Записки из страны Нигде

Попаданцы недавнего прошлого (3): девяностые навсегда

02:00 / 16.08.2016

Пережив полезный опыт написания книг о попаданцах недавнего прошлого, я стала по-другому смотреть на попытки других людей воспроизводить в своих творениях недавние эпохи.

Например, сейчас я смотрю весьма поучительную в этом смысле детективную южнокорейскую дораму под названием «Сигнал».

Действие происходит в 2015 году. Молодой полицейский - ну, как молодой? все то же милое моему сердцу поколение, которому сейчас около тридцати лет, – случайно находит рацию, по которой с ним связывается другой полицейский, находящийся в 1995-м году. Сначала они не понимают, что живут в разном времени, потом до них доходит ситуация, и вот каждый вечер, по минуте, они обмениваются информацией.

В данном случае мне в первую очередь интересны эстетика дорамы и то, что я бы назвала «попаданцами в знакомые эпохи».

В том отделении полиции, где работает главный герой, практически все другие («взрослые») полицейские – выходцы из девяностых, им всем за сорок. Одному только этому парню – под тридцать. И он ходит среди них, как нормальный человек среди пришельцев из чужого мира, среди персонажей девяностых, порченых этим жутким временем (просмотр сериалов, снятых в Америке, Англии, Швеции, Корее, позволяет сделать вывод, что девяностые были жутковатыми не только у нас), - ходит и смотрит на них отстраненно, землянин среди марсиан, человек настоящего среди людей прошлого, попаданец среди персонажей иной эпохи.

То, что главный герой, человек десятых годов, - попаданец, живущий в чужой эпохе, - подчеркивается общей гаммой дорамы, снятой в серовато-желтых, приглушенных, тусклых тонах. Даже яркая центральная площадь Сеула, на которой стоит знаменитая золотая статуя короля Седжона, показана в такой гамме, словно это окраина города Вытегры ненастным осенним вечером. Это она, незабвенная цветовая гамма девяностых. И люди все – они оттуда, с их выразительными, но некрасивыми лицами, - такие лица бывают у тех, кто постоянно видит боль, несправедливость, бедность, грязь жизни, и постоянно, вечно, неизбывно уязвлен этим, не за себя, а «вообще», за весь мир, погруженный в эту грязноватую полуспячку.

Отстраненность, удивление, сострадательное понимание происходящего, свойственные главному герою, - это качества постороннего человека, который хорошо изучил теорию, неплохо знает практику и смотрит на ситуацию не изнутри, а со стороны. Да, он – попаданец.

А остальные так и продолжают мыслями вариться в том же вонючем бульоне девяностых. Подчеркивается же это еще и тематикой работы отдела – это отдел по раскрытию давних преступлений, вроде серийных убийств двадцатипятнадцатилетней давности.

И тот полицейский, родом из девяностых, второй собеседник, случайно сумевший прорвать завесу времени, - он у себя дома. Пришелец – его визави.

Здесь попадание в недавнюю, прочно забытую – и все же незабытую эпоху, - показано через цветовую гамму, через усталость лиц, через возраст персонажей и через отстраненность и необычную внешность главного героя.

Литература такими возможностями не владеет. В книге все приходится писать словами. Любопытно, однако, отметить, что тридцатилетние комиксисты стали обращаться к теме «нашего счастливого детства» в своих работах. К их услугам все та же цветовая гамма – плюс, думаю, специфика детских воспоминаний, не отягощенных ни участием в демонстрациях и выборах, ни лихорадочным поиском денег, чтобы накормить детей и заплатить за детский сад…