Три Царя

Глава 42

42

Есть нечто настолько отвратительное и ужасающее во тьме, от чего по коже, словно тысячи муравьев, бегают мурашки, а в горле встает железный ком из собственного страха. Тьма, к которой казалось мы привыкли, и давно не ищем в ней ни монстров, ни прочую нечисть. Настолько простое и банальное отсутствие света, но какую же злую шутку оно может сыграть с разумом человека. Оставаясь наедине со своими страхами, мы инстинктивно хотим забиться в ближайший угол и дождаться рассвета. Вот только, он зачастую не наступает. Тогда лишь остается в попытке спасти свою жизнь, перебороть врожденное чувство и отправиться в неизвестность.

Неизвестность. Еще один лабиринт сознания. Одних она притягивает, словно маяк в бесконечном океане возможностей, других же пугает своей опасностью. Как можно просто слепо прыгнуть в яму, на дне которой могут ожидать острые шипы или не менее опасный зверь. Полностью вручить свою свободу и жизнь воле случая, надеясь на то, что в этот раз всё же повезет.

Последним же краем триады ужаса являлся банальный страх. Чувство самосохранения, что не дает нам совершать глупых поступков и оберегает от скорой смерти. Кто бы мог подумать, что эссенцией самого великого творения жизни станет настолько мрачный и пугающий страх. Именно он останавливает поток жизни, а также может подтолкнуть, когда тело отказывается двигаться.

Так действительно ли ужас настолько тёмное и нежелательное чувство, которого хочется избегать любыми возможностями? То, с чем нас учат не сталкиваться и по возможности избегать. Вправду ли более теплые и мягкие чувства заставляют нас жить, и оберегают от скорой встречи с праотцами? Гадать можно бесконечно, у каждого всегда сформируется своё мнение. Единственное, что осталось, это открыть глаза и узнать самому.

Отрывистое щелканье смерти, стекая по холодным буграм темных стен коснулось мрамора пола и мышью шмыгнуло в далекий угол. Где-то вдалеке раздался монотонный крик и тут же затих, утопая в собственном эхо отчаяния и боли. Каждая молекула этой клетки, казалось, сочилась кровью, от чего воздух был железный на вкус. Тьма. Непроглядный мрак, ориентироваться в котором было практически невозможно.

Балдур пришел в сознание, найдя себя лежащим на чём-то очень сильно твёрдом и холодном. С первым вдохом он почувствовал, как грудь разрываться на части, из-за чего сильно закашлялся. В ушах гулом зазвенело, однако в целом он чувствовал себя хорошо. За последнее время путешествий, которое он и в лучшие свои дни не назвал бы легким, Стервятник часто пересиливал боль. Он продрал глаза, возвращая чёткость зрения и медленно выдохнул.

Перед ним, играя тенями, от, судя по всему, качающейся лампы совсем недалеко, красовался потолок, цвета которого он так и не смог разобрать. По телу пробежал стреляющий в шею озноб, и ему оставалось лишь гадать, где он оказался и сколько был без сознания. Наученный опытом Балдур не спешил двигаться и постепенно и очень медленно шевелил конечностями, проверяя работу тела. Многие, попав в подобную ситуацию от неожиданности и конфуза, вскочили бы с места, создавая много шума и возможно открывая и без того тревожные раны. Балдур знал, если бы поблизости был тот, кто хотел ему смерти, Стервятник так бы и не открыл глаза.

Постепенно проверяя всё ли на месте, он прокручивал в голове события не так давно минувшие. Что он помнил, что поможет ему собрать всё воедино и представить картину, с которой не посчастливилось столкнуться. Балдур помнил сбор. Помнил, как они планировали дальнейшие шаги, а после этого лишь стремительный набор картинок, смазанный очень странными звуками и сопровождением. Бег. Дрожь под ногами. Размытые и неотчётливые лица Ярика, Дэйны и Миры… Сырник? Балдур пошлепал ладонями по мраморному полу, но рядом никого не оказалось. Тогда он закрутил головой по сторонам. Было слишком темно, и вокруг него лежали лишь разбитые на маленькие кусочки камни.

