Три Царя

Глава 38

38

Затянутое ночным полотном небо изголодалось по звездам, которые скрылись среди космической тьмы, будто зная, что в этот вечер прольется кровь. Даже луна меланхолично зевающей ленью светила оттенком мутного стекла.

Лагерь Чёрных выглядел именно так, как и представлял его в своей голове Пилорат. Словно выгребная яма посреди поля, она открыто выделялось горящими кострами, поваленными телегами и острым запахом формальдегида. Семирод всё же смог сварить экстракт из муравьиной кислоты, поэтому Меридинец и не выделялся запахом даже для собак.

Старика с девочкой Пилорат укрыл в сооруженной на скорую руку землянке, подальше от злых глаз и носов. Там, по его мнению, они будут в безопасности, только если бродить не начнут по округе. Справиться Пилорат планировал всего за час, поэтому оставлять припасы и воду не понадобилось. В случае если ему не удастся, Семирод знал. Нет, он даже не хотел думать об обратном. Он был настроен, как никогда. Нож, лук, крепкая бечевка и его опыт должны были сыграть верную службу.

На пожелтевших листьях стали образовываться первые снежинки, что еще недавно были утренней росой, а ночью воздух был особенно холоден и вязок. В одной рубахе и штанах было прохладно, но Пилорат лежал брюхом на небольшой возвышенности, наблюдая за лагерем Чёрных. Он не хотел, чтобы лишняя одежда придавала ему веса или стесняла движения. Челюсть поначалу слегка подрагивала, заставляя зубы стучать, но короткое дыхательное упражнение разогрело его тело и привело кровь в порядок. Он больше не чувствовал холода, лишь легкое покалывание морозца и полуночный ветерок.

С возвышенности он насчитал человек десять, еще тройка-другая скрывалась в палатках, прибывая в состоянии беспробудной спячки. Черные гуляли во всю, судя по всему, праздновали удачный налет. Песни лились рекой, как и медовуха с самогоном, запах которой пробивался даже через едкий формальдегид. Идеальным решением было дождаться пока все напьются до поросячьего визга, а затем перерезать одного за другим во сне, однако этому мешал один значимый фактор. Разбойники любого калибра были известны тем, что могли пить хоть месяцами, да редко ложились спать до первых лучей. Это означало, что, когда «живые» Чёрные дойдут до нужной кондиции, их сменят спящие. В понимании Пилората у него было два варианта, ударить на стыке этой смены, пока одни пьяные и прудят в собственные башмаки, а спящие еще не успели проснуться как следует. Однако в этой ситуации ему придется столкнуться сразу со всем отрядом. Другой вариант — это выбрать правильный момент, который наступал, когда вся пьющая компания по одному отходила в кусты. В хмельном угаре легко потерять счет времени и заблудившегося товарища, что, скорее всего, мордой в свои же испражнения.

Выбор хоть и имел место быть, но на самом деле оставался всего один вариант. В одной рубахе на пузе он не пролежит до утра, да и Пилорату не хотелось оставлять Семирода и Маруську без присмотра дольше, чем этого требовало. Значит воспользоваться правилом любого хищника, по одному вырезать отщепенцев стада, а затем добить остатки, сразившись в жестокой битве с вожаком. Семирод в свою очередь не отпустил Пилората лишь со зловонным запахом и устным благословением богов. На шее у меридинца покоилось заговоренное ожерелье из зубов платолиска, а под нижней губой начерченный символ Чернобога заячьей кровью. Боги любили и требовали, ежели кто собирается убивать, то стоит уважить их и их владения, изобразив символ жертвенной кровью. Таким образом, если убийство виновника пройдет совестно и чисто, боги возможно и жизнь убийцы уберегут.

С момента встречи с Балдуром, волосы оттенка тёмного ореха у Пилората заметно отросли, а кучерявая чёлка противно лезла в глаза. Последнее, что ему хотелось, чтобы глупый волос помешал ему ясно видеть свою цель. Здесь выручила Маруська. Она как смогла, зачесала ему волосы, убрав в маленький хвостик, а чёлку заплела косичкой, повязав тоненькой берестой на кончике. Меридинец изредка перебирал её меж пальцев, обещая вернуться к ней и защищать маленькую в их путешествии.

Из лагеря раздался синхронный гогот, а к центральному костру вывели трёх плененных женщин. Он это понял по длинным и изуродованным платьям и по тому, как они бессильно волокли за собой свои ноги. Одним богам было только известно, через что они прошли за последние сутки, а то и больше. Чёрные с ликованием встретили тех, кто должен был придать новых красок их бурному веселью.

