Богатые тоже плачут: Бето и Марисабель

ГЛАВА 36 Лошадь игреневой масти

Дон Матиас Гайа, начальник полиции города Сьюдад-Виктория, сидел в своем кабинете и нервно стучал пальцами по полированной крышке стола. В сущности, во вверенном ему городе, хоть он и был столицей провинции, случалось не так уж много серьезных происшествий. Все преступления обычно удавалось раскрыть без особого труда, да и что это были за преступления — кража лопаты или курицы у соседа, избиение мужем жены, пьяная драка у пивной — во всех этих случаях виновных обычно находили через несколько часов, а то и через час. Так что серьезных дел было немного… если не считать того периода, когда здесь орудовала наркомафия… Но эти времена давно прошли, и дон Матиас Гайа был совершенно не расположен ворошить прошлое, хотя в те дни он выступал чуть ли не как главный борец с преступниками. Правда, главным борцом с наркомафией, конечно, был дон Просперо Кохидес, за что он и поплатился жизнью.

Так что причин нервничать и предаваться тяжелым раздумьям, стуча пальцами по столу, у дона Матиаса как будто не было. И все же что-то мучило его.

В одиннадцать часов телефон, стоявший перед ним на столе, резко зазвонил. Дон Матиас поднял трубку, и на его лице отразилось выражение муки, как будто он сидел в кресле у дантиста.

— Да, я понял, — сказал он, отвечая на какое-то высказывание невидимого собеседника, находящегося на другом конце телефонного провода. — Пока ничего.

Дон Матиас долго молчал, слушая то, что доносилось из трубки, и лицо его, и без того обычно красное, стало наливаться кровью, становясь фиолетовым, даже синюшным.

— Дон Матиас, — говорил в трубке голос с небольшим итальянским акцентом, — мы с вами давние друзья, но дело есть дело. «Платон мне друг, но истина дороже», — как говорили древние. Короче, я даю вам неделю. Это очень большой срок. Только во имя нашей сердечной дружбы… Но если и за неделю вы не обнаружите пропажу, тогда, увы, нам придется попрощаться. Вы меня поняли, дон Матиас?

— Я сделаю все, что могу, — пробормотал тот, — я их из-под земли достану, будь они неладны!

— И сразу направляйтесь в Ла-Песку.

— Да, хорошо. В ту же минуту.

— Желаю всего наилучшего, — все так же любезно сказал голос, и раздались короткие гудки.

Дон Матиас положил трубку и долго сидел неподвижно и безмолвно. Его подчиненные хорошо знали, что такое затишье перед бурей не предвещает ничего хорошего и чем спокойнее кажется дон Матиас, тем сильнее будет шквал.

И вот он обрушился.

Дон Матиас с грохотом ударил кулаком по столу, так что подпрыгнул телефонный аппарат, а стекла в шкафу, где хранились папки с текущими делами, жалобно зазвенели.

— Капрал Лобо! — гаркнул он.

Казалось, дверь распахнулась в тот самый момент, когда раздался крик, и на пороге возник капрал Лобо, тщедушный полицейский средних лет с гладко прилизанными редеющими волосами.

— Слушаю вас, господин полковник.

— Что там у нас слышно о двух подростках, ранивших сторожа в домике пастухов? Нашли? А лошадь этой… игреневой масти? Докладывайте.

— Господин полковник, — начал капрал, — мы прочесали весь город, все окрестные деревни и фермы, и ничего…

— Молчать! — рявкнул дон Матиас. — Я же сказал, нужно искать шире, не только рядом со Сьюдад-Викторией, а дальше, по всей провинции. Вы поняли меня, капрал?

— Так точно!

— Исполняйте!

Дон Матиас мог только возмущаться тупостью своих подчиненных — он же ясно выразился с самого начала: нужно искать не только у самого города, но и на отдаленных ранчо. И вот, оказывается, они даже не выезжали за пределы округа. Он вытер пот со лба — до чего же это неблагодарное дело руководить такими остолопами.