Гигант? Был ли это он на самом деле, или это лишь игра его фантазии, которая пыталась найти объяснение происходящему в тот момент. Ведь он мог поклясться, что гора не просто дрожала, а менялась и даже глухо, но рычала на него. Затем он вспомнил последний момент, когда видел Сырника. Вспомнил падение, от которого сердце пряталось, убегало и пыталось сбежать из бренного тела. Помнил, как сжимал Сырника. Значит он должен быть где-то рядом.

Быть может маленький аури где-то лежит придавленный камнями или его вовсе отбросило далеко в сторону при падении. Балдур решил приподняться, как дыхание буквально сперло от внезапности увиденного. В его груди, а именно в той части, где не давала о себе забыть клятая старая рана, торчал нож. Обычный, старый, с потертой от частых прикосновений рукояткой и слоем недавней ржавчины на клинке. Он не успел подумать о том, кто вонзил его, и каким образом он еще жив, так как стервятник не чувствовал абсолютно ничего.

Ни боли, ни ощущения стали в собственном теле, ведь он знал, что должен испытывать. Балдур потянулся к ножу и крепко взялся за рукоять. Стервятник ощущал ребристую поверхность ладонью, однако всё еще сомневался в его существовании. Что же с ним всё же случилось? Балдур дважды подумал, прежде чем его вытаскивать, но гнетущие воспоминания перевесили здравый смысл, тем более судя по длине клинка, он должен был проткнуть его легкое. Если бы это было бы правдой, он умер бы практически мгновенно.

Стервятник оказался прав. Нож был настоящим, но никаких повреждений не нанес телу, что вызывало уйму вопросов. Балдур лег обратно и осмотрел клинок оружия. Он был абсолютно сухим, ни капли крови, а ржавчина не осыпалась даже там, где была его плоть. Сотрясение? Галлюцинация? Всё может быть, учитывая с какой высоты он упал и каким-то образом остался жив.

Балдур закрыл глаза и провел несколько простых упражнений, которым его научили еще на ранних курсах сборщиков: свести указательные пальцы воедино, простой ассоциативный ряд и составление логического предложения с началом и концом мысли. Всё это невозможно, когда мозг со всей силой ударяется о черепную коробку. Ему удалось, хоть и пришлось тяжело с предложением, но это объяснялось тем, что Балдур часто сбегал с уроков письменности в «Доме Теплых Стен».

В голову пришла и мысль, что правая нога должна быть либо раздроблена в труху, либо вовсе остаться на вершине горы. Стервятник опирался именно на неё, когда наконец встал. Голова всё еще гудела как от плохого похмелья, в ушах звенело не так сильно, но в целом он чувствовал себя сносно, хотя если поразмыслить, должен был быть мёртв. Это всё что ему требовалось, ответы потом.

Балдур нашел себя посреди небольшой комнатушки с разбитым в дребезги столом и парой стульев. Он тут же принялся переворачивать камень за камнем, ведь Сырник был очень маленьким и мог быть где угодно. В комнате его не оказалось, что одновременно послужило облегчением, ведь он мог быть еще жив, но тут же в голову полезли и другие мысли, от чего ноги сами несли, не зная куда.

Стервятник проверил снаряжение. Его ножа не было, половила его мешочков с пылью и рунами также исчезли. Он достал из кобуры револьвер и щелкнув зубами глухо выругался. Выбрасыватель и ударник, выглядывали стальными заусенцами, а барабан тускло светился вытекающим из него духом. В таком состоянии он не сможет сделать и выстрела, а если попробует, оружие может попросту взорваться в руке.

В подобной ситуации без ножа, а самое главное верного револьвера он чувствовал себя, словно без штанов посреди набитой народом кабацкой, где каждая паскуда устремила на него взгляд. Единственное на что он мог рассчитывать это тот самый нож, что нашел в своей груди и его инстинкты. Выбирать не приходилось, поэтому Балдур поставил перед собой две цели. Первое это найти остальных, а затем убраться ко всем чертям из этого места, ведь если Мира была права, ему стоило поспешить.