Пилорат глухо зарычал, но не они были его целью. Он поставил заметку в своём плане, по возможности спасти бедных женщин. Как бы это ни прозвучало, он прекрасно знал, что у многих дев нет жизни после плена и массового насилия. Никто замуж порченную не возьмет, а если и есть супруг, как потом людям в глаза смотреть? Навесят ярлык, да будут жалеть и гладить по головке всю оставшуюся жизнь. Не так растят женщин славянских, не принято им быть объектом для жалости и слабости. Вот многие и уходили кто в лес, а кто в озеро, там как боги примут, как рассудят.

Мужчина понимал, если придется, он подарит им избавительную смерть и похоронит как следует, но это опять же, не приоритет. Главная цель добиться результата, да расчистить путь для старика и девочки, которые терпеливо ждали его в однодневной землянке.

Он слегка прикрыл глаза и медленно задышал, делая глубокие вздохи. Рожденный и воспитанный в ответвлённой семье, с самого детства его судьба была предопределена. Пилората, как и других мальчиков готовили к службе корневым семьям, и так уж случилось, что с ранних лет он стал показывать внушительную физическую форму и стремительную реакцию. Прошло немного времени, прежде чем его записали в личные телохранители, однако за всю свою карьеру кем ему только не приходилось быть. Носильщиком, воином, бойцом арены и представителем на частных боях. Он сумел преуспеть во всём, но только одно ему удавалось лучше всего остального — забота, во всех её проявлениях. Именно это и сподвигло меридинца выступить одному против целого лагеря. Сквозь прикрытые веки он мало чего видел, но это было лишнее. В темноте разум слишком полагался на зрение, лишая остроты остальные чувства. Через стену мертвецкой спеси, также сложно было что-то разобрать, поэтому он просто слушал. Реагировал на каждое шуршание и дуновение ветра, пытаясь абстрагироваться от воплей и веселья Черных.

«Есть», — он резко открыл глаза и бросил взгляд туда, откуда как ему показалось, раздался звук. Слава богам чувства его не подвели. Один из Чёрных, древолюд, отошел на несколько шагов от лагеря и справлял нужду в высоких кустах. Простая, обыденная, удобная, но абсолютно удачная ситуация. Пилорат взял в зубы охотничий нож, и со стрелой на изготовке засеменил с холма. Чёрный устроился надолго, прощаясь со всем выпитым, и смотрел на струю, покачиваясь на месте.

Одного ножа хватило бы, но старая рана еще беспокоила, и он опасался, что не успеет вовремя, поэтому был готов в любой момент пустить стрелу меж глаз, хоть и не особо этого хотелось. Звуки веселья и смеха служили идеальным прикрытием, поэтому массивный Пилорат не боялся треска палок и веток под ногами. Он приближался с уверенной скоростью, посматривая по сторонам. Пока было всё тихо. Чёрный издал толстую отрыжку и, сопя под нос, натягивал штаны, когда длинный охотничий нож, что бил кабана с одного удара, вошел ему в шею. Пилорат метил прямиком в артерию, но ширины лезвия хватило на всю шею древолюда. Чёрный не успел никак среагировать, лишь хватал ртом воздух, пока не обмяк.

Пилорат подхватил падающее тело и аккуратно положил в высокие кусты. По руке потекла кровь, что среди ночи казалась горячей смолой. Меридинец отер руку о кусты и осмотрелся. Немало в раннем возрасте ему приходилось резаться и терять оружие из-за влажной руки, в которой даже самая ребристая и удобная рукоять, ощущалась, будто натертая мылом или жирным маслом. Вокруг было тихо, ближайшие шаги и голоса доносились из центра лагеря, где проходила вся шумиха.

Одним меньше, но это лишь начало. Пилорат прокрался до ближайшей палатки и слегка заглянул внутрь. Четыре лежака, три из них заняты. Среди спящих и ядовитого перегара он приглядел одного камнеступа. Маленький бочонок из Конклава Независимых Народов глухим басом наслаждался пьяным храпом. Это было удивительно, поскольку камнеступы пользовались малым спросом у разбойников. Восприимчивые к холоду, ростом чуть ниже человека, да и шумят каменными наростами, однако не это насторожило меридинца. Пилорат не любил убивать камнеступов, лишь по одной причине. Когда они словно ежики сворачивались в комочек, трудно было попасть в уязвимое место, а сердца у них было три, размером с косточку от персика.

Шаги, слева. Две пары ног. Меридинец нырнул внутрь, выглядывая наружу. Два человека, совсем еще паренька двигали в кусты, обнимаясь как родные братья и напевали известную мародерскую песню. Горланили они чересчур громко, что рисковали разбудить остальных. Также если они вдруг резко замолчат, это может вызвать интерес у других.

