Три Царя

Глава 55

55

Слепящее и ряженое зимнее утро улетучилось, словно сдутый ветром туман. Кислица выглядывала из-под мокрого снега мёртвыми листьями, словно провожая теплые дни последней слезой. Солнце стояло высоко в зените, однако лучи его величия более не грели своим теплом. Они падали на холодные стволы деревьев, продираясь сквозь пустующие кроны.

Зима полностью хозяйствовала в землях Бролиска, превращаясь в ледяные угодья Марены. Она нежно убаюкивала ветрами, укутывая их в морозные одеяла из свежести и колкости. Смертные верили, что с первым дуновением лютого ветра, Марена впускает жизнь, иную совсем, нежели весной, летом и осенью. Даже солнце слушается её воли и заходит за горизонт куда раньше.

Жители Бролиска гуляли, пили три дня во имя и славу великой богини Марены, а после чего ждали её ответа. Если на утро четвертого дня, подует легкий холодок, то богиня довольна, а ежели пургой заметет все дома да избы, то пеняй на себя. Обычно, с началом зимы, цветастые палитры запахов разносились по всем землям и проникали даже в густые леса, однако этой зимой было, на удивление, тихо и свежо.

Среди одиноких и исхудавших березок на шершавом пеньке сидел мужчина, рассматривая лезвие своего ножа. У его ног покоилась охапка хвороста и пара поленьев для костра, но разводить он его еще не собирался. Он плюнул на кремень, что держал в другой руке, и пару раз прошелся по лезвию. С прошлой охоты клинок крепко увяз в мускулистой кабаньей спине, и ему пришлось продираться сквозь кости и ребра.

Мужчина поправил тоненькую накидку, что служила ему защитой от морозов и тут же продрог. Холод молнией прошелся по его телу, заставляя забавно скорчиться, словно в предательском спазме. Он на время убрал клинок в сторону и сложил ладони домиком, поднеся к теплым губам. Вдох, выдох, растереть о грудь, так поможет согреться.

Это ему не сильно помогло, поэтому он потянулся к поясу, где булькала практически пустая фляжка. Меридинец, недолго думая, открыл и сделал глубокий глоток, после оголяя клыки от вкуса содержимого. Резкой волной ему обожгло горло, терпким привкусом деревенского самогона, а по телу тут же забегали согревающие лучики тепла.

Мужчина, почувствовав себя намного лучше, вернулся к полировке ножа, как вдруг за спиной послышался хруст мокрого снега. Он узнал эти шаги, совсем легкие, такие могла оставлять за собой лишь женщина. Он оказался прав, как к нему подошла древолюдка, закутанная в драповое пальто и беличью шапку, которую он лично выменял на отполированные кости, что хорошо идут для рыбалки, а также за вырезку свежего мяса и склянку отвара от диареи.

Она, явно не привыкшая к холодам, лютой Бролисовской зимы, топталась на месте, обнимая саму себя. Мужчина смотрел куда-то вдаль на лесополосу, будто ожидая, что кто-то должен вот-вот оттуда появиться. Он чувствовал её сомнение и нерешительность, догадываясь, о чём она хочет поговорить. На протяжении последних пяти дней, меридинец заметил, как выражение её лица изменилось, но не в лучшую сторону. В такую, когда в голове мысль лютая и необдуманная рождается. Такая, что ни к чему хорошему обычно не приводит.

— Может хоть костер разведем? Согреемся? — внезапно заговорила она.

Мужчина поднял лезвие на уровне глаз и внимательно присмотрелся. Оружие он всегда держал в идеальном состоянии.

— Нельзя, он сказал, что пока не вернется, ни огней жечь, ни воду тревожить.

— Жаль, — простучала она зубами. — Огонь бы сейчас не помешал, да и горячая вода.

Мужчина протянул ей фляжку. Древолюдка покривилась только от одной мысли, поэтому вежливо отказалась. Он не стал настаивать, а сам еще раз отхлебнул.