Единственная дверь, что вела из комнаты, вывела его в сеть длинных коридоров, что змеей расползались в разные стороны. Когда-то они были хорошо освещены, но тряска, очевидно, добралась и до них. По полу повсюду лежали потухшие светильники, от чего Балдур ступал аккуратно, стараясь не хрустеть битым стеклом. Вдалеке со временем начали слышаться голоса, только вот разобрать речь никак не удавалось. Судя по интонации и крикам, местные обитатели куда-то спешили или пытались спастись из каменной тюрьмы, как и сам человек.

Стервятник подошел к первому повороту и, крепко сжимая нож в руках, выглянул всего на пару мгновений. Всё что он сумел разглядеть это небольшой островок света, посреди ледяной тьмы. Голоса были далеко, поэтому второй раз он позволил себе хорошо рассмотреть местность. Пути было два, один вёл в неизвестность, другой же сворачивал в некое помещение, где, видимо, всё еще горел свет.

«Где свет, там и жизнь», — подумал про себя человек, исходя из его опыта, жизнь не всегда тепла и приветлива. Тяжело было передать, насколько Балдур не хотел сталкиваться с кем это либо, ведь он понятия не имел, кто обитал в этой гигантской горе. Одно ему было ясно наверняка, стены вытесаны не природой и не архитекторами, что являли собой бессмысленные железные шары с когтями и клыками, чье предназначение в жизни — это рыть. Просто и бесцельно рыть. Место это было создано зверем куда более страшным и свирепым. Зверем, что ходит на двух ногах и способен на поступки ужаснее, чем многие хищники.

С другой стороны, в том помещении ему возможно удастся найти какие-нибудь зацепки, что помогут понять куда, он попал и как с этим быть. Вместо того чтобы прыгать в пучину с головой, стервятник, обходя стекло подобрался как можно ближе к открытой двери, и тут же замер, буквально вдавливаясь всем телом в стену.

— Это её приказ? — проворчал первый голос, обильно прожевывая слова.

— Т-с-с, тебе камнем в голову прилетело? Жить разонравилось? — одернул его второй голос, что был груб и скрежетал эхом в тени.

— Я просто… — начал оправдываться первый.

— Нет, но я слышал, что все Зубы отдали своим такой же приказ. Надо сворачиваться и валить отсюда, пока Бурый Камень еще спит, а если он проснется…

— Можешь не говорить! Ты смету по последнему заказу нашел? Ту, что по полису. Её если не заберем, нас либо Черным в рабство отдадут, либо еще хуже… — тревожно сглотнул он. — Пальцам.

— Ага, вот она. Думаешь мы теперь туда?

— Куда? В Кропос или Нипос?

— В Межпос.

— Ни в кой! Нас там не особо жалуют. Схоронимся думаю где-нибудь, посмотрим, что Бурый Камень станет делать, а там, куда скажут туда и пойдем.

Шаги приближались. Балдур насторожился, как ему не удалось услышать их? Они может хоть и шептались, но на самом деле верещали не хуже ворожеек. Очередные игры разума? Всё-таки сотрясение или… О последнем он не хотел думать и даже не стал тянуться к измазанной в пыли и грязи рубахе.

Стервятник посмотрел по сторонам, навскидку поразмыслив, куда двое могут держать свой путь. Он мог бы с легкостью разделаться с обоими, застав их врасплох и выпрыгнув из темноты, но что, если их ждут? Документ, а точнее смету о которой они говорили, судя по всему, имела большую ценность, значит её будут искать. На мгновение Балдуру в голову пришла мысль о настоящей ценности этого куска бумаги. Не о том, сколько за него дал бы Яруша или другой скупщик-многоликий, а о том, чем всё же полисы промышляли? Нет. Эту мысль он отрезал, как сухой ясеневый сук, что противно лезет в глаза. Не суй нос в чужой вопрос — так часто говорили в Доме Теплых Стен, и честно признаться, Балдур полюбил эту поговорку с первого раза.