Однако положа руку на сердце дону Матиасу пришлось бы признать, что этих «остолопов», как он выражался, в полицию набрал не кто иной, как он сам. Он планомерно в течение многих лет, после того как стал начальником полиции, вытеснял оттуда умных и просто сообразительных людей, они были ему совершенно не нужны. Куда проще иметь дело с тупыми исполнителями, которые ничего не видят вокруг себя и ничего не понимают, ведь они не задают нескромных вопросов и вообще обычно бывают не в курсе того, чего им лучше не знать.

Между прочим, за эти годы дону Матиасу удалось сколотить вполне приличное состояние, записанное, правда, на родственников, и прежде всего на жену, — он скупал в разных частях страны земли, дома и прочую недвижимость: это казалось дону Матиасу самым надежным средством вложения денег, в банки и ценные бумаги он не верил. И все это благодаря «подаркам», «подношениям», «вещественным выражениям благодарности», которые дон Матиас Гайа получал за то, что сквозь пальцы смотрел на не вполне законную деятельность одних, вызволял из тюрьмы других, прикрывал третьих.

Начало же капиталу Матиаса Гайа положили деньги, которые он получил еще молодым капитаном во время борьбы с наркомафией. Тогда очень многих упрятали за решетку. Но не всех… В этом-то была заслуга дона Матиаса. Он громко обличал одних, тех, кто пожадничал или не догадался поделиться с рьяным полицейским, но оставил в тени других, чьи имена так и не всплыли во время судебного процесса.

«Остолопы»-подчиненные, как всегда, ничего не замечали. Дон Матиас был ими доволен.

Но теперь, когда надо было действовать, проявлять сообразительность и сноровку, работа не шла. Эти люди в форме полицейских оказались просто не способны заниматься розыском. Дон Матиас уже подумывал, не призвать ли на помощь полицию из соседней провинции, но его останавливало одно — не покажется ли им странным, что всех подняли на ноги из-за каких-то мальчишек, легко ранивших, даже не убивших, забулдыгу, сторожившего пастушескую хибару.

Он снова вызвал капрала Лобо и дал ему исчерпывающие указания:

— Спрашивайте каждого встречного, не видел ли, не знает ли, не слышал ли. А вы небось просто ездите вокруг и высматриваете, не выйдут ли преступники прямо на вас?

— Да нет, мы… — замялся капрал.

— Опрашивайте всех!

— Есть, опрашивать всех.

Дон Матиас, возможно, имел все шансы стать действительно хорошим полицейским, если бы ему не мешала ограниченность в соединении с алчностью. В критические минуты ему удавалось заставить действовать даже им самим созданную команду тупых и несообразительных людей.

Уже в конце дня к дону Матиасу в кабинет влетел капрал Лобо и с порога сообщил радостную весть:

— Лошадь нашли! Ее, оказывается, знает вся округа!

— Так! — Впервые за последние несколько дней хмурое выражение на лице дона Матиаса сменилось подобием улыбки. — Докладывай!

— Так вот, — задыхаясь от волнения, заговорил капрал, — это жеребец с ранчо Гуанахуато, где управляющим Гильермо Эрнандес, которое расположено в сорока, если быть точным, в тридцати восьми километрах к востоку от Сьюдад-Виктории.

«Совсем недалеко от дома пастухов», — пронеслось в голове дона Матиаса.

— Это жеребец шоколадного цвета со светлой подстриженной гривой, — продолжал капрал Лобо, — на нем обычно ездит сын Гильермо Эрнандеса.

Кровь прилила к лицу дона Матиаса, но он сумел сдержать себя и никак не выдать волнения.

— Вы выяснили, как зовут мальчишку, сколько лет, приметы?

— Да, — довольно ответил капрал Лобо, — Андрес Эрнандес, тринадцать лет и десять месяцев, высокий для своего возраста, волосы светлые, обычно длинные, носит джинсы, сапоги для верховой езды.

— Стрелять умеет? — спросил начальник полиции.

— Этого мы не узнавали, — виновато пробормотал капрал. — Но думаю, что умеет. Эти мальчишки с ранчо быстро всему обучаются.

Дон Матиас не был бы начальником полиции, если бы не умел быстро соображать, просчитывая разные варианты. Он был уверен — этот Андрес Эрнандес и есть один из тех мальчишек, которые ранили Пепе и, что самое главное, выкрали фанерный ящик. При воспоминании об этом дон Матиас злобно засопел: «Мерзавцы». Они, конечно, открыли ящик и знают, что в нем, но в полицию не сообщали, а ведь у них было время. «Это козырь для нас, — размышлял дон Матиас. — Их можно обвинить в соучастии в преступлении, в укрывательстве краденого, да и вообще во всех смертных грехах».

