Из всей семьи Сальватьерра больше всего любил читать газеты Луис Альберто. Он и дня не мог прожить, не узнав из газет о том, что происходит в мире. В отличие от него Бето, а вслед за ним и Марисабель, которая сама пробовала себя в журналистике, за редким исключением, относились к газетам и их публикациям с большой долей скептицизма. Они хорошо знали цену многим сенсациям, которые стряпались прямо в редакциях, чтобы любыми средствами привлечь читателей.
Вот как получилось, что Луис Альберто первым узнал новость, которая надолго выбила из колеи все семейство Сальватьерра.
Не ограничиваясь чтением утренних газет, Луис Альберто выписывал и вечернюю «Ла Тардесита». В то воскресенье, как только почтальон принес очередной выпуск любимой вечерней газеты, Луис Альберто поудобнее устроился в кресле и собрался было провести приятные полчаса-час за чтением. Однако крупный заголовок на первой же странице заставил его забыть об отдыхе.
— Марианна! — Луис Альберто, размахивая газетой, бросился к жене, которая на кухне обсуждала со служанками меню на будущую неделю. — Грандиозное похищение! Обокрали Национальную галерею Мехико! Украдены ценнейшие картины!
— Может быть, это ошибка, — невозмутимо отвез ила Марианна, которая сейчас была занята другими делами.
— Какая ошибка? — рассердился Луис Альберто. — Ты прочитай, что здесь написано!
— Я сейчас занята, — сказала жена, — когда освобожусь, обязательно прочту.
Луиса Альберто не устроила эта отговорка — ему было просто необходимо немедленно поделиться важной новостью. Он сел на табурет у кухонного стола и начал читать:
— «Грандиозное ограбление. Из Национальной галереи Мехико украдены ценнейшие полотна. Как нам стало известно из информированных источников, связанных с Центральным полицейским управлением, совершено ограбление главного художественного музея Мексики. Украдены наиболее ценные из хранившихся в нашей стране произведений — две картины: «Мадонна с младенцем» Мурильо и «Сцена в таверне» Караваджо, а также три рисунка великого Франсиско Гойи.
Пропажу бесценных произведений обнаружил сегодня в девять часов утра Хосе-Антонио Кристобаль, ведущий художник-реставратор Национальной галереи, случайно зашедший в мастерские в выходной день. По полученным сведениям, картины были отправлены на реставрацию, этим и воспользовались преступники. Каким-то образом отключив сигнализацию, они проникли в помещение реставрационных мастерских через окно и вынесли картины.
В настоящее время ведется следствие. Указом Президента на поиски пропавших произведений искусства брошены лучшие сыскные силы страны. Полицейское управление обращается ко всем гражданам, которым что-либо известно о пропавших картинах, немедленно сообщить в ближайшее отделение полиции».
— Но тебе же ничего не известно, я надеюсь, — сказала Марианна, которой муж помешал закончить дела на кухне.
— Пропало национальное достояние, а ты так спокойно об этом говоришь! — Луис Альберто махнул рукой и отправился в гостиную. Он решил позвонить Бето и Марисабель, уверенный, что дети будут также взволнованы и смогут разделить его возмущение произошедшим событием.
Однако телефон в доме Бето и Марисабель молчал — они вместе с малышом Каро проводили выходные за городом.
Марисабель и Бето подъезжали к Мехико, когда Каро попросил отца включить в машине радио — должна была начаться вечерняя детская передача «Сказки дядюшки Тимотео». Бето включил автомобильный радиоприемник и, продолжая управлять машиной левой рукой, правой стал искать нужную волну.
— «…и «Сцена в таверне» итальянского художника конца шестнадцатого — начала семнадцатого века…» — донеслось из репродуктора.
Бето продолжал крутить ручку и наконец нашел нужную волну.
«Что сегодня вы расскажете нам, дядюшка Тимотео?» — спрашивал детский голос.
— Погоди, там, кажется, что-то сказали о Караваджо? — заметила Марисабель. — Ты же рассказывал, это одна из тех картин, которые ты в пятницу видел в реставрационных мастерских. Неужели они все-таки решили что-то над ней вытворять? Найди, пожалуйста, ту программу.
— Ну, мама, сейчас же сказка начинается… — заныл Каро.
— Сейчас, подожди одну секунду, — сказал Бето. — Мы с мамой только хотим послушать, не скажут ли они, что решено делать с картинами.
Он покрутил ручку в обратном направлении и скоро нашел «Радио Насьональ де Мехико».
— «…полиция прилагает все усилия к розыску украденных из Национальной галереи картин, — сказал диктор. — А теперь о погоде. Завтра в Мехико и его окрестностях велика вероятность пылевой бури, скорость ветра достигнет…»
— Ну папа, сказка ведь, — снова сказал Каро.
Бето машинально нашел детскую передачу, но ни он, ни Марисабель не восприняли ни слова. Они были потрясены услышанным.
— Ничего не понимаю, — проворчал Бето. — Похоже, картины украли.
— Может быть, одного Караваджо, — вслух рассуждала Марисабель. — Да нет, диктор сказал «картины» во множественном числе. Значит, и Мурильо тоже.
