Три Царя

Глава 37

37

В северных землях Бролиска опадали последние золотистые листья и, шурша под ногами путников, колоритно прощались до следующего года. Морозец игриво покусывал щеки и надоедливо колол кончики пальцев, а если глубоко вздохнуть и выдохнуть можно было поприветствовать холодный пар.

С каждым днем солнце задерживалось на небосводе все меньше, словно скрываясь от колющих морозов под тёплым одеялом. Оно укатывалось за сопки, уступая место ночи, и её правлению. С заходом солнца уже становилось опасно ночевать под открытым небом, только если не прижиматься друг к другу возле жаркого костра.

Природа, как и положено танцуя под кроной божьего древа, играючи меняла наряды, сменяя огненно-рыжее платье ослепительной белоснежной шубкой. До первых снегов оставалось совсем недолго, поэтому путники надеялись, что окончат своё путешествие до того, как земля не окоченеет и не станет тверже камня.

Жители вовсю рубили лес, а кабан и лось попрятались подальше от селений. На просеке недалеко от одной из деревень было удивительно и завораживающе тихо, лишь чириканье воробьев украшало рябиновый цвет осени. Стуки топоров были слышны повсюду и доносились какофонией звуков.

Пилорат, всё еще хромавший и редко держащийся за бок отправился вперед, с целью разузнать что их ждет за просекой. Семирод с Маруськой укрылись под ясеневым дубом с шишковатым и ребристым стволом, покрытым богатым слоем мха. По началу старик отказывался от перевала, ведь время действительно играло не в их пользу, однако они шли слишком долго, а клятые древние кости зудели от холода еще сильнее.

От смешанного города Нарапал, что у восьми столпов, недалеко от озера Черничка, они смогли позволить себе нанять повозку, оплаты на которую хватило лишь села Коржево. Оттуда они шли четвертый день, через пересеченную местность, луга, небольшие сопки, старательно огибая густонаселенные зоны Лика.

Маруська впервые за долгое время оказалась с Семиродом наедине и не знала, как себя вести. Старик, опираясь на свою палку да поскрипывая, что несмазанные петли, еле как усадил себя и облокотился спиной дуб. Холодный, сыроватый, но зато мягкий ковер из мха, что он охапкой сорвал с дерева (не забыв поблагодарить Мать Землю за это), послужил неплохим седалищем.

Девочке же, в селе выменяли допотопное пальтишко, что пожилая женщина продавала с лотка из-за ненадобности. Все её дети давно выросли, а внукам уже сшили получше. Чтобы уши не мерзли, и волосы не салились, она подарила ей красный платочек, что Маруська повязала узелком под подбородком как умела. На рукавички, к сожалению, Семиродовских трав и мензурок не хватило, а больше торговать было нечем. Поэтому Маруська, как могла, отогревалась обтянутой кабаньей кожей, повязанной вокруг кистей и пальцев бечёвкой. Пилорат, судя по всему, не на слух был знаком с охотой или по крайней мере с разделыванием полусъеденной туши. Рукавички может и слегка смердели, но не настолько, чтобы привлечь хищников и стервятников.

Маруська стеснительно топталась на одном месте, продавливая землю тоненькими валенками, и смотрела куда-то вниз. Толи от стыда или от мороза, её пухленькие щечки налились румянцем, а юные серые глаза хлопали, стараясь согреться. Семирод жестом показал ей подойти и нырнул рукой в суму, что оставил после себя Пилорат.

Он шуршал, что-то бурча, а на кончике носа скопилась капелька воды. Маруська на секунду подняла глаза и утерла её кончиком торчащего из рукавички пальца. Семирод посмотрел на неё, но она вновь потупила взгляд.

С момента их встречи, она не пролила ни одной слезинки. Неужто маленькая еще не осознала или уже успела выплакать все слезы? Даже в избе у Рожки он ни разу не застал её шмыгающую или прячущую стыдливые красные глаза. Неужели она была настолько сильна, разве может кто так держаться? Он видел, как взрослые мужики с бородищами падали на колени и ревели как дети над телом своего ребенка. Видел, как матери хватались за ножи и были готовы отправиться в след, а она… Она лишь молчала и делала всё, что ей велят.

