Записки из страны Нигде

Для детей как для людей

00:00 / 08.12.2017

Начав писать детские книги, я с неизбежностью должна была столкнуться с вопросом «почему». Естественно, сама себе я этот вопрос не задавала, потому что творческая натура вся такая внезапная и противоречивая вся, - но другие люди хотели знать. Отделаться ответом про «противоречивую и внезапную» не очень удавалось, поскольку он никого не устраивал, но другого у меня не было, - ровно до того момента, когда я столкнулась на выставке non/fiction с товарищем, который сам рассказал мне о моем внутреннем мире и, что еще более прекрасно, - о моей писательской кухне. То есть он точно знал – почему я пишу детские книги и не преминул сообщить мне об этом. А то вдруг я не знаю.

Это мне живо напомнило мои прогулки с собакой. Если вы гуляете с собакой породы корги, то каждый второй встреченный вами человек, обративший внимание на собаку, обязательно скажет: «Это любимая порода английской королевы».

Но эти люди говорят в простоте, сообщая то немногое, что им известно о породе собак корги, и многие, опять же, убеждены, что это порода охотничья (королева охотится с собаками корги на… э… зайцев?)

А тот товарищ говорил отнюдь не в простоте. Но я вдруг поняла, почему (или, точнее, - как) я пишу детские книги.

Озарение внезапное постигло меня в виде точной формулировки.

Вернемся к исходному тезису, который все считают своим долгом цитировать: «Для детей надо писать как для взрослых, только лучше». Я не буду спорить с этим тезисом, возможно, в той ситуации, в которой он был озвучен, он имел смысл, но превращать его в абсолютную истину было преждевременно. В основном – потому, из него автоматически вытекает, что для взрослых надо писать «хуже». А писать «хуже» вообще бессмысленно, потому что если ты что-то создаешь, ты должен работать на пределе своих теперешних творческих возможностей. Иначе скучно – и работать, и читать.

А вот насчет того, что «как для взрослых»… Как это понимают? Мне кажется – никак, просто считают: ну, детская литература тоже важное занятие, белочки-зайчики – это вам не шалам-балам, это так же серьезно, как любовь-морковь или бежать-стрелять.

Теперь расскажу, как это для меня.

Внутренний мир ребенка, для которого сочиняется история, и внутренний мир ребенка, который является главным героем этой истории, конечно, для меня уже давно загадка. Я не ребенок, не ежик и не бурундучок. И тем более не трилобит Вася, он вообще ископаемое… (Гусары, молчать!) Но при работе с этими персонажами я использую точно такой же метод, какой использовала, например, когда писала свои главы «Архитектора» (я не мужчина, мне не тридцать пять лет, я не немецкий танкист), или еще раньше, когда писала, скажем, «Тулузу» (я не граф, моя фамилия не Монфор, мне тогда было не пятьдесят лет, и я до сих пор не умею носить кольчугу и биться мечом).

Как, наверное, многие писатели, я пользуюсь очень простым методом: ищу то общее, что есть у меня и моего героя, «подключаюсь» к нему - и дальше просто работает логика.

Что общего у меня с немецким танкистом? Я тоже люблю родину, например. Хотя родины у нас разные, а чувство – одно и то же.

И мне бы тоже сильно не понравилось, если бы после проигранной войны мою родину бы так унизили, как унизили Германию после Первой Мировой. А дальше уже включается логика… Другое дело, что для меня мой герой все равно будет врагом, но это были бы наши с ним личные отношения, если бы я тоже была персонажем, - или если бы мы жили в то время и встретились как два реальных человека. Но как автор я могу и должна понимать его внутренний мир, и это происходит через наше с ним общее.

Что общего у меня с Симоном де Монфором? Я тоже считаю одной из высших ценностей – здоровую семью, ячейку общества. Это дает мне ключ к его характеру, которым можно открывать этого человека. Причем его можно открывать не до конца: догадываясь, как он поступит, я часто не давала себе труда проникать в его внутренний мир, чтобы понимать – что же там происходит, в этом «черном ящике». Но для того текста такого глубокого проникновения в душу персонажа и не требовалось.

Точно так же, точно таким же методом я «подсоединяла» себя ко всем своим бурундучкам, гусеницам и пятиклассницам. (Бурундучок вообще автобиографический персонаж.) Но мне нетрудно было найти общее между мной и мальчиком Алешей, между мной и девочкой Катей, и даже девочкой Машей из книжки «К – значит Друг» (она должна скоро выйти из печати, уже был сигнальный экземпляр), - хотя Маша не любила читать и не хотела учить азбуку, в отличие от меня.

Так же «автобиографичны» (писались автором с себя) были когда-то все гномы, какие-то маленькие сварливые существа из «Меча и Радуги», «Завоевателей» и «За Синей рекой».

И если у меня это получалось (я не говорю сейчас о результате, я говорю о процессе) – то что мне мешает точно так же работать над образами детей или сказочных персонажей? Да ничто не мешает!

Я хочу сказать, что метод при создании персонажей для взрослых книг – точно такой же, как и для детских.

Более того. Я как автор не меняюсь и по стилю. Когда я начала писать детские книги, для меня не было проблем с переходом на какой-то «детский язык». Он стал попроще, меньше скрытых цитат, но никуда не делись мои любимые стилистические приемы.

В принципе, всю жизнь меня шпыняли издатели за то, что мои книги «безадресны». Их трудно было упихивать в серии. «Тулузу» насильственно утрамбовали в «фэнтези». Но историческим романом она тоже не была, строго говоря. Среди моих читателей, всегда очень неоднородных, всегда были дети. Сейчас, как нетрудно догадаться, среди читателей моих детских книг полно взрослых…

…А корги – да, любимая собака английской королевы, с этим не поспоришь.

Кстати, на иллюстрации к этим заметкам - не корги, а собака, так сказать, "любой" породы.