— Что дальше?

Она медленно, но верно шла в сторону того, о чём не хотел говорить мужчина, но без ответа остаться не мог.

— Для меня путь предрешен, я подался на службу старику. Он девочке помог, хоть мог и мимо пройти, значимо у меня долг перед ним, как и перед богами.

— Он так же думает?

Мужчина повторно плюнул на кремень и принялся за финальные штрихи полировки.

— Нет, он ясно дал понять, что долга никакого не видит и никакой службы не имеется. Только вот девочка, Маруська. Она выбрала для себя иной путь, нежели чем тот, который я для неё хотел построить, и моё место около неё. Поддерживать и охранять от беды любой.

— Значит вы все пойдете вместе? Куда если не секрет? — слегка замешкавшись, пробормотала Древолюдка

— Не секрет, — выпалил как на духу тот. — Не секрет, потому что я толком ничего и не знаю. У старика тропа своя, он бормотал что-то невнятное, об иноземцах с юга, южнее чем Конклав Независимых Народов. По дуге, что хребтом скал идёт к бескрайнему океану богов. Он обещал рассказать больше, как до Царьграда доберемся.

— Значит всё-таки знаешь, куда идете.

— Выходит так, — не отрывая глаз от ножа, ухмыльнулся он.

От стояния на месте, она ознобила еще больше. Мужчина вновь предложил ей содержимое фляжки. В этот раз она не отказалась и робко поднесла её к губам. Два коротких глотка, и девушка тут же поперхнулась, второпях возвращая сосуд. Стоило сказать, что она впервые прикоснулась к деревенскому пойлу на гнилой пшенице и старом дырявом башмаке. Как и холод, для неё это было в новинку. Самогон хоть и отдавал противной терпкостью на языке, но дело своё делал. Мужчина заметил, как на щеках у девушки появился отблеск яркого румянца.

— Она и вправду такая храбрая? — вдруг раздалось из её уст.

Мужчина пожал плечами и ничего не ответил. Ведь и вправду он ничегошеньки не знал о девочке, и откуда она черпает в себе силы идти дальше, когда другой на её месте нашел бы нору и зарылся в ней навеки. Напряжение от затянувшей тишины постепенно нарастало, что даже птицы, пролетающие клином, спешили покинуть заснеженную опушку.

— Можно мне с вами?

Меридинец резко прекратил полировать клинок и аккуратно убрал его в ножны. Он едва слышно выдохнул, понимая, что всё же разговора не удастся избежать. Молчание не выход, как и тот факт, что древолюдка была серьезно настроена на разговор. Он успел пожалеть, что дал ей выпить.

— Закхра, — придавлено произнес тот. — Ну куда ты собралась?! Зачем тебе это нужно?!

— Потому что ...

— Нет, ты всё же послушай, раз задала вопрос, — отрезал мужчина, не дав ей ответить. — Если бы не клятва и воля девочки, я бы никогда не повел её за стариком в его походе. Ты имеешь хоть долю понятия, что нас ожидает впереди? Потому что я нет. Семирод всё лепечет об иноземцах, возвращении смрада. Это мне ничего не говорит, кроме одного слова — битва.

— Я понимаю, — слегка понизив голос добавила та, поправляя беличью шапку.

— Нет, не понимаешь, — перешел он на тон выше. — Ты была с нами меньше полумесяца, разве ты хочешь такой жизни? Спать в землянках, кормиться от того, что пытается тебя убить, да и Чёрные, тебе мало всего этого, ведь впереди будет еще больше. В двух днях пути Новоград, там у меня знакомый давнейший из моей «школы», за ним должок сокровенный кроется. У него лавка охраничья, проведет тебя куда захочешь, хоть обратно в Красоград, хоть в Конклав, просто назови место.

— Не в этом дело, я просто хочу...

