Три Царя

Глава 27

27

Порядком захмелевшие гости, объевшись всевозможных угощений, готовились к церемониальному этапу свадьбы. Личные слуги князей других земель и просто высокопоставленных чиновников семенили меж своими господами и задней дверью.

Некоторые из них довольно потирали руки, многозначно бегая глазами, поглядывали на других дарителей. Ратомир вместе со своей возлюбленной был тактично информирован, что настало время для показательных подарков молодоженам, и покорно ждал начала.

Церемониймейстер занял свое место у дальней стены, вместе с полудюжиной слуг и трубачей. Музыкальная труппа, что радовала публику весь день, взяла короткий перерыв и отправилась на кухню. Запах приготовленной еды и выпивки заставлял их играть как можно лучше.

Ратомир сел ровно и положил свой могучий взгляд на огромную дверь из красного дуба. Гости расценили это как знак и также оторвались от трапезы и напитков. Содержимое свадебных подарков оставалось до последнего момента в секрете. Мало, кто это понимал, но преподношением молодых можно было завоевать расположение всего двора или устроить гражданскую войну.

Ранее происходили случаи, когда купеческие и дворянские дома, в попытке завоевать влияние и уважение, отправляли своих шпионов и саботировали неугодных личностей. Таким образом на свадьбу Вонля Эфельса и его прекрасной жены Милонии, чья семья владеет всем стали-металлургическим производством юго-западного предела, разразилась целая баталия. Он был представителем очень могущественной корпорации Кропоса, на их свадьбу съехались все самые знатные мастера и купцы Бролиска. Многие из них испокон веков враждовали между собой, поэтому и искали расположения и покровительства семьи Эфельса.

Таким образом тогда мало кому еще известный фокрунец, сын смертельно больного барина Покпака удивил всех. Он в угоду отцу и семейному делу запустил шпиона в виде полноватой девчушки с неброским именем Глашка, что помогала по кухне. Она выведала, какой подарок приготовили заклятые враги, и тут же доложила своему господину.

Юный фокрунец быстро смекнул что, находясь в подарочном листе перед враждующим домом, можно приготовить такой же, а именно, высотой в пять аршин статую Прокра Эфельса и его жены с будущим ребенком на руках. Милонию настолько тронул этот подарок, что она решила назвать своего первенца в честь мастера, а точнее Профоклом.

Какой стыд и позор легли на фокрунский дом Кропопок, что следовал дальше, с такой же статуей. В подобном случае у них оставалось всего два выбора, либо уповать на настроение молодожен и рискнуть, либо прийти с пустыми руками. Все прекрасно знали, что второй вариант даже не рассматривался.

Бывалый барин и мастер монеты не мог позволить себе подобного проступка. Он, не теряя лица, гордо вышел перед молодоженами и выпятил грудь, насколько позволял маленький рост. Он поклонился и жестом приказал слугам спустить вуаль со статуи. Публика ахнула и зашепталась.

Фокрунец, сохраняя самообладание, пренебрежительно посмотрел на подарок, а затем заявил, что легко переплюнет подарок противника. К всеобщему удивлению он, фыркнув, добавил, что сделает намного более привлекательный жест, достойный семьи Эфельса и щелкнул сосисочными пальцами, публика ахнула во второй раз.

Сколько стоило это главе дома Кропопок, до сих пор шепчутся по углам, однако в тот момент, по словам очевидцев, статуя засияла золотым блеском. Чего юный фокрунец не знал, так это того, что неприглядная полнушка Глашка, оказалась троюродной тёткой, личного семейного чистильщика обуви Кропопок. Девушка не смогла отвергнуть родную семью и призналась во всем.

Тогда Покрокок прилюдно обвинил Кропопок в наглом плагиате и шпионаже, пытаясь отвести от себя подозрения. Кропопок ответил тем же, так и пришли к «Наёмничьей войне». Они оба выбрали ристалищем Курносый курган и сошлись на том, что сам Вонля Эфельс будет арбитром побоища.

