Три Царя

Глава 45

45

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Семирод.

Они решили сделать привал на ночлег у узенькой и прямой речки, под шишковатой сенью которой, продирались последние опята. Маруська вместе с Закхрой нарвали грибов и дикого лука, из которых бурлила в чугунном котелке неплохая похлебка. Девушка устроилась вместе с девочкой в тени валуна и нарезала хлеб маленькими квадратиками, что потом можно будет посушить на углях. Пилорат, закончив осмотр окрестностей, сидел около костра, помешивая суп и ведя интересный разговор с Семиродом. Сам же старик долгое время провожал взглядом заходящее за сопки солнце, что-то невнятно бурча себе под нос.

— Да просто так, — сделав безразличный вид, пожал плечами мужчина.

— Плохо ты врешь, Пилорат, — тонкие губы старика впервые за долгое время тронула улыбка. — Что именно произошло, что ты настолько одержим этим человеком?

— Он жизнь мне спас, — коротко ответил мужчина, не отрывая взгляда от варева.

— Но ты ведь сражался с ним, насколько мне известно, насмерть. Да, весь Красоград гудел о нём и могучем меридинце. Я когда тебя увидел и твою хромоту, то сразу понял, что речь шла именно о вас обоих.

— Ты не поймешь, старик, — слегка нахмурившись пробубнил Пилорат и поднес черпак к носу. Пахло грибами и луком. Неудивительно.

— Настаивать не стану.

Меридинец отхлебнул, причмокнул губами, бросая взгляд на Маруську, что украдкой поглядывала за разговором двоих. Он редко с кем делился своей историей, но по какой-то причине успокаивающий и безмятежный взгляд старика вызывал у него доверие. Быть может, это с годами наработанная техника или ему действительно было всё равно. В любом случае Пилорат хотел знаний человека, и поэтому заговорил.

— Видишь ли, Семирод, откуда я родом и какой жизнью жил, там не бывает милосердия.

— Меридинцы славятся своей благоразумностью и даже милосердием, — тут же ответил тот, копаясь в мешочке.

— Возможно, но только в моем словаре этих слов не существует, по крайней мере не обучили. Преданность, служба, долг, воля, сила, доминирование, смерть. Эти слова я помню с тех пор, когда впервые взял в руки меч.

— Корпини значит, отменные телохранители.

— Не такие уж и отменные, как оказалось. Мальцом я ходил позади высшего сорта меридинского общества. Сливки, бояре, царевичи, их дочери и сыновья. Угрозу видел за версту и реагировал со скоростью гадюки.

Семирод поднял брови указывая на суп, на что Пилорат отрицательно покачал головой.

— Я думал телохранители ходят всегда спереди, закрывают своих господ.

— В основном да, но я не люблю выпускать из виду своего нанимателя, да и многие недооценивают атаку с фланга. В общем, не вдаваясь в подробности, с возрастом гадючья скорость то поизносилась, да и взгляд не был таким резким. Ушел подготавливать, но кровь бурлила, требовала адреналина. Не могу сидеть в четырех стенах, мое место там, где угроза, поэтому и ушел туда, где за неё хорошо платят.

Семирод чувствовал, что не всё так просто было. Корпини не особо нуждались в финансах, так как в меридинских княжествах их ставили на пособие с самого рождения, и пока мальчик тренировался, счет в банке постепенно накапливал неплохую сумму, что с лихвой хватит на пенсию. Что-то Пилорат решил умолчать, а старик уважал его тайны.

— Тот человек, был готов меня убить, не потому что ему хотелось, а потому что ему приказали. Я это понимаю. Работа такая: убивать за влияние и деньги. Только вот он наплевал на всех господ, что могли его усыпать славой и деньгами, когда моё тело еще даже не успело остыть. Это тяжело объяснить, я не надеюсь, что ты поймешь.

Семирод достал два пузырька. В одном, с металлической крышкой, была розовая жидкость, в другом же, с дубовой пробкой, болотного цвета мазь.

— Я лекарь, — проговорил он легким и спокойным голосом. — Сражения юных мужей для меня остались в далеком и очень далеком прошлом, но я понимаю тебя, насколько имею способность понять.