Они пристроились недалеко от места, где истекал кровью древолюд в небольшом кармашке вырытым Пилоратом. Меридинец решил их оставить в покое, лишь бы не заметили павшего товарища. Внезапно один из спящих выругался сквозь сон и зашевелился под медвежьей шкурой. Мог бы проспать еще пару минут, прежде чем отправиться к праотцам, но вместо этого меридинец закрыл ему рот грубой ладонью и перерезал глотку, поступив так же и со вторым. Камнеступ продолжал храпеть и чавкать.

«Эй! Ты че ссышь мне на ботинки?!» — послушалось от двух «братьев», чьи отношения резко изменились. Обиженный, не прекращая струи, ощетинился и саданул в челюсть как мог. Оба упали только вот второй успел сделать несколько шагов назад и угодил прямиком к древолюду. Секунда, максимум три, пока до его затуманенного алкоголем разума дойдет, что товарищ вовсе не прилег отдохнуть в кустах, а собирается в скором времени завонять.

Пилорат натянул тетиву и всадил стрелу в голову павшему. Из высоких кустов торчали лишь ноги, когда второй изрядно ругаясь и отряхивая мокрые штаны встал.

— Да ладно, — молол он, едва выговаривая звуки. — Вырубился?

Меридинец на одном колене был готов вот-вот вырваться из палатки и зарезать пятую жертву. Паренек, покачиваясь и запинаясь медленно приближался, всё громче и громче окрикивая другого. Плохо, много шума. Пилорат стискивал зубы и мысленно просил его ускориться. Выпрыгнув слишком рано или слишком поздно, он рисковал позволить пареньку совершить предсмертный крик, который возможно оповестил бы остальных. Время тянется очень долго, когда чего-то ждешь всем сердцем, также и подумал Пилорат, и его терпение вознаградилось. Выскочив словно змея из кустов, он ужалил смертельным ударом, затем затащил уже мёртвого паренька в палатку. Так же поступил и с остальными. Шестой жертвой должен быть камнеступ, только вот убить его хотелось так же быстро и моментально как остальных.

Пилорат сидел на коленях, словно перед настоящим ежом весом в пять пудов и думал, как ему добраться до плоти. Вдруг на весь лагерь раздался громкий женский плачь, крик, а затем дружный гогот Чёрных. В тот момент мысль ударила в голову, и он ею воспользовался. Меридинец звонко хлопнул в ладоши прям возле уха спящего, и тот захрипев резко сел. Этого вполне хватило для того, чтобы вонзить длинный нож ему в подбородок. Камнеступ задрал глаза, так и не произнеся слова, помер.

«Шесть. Осталось ориентировочно дюжина», — он выглянул с обратной стороны палатки, где ему прекрасно было видно гулянье. Черные сидели вокруг большого костра, на языках которого жарилась тучная свинка. Одну из пленниц задорно пускали по кругу, швыряя бедолагу из рук в руки, где её тискали и облизывали где только можно. Остальные две были привязаны к столбам, одна из них, к сожалению, носила под сердцем.

Перед тем как отправиться, Семирод также упоминал, что помимо очевидных биологических трофеев, в цене были и беременные женщины, особенно те, коим рожать предстояло вскоре. Черные относили их «Им», а что делали «Они» только оставалось гадать, да и не сильно хотелось. Пилорат насчитал восьмерых, значит где-то еще было пять шесть. Вариантов было много, но что бы он не собирался предпринимать, действовать нужно было без раздумий. Это лишь вопрос времени, когда кому-нибудь захочется облегчить ношу выпитого и наткнуться на кровь или найти пропавшего товарища, среди шести трупов.

Как телохранителя для важных господ, его обучили многим искусствам, в том числе и некоторым заклинаниям, однако он сейчас бы отдал половину своего опыта ради одного мощного взрыва в центре этой вакханалии. Опять же использовать даже самое простое колдовство он не мог себе позволить. В отличие от холодной и смертельной стали ножа, использование духа почуют остальные. С другой стороны это не означало, что в случае открытой схватки его противники не воспользуются всем арсеналом умений.

Перед тем как отправиться дальше он еще раз осмотрел лагерь, по периметру которого лежали перевернутые телеги, и вбил кол в перетянутую ткань палатки. Он может и не запретит зайти Черным, но по крайней мере ветром не откроет. Пилорат вышел сзади палатки, и выждав нужный момент, перебежал к следующей. Момент, к слову, выдался удачный, когда девушка зарыдала и ударила одного по лицу, а зубами вгрызлась в бровь другому.