Много молодых ребят полегло из-за двух статуй и исконной вражды, но такова политика Бролиска. Она делалась и будет делаться вовеки веков именно подобным образом.

Возвращаясь в тронный зал Солнцеликого, все готовились лицезреть подарки и, шушукаясь, обсуждать их стоимость и скрытое послание дарителя. Ратомир отрывисто кивнул церемониймейстеру и тот выставил перед собой пергамент, прочистил горло.

— Слава молодоженам, слава всем богам! Первому, кому выпала честь открыть церемонию Одарения, выпало отцу невесты, Доброгосту Родославящему! Князю всея Трилесья, мастеру и хранителю лучшей древесины всего Бролиска. Покровителю самых искусных резчиков и бумагопрессарей.

Поседевший мужчина, который пришел в себя после выпитого, но все еще слегка запинаясь в речи, проговорил:

— Дорогие вы… мои, а именно ты, сынок. Я подарил тебе самое сокровенное в моей жизни, и видят боги, не смогу найти более. Однако не быть мне Доброгостом Родославящим, ежели подарком обделю.

Слуги вынести деревянный ящик, и по знаку господина, грани пали.

— Так что пришла ваша очередь дарить в ответ нам и всему царству. Это ложе, с позволения молодожен, станет семейным! Выполненное из белоснежной слоновой кости и красного священного древа Трилесья. Руны выделаны лучшими рунописарями и заговорены моим личным волхвом, под взором самого Рода.

Тронный зал наполнился аплодисментами.

— Помимо этого, — продолжил отец, высоко подняв руку. — Чтобы дочь моя, Елена, понесла богатыря достойного наших обоих княжеств, я выстрою круг Матери Земли, богини нашей плодородья и материнства. Выстрою вокруг всего дворца! Три раза ты пройдешь, но никак не обойдешь! И пускай все видят, что сами боги охраняют тепло и очаг этой семьи! Слава!

— Слава! — раздался голос толпы.

Ратомир встал, а вместе с ним и все остальные. Он слегка улыбнулся и склонился в почтении новому тестю. Доброгост выждал паузу, пока аплодисменты не прекратятся, и вернулся за стол к своей семье.

Церемониймейстер убедился, что внимание всех гостей привлечено ко входу и, глубоко набрав воздуха в легкие, объявил:

— Следующим позвольте представить могучего и справедливого князя Мирослава Рукостанного. Правителя вся Меджья, повелителя стали и металла. Гордый наставник края лучшего мёда и зрелищ. Единоутробный брат-близнец почившего нашего князя, отца великого нашего князя Ратомира Солнцеликого.

Отца Меджья тяжело было назвать стариком. Он пережил более шестидесяти зим, но всё еще был крепок душой и телом. Мужчина в традиционном камзоле из выдубленной медвежьей кожи с оплечьями из рогов лося вышел вперед, осмотрев тронный зал, провозгласил:

— Слава моему брату, Мирославу Красоусту. Пускай дух его покоится с богами, а дети живут, восхваляя его имя не словами, а поступками. Таковы наши законы, так воспитал нас наш отец. Великий князь, племянник мой по крови, сын моего брата. Радостно мне, что ты вновь обрел счастье в супружестве! Пускай кричат птицы, пущай весть об этом дне разнесется на весь мир! Сегодня вы оба, заключили союз, расторгнуть который могут лишь сами боги или смерть. Как бы то ни было, я хочу сказать лишь одно. Пожеланий и так сказано было предостаточно, и еще прибудет. Ты, мой племянник, Ратомир Солнцеликий, и ты моя невестка, Елена Родославящая. Правьте вы этими землями, как боги нам заверили. Правьте для души, а не для брюха, тогда и очаг будет вечно гореть, и народ славить до самой смерти.