— Тогда расскажи, я хочу больше знать.

— Сначала поговорим о твоём недуге, — Семирод поболтал перед глазами обоими пузырьками и сжав губы в замок протянул их меридинцу. — Этот вот, что с деревянной пробкой, втирать в живот тонким слоем, и носи пояс из шерсти. Розовый же, пять капель на треть чаши воды, пей перед сном, от неё голову кружит. Отдай девочке, пускай она делает, и передай всё в точности как сказано.

— Да я сам могу, спасибо, мудрейший, — Пилорат принял лекарство и сидя поклонился.

— Не спорь, девочка пускай делает, — он сделал паузу. — Она о тебе лучше позаботится, чем ты сам. У тебя нервы повреждены, и травма это усугубила. Твой мозг от многочисленных ударов думает, что живот связан с правой ногой. Дай угадаю, под лавкой лечили?

Пилорат кивнул, но это видимо его даже не беспокоило.

— В лазарет отправили, а как в сознание пришел, так и выперли под зад. Я признаться не рассчитывал, что и в сознание приду. Корпини, что долг свой провалил, обычно либо мёртв, либо бесполезен. Так и подумал мой господин, бросил меня на произвол судьбы. Женщины, добрые женщины, меня выходили, да на кухню пристроили таскать всякое за еду и тепло.

— Что же ты не вернулся к ремеслу своему? — спросил Семирод, однако заранее знал ответ.

— Да кому сдался хромой и старый телохранитель, что проживает свой пятый десяток?! Плюс ко всему, Маруську встретил, она… — он осекся, поглядывая на девочку.

— Понимаю, — Коротко кивнул старик, и краем глаза посмотрел на девочку, что внимательно слушала рассказ Закхры. — Ладно, что ты хочешь знать?

— Расскажи побольше о проказе. Я слышал, что это рожденные без духа, коим уготована судьба жить пустой оболочкой, и даже после смерти боги не поцелуют их чело.

Семирод прошелся по густой седой бороде, слегка наклонив голову, задумался.

— Так, и не совсем так. Видишь ли, Пилорат, проказа — это эффект малоизученный, так как политика полисов и царства давно наложила запрет на изучение сего явления. Примерно, если я не ошибаюсь после «Первого Дантарата».

— Первого?

— Война из тех времен, когда Бролиска еще и в помине не было, а на земле божьей правили лишь полисы, ориентировочно, четыре с лишним тысячи лет назад. Они по натуре своей сражались между собой за земли и влияние, однако, как и любая затяжная война, всё это требовало ресурсов, в том числе и живых. Тогда они прибегли к тактике, что практически уничтожила весь мир. Скажи, ты слышал что-нибудь о Сибирусе?

— Нет, — Пилорат был серьезен и слушал внимательно, не забывая помешивать похлебку.

— Вот и хорошо. Полисы собрали всех прокаженных, что к тому времени были практически на положении рабов, их скажем так… вооружили. Ни мечами и топорами, ни луками и стрелами, а Сибом. Рисунком, что Шепчущие с Горном выбивали на их теле перетертой костной мукой и примитивным духом. Как они его использовали? Тут история умалчивает. Как оказалось миллионы прокаженных были особенно эффективны в бою. Опять же как? Никому не известно. Они каким-то образом использовали Сиб, убивали друг друга. Если тебе интересно мое мнение, это лишь детские легенды, чтобы скрасить обычную историю геноцида, тех кто существовал бесполезной жизнью. Если верить истории, прокаженные рождались с удивительной частотой, и это грозило вымиранием.

— Логично, — добавил Пилорат. — Дурная кровь, чистка социума, такое до сих пор практикуется. Отправлять воевать тех, на кого и так плевать, а если помрут, то и хоть что-то хорошее сделают для своего полиса.

Семирод покачал указательным пальцем:

— Именно, так затем и подумали сами прокаженные, когда научились использовать свою силу, и опять же по легендам, восстали против полисов. Попробуй представить, миллионы воинов объединились против общего хозяина, под одной идеей. Свобода.

— А дальше? — глаза Пилората засверкали пламенем, как у ребенка слушающего рассказы деда.

