Записки из страны Нигде

Животное внутри

00:00 / 10.04.2018

Взаимодействие человека-персонажа и его внутреннего животного в художественном произведении могут быть очень разнообразны. Конечно, в первую очередь вспоминаем о симбиотах, например, старушка и ее кот, охотник и его пес, воин и его конь. Один человек объяснял мне, что для жизни ему необходима кошка, «чтобы быть с ней в контакте». Эта потребность присуща некоторым людям (не всем). Распространяется на некоторых животных (не всех). Иногда это только один конкретный вид животного, иногда – несколько. Большая ошибка, если ребенок просит крысу, заводить ему хомяка, а если собаку – то предлагать «сначала ограничиться котенком». Обычно человек, если он действительно симбиот, однозначно понимает, какое животное ему необходимо.

В волшебной истории связь между человеческим и нечеловеческим существом может быть еще ближе, на уровне телепатии. Фамильяры теснейшим образом зависят от своих хозяев. Как правило, фамильяр занимает в романе позицию «спутника героя» или «верного слуги героя», бывает забавно, когда он наделен даром речи и склочным характером и обладает склонностью препираться с хозяином. Здесь, правда, существует опасность для автора придумать забавное существо, но не озаботиться для него важной ролью в сюжете. Так и остается на уровне кошки, которая лежит на диване, украшает собой интерьер и ничего, в общем, не делает – ни полезного, ни бесполезного. Если уж роль фамильяра украшать собой сюжет и представлять собой некую виньетку, то автору придется сильно потрудиться над декоративностью этого существа.

Еще один вариант «сосуществования» в тексте человека и животного – это оборотни. Про оборотней почему-то пишут меньше, чем про вампиров. Хотя, возможно, это просто мне реже попадалось нечто подобное. Совершенно шикарно был задуман сериал «Гримм» (пока не вылился в очередную «Санта-Барбару» с наследством, браками, какими-то детьми, ставшими разменной монетой, и прочей ерундой). В «Гримме» показаны некоторые люди, которые на самом деле являются оборотнями, но это заметно лишь при определенных обстоятельствах. Также видит это человек, в чьих жилах течет кровь Гримма. Задача Гримма (понятно, что по фамилии знаменитых сказочников) – истреблять оборотней. Но бывают и исключения. Не все оборотни – зло, например. Бобры вот не такие. Да и Волк оказался хорошим.

В основном меня увлекало «мелькание» зверя в человеке, внезапно проявляющиеся звериные черты, как в облике, так и в характере. Это очень благодатная тема, жаль, что ее слили.

Основная «история» оборотня – это попытка его контролировать свою звериную природу. Кто не обожал Волка в «Десятом королевстве» - Волка, который не хотел (влюбившись в героиню) быть жестоким и превращаться в зверя каждое полнолуние?

Чудовище ради Красавицы должно превратиться в человека окончательно и бесповоротно. Подобные же попытки, но безуспешно, делает Чудовище Франкенштейна, но оно, бедное, обречено: во-первых, оно искусственное, во-вторых, все-таки тупое. А вот Чудовище в «Красавице и Чудовище» - оно на самом деле человек и должно потерять свою жуткую оболочку. То же самое касается и медведей, и царевны-лягушки.

Понятно, что сказки о браке девушки и медведя восходят ко временам тотемизма. А брак царевича с жабой – очевидно, пародирует пафосный тотемизм ранней эпохи.

Но так или иначе, монстр в любом варианте будет уязвим. Да, он может быть силен, страшен, он обладает волшебными возможностями, но у него есть слабое место – шкурка, - и через шкурку его легко достать.

Гениальны с этой точки зрения были и первые эпизоды «Ведьмака» (который потом тоже сполз в «Санта-Барбару» - ну что за проклятие тяготеет над историями с продолжением!). Ведьмак ходит по городам и весям и уничтожает монстров, но есть тонкость: кое-кто, кто кажется монстром, на самом деле превращенный человек, жертва колдовства. Говоря иначе, внутри такого существа нет зверя.

Самый редкий и самый интересный способ показать зверя внутри человека – это написать историю , в которой непонятно, люди там действуют или животные. Я не беру Оруэлла, потому что он прямолинеен, как Лафонтен: пишем «мартышка, осел, козел и косолапый мишка», а подразумеваем, конечно же, людей. Это просто аллегория.

Нет, а вот так, чтобы было неясно… Такие вещи органично и просто предстают в сказках про животных, где ворон женится на девушке, лиса выходит замуж за волка, но вообще не всегда понятно, о ком идет речь, о птице вороне или о тотемном животном вороне, о божестве в форме ворона или о человеке, внутри которого существует ворон (шамане?). Вот эта текучесть образа, когда не только неясно, ворон или человек, но и неважно, - она в художественной литературе практически не встречается.

Самое удивительное, что был на моей памяти один роман, где реализован этот принцип, причем в полной мере, и это роман Джозефа Д'Лейси "Мясо".

Там речь идет о скотобойне и о человеке, который работает на скотобойне и не ест мяса. Но! В один «прекрасный» момент, ближе к финалу, ты вдруг не без ужаса понимаешь, что все те быки и коровы, которых забивают на скотобойне, - они точно такие же существа, как и те, кто их ест. В данном случае, кстати, не вполне понятно и не вполне важно, кто по обе стороны барьера: люди и там и там, или коровы и там и там. Важно то, что они принадлежат к одному биологическому виду.

На моей памяти, повторю, это единственный случай полноценного воплощения «тотемического» принципа изображения животного внутри человека. А тема-то интересная…