её достоин, и она сама царица.

Спала она, значится, в доме таком, что ей всей деревней отстроили, ну точнее мужики отстроили. Хоромы, мать их, моё почтение, каких свет не видал. Тотемы из ясеня, стены из красного дуба, ковры с кружевами из золота, в общем царске, царске. Ходила она, носом воротила, мужичье всё умом тронулось, и в один день…

— Что-то случилось, ¾ пробубнил Балдур.

— Еще что! Не просто что-то, а целый екелдык! Гуляли значится всей деревней Навий день, накрыли поминальный стол, принесли требы, скорлупы заготовили целый мешок. Выходим к кругу богов, значится, а тотем Марены пропал, а на её месте те самые шелка и меха что девка носила. Бабье ударилось в слезы, мужичье поиск устроило. Всем селом девять дней и девять ночей искали, ни тотема, ни девки.

— А потом что-то началось.

— А то! Корабельщик наш, значится, после Навьего дня на переправу пошел как обычно. Судно подготовил, товарами загрузил, певчего позвал и вышли. Да только, эт самое, встали они в штиль, как только от берега отошли. Певчий колдует, а не колдуется, словно озеро замерзло, хоть и льда почти не было. Березень на дворе, лёд потаил давно.

Затем волны подниматься стали, при штиле то. Певчий снова за ремесло своё, только хоть бы хрен, не поддаются ему гладь озерная. Ревет пучина, гневается, вода пенной чернявой бьет о борта, раскачивая посудину, а вдалеке слышен голос женский, что благ и требов просит. Марена сама, едить её кобыле под хвост, появилась, да в нарядах, шелках и мехах. Нос к небу, задница к югу.

Корабельщик едва ноги успел унести, а вот певчему меньше повезло. Схоронили мы бедолагу в пучине Янтарной, даже тело не всплыло позже. Пожрала его Марена или девка та, пёс их разбери. С тех пор мы дары приносили, ублажали, как могли, а она нам по Янтарному ходить позволяла.

— По-твоему, у вас в озере Марена живет? Дочь Чернобожья, правительница зимы и смерти? — прервал рассказ кабачника Ярик.

— Ну так! Иначе никак, говорю же, вышла из глубин в шелках и мехах. Волосы чернявые, платье белоснежное, что зимняя вьюга, на плече ворон сидит и смотрит, а в клюве у него ключ от царства мертвого. Держит она, значится, в одной руке серп, а в другой камень алынкый размером с яблоко.

— Рубин алый?

— Именно он, алый как кровь, как смерть. Говорил я тебе старый, не причина её забывать, раз у нас с певчими и едой проблемы. Вот она и разгневалась, лишила единственного дохода. Село в дерьме, суда не ходят, народ мрёт. Пополняет царство её.

Ярик поморщил нос и задумчиво почесал затылок, наблюдая за тем, как внимательно слушает Сырник.

— Марена традиционно является верхом на буром на медведе со смоленными волосами, в короне из золота и соломы или с белым волком, нося накидку из сермяги, что покрывает седые волосы. Никогда не слышал, чтоб она в озере купалась.

— А вот, господин колдун, теперь слышали. Явилась, лик злой, волосы что паруса развиваются, и как начала вопить. Мужичье за головы похваталось и за борт прочь. Страшно. Страшно.

— Что ты брешешь? ¾ вмешался Старейшина. — Откуда знать могешь? Ты ж тогда еще и в мыслях не родился и даже не зачался.

— Мне бабка моя рассказывала, да всё в подробностях таких, что будто сама видела.

— Так может бабка твоя и есть та царица? А? Али может она и есть владычица зимы и смерти?

Уши кабачника покраснели, а губы гневно зашевелились. Он согнул руку в локте и показал неприличный жест старику, который кричал громче всех. Староста цокнул и сплюнул под скамейку, демонстративно отворачиваясь.

Мира наблюдала за перепалкой этих двоих и дивилась. Они, погруженные в спор, были готовы собственную мать сдать, лишь бы заткнуть соперника. Сырник, что явно был увлечен рассказом кабачника, схватил кусок засохшей корки хлеба и метнул в человека.