Семирод достал из сумы подмерзшую корочку хлеба, головку чеснока, яблоко и флягу с березовым соком. Заставлять ребенка грызть окоченевший хлеб он себе не позволил, так же как и сам не смог бы его разжевать. Пилорат, к счастью, был непривередливый в отношении еды, как и ко всему остальному. Он бы и землю жрал, если бы другого не оказалось. Старик отложил всё остальное в сторону, а затем вытерев яблоко о сухие листья протянул его девочке.

Маруська молчаливо поклонилась и приняла лакомство, как вдруг ощутила, что руки наполняются теплом, а по телу пробежала будоражащая дрожь. Девочка подняла глаза и заметила, как яблоко менялось на глазах, пока наконец не стало наливной и спелой грушей, которую будто кто-то вот-вот сорвал с дерева в Красограде.

На мгновение в её глазах появилась неподдельная детская искорка. Колдовство, чистое колдовство. Материя неизведанного. Не имело значения использовал ли кто-то дух или лишь показал трюк ловкости, такое будоражило разум любого ребенка. Она подняла глаза и посмотрела на старика с открытым ртом, будто прося повторить фокус. Семирод улыбнулся. Секунда радости, именно столько она продлилась, как послышались шаги. Маруська, прижав грушу к груди, потупила взгляд.

Старик потрепал её по розовой пышной щечке и поправил развязавшийся платок, затем поднял ворот пальто, хорошенько прикрывая ей шею. Девочка стояла смирно. Пилорат шел уверенным шагом, будто и вовсе позабыв о своем ранении.

— Недолго тебя не было, — первым начал разговор Семирод.

— Долго и не пришлось, отец, к сожалению, новости не из хороших.

Старик отпустил Маруську, и та, еще раз поклонившись, засеменила к Пилорату. Меридинец увидел, что она сжимает двумя руками грушу у груди, на что слегка улыбнулся в сторону человека. Семирод увидел по глазам, что спрашивать не стоит, однако и не пришлось.

— Мародеры встали лагерем недалеко, Черные, судя по всему.

Семирод прошелся по бороде. Он прекрасно понимал, что рано или поздно им придется столкнуться с подобными шайками, что стали плодиться в последнее время быстрее чумы, но не ожидал что так близко.

— Ты уверен, что это они?

— Ловушки и дозорные гнезда я за версту узнаю, только эти совсем неряшливые, сразу видно, что новички работают. Дети в основном, скорее всего, да отроки, что сбежали с сёл. Я в Нарапале еще услышал, что ходят последнее время много слухов о Черных и как они работают.

Меридинец не стал продолжать, а лишь прижал Маруську сильнее и рассказал остальное взглядом. Семироду этого хватило, он и сам, хоть ни разу не пересекался, однако обладал достаточной информацией о них. Очередные разбойничьи отряды, которые в отличие от остальных промышляли мародерством сугубо в «специфических» местах.

Пилорат прошептал Маруське на ухо, что ему нужно поговорить со стариком и подошел к нему ближе. За спиной послышалось сладкое чмоканье.

— Я слышал рассказы холопов, а что ты старец-ученный на это скажешь, почему они здесь?

Семирод вновь прошелся по бороде, а затем, убедившись, что Маруська не слышит, ответил шепотом:

— Мясники они по большей части, собирают остатки аберраций и продают на черном рынке, некоторые даже кормятся ими, верят, что получат силы и способности их хозяев.

Пилорат сделал паузу, пытаясь понять, а затем переспросил:

— Аберрации? Это кто еще такие, те ужасные выродки, что убили семью Маруськи и всю деревню? Значит они стоят за всеми этими смертями, и на кой чёрт торговцы плотью за них платят?

— Не они, а их хозяева. Аберрации это лишь проекция.

— Чего, отец?

Семирод посмотрел на Маруську, насупив густые и растрепанные седые брови:

— Обратной части души нашей. Довольно сложная наука, и их взгляды.

— Обучи! — как на ходу выпалил Пилорат, чем врасплох застал Семирода. — Расскажи всё, что знаешь, обучи, как они мыслят и чего хотят.

— Неужто в охотники собрался?

