Богатые тоже плачут: Бето и Марисабель

ГЛАВА 24 События в Сьюдад-Виктории

Рубен стоял на площади Эрнана Кортеса и ожидал появления Мерседес, с которой договорился о свидании. Это был молодой человек двадцати трех лет с привлекательной наружностью. Он родился и вырос в Сьюдад-Виктории, но три года назад уехал в Мехико учиться в столичном университете. Сейчас, во время каникул, он приехал в родной город, чтобы навестить родителей и Мерседес, долгая разлука с которой делала это свидание особенно желанным. Наконец, из одной из боковых улочек вышла Мерседес.

— Рубен, ты с ума сошел… — засмеялась Мерседес, когда Рубен запрыгал вокруг нее, как мальчишка.

— Я так счастлив вновь видеть тебя… Мерседес… — Он приподнял ее и опустил на землю. — За год, что мы не виделись, ты превратилась в настоящую красавицу. Я теперь буду ревновать тебя ко всем, — улыбнулся Рубен, — даже вон к тому чурбану, — он указал на постового полицейского, который всем своим видом демонстрировал полное безразличие.

— Я тоже рада видеть тебя, Рубен.

Юноша снова вгляделся в лицо своей подруги. Оно показалось ему бледным, голубые тени под глазами выдавали затаенную печаль.

— Мерседес… Что-то случилось? Я так долго ждал этой встречи! Наконец-то мы опять вместе.

— И я рада, Рубен. Жаль только, что ты приехал ненадолго.

— Да, мне придется скоро уехать, но через год ты закончишь колледж и…

— Нет, Рубен, с мечтами об университете придется покончить. У меня астма. Я в любой момент могу начать задыхаться, и тогда спасти меня может лишь необходимая инъекция. — Мерседес невесело улыбнулась. — Так что теперь я привязана к дому.

— И к этому Вальдесу, который умеет делать инъекции? — добавил Рубен.

— И к нему тоже.

— Он снова делал тебе предложение? — спросил Рубен.

— Нет, но он все время намекает на то, что готов его повторить, — ответила Мерседес. — Да ладно, хватит о нем!

Они замолчали.

— Я люблю тебя, Мерседес, — вдруг с жаром выпалил Рубен. — Если надо, я сам научусь делать уколы. Но я не отдам тебя никакому Вальдесу!

— Следующий. — Фелисия вышла из кабинета, где Тони вел прием.

Пока их дела шли еще не очень хорошо и средств нанять секретаря в приемную не было, эту роль исполняла Фелисия. Впрочем, это получалось у нее так хорошо, что в том и не было необходимости.

Неожиданно, к удивлению Тони и Фелисии, в кабинете появился полицейский сержант.

— Вас что-то беспокоит? — спросил Тони.

— Нет, сеньор Кантильо, меня прислал дон Матиас Гайа. Вам письмо.

Тони с некоторым изумлением взял аккуратный не заклеенный конверт и вынул оттуда изящно составленное приглашение на юбилей.

— Спасибо, — сказал он сержанту. — Передайте, пожалуйста, дону Матиасу, что я с радостью принимаю его приглашение.

Полицейский удалился, а Фелисия с удивлением посмотрела на мужа:

— Что он тебе пишет?

— Дон Матиас желает мне успешного начала практики и приглашает на свой юбилей.

— Вот это да! — удивленно покачала головой Фелисия. — Он же наш сосед, тем не менее присылает письмо, да еще с таким посыльным… Тебе не смешно?

— Он, видимо, очень серьезно относится к своему торжеству, — улыбнулся Тони. — У каждого свои слабости.

Темно-синий полицейский автомобиль мчался по пыльной дороге на восток от Сьюдад-Виктории. Шум мотора нарушал безмолвие засушливой саванны. Солнце уже коснулось кромки горизонта, пылающий закат окрашивал все окружающее в причудливые оттенки оранжевого и пурпурного. Унылое однообразие пейзажа нарушали причудливые башни кактусов, заросли агавы и бурой колючки.