Один из говорящих хлопнул в ладоши, словно что-то забыв и его шаги удалились. Единственное место, в котором Балдура возможно не заметят, находилось по обратную сторону распахнутой двери. Он на всякий случай держа нож на изготовке, выглянул настолько быстро насколько мог, и сразу же перебежал на другую сторону. К счастью, второй с интересом наблюдал куда же отправился его попутчик, и это дало стервятнику малюсенькое окошко. «Хорошо там, где всё идеально, а таких мест не существует», — тоже часто касалось его слуха. Эта поговорка пришла ему в голову, когда он ушмыгнул за дверь, наступив на предательски лопнувшее стекло.

Второй тут же резко обернулся, и судя по звуку, по его пальцам забегали нити духа. Балдур не мог его чувствовать, поэтому прислушивался, и научился определять его на нюх. Для него он пах смесью приторно-сладкой клубники, что долго передержали на солнце, и где успело издохнуть около десятка жирных мух.

— Эй, подожди меня!

Второй с опаской вышел из помещения, и юркая острым взглядом и носом смотрел по сторонам. Балдур не просто замер, он буквально оцепенел, закрыв глаза, что могли выдать его во тьме. Он забыл, как дышать, как шевелиться и даже волосинки на его голове боялись соприкоснуться с друг другом.

— Эй, ты чего там? — окликнул его первый.

— Слышал? — взволнованно спросил второй.

— Что слышал? — выплюнул первый.

— Хруст, такой будто прошелся кто рядом.

Второй вышел на пару шагов вперед и Балдур почувствовал, как привкус духа стал сильнее. Он хотел открыть глаза, но местный сторожила пока не подавал никакого виду. От недостатка воздуха, голова начала слегка кружиться, а губы предательски пытались разомкнуться и вдохнуть как можно больше. Стервятник понял, что возможно ему всё-таки придется отправить к праотцам обоих, только вот не передержать ли, либо напасть слишком рано. В тот момент второй молнией рванул за дверь и оказался перед Балдуром на расстоянии вытянутой руки. Сейчас или никогда.

Стервятник приоткрыл один глаз и уж было готов вонзить нож ему в горло, как заметил, что человек, такой же, как и он смотрит на него абсолютно белым взглядом. Таким, который он видел только у стариков и тех, кого коснулась свинцовая болезнь. Человек продолжать смотреть словно сквозь него, лишь пожимая бровями в разнобой.

— Чуешь кого? — прохрипел другой.

Тогда Балдур понял, почему именно их послали за сметой и вероятно очень важным документом. Он не был еще никогда настолько рад, что родился прокаженным, ведь имея он дух с в своем теле с рождения, у слепцов не было бы и проблем обнаружить нарушителя. Балдур всё же не стал открывать глаз полностью, ведь знал на что способны носители духа, и как проникают в сознание через взгляд.

Он крепко сжимал нож и мысленно строил картину возможного будущего, если всё-таки его обнаружат. Такой вариант приближался со стремительной скоростью, так как в легких человека кончался воздух. Рано или поздно инстинкты возьмут своё и губы сами разомкнуться в сладкой жадности.

— Да вроде нет, — недовольно пробормотал слепой.

— Ну тогда пошли, ты помнишь, что я говорил?

Первый схватил того за руку, и они оба отправились прочь. Второй правда некоторое время оглядывался назад, словно надеясь что-то различить, но вскоре сдался и поспешил под невидимой плетью.

Балдур позволил себе выдохнуть лишь тогда, когда торопливые шаги не улетучились за множеством развилок и поворотов. Он, не теряя времени тут же забежал внутрь комнаты, слегка прикрыв за собой дверь, чтобы услышать возможное приближение.

Внутри не было ничего такого, что бы заставило его разинуть рот. Обычное помещение с кривоватыми книжными полками и повсюду разбросана бумага. Светильник на потолке держался на добром слове и изредка капал обжигающим маслом на холодный пол.