Владелец «Крота» резко обернулся и, увидев перед собой взгляд аури, который буквально приказывал ему продолжить, произнес:

— Сам я не видал, но бабка моя рассказывала в мелочах, да и деревня вся наша верит. Вот с тех пор мы ублажаем её, то песни лучезарные поём, то подношения какие оставим, а она их сразу на дно утянет. Так и живем, точнее жили. Мы ей, а она нам по озеру ходить давала.

— И как это может быть связанно с тем, что певчие спиваются до могилы?

— Ну как же, госпожа колдунья, певчие приливами управляют, по озеру ходят, а она в озере живет. Вот видать разозлилась она или просто не в духе, и наложила проклятье на них, да и на всё село наше. Караул нам, ежели не задобрим Марену Зимоправищую, Марену Смертоцарствующую.

— Не слушайте вы этого баламошку блаженного, господа колдуны, брешет он. В другом причина явно, в другом, что наш певчий пьёт, что твой пень.

— Меня всё больше и больше интересует, чего это ты так пытаешься его опровергнуть, старый? — слова Дэйны прозвучали вызывающе, а сама она пристально смотрела в мутные глаза человека. — С его слов, вся ваша деревня верит в проклятье, сам ты чуть ли ни челом бил, как нас увидел, а теперь нос воротишь и юлишь как коза на случке.

— Я… да… нет, что вы? ¾ голос старика задрожал, а его глаза забегали по комнате. — Что вы? Просто не хочу вас запутать, господа благородные, ежели не проклятье это Мареновское, али девки мёртвой, так что на это время тратить то, а? Верно же дело, другое искать надо.

— И что же у тебя на уме?

— А всё просто, госпожа колдунья прекрасная, надо искать тогхо, кто проклятье то и наложил. Среди живых искать, они заразы на такое способны.

— И есть кто на примете?

— Волхв! Змеиный потрох, ушел он давеча в лес, всё говорил, что травы какие собрать надо перед Осенинами, и так и сгинул. Сбежал пади паскуда, чтобы не поймали и не высекли, как козу. Вам, господа, волхва нашего Епитея найти надо. Он-то уж точно виноват в этом.

— Почему сейчас? Почему раньше не упомянул, что у вас волхв пропал? Такие специалисты сами по себе в лесах не теряются, ¾ на слове специалисты Сырник изобразил пальцами кавычки.

— Ну дык я это, не специлист же. Не знаю, что важно, а что нет в колдунстве то, а вы вот знаете. Только сейчас ситуация поменялась, кабачник на озеро ссылается, а явно дело в волхве.

— Ладно, говорить можно бесконечно, только и делать что-то надо. Нет у нас времени, нам озеро перейти надо, ¾ Мира погладила Сырника по пушистому хвосту, и продолжила. — Была у меня мысль насильно надеть путы на Вокрута, привязать к столбу на улице, и устроить засаду, но это идея нравится мне всё меньше и меньше.

— Почему? — наивно удивился Ярик.

— Господин кабачник, господин староста, спасибо за информацию, дальше мы сами, но у меня есть для вас дело.

— Всё что угодно, — резко выпалил старик, пытаясь вернуть вотум доверия.

— Что прикажете, — не остался в стороне и другой. — Я вам слово дал, что помогу баламошку поймать этого, кто ему водку таскает, и проклятье снять.

— Присмотрите за нашим владыкой приливов, если я права, трезветь он, конечно, никогда не будет, а водка и дальше появляться станет, но на всякий случай.

— Присмотрим как за своим.

— Как за своим присмотрим.

На этом двое удалились, а Сырник запрыгнув Балдуру на плечо, задумчиво выдохнул. Они вышли на улицу. Солнце стояло в зените, и деревня переживала еще один свой мрачный и медленный день. Люди тащились по улицам, словно их изредка подгонял кнут. Даже скот выглядел так, словно и не ел совсем.

— На кладбище веселее, — простонал Ярик, но взглянув на товарищей тут же оживился. — А идея то твоя хороша, Мира. Ночью мы может и заперли его, но в этот раз на улице оставим, на видном месте, и сами рядом будем, как только скотина, что водку ему таскает появится, схватим, скрутим в бараний рог и всё тут.