— Неизвестно, — отрезал Семирод, как на корню. — Сказал ведь, запретили это изучать, а всё что надо из истории вырезали. Выдумали красивые легенды, Сибирусы и прочее. Ясно лишь то, что война прекратилась, и полисы осознали — монета дороже крови. С тех пор они не воюют, а сосуществуют.

— А что стало с войском прокаженных?

— В лес ушли, — с легким смешком в голосе, ответил Семирод. — Никто не знает. Есть множество сказок и легенд о том, как бессмертное войско спит под землей и ждет, когда придет истинный прокаженный и поведет их на последний бой против полисов. Бесконечная сказка о восстании против тирании хозяев, и так далее и далее. Как там суп?

— Почти готов. Ты веришь в это? Что действительно где-то дремлет целое войско и ждет своего лидера? — Пилорат произнес эти слова, и только потом понял, как это звучит.

Семирод ничего не ответил, однако по его глазам всё было видно. Он за свои годы наслушался столько легенд и рассказов, что хватило бы на несколько книжных томов. Видят боги, ему самому приписывали внеземные целительные свойства в былое время. Всё, что холопы не могли объяснить, называли чудом.

— В каждой легенде есть доля правды, но правды в ней именно столько, сколько духа в теле прокаженного.

Пилорат молча согласился, однако на этом его любопытство не закончилось:

Пилорат молча согласился, однако на этом его любопытство не закончилось:

— Так что на самом деле…

Семирод протянул ему глиняную миску, и ответил:

— Суп готов, я устал, пощади меня юноша.

Меридинец не стал настаивать, тем более к ним подоспели Маруська с Закхрой, которых манил запах, исходящий из котелка. Они выложили нарезанный кубиками хлеб вокруг костра на деревянные дощечки выструганные Пилоратом и, словно извиняясь за перебитый разговор, сели.

— Ближе, подвигайтесь ближе, — заговорил Пилорат. — Ночь обещает быть холодной, нужно успеть согреться снаружи и изнутри.

— Благодарю, — послышался голос Семирода, и он двумя руками принял полную пряной похлебки миску.

— Да обнимет вас Мать-Земля, — произнесла Закхра, принимая свою.

Маруська молча кивнула и поднесла миску к вечернему небу, затем все застучали ложками. Похлебка получилась вполне сносной для непривередливого Пилората и беззубого Семирода. Маруська также не жаловалась и довольствовалось тем, что дают, как, собственно, и Закхра. Последняя в свою очередь слегка не привыкла к подобным ночлежкам и еде, однако пережитый плен изменил её видение мира навсегда.

Девушка вела себя довольно замкнуто и постоянно оборачивалась по сторонам, словно опасаясь, что очередной Черный выпрыгнет из кустов и утащит в противный зловонный лагерь. Миску она держала близко ко рту и хлебала быстрее всех. Мародеры видимо и с худым пайком развлекались, то кормили, то лишь манили, а затем забирали. Пилорат заметил и постарался хоть как-то её успокоить, прежде чем она обожжет себе горло.

— Закхра, так значит ты с Красограда, интересно.

Девушка выпучила зеленые глаза, что выглядывали из-под глиняной миски и ответила не сразу, словно пыталась убедиться, что вопрос задан именно ей.

— Эм… — она, соблюдая такт, утерла уголки рта указательным и средним пальцем. — Да, живу там и работаю.

— Кем, если позволишь спросить?

— Учет и обслуживание в Красоградской Великой Библиотеке.

— Библиотекарь значит? — Пилорат улыбнулся как мог, но разбитые и перемотанные руки вместе со шрамами на лице искажали его как-то по-недоброму. — Интересная работа, ученая видимо, раз в мире знаний обитаешь.

Захкра поняла, что я её вызывают на разговор, который рано или поздно должен был случиться. С момента как они вместе с Гривастыми покинули лагерь, никто не задал ей ни вопроса о её прошлом и как она оказалась посреди этого ужаса. Девушка поставила миску у костра и, потеплее укутавшись в тулуп подаренный Гривастыми, готова была ответить на все вопросы. В конце концов, они спасли её жизнь и согласились проводить до ближайшей деревни.