Меридинец покачал головой и, понизив тон, ответил:

— Наше положение дел я вижу так, как только доберемся до места, что и имени уже не носит. Проведешь ритуал, дальше дороги наши разойдутся. Я знаю, что ты говорил с Солнцеликим, и знаю, что у тебя свой путь, старейший, не в моем праве судить и спрашивать о нём. Однако я пообещал перед всеми богами, что буду заботиться о Маруське, пока её замуж не возьмут, и она заново род не обретет. Исходя из этого мне нужно знать всё о тех, кто может причинить ей вред.

Легкий холодный ветерок с севера напомнил о себе, принося свежий, но слегка запрелый запах.

— А с чего ты решил, что за ней именно Черные или кто похуже придет?

— Я ничего не решил, но мне нужно быть готовым ко всему. Даже к тому, что и ты нас в один день предашь.

Семирод ничего не ответил, он решил не оскорблять решимость мужа ложью и пустыми уверениями.

— В род свой я не могу её взять, так как брошенный я с недавнего времени, но у девочки еще есть шанс на нормальную жизнь. Муж, дом, дети, разве этого мало, чтобы постараться защитить её от ужасов нашего мира?

Старик лишь кивнул, но не мог скрыть похвалу в адрес того, кто готов жизнь свою положить, лишь бы другой жил обычной жизнью, той, которой видимо их обоих обделили. Кто знает, может если он расскажет всё что знает, в один день Маруська посадит своё грушевое дерево и будет с улыбкой и теплотой в душе вспоминать чёрствого старика и её защитника.

И он рассказал. Рассказал всё, что знал о «них», о том, чем занимаются, и почему те самые мародеры называют себя «Черными». Пилорат сидел и слушал, словно ребенок, впитывая и пытаясь запомнить каждое слово сказанное Семиродом. Маруське быстро наскучило, она ходила по округе, пиная желтые листья и срывая сухие веточки, однако всегда чувствовала на себе взгляд Меридинца. Это её успокаивало.

Сидеть на одном месте становилось всё невыносимее, а озноб уже вцепился в челюсть старика, заставляя его зубы стучать. Семирод пообещал, что расскажет больше, прежде чем их дороги разойдутся. Простой ритуал не сотрет его долг с полотна Всевидящего. Стоило сделать выбор, разбить лагерь недалеко от просеки или согреться как можно быстрее и направиться дальше, только вот куда, и как?

Именно с этим вопросом обратился к нему Пилорат.

— Я эту землю знаю плохо, ты нас ведешь отец, так что посоветуешь? Как нам Чёрных обойти? Куда лучше?

— Что ты видел?

Пилорат задумался, вспоминая картину перед собой.

— Затоптанная тропа, вырытые ямы, небрежно забросанные листвой. Кривые березки, некоторые из них со свежими срубами и вонь. Смердело отвратно даже для меня.

— Формадельгидом?

— Чем? — удивленно спросил Меридинец.

— Муравьиной кислотой словно выпаренной на уксусе? — потерев пальцами брови, уточнил Семирод.

— Очень похоже.

Семирод осмотрелся по сторонам будто выбирая альтернативный путь. Путь, которым можно было обойти Чёрных без риска встречи с ними. При всей силе и уверенности Пилората, они всего лишь были уставшим стариком, маленькой девочкой и раненным воином, что даже в лучших доспехах способен не на многое.

— Обойдем их через Черничку. Нам понадобится корабль, придется по пути заработать на оплату и на припасы, так как путь обещает быть не близким.

Меридинец посмотрел на старика, а затем на Маруську.

— Тогда мы не успеем! Я понял почему мы задержались у Рожки, но это было всего на несколько дней, однако если пойдем в обход, то будет поздно. Доберемся до места, когда Марена править взойдет, нельзя так, старейший. Нельзя злить богиню и хоронить в снегах тех, кто умер летом. Они могут Смородинку и не перейти, ежели Марену не усладить.

— На Черничке я восславлю Холодную и Справедливую, попрошу у неё прощения и напутствия.

— А что Маруська?

Семирод непонимающе поднял брови.