— Только кажется мне, останемся мы ни с чем, ¾ фыркнула она в ответ. ¾ Возможно, никто и не спаивает нашего певчего.

— Сам? Лунатизм? ¾ уверенно предположила Дейна.

— Дибилизм, — констатировал Стервятник.

— Балдур, — улыбнулась Мира. — Твой уникальный и обаятельный шарм сборщика всегда вызывал во мне интерес, но порой ты ведешь себя как упертый маленький ребенок. С лунатизмом он бы не смог выйти из кабацкой, даже с дверью не разобрался бы. Здесь нечто другое, но факта проклятья или заговора я не отметаю.

Ярик резко обернулся, словно услышал чей-то голос, и отошел на несколько шагов. Он ходил вдоль берега туда и обратно, размахивая руками, ведя диалог с невидимым собеседником.

— Значит нужно поговорить с домовыми, они всегда подобное чуют, особенно, что касается их владений, — заключила Дэйна. — Я вернусь в кабацкую и попробую приманить местного.

— А я схожу еще раз к халупе певчего, дух там тяжелый, придется повозиться, — почесала затылок Мира.

— На хлебные крошки приманивать будешь? — съязвил Балдур.

— Очень хотелось бы, — устало выдохнула она. — Но что-то мне подсказывает, что без чар не получится обойтись.

— Я пойду волхва искать! — гордо заявил Ярик, щеголяя длинным плащом с языками пламени. Он подошел к остальным, заметно запыхавшись, будто после жаркого спора.

— Ты с ума сошел, баламошка? Хотя да, кого я спрашиваю? — начал взрываться Сырник. — Где ты его искать будешь, холопская морда? Старик же сказал, что ушел он еще до Осенин и может быть, где угодно. Волками съеден, другими хищниками, рататоски загнали в ловушку, даже с волхвами случалось. Может он и вправду виноват в происходящем, а значит уже можно и в Велпосе его искать, или где еще.

— Там, — ткнул пальцем Ярик.

— Что там? — раздосадовано спросил Сырник.

Ярик указал пальцем на лесополосу, которая уходила в горизонт, и повторил:

— Там волхв, там искать нужно.

— Это тебе «отец» сказал? — снова съязвил Балдур.

— Сказал, еще сказал, что я туда один пойти должен.

— Послушай, — произнесла Дэйна мягким голосом, подходя к огненноволосому человеку. — Я всегда скептически относилась к твоим… видениям, но лгать не стану, порой они помогали нам, но в этот раз всё иначе. Мира права, волхв может быть, где угодно, а ты один собираешься в лес, из которого мы только вышли. Также я понимаю, что отговаривать безумца и есть само безумие, поэтому не стану, вместо этого возьми с собой Балдура. Он сборщик и хорошо местность да тропы знает.

— Нет! — отрезал тот. — Отец ясно выразился, что пойти я должен один, и вести меня тропой верной сможет только он.

— Сейчас не самое лучшее время, чтобы разделяться, лободырный ты, — не останавливался Сырник. — По крайней мере пока не доберемся до Гривастых.

— Знаю, Сырник, но так сказал отец. — начал успокаивать всех Ярик. — Не переживайте так сильно, ежели не вернусь через два дня под полночь, то доставайте лучшее пойло, накрывайте богатый стол, не скупитесь, и поминайте как звали!

С этими словами он развернулся и побежал. Балдур хлопнул Сырника по лапке, и зверек сгруппировался, однако уйти он смог не далеко. Перед ним появилась Дэйна, точнее её щит, что располагался на спине, а сама полувеликанша произнесла:

— Ты его не догонишь, и сам знаешь, что бессмысленно. Сходи лучше к корабельщику, пока мы с Мирой домовыми занимаемся. Как только разберемся с тем, что происходит с певчим, я хочу убраться из этого места как можно скорее. Может и узнать полезное что-нибудь получится.

***

Пузатый фокрунец бегал сосисочными пальцами по разноцветным кристаллам, жадно хлопая ресницами и пересчитывая их еле шевеля губами. Он автоматически отодвигал длинным ногтем мизинца те, что ярче в сторону, сосредотачивая свой профессиональный взгляд на тех, которые переливались всеми цветами радуги.