— Я так и не поблагодарила как следует и не представилась как полагается. Меня зовут Закхра Хайкрен, величие солнца и мудрость всех лесов не передаст, насколько я благодарна, если бы не вы…

— Пилорат Окран. Не будем говорить о том что, если, — перебил её мужчина и вернул её миску супом обратно в руки.

— Но ведь это правда, вы, господин спасли мою жизнь и вытащили из тисков смертельной опасности! Я никогда не забуду вашего благородства и героизма. То, как вы расправились с этими невообразимо жестокими и кровожадными варварами, заслуживает целой поэмы, а то и эпоса! Простите, я знаю ваше имя, но как мне к вам обращаться, господин…

Пилорат отхлебнул луково-грибного супа и, недовольно выдохнув, ответил:

— Зови меня просто Пилорат и нет нужны ни в какой фамильярности. Видят боги, до господ мне как холопу до князей. Я в поэмах и эпосах не силен, но ту резню даже с натяжкой не назовешь развлекательным чтивом.

— Что же вы! Как раз обратное. Я знаю пару весьма одаренных писателей, что с радостью возьмутся за вашу историю и преподнесут её в массы как героический поступок одинокого воина, что не смог пройти мимо зла.

Меридинец подавился в усмешке:

— Вам видней. Как бы то ни было, позвольте тогда представить и остальных. Это Семирод, а девчушка, что в красном платочке и жадно чмокает губами — Маруська. Имена наши ты и так знаешь, но всё же такт есть такт.

Девочка оторвалась от похлебки и коротко приветственно кивнула.

— А теперь опустив все формальности, кои не место им здесь, скажи мне Закхра, как ты очутилась у Черных и куда путь держала?

Девушка огорченно вздохнула и нехотя ответила:

— Всю жизнь я посвятила книгам и учениям, бывало, закрывалась в комнате и теряла счет времени. Столько всего можно узнать, столько неизведанного и прекрасного таится в трудах великих мыслителей. Они затягивали меня своим водоворотом любопытства, и я была счастлива этому. Эта жизнь меня устраивала, пока… Один человек, которого я встретила, зажег во мне огонь к приключениям. Он сказал, что нельзя понять и видеть мир через глаза и слова других. Мир слишком огромен и сложен, и я должна увидеть его сама.

— Прости, но вот так легко и поверила незнакомому человеку? — вмешался в разговор Семирод.

— Я не особо подкована в социальной сфере общения. Видимо это часть профессии. Простите за банальное выражение, но книги для меня действительно были намного более интересны чем живые.

— Были?

Она заерзала на месте, слегка задумываясь, а затем ответила:

— Были и есть, я так полагаю. То, что случилось, это ужасно и непередаваемо. Видимо тот мужчина был неправ, описывая мир такими яркими красками.

Семирод дохлебал из своей миски и, утерев усы бородой, произнес:

— Боги великие и всемудрые, но даже им не ведома истинная натура некоторых людей.

— Но разве это справедливо? Разве могут такие жестокие дикари быть созданиями божьими? — возмутилась девушка. — Боги не злы, они добры и понимающие.

Семирод заметил, как Маруська буквально вылизывает свою миску, словно котенок, и стыдливо посматривает на котел. Старик кивнул Пилорату и взглядом указал на девочку, меридинец тут же загремел черпаком.

— Боги для каждого такие, какими мы их сами себе представляем. Как существует жизнь, так и должна существовать смерть. Ничто не вечно, и не имеет своего оттенка. Как есть и добро, так есть и зло. Без зла и добра бы не было. Живые — сложные создания, и живут не только по законам личьим и божьим, а также строят и свои.

Закхра задумалась и на некоторое время замолчала, впадая в размышления. Пилорат закончил со своей порцией и, подмигнув Маруське, отправился на последний осмотр периметра, перед тем как всех уложит спать и сам встанет на дежурство. Ночь обещала быть долгой и холодной, как и путь на следующий день. Он знал, что поспать ему так и не получится, однако сон никогда не заботил бывалого телохранителя. В свое время он трое суток не смыкал глаз, наблюдая за одной лишь дверью.