— Подожди, сейчас приедем и все узнаем, — сказал Бето. — Если действительно произошло ограбление, я позвоню своему коллеге Торресу и узнаю у него подробности.
Машина ехала уже по предместьям столицы.
Заметив впереди мальчишку-газетчика, размахивавшего пачкой «Ла Тардесита», Марисабель попросила мужа притормозить и, открыв окно, купила номер.
Ей сразу же бросился в глаза крупный заголовок:
«Грандиозное ограбление. Из Национальной галереи Мехико украдены ценнейшие полотна».
Марисабель побледнела.
— Боже мой, Бето, — сказала она, — их украли!
— Те самые, которые были в мастерской? — спросил Бето, давно научившийся понимать жену с полуслова.
Марисабель быстро пробежала глазами статью.
— Да, — ответила она через минуту, — те самые. И украли их именно из мастерской. Унести их из экспозиции было бы просто невозможно. Там у каждого ценного полотна своя дополнительная сигнализация.
— Значит, их отдали на реставрацию специально, чтобы украсть, — уверенно сказал Бето. — Помнишь, мы с тобой удивлялись, с чего это их вдруг решили реставрировать. Значит, в первую очередь нужно выяснить, кому пришла в голову эта бредовая идея с реставрацией произведений, которые в ней не нуждались. Узнав это, мы, как минимум, выясним имя одного из сообщников. А что тут орудовал не один человек, а целая банда, это абсолютно точно.
— Да, возможно, ты прав, — задумчиво согласилась с мужем Марисабель. — Но может быть, кто-то просто узнал, что ценные картины находятся в плохо охраняемом месте, и воспользовался этим. Какой-нибудь случайный воришка, который даже не представляет истинной ценности этих картин, а тем более рисунков. Может быть, кто-нибудь из работников музея проговорился дома или в гостях…
— Это гораздо менее вероятно, — возразил Бето. — Я уверен на сто процентов, что тут действовали опытные люди. Кража таких ценностей очень редко происходит «случайно». Скорее всего, ее заранее подготовили и все точно рассчитали. Ты вспомни, как было дело — неожиданно все самые ценные произведения вдруг решили реставрировать, причем все разом. Их уносят из залов, где они, во-первых, находятся в разных местах, а во-вторых, хорошо охраняются. Как нарочно, их собирают вместе в мастерских, охраняемых гораздо хуже. Подумай, это же очень подозрительно. Недаром мне казалось, что тут что-то не так.
— Мне это тоже показалось очень странным, когда я тебя слушала, — согласилась Марисабель. — Но я подумала, может быть, этот Мараньяль хочет показать свое рвение…
В это время автомобиль подъехал к дому.
— Надо обязательно посмотреть сегодня вечерние новости, — сказала Марисабель. — Там должны быть еще какие-нибудь подробности.
Они оба были потрясены сообщением. Бето было до слез жаль, что Мехико лишился таких ценностей, но особенно потрясало его то, что всего два дня назад он своими глазами видел эти шедевры, мог дотронуться до них рукой… и вот их больше нет.
Вернувшись домой, Марисабель покормила Каро, а затем супруги уселись перед телевизором. Как и предполагал Бето, кража картин из Национальной галереи Мехико была новостью номер один. Зрителям показали реставрационную мастерскую — ту самую, где Бето недавно побывал, выдавленное оконное стекло, перерезанный провод сигнализации.
— Вот здесь у стены они стояли, — говорил корреспондент, указывая туда, где действительно раньше находились картины.
Затем на экране возник бородатый реставратор — тот, с которым в пятницу разговаривал Франсиско Мараньяль. Диктор представил его: Хосе-Антонио Кристобаль, ведущий художник-реставратор Национальной галереи. Оказалось, именно он обнаружил исчезновение картин, зайдя на работу в воскресенье.
— По предварительной версии, — сказал диктор, — похищение полотен было совершено в ночь с пятницы на субботу. Преступники рассчитывали, что у них будет двое суток на то, чтобы спрятать произведения искусства или переправить их через границу, поскольку работники реставрационных мастерских должны были появиться там не ранее утра в понедельник. Однако кража была обнаружена на сутки раньше. Возможно, это сорвет планы преступников и даст нашей полиции дополнительные шансы их обезвредить и, главное, вернуть бесценные произведения искусства мексиканскому народу.
После этого заговорили о президентских выборах в Уругвае, и Марисабель выключила телевизор.
Она сварила кофе, поставила чашку перед собой, но так и не притронулась к ней. Ее мысли бешено скакали. «Бето, конечно, прав, — думала она. — Это была заранее задуманная и спланированная акция. Специально все подстроили так, чтобы картины оставались в мастерских целых два дня! Конечно, в самой галерее в выходные дни полно посетителей, но в мастерских-то пусто». Ей даже пришло в голову, что картины могли украсть не ночью, а вечером. Воры могли войти в музей, как обычные посетители, спрятаться где-нибудь и проникнуть в мастерские вовсе не через окно, а через дверь, открыв ее попросту отмычкой. Но зачем было тогда выдавливать стекло? Марисабель вздохнула. «Нет, детектив из меня никакой», — решила она, не подозревая, что в своих размышлениях уже ушла на шаг дальше полиции.