— Неплохо, неплохо. Занесу в протокол, что отряд твой пришел с богатой добычей, пить сегодня можете за счет коллегии.

— Отлично, выпивка нам не повредит, — молодая девушка поправила револьвер на груди, а затем спросила. — Послушай, Лок. Ты в последнее время ничего не слышал о Балдуре?

— О ком? — не отрывая взгляда от кристалликов, промычал Фокрунец.

— Не притворяйся, Лок. Много ты сборщиков знаешь в Велпосе, что носят Мидсхвальские имена? О Балдуре. Красном Стервятнике.

— Его выгнали несколько лет назад, с тех пор он и не заходил. Ты сама знаешь правила, а его лично главный пнул, как пса бездомного под зад, это намного серьезнее.

— Оценивать у тебя гораздо лучше получается, Лок. Мне стоит считать, что тот мешочек, который ты уже который месяц прячешь за лавкой принесли тебе новички? Или шкатулку, от которой просто прёт холодным болотом? Я знаю всего несколько сборщиков, которые осмеливались ступить во владения Бессмертного, но никто из них не заходил так далеко за хладноголосками.

Лок, инстинктивно бросил свой взгляд под лавку, и шмыгнув носом, процедил:

— Что тебе надо?

— Чтобы ты ответил на вопрос, а не юлил, — с нажимом протянула она.

Фокрунец собрал кристаллики с прилавка, и они волшебным образом растворились в его маленьких ладонях:

— Последнее что слышал, он на контракте, на вылазке со своими.

— Прям-таки со своими? Со всем отрядом, и даже с Дэйной? ¾ продолжала настаивать девушка.

— Угу, — отмахнулся оценщик. — Кто-то хорошенько подсуетился чтобы собрать их вместе, ушли пару недель назад, а чего интересуешься, есть на примете заказ?

— Не совсем. — произнесла она, а затем резко насупилась, словно не желая продолжать.

— Пёс его знает, что у Красного в башке творится, я давно перестал пытаться понять, и тебе советую. Одно могу сказать, что в этом как-то замешан Многоликий, так что забудь, еду и питьё поставят на столик, что у торшера. Отдыхайте.

***

Балду шел вдоль берега и молча осматривал деревню, в которой, по злому року, им пришлось задержаться. Он подобрал небольшой камешек, края которого были сточены водой, и в руке он лежал особо приятно. Балдур повернулся в сторону озера, что казалось ему невероятно бесконечным и абсолютно безмятежным. Широким замахом от швырнул камень в воду, и наблюдая как от места падения расходятся волны, улыбнулся.

— Не тревожь воду, — проворчал Сырник, сидя на плече человека.

Он ничего не ответил, лишь, не говоря ни слова, продолжил путь. Они проходили мимо ветхих изб и халуп, от которых пахло солью и рыбой. Они миновали несколько закопанных ям, что выглядели как курганы и пахли также. Балдур молчал долго время, но наконец произнес:

— Что мы пытаемся найти?

— Не знаю, — задумчиво пробормотал аури. — Но идея призвать домовых и поговорить с корабельщиком вполне имеет свойство быть. Нам нужно узнать как можно больше об этом проклятье от местных, не морщи ты морду свою. Всё у тебя не как у людей, Балдур. В богов веришь, профессия твоя тесно связанна с духом, а значит и всевозможными формами его проявления, и всё же ты воротишь нос от проклятий и заговоров.

— Может ты и прав, ¾ согласился он. — Может у меня не всё как у людей, потому что люд, о котором ты талдычишь, есть существо нерациональное, то бишь, абсолютно нелогичное. Может я и сейчас сам себе противоречу, потому что создали нас боги такими, наделили разумом, от которого сами и страдаем.

— Например?

— Например, — начал объяснять сборщик. — Есть у люда твоего, привычка связывать все между собой нитями верований убеждений и ограниченным количеством знаний. Ведь иногда нечто невозможно связать, нельзя сшить яблоко с крольчатиной и назвать это рагу. Порой нечто просто не имеет смысла, и искать его лучше не стоит. Вместо этого, любой упавший камень по счастливой случайности прямиком в колодец, это предназначение, просыпала старуха соль в избе, к несчастью, проклятье накликала.