Как таковой цели у него не было, а панически рыскать во всем, где может покоится слово, так надолго застрять можно. Стервятник знал, что его шансы найти что-нибудь равны морозному снегу в яркое солнечное летнее утро. Однако перед тем, как уйти, его внимание приковал к себе удобно лежащий свиток похороненный под кучей макулатуры. Удобно, потому что находился он строго посреди комнаты, ни больше, ни меньше. На секунду Балдур задумался, не оставил ли его на этом месте кто-нибудь специально, а теперь через щелку в стене наблюдает за человеком, жадно потирая руки.

Балдур инстинктивно осмотрелся по сторонам, а затем прогнал глупую мысль из головы, когда почувствовал, как задрожал камень под ногами. Местным не до того было, чтобы устраивать ловушки Стервятнику, и уж тем более не такие. Они бы придумали чего поизящней, изворотливей. Однако Балдур прикрыл лицо рукой, когда отметал куски бумаги в сторону. Боги берегли тех, кто сам себя бережет. Он подцепил кончиком ботинка свиток и подкинул, поймав на уровне пояса. Смета. Цифры. Неизвестные ему слова и символы. Некоторые из слов были вполне понятны: «Количество» «Место» и «Итоги». Другие же казались и вовсе на другом языке. Балдур свободно говорил на МидСхвальском и бегло читал. Знал несколько слов и выражений на языке Конклава Независимых Народов, но даже их письменность он бы узнал. Ему вспомнилось, как один ученый Аност пытался образумить блуждающего в потемках интеллекта Стервятника, указывая что существуют десятки древних диалектов и мёртвых языков. Быть может это и был один из них или целая комбинация. В любом случае, для Балдура это было не больше, чем набор странных символов вперемешку со славянским языком.

Стервятник уж хотел было отбросить свиток в сторону, как услышал чье-то отрывистое дыхание, самое странное, что шагов не последовало. Балдур успел увидеть незнакомца, прежде чем маленькое и малозаметное существо показало свою личину. В дверях стоял тот, к которому человек так и не отважился приписать ни одного из представителей рас или животного вида.

Маленький с круглыми плечами и шарообразными боками, чей живот буквально прилипал к костлявой спине. Толстые сосисочные руки с длинными и костлявыми пальцами, на фалангах которых кровоточили разодранные ногти. Венец сего создания украшала пухлая голова, с виду напоминающая подсохшую опухоль с маленькими глазами пуговками. Жиденькие волосы и сросшиеся с головой ушные раковины. Всё это держалось на тоненьких коротких ножках.

Существо, что всем своим видом противоречило законам природы, смотрело на человека испуганными глазами, которые вот-вот отвернуться. Балдур среагировал быстро. Он выхватил нож и побежал навстречу еще перед тем, как низкорослый и как оказалось по пояс человеку зверек успел сдвинуться с места.

На полной скорости сборщик схватил его за грудки и прижал к стене, направляя нож к горлу. Он хотел убить бедолагу как можно скорее, пока тот не успел закричать, однако как мог широко раскрыл свои пуговки и закрыл клыкастый рот двумя руками. Он мотал головой из стороны в сторону, прося не лишать его жизни, и давая знать, что не закричит ни в коем случае. Балдур подумал, что стоило воспользоваться шансом допросить местного обитателя, чем рыться в бумагах в надежде отыскать карту, с надписью «Выход там».

Он, показывая свои намерения, зашвырнул карлика в комнату, от чего тот пискнув ударился головой об стол и оказался на полу. Мужчина следом оказался внутри и в этот раз закрыл дверь за собой на замок. Существо в ужасе отползало от человека, пока не уткнулось спиной о стену, хватаясь за голову и крепко зажмуриваясь.

— Кто? Имя? — раздался голос, вместо побоев.

— Коклоток! — страшась кары своего нового хозяина, запричитал карлик. — Раб!

Коклоток. Такие имена носили фокрунцы, однако на них он был похож лишь ростом и большой головой. Существо, которое судя по голосу и имени, оказалось мужчиной, слегка приоткрыло глаза, но завидев на себе взгляд человека, тут же вжалось в стену.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Балдур, пытаясь выведать, идет ли за ним кто-нибудь или ожидают его где-нибудь еще.

