Богатые тоже плачут: Бето и Марисабель

ГЛАВА 18 Лео теряется

Лео бодро шагал по дороге, ведущей в Сьюдад-Викторию. В первые полчаса он еще не терял надежды сесть на какую-нибудь попутную машину, но довольно скоро понял, что по этому проселку вряд ли ездит кто-нибудь, кроме Гильермо Эрнандеса и его семьи. А встречаться с ними Лео совершенно не хотелось.

Сначала он старался и вовсе не думать об Эрнандесах. Но мысли о них, как нарочно, лезли в голову. Лео представлял себе, какой переполох поднимется на ранчо, когда там заметят его отсутствие. «Тогда этот маленький мужлан Андрес поймет, с кем он имел дело — с настоящим кабальеро, которого нельзя вот так, похода оскорблять». Лео представлял себе озабоченное, растерянное лицо Андреса, и его губы сами собой растягивались в довольной улыбке. «Они все поймут, что я не ребенок, которым можно помыкать», — думал Лео.

Тем не менее он был уверен, что его станут искать. Он представлял себе, как Андрес с испуганным лицом оседлает своего знаменитого игреневого жеребца по кличке Кортес и поскачет по степи, вглядываясь в каждую тень. Лео вспомнил, как Андрес не подпустил его к этому своему Кортесу. «Смотри, ударит так, что потом неделю не встанешь», — сказал он. «Да эта кляча», — рассуждал сам с собой Лео, — не то что человека не ударит, на муху не наступит». Хотя где-то в глубине души он и понимал, что несправедлив к великолепному скакуну младшего Эрнандеса.

Чем дальше Лео уходил от ранчо, тем и его мысли все больше удалялись от реальности. Вот узнав, что Лео вернулся домой, Андрес приезжает в Мехико, идет в особняк Герреро и униженно просит прощения, а он, Лео, благородно извиняет раскаявшегося ранчеро. Андрес умоляет Лео не помнить зла и немного погостить на ранчо. Лео сначала отказывается, но потом все-таки соглашается. Они вместе возвращаются, и тут Лео совершает настоящие подвиги — он сам без всякого труда — точно и умело — седлает Звездочку, лихо вскакивает в седло и мчится во весь опор. Все это он проделывает настолько мастерски, что все просто дивятся, а Селия даже всплескивает руками от восхищения. И тогда Андрес сам подводит к нему своего Кортеса и признается, что он, Лео, превзошел его в верховой езде, а потому более достоин ездить на этой лошади…

Камешек на дороге, о который споткнулся Лео, вернул его к действительности, оторвав от мечтаний. Мальчик почувствовал, что уже немного устал. Он присел на обочину и посмотрел на часы. Было без пяти пять. Через час начнет темнеть, а ведь он не прошел и половины пути. От мысли, что придется идти в темноте, Лео сделалось не по себе. Но, может быть, можно как-нибудь срезать путь, ведь дорога то и дело петляет из стороны в сторону. Вот и сейчас прямо перед ним она круто сворачивала влево. Между тем у самых ног Лео начиналась узкая тропинка, которая, судя по ее направлению, срезала этот крюк. Недолго думая, Лео поднялся и пошел по тропинке, радуясь, что значительно сэкономит время.

Меж тем тропинка скоро разделилась на две. Лео остановился и, немного подумав, выбрал ту, которая, как ему казалось, идет в нужном ему направлении. Шагая, он даже стал насвистывать себе под нос. Ему казалось, что еще час-другой, и он выберется на шоссе Монтеррей — Мехико, а уж там найдет, как добраться домой.

Селия обнаружила сына в конюшне. Андрес только что насыпал Кортесу свежих опилок и хорошенько вычистил ему стойло. Теперь, осматривая своего любимого жеребца, он подумал, что, пожалуй, пора бы подстричь ему гриву. Андрес был так поглощен этими размышлениями, что вопрос матери застал его врасплох.

— Где Лео? — спросила Селия.

Андрес огляделся вокруг. Он и думать забыл про этого белоручку и неумеху.

— Может, где-то в доме? — предположил он.

— Нет, я везде смотрела, — покачала головой Селия.

— Да куда он может пропасть, ваш Лео? — махнул рукой Андрес. — Гуляет где-нибудь неподалеку. Ничего, не заблудится, — недовольно пробормотал он, заметив в глазах матери тревогу. — Да он от дома больше чем на три шага не отойдет. Он же трусишка, каких свет не видел.

— Не знаю, не знаю, — покачала головой Селия. — По-моему, в нем больше решительности.

— Какая там решительность! — возмутился Андрес. — Да он тряпка, и все! Капризный маменькин сынок! Ты бы видела, как он сегодня седло швырнул. И еще такую рожу скорчил, мол, экую гадость вы мне подсунули. Чистоплюй и задавака, вот он кто, твой драгоценный Лео.