— Слышал бы ты сейчас себя, — хихикнул Сырник.— Ходячее противоречие, живое воплощение люда.

— А я и не отрицаю своей человечности, — Балдур резво размял щеки, дабы согнать противный соленый налёт пыли. ¾ Но голова на плечах не для того, чтобы есть да плеваться в подворотнях.

— Связывать нужно то, что имеет смысл связывать, остальное стоит отбрасывать в сторону, а не придумывать названия, только потому что нитки не подходят.

Сырник повернул голову таким образом, что казалось его шея вот-вот хрустнет. Он посмотрел на человека взглядом, который тяжело было описать однозначно. С одной стороны он совершенно не понял, что Балдур имел ввиду, с другой он пытался отыскать частичку безумия в его глазах и средневозрастного маразма.

— Что ты несешь? — наконец сорвалось с его маленьких уст.

— Я тебе покажу.

Балдур резко остановился и шуршал ногами по мокрой и рыхлой земле, распинывая в стороны кости мелких животных и осколки домашней утвари. Когда его взгляд остановился на небольшом комочке земли, он ехидно ухмыльнулся и поднял его. Очистив от земли, это оказался застекленевший и напрочь промерзший рыбий глаз размером с детскую пуговку.

— Ну и на кой чёрт он тебе сдался? — Сырник нахмурил брови, наблюдая за тем, как он очищает его от земли и играется на солнце.

— Видишь, вон бабка белье в озере полощет? — не привлекая к себе внимания, он кивнул в сторону берега.

— Ну вижу. — Коротко ответил Сырник

— Видишь рядом с ней торчащая с земли мачта, которую они под сушилку пользуют?

— Ну вижу.

Балдур широко и ядовито улыбнулся. — Давай-ка метнись туда вороньим крылом, да в клюве глаз рыбий держи.

— Ты совсем…

— Крути головой, как птица, — оборвал его Балдур. — Я знаю, ты умеешь, да смотри ей в глаза всё это время. Можешь пару раз крыльями взмахнуть для пущего эффекта, но думаю и без этого можно обойтись.

— Во-первых, я эту гадость к своему рту и близко не поднесу. Во-вторых, она скорее это за дурной знак или примету сочтёт. В-третьих, на кой чёрт мне это делать?

Балдур крутил рыбий глаз меж пальцев, и с улыбкой садиста продолжил:

— Если за примету дурную сочтёт, то она в тебя палкой или камнем швырнет, может пару фраз каких бросит в след, ничего страшного. В противном ты поймешь, что я имел ввиду.

— Или, — возмутился Сырник — Мы просто пойдем к корабельщику, и кобыле под хвост все эти рассуждения.

— Ясно, — изображая разочарование в голосе ответил человек. — Так и знал, что как только о палке или камне заикнусь, ты сразу струсишь. Ладно, пошли к твоему корабельщику.

Сырник напыжился как снегирь, а его огромные уши встали торчком. Балдур почувствовал небольшое давление вокруг шеи, которое говорило ему о том, что аури возбудился от эмоций.

— Я в волколаков обращался! — огрызнулся зверек. — Тобой с голым задом ходил по селу, не опасаясь дрыном по хребтине получить али стрелой в грудь! Пролезал в такие места, что меньше твоего мизинца, и ты думаешь я бабку боюсь с палками и камнями?

— Ну другого объяснения я не нашел, — с ехидной улыбкой соврал Балдур.

— Да как два пальца после кружки, — загордился Сырник. — Только и ты пойми, палка или камень для меня будет, как в тебя бросить валуном или деревом. Бьёт может и не так сильно, но, зараза, габариты пугают.

Стервятник почесал переносицу, качая головой, и ответил:

— Добавим интереса тогда, если ты окажешься прав, я тебе в ближайшем приличном кабаке закажу ведро твоего любимого.

— Балдур, я аури, если мне что-то надо, я могу обернутся кухаркой и жрать хоть с котла, предложи, чего получше.