— Господин и с госпожой приказали проверить все норы, все дыры, все закорючки. Наказали убедиться, что никого и ничего не осталось! — его руки и ноги тряслись перед стервятником с ножом, но по-настоящему испугался он лишь тогда, когда Балдур спросил его.

— Кто тобой владеет?

Коклоток резко открыл глаза полные ужаса и закрыл себе рот, отрицательно качая головой в стороны. Балдур понял в тот момент, что даже страх перед смертью не заставит его сказать, опасаясь того, что они смогут с ним сделать. Тогда стервятник решил попробовать по-другому.

— Что это за место?

— Внутри Бурого Камня мы, — залепетал тот, перейдя на шепот и разжимая замок пальцев на губах. — Шестого сына Сварога рожденного в жерле Вулкана Пурпурных Огней.

— У Сварога был всего один сын, — грозно ответил Балдур.

— Прошу не гневаться мой господин, ничтожный раб лишь знает то, чему обучили, — Коклоток поднял руки в просьбе не гневаться и выждав паузу так не дождавшись побоев, продолжил. — Три сына там, три сына сям, всем раздал и вам и нам.

Где-то вдалеке, совсем глубоко в затылке что-то зачесалось. Старое воспоминание, которое он и не помнил вовсе, да и не настолько и важное было. Оно, как нарывающий пчелиный укус, изнывало и ужасно зудело. Балдур каким-то образом знал или слышал эту поговорку, только вот не мог вспомнить от кого.

— Бурый Камень, так по легендам нарек его отец, люди со временем стали его называть Сибром.

В тот момент человек понял, что безобидный с виду Коклоток попросту пытается заговорить ему уши в надежде на спасение, да и откуда раб, что подъедал за уличными псами и крысами мог владеть такими знаниями. Балдур резко схватил его за шею и поднял на уровне глаз одной рукой. При всех свои пухлых ручонках и огромной голове, существо оказалось чуть тяжелее Сырника.

— Сибром звали великое Лико, что погибло еще до зарождения полисов и царства! Глупо лгать тому, кто одним движением свернет тебе шею! Говори, что это за место! Что здесь происходит и откуда раб такие легенды знает? Говори честно, или клянусь всеми богами, я буду ломать тебе кость за костью пока не узнаю правду.

Коклоток задергал конечностями, пытаясь отбиться от наступающего холодного прикосновения смерти, и насколько хватило воздуха, затараторил.

— Долго живу здесь. Давно стал ненужным. Бегаю туда-сюда. Слышу, что говорят, что делают. Господин и госпо… редко вспоминают. Научился не мешаться под ногами. Когда идут в стену сливаюсь. Не уби… господин, молю… не убивай ничтожного раба.

Шишковатая голова Коклотока начала заметно синеть, и Балдур напоследок крепко сжав отбросил его к той самой стене. Существо жадно глотало воздух и держалось длинными костлявыми пальцами за шею. Он не мог поверить, что остался жив.

— Благодарю… милосердный господин… благодарю… если господин позволит, покорный раб продолжит.

Балдур молча кивнул.

Коклоток привел дыхание в норму, и опустив глаза пуговками заговорил:

— Не гневайся, милосердный, я лишь говорю то, что сам знаю. Слышал, как говорили о пробуждении Бурого Камня, слышал, как Сибром звали великана каменного. Не имеет место имени, это воистину ужасно, а что творится здесь, невозможно описать и всеми словами, которыми владеет ничтожный раб. Милосердный господин сохранил жизнь рабу, не стал пороть, ногти рвать, кишки крутить, пальцы резать, в печь бросать, кости молоть и душу рубить. Коклоток-раб скажет всё, что Благородный пожелает.

— Везде ходишь? Все знаешь?

— Хожу, но знаю, что знаю, не гневайся, господин.

— Тогда скажи мне, Коклоток. Не слышал ли ты о других провалах? Не было ли гостей с поверхности, таких как я, что не принадлежат месту этому безымянному?

