Читаем о себе

00:00 / 22.01.2019


Скептическое отношение к теориям Дейла Карнеги началось у меня с его утверждения о том, что человек больше всего любит говорить о самом себе. На самом деле далеко не все люди это любят. Работая журналистом, я не раз убеждалась в том, как трудно бывает раскрутить на откровенный разговор «объект»; правда, общаться мне приходилось не со «светскими дамами» и не с «популярными блогерами», а со слесарями и доярками, то есть людьми, занятыми реальным и нужным делом.

То же касалось и литературы. Бытовало мнение, что подросток любит читать про самого себя. Да и вообще человеку интересно про такого же, как он сам. Появлялись, как грибы-поганки, нудные нравоучительные и настроенческие повести: то предлагалось исследовать тонкий душевный мир училки – старой девы, то вникнуть в переживания какой-то бритоголовой девочки, которая «не такая, как все». Я-то в подростковом возрасте как раз была «такая как все», состояла в пионерской организации (которую любила) и предпочитала про д'Артаньяна. Повести о школьниках для школьников, если там не описывались в сочувственном ключе хулиганы-пятиклассники, казались фальшивыми. Ну что эти взрослые могут про нас знать!.. Мы сами о себе все знаем. И это, в общем, не так уж и интересно. Ну типа школьный быт.

Посмотрите, что пишет школьный писатель для своих одноклассников. Ну да, таким школьным писателем была в свое время я. Описывала себя и своих подруг сначала в виде индейских вождей, потом в виде девочек, переодетых мальчиками, на войне с Наполеоном. Но вот прошли годы и годы, выросло поколение, как принято стонать, «нечитающих детей»… В классе моей дочери, а это выпуск 2016 года, наблюдаю… школьного писателя. Причем это парень, отнюдь не девочка-отличница. Пишет в тетради авторучкой. Почти без грамматических ошибок. (В отличие от многих взрослых, в том числе профессиональных литераторов). И нет, это не чахлый очкарик, у которого проблемы с общением; это широкоплечий кудрявый нарушитель дисциплины, один из первых в классе ушел в армию (уже отслужил и теперь похваляется гимнастической ловкостью).

Конечно, раз среди родителей одноклассников имеется настоящий живой писатель, заветную тетрадку эту притащили мне. Ее вообще читали, вырывая друг у друга из рук, текст пользовался бешеной популярностью, несмотря на дремучесть. Описаны были безумные приключения каких-то космических вампиров. В виде героев представлены друзья мальчика, в виде антигероев – недруги. Все ровно так же, как сорок лет назад.

Так любят люди читать про себя или не любят?

Я думаю, Карнеги был прав в главном: человек, конечно, любит про себя. Но все не настолько прямолинейно. Кому-то, возможно, и нравятся нудные повести из школьной жизни, «где все как взаправду». Ну почти взаправду – бытовуха плюс прикрученная сверху проблема и легкая позолота «золушкизма» (сказочности, приключенчества).

Большинство предпочитает более опосредованный способ «чтения/смотрения про себя»: это чтобы происходило что-нибудь дико захватывающее, «чтобы все враги – герои, чтоб войной кончался пир», а ты сам безнаказанно ассоциировал бы себя с самым главным Данко, который стоит, держа огнемет, посреди растерянной толпы, и вот-вот спасет человечество от нашествия зомби.

На этом же принципе строятся, думаю, и отношения читательниц с любовными романами. Я могу сколько угодно говорить, что про любовь читать скучно (мне), но это потому, что в такой истории я ни к кому обычно не «подключаюсь». То есть эти истории «не про меня». Про меня – какая-нибудь освободительная война, да вот та же война 1812 года, чтобы можно было воображать себя лихим партизаном Денисом Давыдовым.

Но точно ли про меня ли это? Или это про мои фантазии? Нет даже прямой связи между моими поступками и тем типом персонажей, с которыми я предпочитаю себя ассоциировать. Человек может любить про героев, а по жизни проявить себя трусом. Может читать сугубый реализм про мелкие проблемы и будни овощного ларька, а в критической ситуации внезапно оказаться героем. «Нужные книги ты в детстве читал» - это тоже не прямо, а опосредованно, как некий ориентир. Не таблетка от дурных поступков, а достаточно абстрактный вектор. Просто чтобы разбираться, что такое хорошо, а что такое плохо.

Кстати, причина, по которой я категорически разлюбила фильмы-катастрофы: в них были сдвинуты эти ориентиры. Раньше фильм-катастрофа выглядел так: недобросовестные ученые разработали вирус-мутант или проделали дырку в космосе, на человечество происходит нашествие зомби или инопланетян (обычно начинают с того, что разрушают Статую Свободы, а дальше заверте… и понесло…). Посреди всеобщей паники появляются несколько героев, и Брюс Уиллис спасает мир, не щадя живота своего.

Позднейшие версии было решено, очевидно, приблизить к уровню восприятия зрителя, который «любит про себя». В результате показывают армагеддон районного разлива, а посреди него – обыватель, охваченный паникой, в джипе, где у него истерит жена («сделай же что-нибудь!» - как будто он может…), визжит дочь в пубертате и тупит жирдяй-сынок. Обыватель едет по головам, он занят только одним – спасти семью. У него включились семейные ценности. Все остальное побоку. Может бросить умирающего на улице со словами «он выкарабкается», ага, с дырой в животе и без всякой помощи. Зато это близко к сознанию обывателя. Это «прям как в жизни».

На самом деле зритель подобного фильма/читатель подобной книги не обязан «подключаться» к такому герою. И в случае зомби-апокалипсиса, вполне вероятно, поведет себя гораздо более достойно. Но вообще смотреть на такое противно, читать – тем более.

Подводя итог. Вынуждена признать, что мы все-таки предпочитаем о себе. Как правило, мы выбираем одну из нескольких фантазий, где находим себе место и свиваем гнездо. Где мы себя увидели, какими мы себя представили – это уже зависит от нашего характера, и на дальнейшие наши поступки может повлиять, а может и не повлиять.

Загрузка...