Князь взмахнул рукой, на что два дверга вынесли продолговатый предмет, завернутый в шелковую ткань, ушитую звериным мехом. Раса невысоких двергов из земель МидСхваля, была частично похоже на славянских камнеступов, только вторые были куда шире. Менее квадратные мужички протянули предмет князю, и тот, избавившись от ткани, поднял клинок перед собой.

Ножны, выкованные из делиривой стали, на вес были практически как перышко, однако по прочности не уступали стальным. Украшенные медвежьим мехом, волчьими клыками и обтянутые полосками кожи таким образом, что представляли собой знак Перуна. Князь Мирослав резким движением обнажил клинок наполовину, и военные мужи потянули свои опытные и жадные взгляды.

Сталь блестела, скованная словно из слез самой Марены, она переливалась на свету, мягко играя остротой клинка. Князь подошел к племяннику и протянул ему подарок. Ратомир не скрывал радости от подобного подношения и разумом представлял тот момент, когда ему удастся пустить его в дело.

— Храни семью свою, как подобает истинному мужчине. Храни княжество своё, как сын моего брата. Учи детей своих сражаться, как подобно отцу, — кровный дядя Ратомира вновь взмахнул рукой, и его личный слуга неспеша поднес рог. — Уважь меня, племянник, позволения твоей прекрасной жены прошу. Испейте как у нас принято, как батю твоего с матушкой женили. Испейте по-меджьему.

Ратомир кивнул и, приняв кубок, протянул его жене. Елена, будучи персоной высокого порядка, прекрасно понимала, о каком обряде идет речь. Она поднесла рог к губам, от которого сильно ударил запах крепкой медовухи. Она не остановилась, и даже самые острые взгляды не смогли разглядеть на её бровях тени отвращения.

— Три глотка, для жены, чарка для мужа. Пускай и в жизни лихо, что посмеет наведаться, на жену даже не взглянет, ведь мужчина изопьет всё горе на себе. Такова суть наша, суть богатырей наших славянских. Грудью встанем на защиту, и ежели придется, поляжем! Но лихо от близких наших отгоним! Слава!

— Слава! — закричали гости.

Ратомир запрокинул чарку и осушил ее в мгновение ока.

— Рог этот, самолично я добыл на третий день после первого дождя спозаранку. Всю ночь козла выслеживал, забить мог десятки раз, да негоже охотиться без взора богов. Напиток медовый варили из лучших сортов, настаивали, сцеживали, заговаривали, но ни разу не фильтровали. Бьет как дикий кабан, но и душа чище становится. Пей Ратомир, пей Солнцеликий, за свадьбу свою и жену прекрасную! Слава!

— Слава!

Ратомир высоко поднял рог и перевернул, гости слились в рукоплескании. Он богато прошелся по своей бороде, собирая в ладонь капли медовухи, и размахнувшись, скрепился в громогласном рукопожатии с дядей.

Правитель Меджья, что-то нашептал обоим на ухо, от чего Елена улыбнулась, и Ратомир учтиво поклонился. Весь двор Солнцеликого еще несколько недель будут размышлять, что же за скрытый подарок решил преподнести Мирослав.

— Гусь сегодня особо хорош, отведайте, я настаиваю! — продолжал Святогор свои ухаживания за Дэйной.

Когда с членами семьи было покончено. Следующего на дарения пригласили князя Фокрунцев. Фактически такого титула он не носил, хоть официально по бумагам Покроновкок считался княжеством. По сути же своей, это больше был коммерческий союз нескольких городов, правили которыми знатные торговые дома.

Каждый из этих домов, имел свою торговую сеть, которую они распространяли по всему Бролиску и Полисам, в виде груженых обозов, которые были полны товаром и хитрыми Фокрунцами. Они уходили из Покроновкока и никогда не возвращались пустыми. Торговля бушевала в обе стороны, как и не обходилось без драмы, но это другая история.