— Ты хоть скотина языкастая, ¾ мужчина засмеялся в голос. — Но скотина порядочная, никогда красть не станешь, если того не потребует острая нужда. Так что предложение остается прежним, хочешь услышать, что я получу если окажусь прав?

— Валяй.

— Ты поклянешься у священного столбца Перуна, Рода и Матери Земли, что не будешь обращаться мною целый год.

— Месяц. — Запротестовал Сырник.

— Полгода. — Парировал человек.

— Два месяца.

— По рукам.

Сырник нахмурил брови, и облизав верхнюю губу, внимательно осматривал окрестности. Балдур прекрасно знал Сырника, как и он его. Оба отличались особой тягой к азарту и страстью к вызовам, которые подчеркивали их сильные стороны. Сырник протянул маленькую ручку, и через мгновение на ней оказался засохший рыбий глаз. Он еще раз посмотрел по сторонам, убедился, что никто не смотрит.

— Не довести бы до могилы старую.

С этими словами он зажал глаз меж зубов и его тело задрожало красками, пока он не вспорхнул с плеча Балдура в обличии черного ворона. Первые два взмаха дались ему тяжело, словно птенец, отважившийся на свой первый полет, он тянулся к ближайшей точке. Взмах, еще один и уверенной грацией он набрал высоту, и спикировал на мачту.

Старуха была поглощена стиркой и напевала себе меланхоличный мотив. Сырник приземлился туда, куда и планировал, однако внимания ему так и не уделили. Он хотел было раскрыть клюв, чтобы издать птичий крик, и едва не выронил глаз.

Балдур вновь ухмыльнулся и безвыходно развел руками в стороны. Сырник захлопал крыльями, но даже этого было недостаточно чтобы обратить на себя внимание занятой старухи. Стервятник подцепил носиком ботинка остроугольный камешек, который на самом деле оказался измазанным сажей осколком стекла, и пнул в озеро. Тот приземлился ровно перед старухой, что наконец заставило её поднять глаза.

Она, вытирая выступившую испарину, устало выдохнула, а затем ахнула. Взгляд её остановился на чёрном как ночь вороне, что смотрел на неё мертвыми ликом, а в клюве держал толи мутный хрусталь, толи чей-то глаз. Сырник взмахнул крыльями и закрутил головой. Старуха ахнула вновь. Она бросила не достиранное белье в кадку, и отползая назад, перевернула ушат со скисшим молоком прямо на золу от подсолнухов. Сырник широко расправил крылья и пригнул шею в угрожающем жесте.

Долго ждать не пришлось. Старуха, оставив пожитки на берегу озера, завизжала, что есть сил и пожилой рысью метнулась в сторону деревни, зовя на помощь. Балдур тут же осознал, что его практическая теория зашла слишком далеко, и он жестом подозвал Сырника.

Ворон в полете выплюнул рыбий глаз, и приземлился на плечо человека уже в своей истинной форме. Сырник первым делом схватил ворот Балдуровского плаща и принялся им отчищать свой длинный розовый язык. Через мгновение он почувствовал вкус грязи и соли, и громко выругавшись, отчищал рот маленькими лапками.

— Перестарался ты, — ухмыльнулся человек. — Я тебе говорил, усядься смирно, да гляди на неё прокачивая головой, а ты что там устроил? Бабка подумала, что ты бросишься на неё как сокол с небес.

— Я пытался обратить на себя внимание… тьфу… держал меж зубов, а привкус словно жевал… тьфу. Так кто из спора победителем вышел?

— Да никто, — огорченно вздохнул человек. — Не понятно, толи она проклятья испугалась, толи на приметы такая доверчивая, а может просто подумала, что ворон сейчас её в глаз заклюет.

— Так как решить то? — не успокаивался Сырник. — На кону приз увесистый стоит.

— Как решить?! Будем ждать, со временем ясно станет, какая молва по селу разбредётся, тот и будет прав.

Сырник, наконец избавившись от противного привкуса во рту, еще раз сплюнул, а затем навострив свои уши, произнес:

— Думаю, нам лучше поспешить к корабельщику, если мы не хотим стать частью этой молвы.