— Живи, Закхра, живи и не знай смерти и крови. Спи в крепкой постели и наслаждайся теплой пищей.

Вдруг древолюдка, почувствовав уверенность предстала перед ним и выпалила как на духу.

— Пилорат! Нет места мне более ни в Конклаве, где я не была более десяти лет, как и в Красограде. Я всю жизнь провела среди пыли и книг, изучая этот мир со слов других! Я засыпала в теплой постели, мечтая о том, что в один день я увижу все прелести своими глазами!

— Неудачное ты выбрала время для знакомства с миром, — процедил Пилорат, однако ни злости, ни ярости не было в его словах, лишь отчаяние.

— Мне всё равно! — не сдавалась она. — Нет больше мне места нигде, кроме возле вас. Нигде я не смогу спать в теплой кровати, нигде больше теплая еда будет приятна. Не смогу я...

Он резко встал и возразил:

— Да что с тобой не так?!

— Страшно, мне Пилорат! Страшно! — закричала она.

По её щеке пробежала слезинка, которую она тут же смахнула рукой и отбросила теплой росой на и без того мокрый снег. Он замолчал. Она не стала.

— Ты спас меня, тогда. Семирод излечил по добру, а Маруська... Я никогда не видела столько храбрости в простом маленьком дитя. Не будет мне покоя. Не будет жизни, которой ты желаешь, без вас. Я не хочу больше прятаться и искать оправдания для себя самой, сторониться каждой тени. Может, пробыла я с вами и не так долго, но вы стали мне родными, больше, чем моя семья. Поэтому может и есть мягкая постель, что согреет меня, теплая пища, что набьет желудок, но правда в том, что мне будет страшно одной. Страшно без вас.

«На что же мне это? Боги, как же оплошал перед вами, что вы одарили меня этим испытанием? На что старому и раненому воину такая ноша? Старик, девочка и она... Не понимаешь ты дурочка, не за себя берегусь, а за тебя. Вдруг не сумею уберечь, вдруг пропадешь по вине моей? Ежели не смогу защитить, или прогляжу где».

Он так и не сумел произнести эти слова. Вместо этого, он вновь услышал её голос.

— Не переживай за меня, Пилорат. Вдруг битва начнётся, я схоронюсь под ближайшим камнем и не вылезу, пока не разрешишь. Пойми ты, не могу я без вас, а если не возьмешь с собой, то следом пойду пока ноги не откажут.

Меридинец не успел ничего ответить, как послышался голос, едва различимый голос, который он тут же узнал. Пилорат сразу же обратил свой взгляд к лесополосе, откуда показался старик, что с трудом пробирался через мокрый снег, а за ним семенила девочка в пухленьком пальто. Она держала в руках небольшой кулечек и пыталась помочь волхву. Пилорат заметил, что она, робко поддерживая за локоть старика, помахала ему рукой. На лице мужчины невольно растянулась улыбка.

«Быть может, всё же боги послали её мне с какой-то целью? Я уже не знаю во что верить. Суметь бы, защитить бы их всех, но смогу ли я? Раненый и замерзший, с ножом в руках, на что я способен? Может и мне пора прятаться и искать предлоги? Ох, пройти бы как можно больше, вдруг и сберегу?»

— Пилорат! — окликнула его Закхра, так и не дождавшись его ответа.

— Не меня тебе стоить пытаться убедить.

Он схватил хворост и поленья и, кивнув, указал девушке идти за ним. Он слышал, как Семирод что-то рассказывал Маруське, затем, прервав рассказ, приказал нести кулек выше. Она молча подчинилась, но всё же приглядывала за стариком, что с трудом пробирался сквозь снег. Пилорат бросил поленья на заранее расчищенную полянку и принялся готовить кострище. Закхра молча смотрела на него, так и не дождавшись ответа. Она попыталась вновь заговорить с ним, но он произнес первым.

— Сначала согреемся, поедим, а там пускай решают.