— Извините, меня, отец. Я подслушала что вы по волхвьей должности путь держите в деревню, обряд провести. Не сочтите за наглость или дерзость, но не будете ли вы против моей компании. Мне бы очень сильно хотелось посмотреть.

Семирод ответил ровным и холодным голосом:

— Не стоит, дочка. Место, куда мы путь держим, полно зла и неупокоенных духов, развлечения Черных в сравнении с которыми тебе покажутся детской игрой. Если настаиваешь на продолжении своего путешествия, отправься в Царьград или Небоград. Прекраснейшие места. Оставь светлые воспоминания о неизведанном для тебя мире.

Девушка непонимающе заморгала и посмотрела на Маруську:

— Но как же, девочку туда поведете?! Если место такое уж и злое, то почему?

Маруська перестала хлебать, и в пол глаза посмотрела на старика. Ей был интересен его ответ, так как сама она спросить так все еще не отважилась. После родов и то, как Семирод отреагировал на ребенка и мать, ей до колик в животе было интересно, каков же всё-таки старик изнутри.

— Девочка эта, — начал он. — Для неё это всё, и она куда сильнее, чем тебе кажется на первый взгляд. Я такую храбрость среди многих мужей не видовал.

Маруська покрылась румянцем. Семирод говорил слова, но сам толком не мог понять храбра ли девочка или просто не воспринимает всё в серьез. Словно всё происходящее — это лишь долгий и затяжной сон, а когда она проснется, то даже и не вспомнит.

— Да что же могло такого случится, чтобы такой милой девочке, да в такое злое место понадобилось.

Семирод взглядом дал понять, что Закхра начинает заходить слишком далеко, от чего девушка тут же нервно забегала взглядом. Она на мгновение позволила своему любопытству взять верх над разумом и забыла, что должна была сидеть молча и благодарить за спасение их каждый раз, когда выпадет случай. Её руки затряслись, а губы нервно сжимались. Внезапно она почувствовала, что и еда на вкус совсем другая. Ест чужой хлеб, да с расспросами лезет. Она поставила миску у костра, и поклонившись в землю, сказала.

— Прости меня, мудрейший… я… я не хотела … я никогда не… — её глаза краснели, а маленькие веточки, прораставшие сквозь её волосы, поникли.

— Всё в порядке, — поспешил успокоить её Семирод. — Поднимись и чело держи в тепле, землица промерзла.

Закхра сделала, как ей было велено, и перед лицом появились детские ручки, что держали её миску с похлебкой. Маруська широко раскрыла глаза и тыкала ею девушке в подбородок. Закхра благодарно приняла еду и некоторое время молча сидела. Семирод ходил вокруг лагеря, вырисовывая руны ясеневым посохом, и бормотал слова чрез бороду. Маруська, дохлебав своё, начала собирать пустые миски и убирать остатки поджаренных сухарей в матерчатый кулечек.

Через некоторое время вернулся Пилорат и принялся растилать тюфяки поджимая их камнем, а также подготовил медвежью шкуру для тепла. Там скоро лягут пережидать ночь Маруська и Закхра. Семирод устроится непосредственно у огня. Старые кости требовали не просто тепла, а жара, иначе могла начаться лихорадка.

Закхра быстренько прикончила свою порцию и, поблагодарив всех, в том числе богов за тепло и еду, помогла Маруське. Когда все легли, она некоторое время смотрела на Пилората, что несмотря на холод, совсем не дрожал и смотрел куда-то в пустоту, словно каменная фигура. Она знала, что он просидит так всю ночь, от чего ей вновь стало не по себе. Девушка, что по дурости и наивности угодила в плен, спит под медвежьей шкурой, на самом безопасном месте, а её защитник сидит, страдает от холода. Позже она проснется и всё же укутает Пилората в свой тулуп, на что тот будет по началу сопротивляться, но позже всё-таки согласиться. Суп приятно согревал изнутри, а Маруська, приткнувшись лбом, сладко сопела. Закхра и не заметила, как её веки стали настолько тяжелыми, что она не могла больше держаться и заснула. Заснула с мыслью, насколько же всё же то место ужасно, и что там понадобилось маленькой девочке, что спала как уставший котенок.