— Мучается девочка, представь каково будет ей прощаться с семьей, выкапывая из окаменелой земли? Я думаю, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Он понимал, так же как осознавал к чему ведет Пилорат. Идти через лагерь Чёрных было самоубийством, уж не говоря о том, что с ними невозможно было договориться. Семирод в силу своего возраста был довольно спокойным и терпеливым человеком. Он понимал, что Пилорат всеми путями пытается выполнить обещание, и готов положить свою жизнь на алтарь. Старик решил выждать момент, когда Меридинец успокоится и сам поймет, что путь есть его один, как вдруг он услышал его голос.

— Я их убью.

— Как это так? — удивился Семирод.

— У меня есть нож, лук, и несколько стрел. Отведу вас подальше, закопаю в землянку, утеплю и ночью отправлюсь в их лагерь. Ты мне рассказал всё, что стоит о них знать, и судя по ловушкам, они действительно новички. Так же запах форм… муравьиной кислоты, ветер приносит с севера, значит они «товар» замариновали совсем недавно. Это говорит о том, что лагерь их буквально насквозь им смердит. Я по себе знаю, насколько быстро принюхиваешься к мертвечине и другим запахам. К счастью, у меня есть ты, старейший, и я уверен, что ты сможешь сварить, сделать или создать достаточно для моего тела.

— Формальдегид очень пагубно влияет на живое тело, Пилорат, особенно на твои раны.

— Потерплю, — продолжил тот. — Обычно отряды выставляют дозорных на ночь, а остальные ужираются до потери сознания после удачного похода. Однако самое главное, что и в дозоре никто стоять не хочет, это скучно… очень скучно.

Семирод наклонил голову, словно поймал вора на лжи:

— Ты очень искусен в опыте разбойников.

Пилорат, сердце у которого застучало привычной горячкой, а разум будто вдохнул свежий глоток воздуха ответил:

— У каждого есть свое прошлое, Семирод. Я не спрашиваю о твоем, так и ты изволь… Самое главное, это саботаж. Сделать что-нибудь эдакое, что заставит весь выживший лагерь разбежаться. Тех, кого я не убью во сне.

— Послушай, в тебе сейчас говорит твоя кровь, забота о девочке, но ты подумай о фактах. Нам неизвестно сколько их, расположение, защита, пьяны они все, и действительно ли лагерем встали новички? Если это опытные мародеры, то недалеко у них должен быть схрон, в котором они хранят товар, а запах всего лишь приманка.

Меридинец широко улыбнулся:

— Видимо не я один скрываю свое прошлое.

Семирод притворился, что ничего не услышал:

— Это глупо, безрассудно. Подумай о девочке, что с ней будет если тебя убьют? Ты ведь единственный в её жизни, кому она доверяет. Что с ней станется без тебя? Не рискуй понапрасну. Совсем недавно один меридинец мне сказал, что собирается её беречь до самой свадьбы, как только сможет, а теперь я вижу перед собой глупого мальчишку, которому не только не время заботиться о других, о своих поступках задуматься стоит.

Пилорат встал в полный рост. Маруська это заметила и сделала несколько шагов, однако приблизиться так и не смогла. Массивный меридинец смотрел на старика свысока, и впервые за всё время Семирод увидел в нём не просто раненого носильщика, а гордого воина, коим когда-то он являлся. Давно… очень давно.

Меридинец взял за руку девочку, и прежде, чем уйти, бросил короткий взгляд на старика. Семирод не понимал, почему он её так любит, и при этом ведет себя так глупо. Ведь действительно если задуматься, то лучше обойти этих треклятых Черных, но Пилорат готов пожертвовать всем, лишь бы…

— Я исполню своё обещание. Мы исполним, — проговорил тот. — Когда ты защищаешь кого-то, ты просто не имеешь право умереть.

С этими словами он взял Маруську на руки и направился в сторону, где собирался укрыть их обоих. Семирод некоторое время молчал, пытаясь понять, зачем он это делает, и почему дряхлый старик, что ближе всех к смерти, ничего не делает, а просто сидит. Что мог он сделать в тот момент? Поучать очередными наставлениями? Ему казалось, что как раз наоборот своим рассказом о Чёрных и о «них» он сподвиг его на этот шаг. Семирод медленно встал, забрасывая суму на костлявое плечо, а затем задал лишь один вопрос. Единственный вопрос, на который он получит ответ.

— Это он тебе сказал? Тот человек, которого ты ищешь?

Пилорат остановился:

— Это были слова того, кто был с ним рядом в тот день.