Покроновкок имел своё маленькое производство, на котором в основном трудились наёмные рабочие из других княжеств. Морепродукты, добыча, засолка, коптилка, деликатесы. Кости для письма, жир для медицины, чешуя для искусства и брони. Как уже могло сложиться впечатление, Фокрунцы были весьма экономным народом, и всё до последней мелочи пускали в ход.

Князь Хокропор явился в богатой шубке и с длинной золотой цепью на шее, на кончике которой мерцал бриллиантами медальон. Его рожки были украшены золотом и сапфирами. В подарок молодоженам он преподнес огромный сундук полный всяческих товаров высшего качества со всего Бролиска. Подобный жест больше подходил для барской свадьбы, нежели княжеской, однако истинным преподношением была его речь.

Покровитель торговли изложил такую речь, что некоторые чувственные дамы и господа, не удержали в себе слез. Одни рукоплескали, другие же утирали влагу под глазами, но одно можно было сказать точно, речь тронула всех, даже молодожен.

Делегация Аностов с Небограда, во главе с князем Ан’Праффе, выбрала более материальное представление. Зная о величие и масштабе Красоградской библиотеки, которая, конечно, была далека от Парящей, они поделились несколькими трудами. Некоторые из них на открытом рынке стоили в цену небольшого городка, однако литературную и интеллектуальную стоимость никто не мог оценить.

Ратомир ожидал подобного жеста от Аностов, но даже не предполагал, что элита ученого мира Бролиска, расщедриться с таким размахом. Он поклонился в ответ, и пообещал хранить эти труды, в самом защищенном и подходящем месте библиотеки.

За ними последовал представитель самого царя Славомира. Им оказался личный советник, который вел себя довольно сдержанно. Всем своим видом он дал понять, что, будучи представителем царя перед своими подданными, вести себя стоит подобающе. При всём своем эпатаже, он не забывал, что находится перед князем, пожалуй, самым влиятельным и могущественным.

Советник извинился за отсутствие царя Славомира, однако громко и отчетливо дал всем знать, что тот занимается важными делами государственного уровня. Ратомир молча кивнул. Он знал. Он понимал.

Многие ждали следующего дарителя, так как он представлял собой большой политический интерес. Церемониймейстер откашлялся в кулак и, убедившись, что внимание всех приковано к его голосу, заявил:

— Секундочку вашего внимания. Следующим на помост дарителя выйдет гость, который проделал немалый путь ради этого священного и великого дня. Родом из самого МидСхваля, соседей наших, а также близких друзей. Покоряющий волны, из края мастеров кораблестроения. Укротителей водоворотов и певчих приливов. Правитель Хавфделя, ярл Сигурд Железнопалый, сын ярла Йорлунда Прекраснокожего!

Как и многие князья и ярлы, это был широкоплечий мужчина с длинными поседевшими волосами, заплетенными в косы. В его бороду были вплетены тотемы и руны его народа. Он вышел в центр тронного зала и поклонился, как это принято у МидСхвальцев.

— Князь Ратомир Солнцеликий и прекрасная, подобная Фреи, Елена Родославящая! — перешел он сразу к делу, чисто говоря на славянском. — Я рад и польщен вашему приглашению. Я прибыл из самого Хавфделя, где был благословен конунгом и самим Одином на это путешествие. Это поселило в моём сознании теплую мысль, и увидев воочию, я возрадовался. Боги наших и ваших земель сопутствуют твоему счастью, Ратомир Солнцеликий. Как гость, я прибыл не с пустыми руками, однако подарок мой, разглядеть не так просто.

Он сделал шаг вперед и на его ладони появился небольшой водный пузырек, что бушевал морем изнутри. Он выставил перед собой руку, и произнеся короткое заклинание пузырек поднялся ввысь и начал расширяться. Гости, задрав подбородки, широко раскрыли глаза от удивления, когда среди волн стало появляться отчетливое изображение.

