Записки из страны Нигде

Ракурс

00:00 / 27.12.2017

Почему Лев Толстой гениальный писатель? Сейчас, когда он многотомный классик с бородой, в это трудно поверить, но ведь он был революционный новатор в литературном методе. Позднее его находки растащили и стали широко использовать, а когда-то они производили ошеломляющее впечатление.

В школе мы учили наизусть отрывок про то, как князь Андрей бежал в атаку со знаменем, но потом его подстрелили, он такой упал и лежит и смотрит на небо, и тут Наполеон подходит и произносит: «Какая прекрасная смерть!» - но небо настолько грандиознее Наполеона, что и красивая фраза, и похвала из уст кумира и властителя дум нескольких поколений (да и мечта любого подростка – погибнуть геройски и при этом, лежа в гробу, слышать, как тебя все хвалят), - все это ерунда для князя Андрея. Вот облака – это да. И в этот момент он понимает нечто грандиозное и принципиально новое о жизни и о себе, этот момент его изменяет.

Гениальный же отрывок на самом деле! То, что нам его приходилось учить наизусть, здорово попортило впечатление. Понадобились годы, чтобы остыть от школьных страданий и снова вернуться к этой теме.

Я думаю, что – осознанно или неосознанно – именно этим приемом в большинстве своих рассказов пользуется японский писатель Исихара Синтаро.

На его книгу «Соль жизни» (в прекрасном переводе Александра Мещерякова) я набрела случайно: в паблике издательства «Гиперион» было помещено изображение самолета «Зеро» и отрывок из неведомого мне текста. Я отреагировала на самолет и поехала в магазин за книжкой. По дороге благополучно забыла имя автора и название. Милая девушка терпеливо предложила: «Опишите, что помните». Я сказала: «Японец про самолет». Вот так и получила «Соль жизни»…

Это сборник небольших рассказов. В основном они практически без сюжета. Это не новеллы в прямом смысле слова, как у О.Генри, с завязкой, стремительно развивающимся сюжетом и неожиданной развязкой, а, скорее, непринужденные разговоры с множеством примеров. Обычно - несколько историй, связанных общей темой: падение за борт, необъяснимо найденные вещи, странные встречи. Наверное, знатоки японской прозы найдут аналоги в старинных образцах и скажут, что подобного рода рассказы весьма традиционны для японской литературы в целом. Я могу это лишь подозревать.

В предисловии написано, что Исихара Синтаро в принципе нетипичный для японской литературы писатель. Японский текст предполагает, скорее, созерцательность, а «я»-персонаж «Соли жизни» всегда действует и рискует – охотится, плавает с аквалангом, ходит под парусом, гоняет на спортивном автомобиле и т.п.

Из рассказа в рассказ переходит одна и та же тема: необычное физическое положение, в котором в силу неких обстоятельств оказывается герой, внезапно изменяет для него взгляд на привычные вещи, вообще на весь мир и на свое место в этом мире, после чего, когда все возвращается к изначальному, «правильному» положению, сам герой обнаруживает – он никогда больше не будет прежним.

За то время, пока он переживал свое необычное состояние, он сделал открытия, которые попросту не позволят ему оставаться таким, каким он был до этих открытий.

Тот же князь Андрей: сначала он, как положено, бежал в атаку со знаменем; потом его остановила пуля, он опрокинулся на спину, упал… и поле битвы исчезло, он увидел небо. Резкая перемена в физическом состоянии и физическом положении буквально ткнула его лицом в иную реальность. После этого он уже не смог возвратиться к прежнему-себе.

То же самое происходит в сборнике «Соль жизни». При этом поражаешься, как много возможностей увидеть мир с другого ракурса на самом деле существует.

Центральным в плане развития темы является рассказ «Переворот оверкиль», где описано состояние, физическое и душевное, человека на яхте, которая перевернулась. Потолок стал полом, вещи сдвинулись с привычных мест, передвижение человека по яхте превратилось в необычное упражнение и т.д. Вот такой «оверкиль» происходит с персонажами постоянно, и практически каждый раз в коротком, на одно-два предложения, выводе герой подводит итог: к какому изменению (в себе) или пониманию (жизни) он пришел.

Некоторые описания странных состояний поражают подлинностью: не пережив, такого не напишешь, такое просто нельзя придумать или додумать, можно только испытать на себе.

Вот человек, упавший за борт: «Т. плыл в кромешной темноте по бурному морю, но ему чудилось, что он плывет и плывет по какой-то крошечной запертой комнатке. И еще ему хотелось хотя бы разок взглянуть на свои руки и ноги».

«Я впервые почуял запах войны – смесь крови, пота и машинного масла… В этом запахе был заключен человек, вовлеченный без остатка в сражение, и чадящий огонь судьбы всей страны, нашего государства. Я понял, что потерпевший поражение в воздушном бою пилот, самолет которого падает в море, до самого последнего мгновения ощущал этот запах в своей тесной кабине. Это была впервые осознанная мной страшная правда, которая была больше моих фантазий и идей».

Через запах, цвет, физическое положение в пространстве, через осязание, через особое состояние тела, в которое персонаж впадает благодаря некоему трансу (плыть в темноте сквозь океан, играть в футбол на пределе всех возможностей, испытать азотное опьянение под водой) «я»-персонаж приходит к новому восприятию мира.

И это не какой-то особый «новый мир», это все тот же мир, просто воспринимаемый более объемно. То, что с героями то и дело происходят необъяснимые мистические истории, - это почти не имеет отношения к той теме, о которой я говорю. Это, скорее, обычный мистический опыт, который был, наверное, у любого человека. Плюс, конечно, старая традиция рассказывать страшки, никто не отменял старого доброго кайдана.

А вот знать, что в мире существуют бездны, акулы, фиолетовые молнии в первобытном лесу, причины оставаться в живых или быть по жизни игроками основного состава, знать, как удивлен упавший за борт, как испытывают ощущение переизбытка жизни товарищи погибшего (и нет ли в том позора?), - вот это фактически все то же «падение со знаменем в руках». Поражает количество и разнообразие открытий, которые может пережить человек. Жизнь готова любезно предоставить всякому желающему массу возможностей и вариантов «переворота оверкиль», только попроси.

Не знаю, сознательно ли Исихара Синтаро воспользовался находкой Льва Толстого, но книга «Соль жизни» почти вся построена на этом приеме.