— Наверно, Марианна и его мать прислали его к нам специально, чтобы мы его чему-то научили. Надо иметь терпение, а не ссориться с первой минуты.

— Да не волнуйся ты, — сказал Андрес. — Вот увидишь, он скоро вернется. Наш дом видно издалека, тут и малый ребенок не заблудится.

Селия только вздохнула. Лео вовсе не казался ей трусом и маменькиным сынком, она чувствовала, что у него характер твердый и упрямый. И вряд ли он станет терпеть насмешки, которыми сразу же осыпал его Андрес.

— Смотри, — сказала она сыну. — Как бы нам еще не пришлось его искать. Скоро ведь стемнеет… Ты что, опять собрался стричь Кортеса? — удивленно спросила она, увидев, что Андрес достает из ящика большие ножницы для стрижки лошадей.

— Да, чего-то он оброс, — улыбнулся Андрес.

— Не пойму, зачем тебе это? — пожала плечами Селия. — Ты еще ему хвост в косичку заплети.

— Зачем? — пожал плечами Андрес. — У меня и так самая красивая лошадь во всей провинции.

— Да, скромностью ты не страдаешь…

— Но ведь это правда, мама! Где ты видела в провинции Тамаулипас лошадь игреневой масти?

Кортес был предметом особой гордости Андреса. Эту лошадь ему подарили еще жеребенком, когда Андресу исполнилось десять — Гильермо привез его с конного завода в Куэрнаваке. Это был породистый жеребец с родословной, и он действительно резко выделялся среди коренастых и приземистых индейских лошадок, на которых разъезжали местные жители. Среди них Кортес выглядел просто чудо-конем. Стоит ли говорить, что Андрес просто обожал его, а Кортес платил своему юному хозяину тем же.

Мало того, что мальчик чистил, кормил и поил своего любимца, он специально подстригал ему гриву — Андресу казалось, что так его конь становится еще красивее, если это, конечно, возможно.

— Ему так гораздо больше идет, — утверждал он.

Вот и сейчас он повернул к себе голову Кортеса и стал оглядывать ее с видом парикмахера, который оценивает свою модель, готовясь завоевать первый приз на международном конкурсе причесок.

Лео тем временем все шел по тропинке. Ему казалось, что он идет уже целую вечность, да и на самом деле прошло не менее трех часов с тех пор, как он покинул ранчо Эрнандесов. Теперь он уже не витал в облаках фантазий, и в его голову лезли куда менее приятные мысли. Причин этому было много — у Лео устали ноги, и к тому же его вдруг стал мучить голод — ведь за обедом он почти ничего не съел. Но хуже всего было другое — по его расчетам, он уже давно должен был выйти обратно на дорогу, ведь он собирался только срезать поворот.

Лео начал даже подумывать о том, не повернуть ли назад, но стоило ему представить себе, что он, голодный, усталый, несчастный, возвращается к этим черствым, бесчувственным людям, как он с негодованием отбрасывал эту мысль. А Андрес, наверно, еще станет насмехаться. «Нет, — говорил себе Лео, — я ни за что не вернусь, пусть мне придется даже заночевать под открытым небом, пусть на меня нападут дикие звери».

Размышляя так, Лео дошел до очередной развилки и понял, что окончательно заблудился. Можно было, разумеется, пойти назад, снова выйти на дорогу и пойти по ней, больше никуда не сворачивая… Но он был совершенно не уверен в том, что ему удастся найти дорогу, ведь он уже столько раз переходил с тропинки на тропинку, что вряд ли найдет нужную. Получалось, что путь назад был столь же неясен, как и путь вперед.

Положение становилось безвыходным. Лео посмотрел на запад и увидел, что солнце висит прямо над горизонтом. Еще немного — и стемнеет. Лео сел у тропинки и стал думать, как ему теперь быть. Он понимал, что главное — отыскать дорогу в Сьюдад-Викторию, и теперь уже безразлично, в каком месте он на нее выйдет, лишь бы ее найти. А так он может неделю блуждать по этим бесчисленным тропам.

В конце концов, Лео решил пойти в обратном направлении, отыскать тропу, по которой шел, и снова выйти на дорогу. Он понимал, что ему придется заночевать прямо здесь, в пампе, и уже внутренне приготовился к этому. Лео повернулся и пошел назад, стараясь вспомнить, где и в какую сторону он сворачивал.

Постепенно сгущались сумерки, и мальчик все с большим и большим трудом узнавал местность, по которой совсем недавно проходил. Тени удлинились, и из-за этого деревья, груды камней, заросли колючек, свечи кактусов, которые встречались на пути, стали казаться совершенно новыми, невиданными. В красновато-оранжевых лучах заката пампа выглядела каким-то фантастическим пейзажем, не похожим на земной. В конце концов Лео понял, что если сделает еще шаг, то заблудится окончательно. Он сел на землю и скорчился, обхватив колени руками. «Мама! — хотелось крикнуть, как в детстве. — Мамочка, забери меня отсюда!»