— Мой дар тебе, Ратомир Солнцеликий, как и твоей жене и твоему княжеству этот драккар. Строили его лишь с позволения богов и под пристальным взором Хугина и Мунина. Твоя страсть к мореходству и сражениям достойна славы мужей МидСхваля. Как ты ведешь в бой своих варягов, с силой Магни, так и этот драккар будет твоим спутником и помощником. Да не ударит Тор по своей наковальне, когда ты в море. Да будет бить он по ней лишь тогда, когда несладко станет в бою. Да молнии его сразят лишь врагов твоих, а тебя оставят пировать над телами поверженными. Уходя на этом драккаре, будет жена твоя прекрасноликая и отпрыски твои розовощекие спокойны, как под одеялом Фригги. А теперь как положено, одари этот драккар именем по выбору твоему, и благословение богов ляжет на тебя.

Ратомир встал и направился к ярлу. Все прекрасно понимали, что это был верный политический ход, особенно после такого подарка, и речи благословения иноземных богов. Солнцеликий поравнялся с ним и протянув его руку, произнес:

— «Blod Bror», min venn

Сигурд Железнопалый улыбнулся в ответ, крепко пожимая руку.

Тронный зал вновь зарукоплескал. То, как повел себя Ратомир, и как на это отреагировал ярл Хавфделя, заставил военных мужей, варягов, богатырей, встать с полными чарками в руках, и закричать что есть сил:

— Слава! Слава!

Из неоткуда появился слуга, на подносе у которого были две кружки МидСхвальского эля. Сигурд сразу узнал родной напиток, и ударив по чарке Ратомира, они оба закричали:

— Слава воителям! Слава!

— Сколь! — прокричал Ратомир.

— Сколь! — раздался зал.

— Takk gudene! — восхвалил богов Сигурд.

Мигом осушив содержимое, они крепко обнялись и вернулись на свои места. Оставался последний князь, последний даритель из близлежащих южных земель. Края поэзии, жаркого солнца и самого лучшего вина. Дом писателей, художников и замков муз.

Ратомир явно воспрял духом. Очевидцы той свадьбы расходились во мнении, толи это от выпитого, толи от теплых слов. Однако статный князь, заказал себе кружку простой, деревенской медовухи и, встав, поднял тост за свою дружину и всех боевых мужей.

Члены его дружины тоже были приглашены на свадьбу. Они вставали каждый раз, когда вставал их предводитель, но именно в тот момент, они не сдержались и прокричали боевой клич.

«За Рода и Царство мы рвёмся в бой.

С силой Перуна и сердцем Марены

После издадим ужасающий вой.

Дружина со славой вернется домой!»

— Слава! — возрадовался Ратомир

— Слава! — поддержали его остальные.

Солнцеликий выпил с боевыми товарищами и вернулся к своей жене, которая тепло и одобрительно кивнула. Об этой свадьбе будут говорить еще долго, но никто из присутствующих и не догадывался, что ни подарки, ни клич дружины станут основной темой для дискуссий.

Следующим и последним на дарения вышел князь Нирофаан. Он служил правителем единственного меридинского княжества Пурпурных Клинков. Между ним и Ратомиром и ранее были разногласия, однако Нирофаан, не мог позволить себе не явиться на официальное приглашение. Тем более, когда все князья и влиятельные представители полисов собрались в одном месте. Он вышел, как и все остальные на центр.

— Ратомир Солнцеликий, я крайне признателен твоему приглашению!

Он успел произнести лишь это, как двери тронного зала внезапно раскрылись с ужасающим звуком. Гости ахнули и приковали своё внимание к незапланированному гостю.

— Солнцеликий? — послышался хмельной голос. — Уважаемый? Признателен твоему приглашению? Отец, ты видимо совсем потерял уважение к себе и своим землям.

Нирофаан даже не обернулся, однако его лицо скривилось в гримасе стыда и гнева.

— И что же это мы тут наблюдаем, а? Свадьба, всем свадьбам свадьба. Сам царь позавидует.