«Спасибо тебе, и потерпи сколько сможешь, я постараюсь быстрее всё закончить», — крутилось в его голове. Четыре лежака, два тела. Семь, восемь. Подоткнуть так, чтобы кровь стекала в ямочки. Что дальше? Их оказалось несколько больше, чем он рассчитывал. В глубине души Пилорат понимал, что рано или поздно ему придется столкнуться в открытой схватке, вопрос только в другом, сколько их останется к тому времени. Так же он понимал, что хоть этот отряд и состоял из дилетантов, но среди них должен был затесаться один опытный мародер. Вожак. Он понадеялся, что это был тот самый, единственный храпящий камнеступ. Да, надежда была действительно глупой, поэтому она улетучилась как день, придавленный глыбами туч.

С каждым пропавшим собутыльником этот момент приближался, поэтому действовать приходилось быстро. Отсечь как можно больше лап и голов черному зверю, чтобы в конце он смог справиться с обычным черным псом. Пилорат заприметил, что у стойла свалены старые окровавленные тряпки и одежда, рядом с бочонком смолы, которой Чёрные обмазывали лица, перед рейдом. Мысль о саботаже родилась сама собой. Старые башмаки вместе со смолой дадут хорошее облако, главное, чтобы ветер не передумал и не ушел в другом направлении.

Мужчина обошел палатку, так чтобы вновь оказаться с задней стороны и натянул стрелу. Он не поджигал обтянутый наконечник старым носком, до тех пор, пока не убедился, что попадет куда нужно. Когда момент настал, он, медленно выдохнув, щелкнул пальцами словно кремнем и сделал выстрел. С обжигающим воздух свистом стрела угодила чуть ниже горлышка, и огонь медленно тянулся вверх. Пилорат выругался про себя и проклинал собственную криворукость.

— Че за? — раздалось из компании ровно в тот момент, когда меридинец натягивал вторую стрелу.

Выстрелив, он тогда сразу бы выдал свою позицию, а вместо того, чтобы тушить пожар, все бы рванули за белую палатку. «Зараза». Черный, что медленно вставал с бревна, щурясь пытался разглядеть не мерещиться ли ему, попутно поднимая веки пальцами и наводя резкость. Вдруг будто сама природа вмешалась или местному Лику надоело терпеть грязных Чёрных.

Один из жеребцов почувствовал угрозу и запах горелого широко раздул ноздри и заметался в стойле. На ржание отреагировали другие и тем самым приковали внимание мародеров. Кто-то даже оторвался жадной лапищей от груди пленницы и схватился за топор. «Ну давайте, родимые, скачите!» — шептал себе под нос Пилорат, и словно невидимой рукой хлестал коней, и тут его услышали.

Огонь со стрелы достиг смолы, и она вспыхнула словно факел. Скакун дико заржал и, ударив копытом, перепрыгнул через ограду, только вот неудачно. Из-за низких потолков бывшего склада, что теперь служил стойлом, он неловко пригнулся в прыжке, и зацепил копытом за ограду, кубарем падая на тряпки. Горючая бочка, покачнувшись и словно некоторое время раздумывая, наконец упала, а текучее содержимое выползло словно ленивый и жирный слизняк из кочана капусты. Пламя обожгло скакуну подкову, и тот взлетел будто ураган. Остальные, видя, что случилось с их родичем, не стали дожидаться мучительной смерти и так же повыскакивали.

— Коней хватайте, коней чтоб их! — вопль разнесся на весь лагерь.

«Началось». Пилорат убрал нож, оставляя в руках лук и несколько стрел. Он постарается из палатки в суматохе повалить скольких сможет, а как только его вычислят, добьет остальных в ближнем бою. Лишь бы глаз снова не подвел. Он наметил первую цель, паренька, что, спотыкаясь от выпитого, бегал словно курица с отрубленной головой, не зная куда податься. Меридинец был готов убить, как внезапно для самого себя услышал слова.

— Кто, паскуда в моем лагере еще не настрелялся? Кому мало было?

Действительно? Или ему послышалось? Слова явно исходили от вожака, который полагал что за инцидентом, а именно так он его расценил, стоял один из своих. Перепитый бедолага, что решил попрактиковаться или доказать товарищу меткость своего глаза даже после третьей бутылки. Не может быть такого. Пилорат давно понял, что это были новички, и даже если они праздновали свой первый улов, нельзя быть настолько безрассудным.

Опытный воин, даже если за спиной всего несколько битв, будет сетовать на неверно упавший лист, и лучше обойдет периметр раз другой, прежде чем спать ляжет, а эти? Они запросто отмели возможность вторжения, так ли это? Пилорат выждал небольшую паузу, давая смоленному дыму заполнить как можно больше пространства. Помогало и то, что обезумевшие от внезапности Чёрные, бросились заливать огонь тем, что было в руках. Вожак драл глотку, что есть сил, размахивая руками и раздавая указания. Собственно, только этим он и решил заниматься в тот момент, не отходя ни на шаг от пленниц и богатого стола.