Низкорослый почесал две волосинки на макушке и быстро застучал зубами, прежде чем неуверенно ответил:

— Дрался кто-то у Пальцев, но там постоянно режут и скребут, Коклоток-раб туда не ходит, я там засыпаю сразу, а как проснусь желчью рыгаю до новых ветров.

Мира с Яриком бы без боя не сдались, и уж тем более Дэйна, что сама готова погибнуть, и не позволит себе перед Всеотцом появиться с такой ношей на сердце. Быть может и Сырник вместе с ними. Балдур на это очень сильно надеялся. Тряхнуло еще раз, в этот раз намного сильнее. Пыль посыпалась со стен и потолка, а несколько свитков и книг обрушились на пол. Время играло не на стороне Стервятника, и чем дольше он ничего не делал, тем всё дальше отдалялся шанс спастись. Он протянул руку Коклотоку, и тот поднявшись на ноги, сразу почувствовал холодное лезвие у своего горла.

— Отведи меня к Пальцам, туда, где ты слышал драку.

— Милосердный господин, — писклявым голосом проскрипел раб. — Я рассказал всё что знаю, молю тебя, отпусти меня. Господин с Госпожой если узнают, что ничтожный раб потерялся и не выполнил указа, меня снова в яму бросят, а Бурый Камень похоронит. Не гневайся, Милосердный, молю тебя.

— Нет, Коклоток, — отрезал Балдур как с плеча. — Ты уже нарушил клятву своим владельцам. Ты чужаку раскрыл секреты об их доме. Как ты думаешь, что они с тобой сделают, если узнают? Или, когда узнают. Проведи меня, и помоги найти своих, и видят боги, я выведу тебя из этого места.

— На свет? — с надеждой в голосе пробормотал раб.

— Именно, на свет, — кивнул Балдур.

Коклоток слегка улыбнулся, но лишь на мгновение. Надежда в его глазах потухла моментально, под незримой плетью верности и страха боли перед хозяином. Он сделал два шага назад, засунув палец в рот, откусил себе ноготь вместе с фалангой. Такого Балдур явно не ожидал, но решил посмотреть, что тот будет делать дальше. Коклоток сплюнул остатки на ладошку, и припрятал в кармашек прогнивших штанов.

— Плохой раб. Нельзя рабу думать о побеге, нельзя рабу мечтать о жизни во свету. Плату за мысль раб должен отдать, — он посмотрел на Балдура, и с кровавыми дрожащими губами продолжил. — Господин был милосерден к Коклотоку, и раб проведет его к Пальцам, но потом если Господин не пожелает его убить, раб вернется к своим владельцам, и будет бить челом в пол, до прощения.

Нельзя было сказать, что Балдур не чувствовал ничего к бедолаге, но в глубине души ему было абсолютно плевать что с ним станет. Стервятник зашел в эту комнату в поисках ответов и пути, и он их нашел. Коклоток послужит, как и любой свиток с картой, а за ненадобностью сгинет. Именно так размышлял Балдур в тот момент, и не было никого рядом, чтобы упрекнуть его за это. Он посмотрел на низкорослого и ответил.

— По рукам. Доведешь до места, а потом иди куда в голову взбредёт, а если обмануть решишь, — Балдур достал один из уцелевших пустых кристалликов. — Высосу досуха так, что ты даже после смерти не встретишься со своими хозяевами, и не сможешь прощения просить.

— Раб послушный, — тихим и покорным голосом произнес Коклоток. — Раб сделает как приказано. Милосердный господин, как накажешь тебя называть?

Балдур покрепче перехватил нож и его внимание приковало острое и начищенное до блеска лезвие, что еще совсем недавно было покрыто слоем ржавчины. Карлик лишь подтвердил его слова и опасения по поводу этого места. Он не был полностью уверен, но доверял чутью Миры не меньше, чем своему, и если они оба правы, то впереди ждет долгая и извилистая дорога. Дорога, на которую он, вступив однажды, получил своё прозвище, что знают многие.

— Красный, — Балдур произнес без дрожи и сомнения в голосе. — Зови меня, Красный.