Худощавый меридинец с бутылкой Афильского вина прошел мимо своего отца, заметно пошатываясь. За ним следовал огромный, буквально колоссальных размеров родич, который, судя по всему, и был виновником покосившейся двери.

— Айвокан, успокойся, — процедил сквозь зубы правитель Клинков.

Парень не обратил никакого внимания и продолжил:

— Доброго вам дня, Елена Родославящая, и вам, Ратомир, как там тебя кличут.

Толпа зашепталась.

Нирофаан несмотря на недоговорки и политическое положение между княжествами, попытался разрядить обстановку, и урезонить своего сына, но тот оттолкнул его прилюдно и закричал:

— Эта женщина! Эта прекрасная, рожденная самими богами и одаренная не только внешностью, но и разумом Матери Земли, предназначалась мне! А Ратомир, чтоб его род прогнил, украл её у меня. У меня! Представьте себе? У меня, Айвокана!

Парень едва удержался на ногах, когда обращался к публике. Он сделал еще один глоток вина, и утерев нос, подошел к невесте. Ратомир даже не вздрогнул, однако он больше не улыбался, даже тень его радости пропала.

— Еленушка, за что ты так со мной? Ведь я тебя любил, в сады тебя водил, стихи писал, под окном ночевал, лишь бы воочию насладиться твоей улыбкой. Я дарил тебе цветы, клялся в вечной любви, — Он сделал еще один глоток. — И как помнится мне, ты также клялась, под тем вишневым деревом.

Гости не смогли сдержаться. Шепот наполнил зал. Ратомир по-прежнему сидел смирно.

— А потом пришел этот мужлан! Он ведь ничего не понимает в искусстве, которое ты так любишь. Мои стихи, стихи величайших поэтов нашего времени. За что ты так со мной, Еленушка, я ведь тебя люблю! Люблю всей душой.

Елена бросила короткий взгляд на своего мужа, который всё еще божественными силами сохранял спокойствие. Он смотрел перед собой, но моргнув дал ей знак.

Она медленно подняла кубок, который в тот час слуги наполнили вином. Именно тем вином, что так безудержно давился Айвокан. Она медленно, неспеша, в полной тишине покрутила бокалом в руках, а затем выплеснула ему в лицо.

— Я, Елена, из древнего и почитаемого рода князей и ученых, — произнесла она грозно, встав с трона. — Я не чья-то пока по законам божьим не вступлю в брак. Я не чей-то трофей и никогда им не стану. Я принимала твои ухаживания, но тебе смелости не хватило позвать меня в жены. Теперь, когда я счастлива со своим могучим мужем, ты смеешь меня оскорблять? Смеешь оскорблять меня и моего мужчину?

Паренек выронил бутылку от неожиданного хода событий, и попятившись назад, схватил своего отца за рукав.

— Ты видишь, отец?! Ты видишь, насколько мы оскорблены сегодня?

Нирофаан отринул его тот час, и обратившись к Ратомиру, произнес:

— Прошу извинить нас за этот фарс. Мы удалимся.

— Удалимся?! — провизжал Айвокан. — Честь нашей семьи порушена, отец! И ты этого не видишь? У тебя из-под носа украли невестку, украли твоих внуков. Не бывать этому! Я провозглашаю право «Первого».

Толпа зашуршала.

— Это нелепое и старинное правило, — резко заявил отец невесты.

— Однако малец имеет на это право.

— Мой князь, — обеспокоенным голосом проговорила Елена.

— Правом «Первого» пользовались наши предки издревле, еще до первого Дантарата, — заговорил холодным голосом Ратомир. — Этот священный обычай может и считается устаревшим в нашем обществе, однако является вполне законным. Я, как князь всего Красносолнечного княжества, обязан следовать букве закона как никто другой. Провалиться мне на этом месте, и всему роду моему, ежели поступлю иначе.

Гости зааплодировали в очередной раз. Елена улыбнулась.