Дым распространился настолько, насколько мог, а кони, отбежав на безопасное расстояние, постепенно останавливались, слыша голоса хозяев. Пора заняться делом. Пилорат сел на колено, а перед ним торчали воткнутые в землю четыре стрелы, пятая смотрела в глаза своей жертве. Свист, грудь, сердце судя по всему, так как Чёрный упал замертво и не шевелился. Девять. Двое бегут с ведрами, из которых выплескивается вода. Десять, одиннадцать. Последнему правда попало в ногу, но он уже не был угрозой, которой представлялся раньше. Истекать кровью будет медленно и долго. Две стрелы перед ним, еще три в колчане на спине.

Вопли разлетелись словно колокол, и теперь не оставалось ни тени сомнения, что в лагере завелся лазутчик. Половина из выживших побросала воду и схватилось за оружие. Внезапно стадо, что ровным строем шло на убой, разбежалось в стороны по всему лагерю будто тараканы. Выбирать цели стало сложнее. Тетива. Выстрел. Мимо. Стрела вонзилась в столб, чуть выше головы одной из пленниц. Другая раскрасила телегу багровым одеялом, буквально пригвоздив Чёрного к ней. Двенадцать. Когда Пилорат потянулся за новой, он услышал, как за спиной кто-то ворвался в палатку. Мощным ударом в затылок, он ощутил, как череп сжимается, и словно выдавливает кровавые соки из мозга. Его выбросили наружу, а голова ужасно гудела.

— Нашли! Нашли паскуду!

Пилорат вскочил на ноги, кое-как сберегая лук, надел его словно рюкзак и побежал. В тот момент неважно было куда, лишь бы подальше от клинка, что уже был готов вонзиться ему в спину. Меридинец, как мотылек, инстинктивно бежал к огню, пытаясь на ходу сообразить сколько их осталось, и с каких сторон они к нему направляются. Он успел заметить ошарашенный взгляд пленниц, которые пока не смогли понять происходящее, и еще не успели почувствовать касание надежды.

Земля под ногами ощущалось странновато мягкой и зыбучей. Меридинцу ни один раз посчастливилось получать по голове, но обмякали лишь ноги, почва никогда. Формальдегид. Запах муравьиной кислоты резко ударил в нос. Неужели Чёрные всё залили им тут? Что это? Своего рода посвящение, ведь они не могли же его пить? Слишком долго он позволил своим мыслям занять его разум, из-за чего пропустил мародера, что разом повалил его на землю. Он тяжело кашлял от дыма, и пытался дотянуться до выроненного топора.

Слюна пеной капала на лицо меридинца, пока он пытался вырваться, однако Чёрный удобно засел на нём, прижимая локтем его шею к земле. Вдруг послышался женский крик. Нет, скорее больше яростный рёв. Бедняжка, что терпела издевательства всё это время, схватила со стола нож, и с размазанной кровью на губах и у носа запрыгнула на спину обидчику. Один другой, за ним еще. Она наносила удары, будто сомневаясь, что даже тысячи хватит, дабы излить свою ярость, что кипела в одном бульоне вместе со слезами боли и отчаяния. Она продолжала колоть и резать, даже когда Чёрный совсем обмяк и помер. Рукоять ножа стала скользкой от крови, и она сорвалась, скользя ладонями по лезвию. Женщина закричала от боли, и усевшись, смотрела на разорванную руку. Пилорат попытался её схватить и оттащить, но вместо этого она бросила на него последний безумный взгляд, в котором было больше здравомыслия, чем в каждом из Чёрных, и рванула на мародеров. Они встретили оружием, пронзая её плоть четырьмя мечами.

«Да встретят её боги и дадут наконец спокойствие».

Благодаря её жертве он смог подняться на ноги, и нашел себя окруженным семью Чёрными. Так вот значит сколько их осталось. Ровно семь, не больше и не меньше. Они топтались на месте, сжимая оружие в руках, но никто не осмелился напасть первым, хоть и численный перевес был на их стороне. Ведь перед ними стоял грозный мужчина, что сумел вырезать большую часть их лагеря будучи незамеченным. Пилорат и сам бы с радостью воспользовался случаем, да только больную ногу ужасно свело, толи от неудачного падения, толи от холода. Фактически, если бы он постарался сдвинуться с места, то, скорее всего бы, упал. Меридинец сорвал рубаху с груди, что превратилась в ненужное тряпье и услышал.