В машине сидели трое: за рулем — начальник полиции дон Матиас Гайа, за ним на заднем сиденье расположились еще двое мужчин, чья внешность в полицейской практике обычно называется «подозрительной».

Молчание нарушил дон Матиас:

— Спать будете по очереди. К дому никого не подпускать. Если появится кто-то подозрительный — стреляйте. Никто не должен пронюхать, что товар здесь. Если что случится, обо мне ни слова. Понятно?

— Чего уж не понять, — проворчал один из сидевших на заднем сиденье.

— Хотя, я думаю, все будет тихо, — продолжал дон Матиас. — Я уж постараюсь, чтобы сюда ни одна собака носа не сунула.

— А потом… — начал один из сидевших сзади, небритый пожилой индеец в помятой шляпе. — Потом вы нас отпустите, как обещали, а, дон Матиас?

— Слушай, Пачо, я же вам сказал… Или ты хочешь, чтобы я все повторял по два раза? Или ты мне не веришь?

— Почему? Верю… — проворчал Пачо, но потом добавил: — И все-таки…

— Да, черт побери! — выругался дон Матиас. — Не беспокойся. Спасу я ваши жалкие душонки. Но помните, вы оба, если провалите мне это дело, попадете за решетку. Я уж позабочусь, чтобы вы получили пожизненный.

— Ну что вы, дон Матиас, в нас не сомневайтесь, — примирительно сказал молчавший до сих пор приятель Пачо по имени Курро.

— А я и не сомневаюсь, — хмыкнул дон Матиас. — Куда вы от меня денетесь! Главное — не напиваться. Сухой закон, поняли, эй вы? Если заснете, шкуру спущу!

В это время машина подъехала к заброшенному каменному домику с заколоченными окнами, где зимой останавливаются пастухи, пригоняющие сюда овец с гор.

Дон Матиас вышел из машины и жестом велел своим спутникам вылезать.

— Давайте сюда ящик! — крикнул он и своим ключом открыл тяжелый висячий замок на входной двери.

Пачо и Курро вытащили из машины плоский фанерный ящик, дон Матиас открыл дверь, и они внесли ящик внутрь.

— Ну вот, — сказал начальник полиции. — Здесь у вас вода, хлеб, сыр, тюфяки смотрите какие! Пожалуй, даже слишком роскошно для таких, как вы. Ладно, я поехал. Не хочу опаздывать к ужину. В общем, поняли — смотреть в оба! Если что — стрелять. Я с этим разберусь.

— Будь уверен, дон Матиас! — хрипло проворчал Пачо.

Начальник полиции махнул рукой, грузно шлепнулся на кожаное сиденье и завел мотор. Еще минута, и полицейская машина исчезла в наступивших сумерках.

— Ну, Пачо, теперь можно и оттянуться, — сказал Курро. — Думаю, вряд ли хоть один черт сюда доберется. Можно спать спокойно.

С этими словами он вытащил откуда-то из-под одежды бутылку дешевой текилы.

— Это ты неплохо придумал, — довольно захихикал Пачо.

Он зажег масляный фитиль, который едва освещал помещение, и нашел пару мутных стаканов и деревянную плошку с солью.

— Разливай.

Курро налил каждому по полстакана желтоватой текилы, от которой исходил резкий сивушный запах, и залпом опрокинул свой. Пачо поступил иначе. Он насыпал на тыльную сторону левой ладони щепоть соли и, выпив, смачно слизнул ее.

Некоторое время оба приятеля сидели молча. Затем Пачо сказал:

— Давай еще по одной. А то мне уже тошно от этой тоскливой дыры.

Уже совсем стемнело, саванну плотно окутала густая ночь, окрасив все в темно-лиловые тона, и оставив от редких растений лишь очертания их силуэтов.