— Так тому и быть, — гордо окончил Доброгост, осушив содержимое своей чарки. — В конце концов, что за свадьба без старого доброго славного мордобоя.

— Ратомир, мой князь, — дернула его за рукав Елена, затем зашептала на ухо. — Мудро ли будет сражаться с сыном Нирофаана? Он может хоть и юн, однако уже пользуется высоким положением и поддержкой сообщества винокуров. Поговаривают, что старый князь планирует уйти в отставку, а значит, Айвокан займет трон. Мне постыдно это произносить, но я видела на что горазды отвергнутые юнцы, ради любовной мести.

Солнцеликий посмотрел на свою жену, аккуратно убирая упавший локон ей на розовую щечку. Варгин, что всё время вальяжно кувыркался на своем троне, по-человечески почесал набитое брюхо и поддерживающе кивнул.

— Закон гласит, — заговорил Ратомир, и все остальные притихли. — Что каждый муж, имеет волю воспользоваться правом «Первого», если в ходе ухаживаний, его опередил другой мужчина. У него есть шанс вызвать обидчика на открытый поединок. Победитель выйдет всего один, ибо второй будет купаться в горечи с праотцами. Также требуется сделать подношение женщине в знак истинной любви, и готовности убить или погибнуть за неё.

— Именно, — задрав подбородок, выпалил хмельной юнец, а затем прошептал себе под нос. — До смерти?

— Сегодня день моей свадьбы, и в качестве жеста благодеяния, я опущу тот факт, что бракосочетание перед ликом богов уже свершилось. Я Ратомир Солнцеликий, никогда не бегу от сражения духовного или физического. Сегодня много кто наказывал мне защищать и хранить мою семью, этому и бывать.

Гости заликовали, воины, вознеся чарки к небу, издали боевой клич.

— Однако, — продолжил он, подняв руку. — Как деятель государственный и слуга его величества царя Славомира Доброясного, я обязан чтить мир и благополучие державы. Тем самым заявляю, что выбираю себе защитника. Для царства нашего славного было бы ужасно, если бы князь Нирофаан потерял единственного сына и наследника или Красносолнечное лишилось бы своего отца.

— Да! Да! Ха! — возрадовался Айвокан. — Защитника, так и быть. Уступлю я тебе в этом, не ожидал подобной трусости от прославленного Солнцеликого. Трус, женокрад!

Ратомир никак не отреагировал на эти слова, так как Елена держала его за руку. Он чувствовал, что душой она пытается успокоить его, прекрасно понимая, каким может быть беспощадным князь.

Айвокан смеялся, ровно до тех пор, пока не почувствовал осудительный взгляд всех присутствующих. В тот момент он осознал, что позволил себе сказать больше требуемого, но отступать было поздно. Вино играло свою роль, вырывая из охмелевшего юнца всю напыщенность своего положения и поэмы о бесстрашных борцах за принцесс.

— Что-же, — Ратомир сделал почтительный жест. — Как призвавшему право «Первого» вам и первому назначать себе защитника.

Айвокан неуклюжей походкой поднял практически опустевшую бутылку вина и сделал глоток. Многие гадали, вторая ли это была бутылка. Он забавно выпрямился голубем и, указав рукой на мужчину, провозгласил:

— Пилорат Окран. Гроза кулачных боев, и убийца драконов…

— Ха! — послышался знакомый мужской голос, а где-то среди бесконечных рядов столов, качнулась рыжая голова. — В драконах ведь три вершка, в настоящих то!

Легкое и сдавленное хихиканье пронеслось по тронному залу.

— Кто? Кто это сказал? Кто этот прыщ, что смеет меня перебивать, когда я, Айвокан, сын Нирофаана, озвучиваю своего бойца?

Ответа не последовало. Вместо этого сказал Ратомир.

— Дамы и господа, я понимаю, что ваше веселье было непростительно прервано, а выпитое требует продолжения, но прошу, ведите себя согласно праву. Прошу прощения, Айовакан сын Нирофаана, продолжай.