— Разом! — наконец раздался голос, и семеро, закричав как в последний раз, ринулись на меридинца.

Пилорат дёрнул ногой, прогоняя предательскую судорогу, и рванул с места. Он планировал протиснуться именно туда, где два самых зеленых мародера открыли для него заметное окно. Мужчина понимал, что это не ловушка, а лишь возможность, чтобы избежать смерти. Может Чёрные и были молодыми и неопытными, но семь быстрых и крепких мечей избежать не сможет даже истинный ловкач.

Меридинец даже при своем росте и весе умудрился еле как пригнуться, и кубарем выкатился прочь, оказываясь за кругом. Он, не теряя времени, тут же вытащил оставшиеся три стрелы из колчана. Выстрел, другой и третий. Он был не сильно далеко от них, поэтому предпочел скорость меткости. Крики мародеров послужили доказательству, что все стрелы достигли своих целей. Осталось четверо.

Абсолютно игнорируя убитых и раненых, он разом выхватил нож, и едва успел парировать лезвие топора, что обещало раскроить ему череп. Пилорат отскочил и успел схватить жирный кусок земли, что как горячая лепешка растекалась в его ладони. Он швырнул его и попал в глаза одному из Чёрных, что тут же споткнулся и пропахал землю брюхом, от чего-то визжал как, словно его горящим маслом окатили. Лишь через мгновение Пилорат осознал, что земля не зря была такая жирная и мягкая. Клин клином. Чёрного пытает его же средство. Мужчине это показалось даже поэтично.

Завидев мучения своего товарища остальные сбавили шаг и на мгновение остановились. Боги были на стороне меридинца, и он этим воспользовался. Пилорат в несколько широких шагов оказался у обладателя топора и отомстил ему за наглую попытку. Чёрный успел лишь занести оружие снизу, но меридинец успел садануть ногой по запястью, и вонзил нож прямиком в глазницу. Кровь хлынула рекой, Чёрный заорал, но ненадолго. Лезвие провернулось, издавая жадное чавканье, и мародер затих.

Двое, осталось всего двое. Тот самый с прокусанной бровью и их вожак. Они медленно обходили его с двух сторон. Покусанный, не отрывая взгляда от врага, попытался поднять на ноги того, что орал, и чуть ли не выцарапывал себе глаза в жалкой попытке смыть грязь кислотой. Он все же смог едва подняться, но ноги вновь перестали его слушаться и тотчас оказался на прежнем месте.

Тут покусанный, хрустя зубами, не выдержал и рванул с диким воплем, надеясь отомстить за павших товарищей. Подобная попытка никак не удивила Пилората, даже наоборот немного повеселила. Чёрный бежал на него с высоко поднятым мечом над головой, нелепо раскрывая брюхо. Могло показаться, что он отправился не на месть, а на поиски верной и быстрой смерти, этого он и нашел.

Пилорат с легкостью увернулся от широкого медленно рубящего выпада и нанёс три смертельных удара в грудь, затем резко повернул спиной к себе, и закрыв рот мародеру, перерезал ему глотку, пристально смотря в глаза вожаку. Подобный поступок никак не тронул лидера группы, он лишь смачно сплюнул на землю и жестом показал, что пора заканчивать. Пилорат был как никогда согласен. Косичка в его волосах слегка растрепалась, но, когда он закончит, Маруська обязательно всё поправит. Девятнадцать трупов. Для круглого числа остался всего один.

Чёрный атаковал первым. Двигался он намного более опытно и разумнее остальных. Прикрывал бока, не бросался по чём стоит с диким воплем и не отрывал взгляда от меридинца. Вот только как он проворонил лазутчика, и в первую очередь подумал на своих? Видимо в командирах ходит первый раз, до этого был простым ухорезом.

Вожак взмахнул мечом, оставаясь на безопасном расстоянии от ножа. Сделав шаг назад, Пилорат понял, что эта битва обретает совсем иной оттенок. Тоненькая, словно иголка, но ужасно обжигающая стрела льда чиркнула по его щеке, оставляя порез. Мужчина понял, что Чёрный промахнулся или неверно рассчитал пропорции великана. Он метил в шейную артерию. Похвально, ухорез явно знал куда бить. Во второй раз он вряд ли промажет, поэтому рисковать не стоило. Отправить на тот свет девятнадцать человек и пасть от последнего было настолько глупо, что Пилорат даже не хотел думать об этом.

Меридинец также попробовал воспользоваться духом, но максимум, что смог из себя выдавить, это тухлую искорку на кончике пальцев. Сказывалась усталость, и тот факт, что он не ел уже почти вторые сутки. В подобных условиях организм всегда блокировал дух и сосредотачивался на более базовых и важных функциях. «Значит нож. Холодная сталь никогда не подводила».

Чёрный вновь сделал ложный выпад и метнул еще одну. В этот раз он попал бы куда метил, только вот Пилорат видел его каждое движение и предугадал его действия. Меридинец видел, как закручиваясь, его рука направлялась к телу мародера. Видел, как глаза будущего трупа постепенно обретают тусклый и блеклый оттенок прожитой жизни. С удовольствием наблюдал за тем, как надежда вместе с духом покидает Чёрного. Двадцатый…

Так ему показалось, как внезапно его скрутила боль в районе живота, именно в том месте куда похоронил княжеский клинок Стервятник более почти три месяца назад. Резкая судорога буквально охватила тело Пилората, превращая его словно в огромное бревно. Ему ничего не оставалось как беспомощно рухнуть на Чёрного, что, судя по всему, уже попрощался со своей жизнью.

Получив второй шанс, вожак сначала не поверил своему счастью, а затем принялся лупить меридинца по бокам, что есть сил. Благо при падении тот смог выронить меч, и придавленным наковальней он не смог до него дотянуться. Тут Чёрный собрал еще одну иглу, и она со свистом вошла в бок. Пилорат зарычал, но сдвинутся с места так и не смог. Он ощущал каждый удар. Чувствовал, как игла продирается сквозь мышцы и тянется к органам. Вожак всеми силами пытался освободиться от оков и со всем рвением лупил кулаком, будто загоняя её всё глубже и глубже.

Меридинец всё же смог сдвинуться немного, подставляя здоровое место для удара, как почувствовал иглу, что переломилась от натяжения его мышц. Боль отрезвляющим тоником ударила в мозг, возвращая ему контроль над телом. Легкие вновь заработали и Пилорат вдохнул, как новорождённый младенец. Глубоко, уверенно и жадно. Вожак это тоже почувствовал и задергался сильнее.

Пилорат пару раз ударил его локтем в нос и челюсть, откуда обильно потекла кровь, а зубы забились в гортань. Чёрный дергал руками и ногами, цепляясь за всё, что только можно, и отчаянно пытался ударить мужчину. Меридинец, тяжело дыша, ощутил, как с испарины на лбу обильно застучали капли пота. Он вогнал пальцы глубоко в почву, и могучей грубой, шершавой рукой придавил её к лицу Чёрного.

Тот не просто заорал, а визжал, будто ему внутренности раскаленной кочергой выдергивают заживо. Пилорат собрал остатки духа и прижал сильнее, чувствуя, как капли осушают жирную землю, проникая в нос и рот перемешиваясь с кровью. Чёрный еще некоторое время барахтался как каракатица на раскалённой сковороде, а затем издав последний вдох, умер.

«Двадцать. Теперь точно двадцать».

Пилорат оттолкнул бездыханное тело прочь и сам повалился на спину, пытаясь отдышаться как следует. Он смотрел на ночное небо с абсолютно пустым разумом. Сладкая тишина и покой были единственными гостями в его голове, и никакие чувства не тревожили его душу. Кто-то еще поскуливал вдалеке и ядовито ругался. «Сами подохнут», — заключил для себя мужчина, как внезапно в уголке губ зародилась улыбка. Она постепенно нарастала пока наконец меридинец не начал смеяться. Точнее сказать заливаться хохотом.

Это происходило непроизвольно, но возможно от того факта, что ему всё-таки удалось выжить и расчистить путь для маленькой и старика. Он повернулся и похлопал по плечу мёртвого Чёрного, будто благодаря за его смерть, а затем держась за живот встал на ноги. Пилорат окинул взором место битвы и бесчисленные тела павших. Смола всё еще горела у стойла и наполняла воздух едкой темной гарью.

Надо убедиться, что проход будет безопасен и добить выживших. Всё же он решил не рисковать. Меридинец поднял свой нож, вытирая рукоятку и клинок о кожаный доспех одного из Чёрных: «Так хоть на что-то сгодились». Прежде чем он сделал шаг, раздались крики пленниц. В горячке боя и расслабляющей эйфории после, он совсем сумел позабыть о двух выживших женщинах, что были древолюдками, которых едва не постигла участь третьей бедняжки.

Они с надеждой кричали и вопили, пока еще не разобравшись, явился ли это их спаситель или впереди их ждут новые муки. Пилорат медленно, не спеша, развалистой походкой подошел и разрезал путы. Та, что носила под сердцем, была бледнее снежной бури, однако всё еще держалась за жизнь ради нерожденного дитя. Вторая прижималась к столбу, будто отказываясь стать свободной, но на самом деле она боялась Пилората не меньше Чёрных. На её глазах он резал, убивал, душил и топил.