— Животные! — выпалил тот, а затем докончил. — Крушитель камня и пьющий кровь врагов. Останавливающий коней на скаку и переворачивающий горы!

Мужчина вышел вперед, и некоторые из гостей Ратомира зааплодировали, к ним присоединились и остальные. Воина встретили, как полагается тому, что готов встретить свою смерть.

Мирослав, наклонился к жениху и тихо прошептал:

— Помню я этого Пилората. Меридинцы прошлой зимой привозили его на мою арену ристалища. Четыре мужика держали его за руки, так и не удержали. Вырвался зараза. Поговаривают лоб у него чугунный с рождения, а руки из камня вылеплены. Я, конечно, в это не верил, но, когда в деле увидел, задумался. Однако есть и слабости, косит его на правое колено последнее время всё чаще, видать травма не затянулась как следует. Действуй мудро, племяш. Выпускай супротив него юркого, быстрого, да самое главное храброго.

Ратомир кивнул, и обратился к слуге:

— Послать за Добрыней.

— Мой князь, — внезапно прервал своё молчание Варгин и завилял хвостом, а затем потянулся к уху человека. Все помещение замерло, с интересом наблюдая за тем, как один из Трех Царей дикого мира, что-то шепчет Солнеликому на ухо. Ратомир сперва нахмурился, словно его оскорбили, а затем его глаза слегка забегали, когда Варгин докончил. Князь выпрямился и задумчиво почесал бороду.

Он жестом велел слуге остаться на месте. Тень сомнения поселилось в его взгляде, и он торопливо обдумывал слова Варгина. Ратомир, несмотря на то что зависла тишина, не спешил озвучить своего защитника. Елена также посматривала на Варгина, который полностью расслабился, вернувшись к привычной позе.

В отличие от князя, она старалась сдерживать свое удивление. Наконец Ратомир окинул зал своим величественным взглядом, и подняв руку, объявил:

— Мой защитник, так случилось по велению богов, уже находится в этом помещении.

Гости зашептались и принялись осматривать друг друга в поисках потенциального воина.

— Этот человек… — сделал он паузу. — Довольно искусен в бою, и на моё мнение, способен представлять меня на поединке.

Шепот перерос в открытую дискуссию. Дружинники Ратомира разминали кулаки, воинственно поглядывая на противника и молили богов, чтобы князь назвал их имена. Дядя и тесть жениха вопросительно смотрели на него, предполагая, неужто он их решил выбрать.

— Ну что не сделаешь ради родины, так ведь, моя прекрасная Дэйна?! Вы опробуйте баранину с трюфелями. Я покину вас на ненадолго, но вскоре вернусь. — произнес он, вставая со стула и похрустев костяшками пальцев.

Ратомир закрыл глаза, словно произнося песнь славную богам, а затем едва заметно выдохнув, назвал имя.

— Защитником моего имени и моей чести. Защитником моей жены, — на последнем слове он сделал особенный акцент. — Станет Балдур, кличут которого Красным Стервятником.

В этот раз толпа не ахнула. Слова Солнцеликого настолько поразили их, что они потеряли дар речи. Гости панически принялись осматривать тронный зал в поисках этого самого Балдура, имени которого они не слышали до этого момента. Через несколько мгновений, их взгляд остановился на человеке, что держал вилку у рта. Его рот был широко раскрыт и, казалось, еще мгновение назад всё, что его волновало, — это вкус свежей капусты.

Дэйна оперлась локтем о стол и, прикрыв губы, смотрела в пустоту. Мира также не смогла сдержаться. Её руки прикрывали кончиками пальцев лицо от переносицы, до самого подбородка. Она смотрела лазурными глазами на человека, который не мог поверить услышанному. Маленький аури перестал жевать сырники, ошеломленно взирая на Пилората.

Молчание тянулось достаточно долго, чтобы где-то среди гостей вновь качнулась рыжая голова и раздалось звонкое: «Ха!»