Меридинец решил их забрать с собой, авось Семирод сможет выходить, не бросать же их вот так вот. Так прижилось, что, к счастью, всегда прилагается беда. Роженица схватилась костлявыми пальцами за скользкие плечи меридинца и потеряла сознание. Крови не было, значит дитя в порядке, просто вымоталась бедняжка.

— Я не причиню тебе вреда, — попытался уверить вторую тот. — Если позволишь, я вас обеих отведу в безопасное место, в моей компании путешествует волхв, он поможет. Оставаться здесь крайне глупо.

Она и не спорила, на удивление мужчины она сама смогла встать на ноги и прижаться плечом к нему. Пилорат взял на руки роженицу и успел сделать всего три шага, как стрела глухим ударом вонзилась у него под ногами. «Двадцать один? Не может быть! Где он прятался все это время? Он осмотрелся по сторонам, второй стрелы не последовало. Значит предупреждение. Этого он и боялся».

Вдруг со всех сторон послышались шаги. Твёрдые, уверенные, совсем не как у этих мальцов. Из тьмы появлялись силуэты, которые постепенно приобретали очертания тел и одежды, лишь лица так и скрывались в тени. Пилорату не нужно было видеть их, чтобы понять кто это были. Боги может и были на его стороне, но как уже было сказано, над счастьем всегда нависает беда. Как и почему, было уже не важно. Крики, огонь от саботажа или просто время неудачное. Три дюжины матёрых Чёрных приближались к нему, и отнюдь не с хлебом и солью.

Пилорат закрыл телом древолюдку, и пытался понять, что ему делать дальше. Однако как он не смотрел, и о чём бы не размышлял, вариантов он не видел. Единственный способ избежать смерти, это бросить обеих и рвать со всех ног через тьму, надеясь, что боги защитят его от стрел. Даже в этом случае ему придется оставить Маруську и Семирода, и увести погоню как можно дальше. Он не был уверен, что тело ему позволит, да и совесть на отрез отказывалась бросать их, особенно после того, как женщина прижималась к его плечу, роняя тёплые слезы.

— Гой еси, воин, — раздался мужской бас из тьмы.

— Иди к чёрту, — инстинктивно выпалил тот.

Вторая стрела приземлилась у его ног. «Бьёт кто-то меткий, как только повернусь спиной, сразу вонзит», — подумал про себя меридинец.

— И кем таким будешь?

Голос полувеликана становился всё ближе, пока Пилорат не смог рассмотреть его хорошенько. Бледная кожа, глубокие шрамы бороздами красовались на его лице, даже под толстым слоем смолы. Длинные чёрные волосы, заплетенные в косы, и пышная борода.

На вопрос Пилорат ничего не ответил.

— Один всех наших вырезал? А я на них, между прочим, полтора месяца убил, готовил как мог.

— Во… — послышался хриплый скулеж выжившего, однако брошенный нож прямиком в гортань оборвал его жизнь.

Полувеликан оглядел с головы до ног меридинца, а затем улыбнувшись проговорил:

— С виду силён, а одет как холоп, дезертир что ли? — он сморкнулся под ноги и, растерев носом ботинка, продолжил. — Слушай, а давай к нам, чего тебе терять? Баб этих если хочешь, можешь оставить себе. Мало ли у тебя шевелиться на пузатых. Поставлю тебя десятником, будешь долю для меня собирать, а если откажешься, убью прям здесь и сейчас, а с ними… отдам другому десятнику.

Пилорат сделал несколько шагов назад, и вновь увел древолюдку за спину.

— Это значит твой ответ, я так полагаю?

Чёрный, что может два слова связать между собой при этом ни разу не выругавшись. Жаль, что Пилорат не мог в тот момент вырезать его паршивый язык и вернуть миру равновесие. Меридинец аккуратно положил женщину на землю, и шепотом спросил другую.

— Держись рядом со мной, чтобы дальше не произошло. Как тебя зовут?

— Закхра, — всхлипывая, ответила та.

Не успел Пилорат и сказать и слова, как потянулся к ножу на поясе и тут его сердце остановилось. Оно действительно встало на несколько секунд, и как он держался на ногах одним богам лишь известно. Нет, его не пронзил клинок Чёрного, ни боль от очередной судороги подвела тело, и даже усталость была не причём.

Среди тьмы он услышал до боли знакомый писк и отказывался верить, пока не увидел проблеск маленьких кожаных рукавичек, что может и попахивали слегка, но грели те самые маленькие ручки, которые он обещал оберегать ценою своей жизни. В тот момент Пилорат понял, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, и расплата за это будет невинная детская жизнь.