— Что теперь делать? — спросил тем временем капрал Лобо. — Арестовать этого Эрнандеса?

— Нет, погоди, — покачал головой полковник. — Мы будем действовать иначе.

«Скорее всего, «товар» по-прежнему у них на ранчо, — размышлял начальник полиции. — Если мы задержим мальчишку, а его по закону мы, можем только задержать, ведь он несовершеннолетний, этот сукин сын, остальные всполошатся и перепрячут все или уничтожат, если они не полные идиоты. Им-то ничего — что легко досталось, то легко и потерять».

— Нет, капрал, — сказал дон Матиас. — Пока никого брать не будем. И вообще, не показывайте виду, что они у нас на примете — не надо ставить вокруг ранчо часовых, не стоит туда заявляться раньше времени. Пусть живут, как жили, и ничего не подозревают. Пока.

— Будет сделано, господин полковник, — ответил капрал Лобо, но на его лице отразилось полное непонимание, что же это такое затеял его начальник.

— Мы должны усыпить их бдительность, — постарался объяснить ему дон Матиас. — Понятно?

— Да, господин полковник.

— Вот и хорошо. У вас все?

— Почти все! — отчеканил капрал Лобо. — Есть еще одно сообщение, но уже, наверно, не важное.

— Что за сообщение?

— Один старый забулдыга говорит, что видел лошадь игреневой масти у нас в Сьюдад-Виктории. Мы ему не поверили — напился, и спьяну ему привиделось невесть что. Он тут, на площади Кортеса, из бара не вылезает.

— И когда же он видел эту лошадь? — заинтересовался дон Матиас.

— Он точно не помнит, полковник. Четыре или пять дней назад.

— Чертовщина! — выругался дон Матиас.

— Вот мы так и решили, господин полковник.

— Ведите его сюда! Вы сможете его найти?

— Будет сделано, — ответил совершенно сбитый с толку капрал Лобо.

Прошло не более двадцати минут, а перед начальником полиции уже стоял не вполне трезвый субъект неопределенного возраста, представившийся как сеньор Хулио Сантериас, вольный мыслитель. Оказалось, что основным занятием «мыслителя» было наблюдение над фактами жизни, потому он целыми днями просиживал за стойкой бара, в открытом кафе или просто на улице.

Дон Матиас не очень рассчитывал на его память, но оказалось, что Хулио Сантериас прекрасно запоминает детали. Он описал лошадь с невероятной точностью, запомнил и вторую — достаточно обычную для этой провинции гнедую кобылку с белым пятном на лбу.

— Обе они стояли у дома доктора Кантильо, — говорил словоохотливый Хулио Сантериас, довольный, что его в кои-то веки кто-то внимательно слушает. — Вы знаете этого нашего нового врача Антонио Кантильо, они с женой купили небольшой кирпичный дом на углу площади Кортеса и Авенида де Република? Вот у его-то дома я и приметил этих лошадок. Потом они куда-то делись, я думаю, их ввели во двор. Собственно, я в этом уверен, потому что часа через два, когда уже начало слегка темнеть, от доктора вышли двое, сели на этих лошадей и ускакали.

— Это были взрослые или подростки? — спросил дон Матиас.

— С уверенностью сказать не могу, но думаю, что это были подростки, — ответил свидетель.

— Больше вы ничего такого… — полковник замялся, — интересного или странного не заметили? Не было ли чего-то еще? Каких-нибудь предметов, привязанных к седлу?

— По-моему, нет, — покачал головой «вольный мыслитель». — Может быть, сначала что-то и было, но я ведь не видел, как они прибыли. Когда я их заметил, они уже некоторое время стояли у дома.

— Что ж, спасибо за ценные наблюдения, — кивнул дон Матиас и обратился к капралу Лобо: — Капрал, выдайте свидетелю десять тысяч песо. Премию. Но имейте в виду, Сантериас, все, о чем мы тут говорили, — государственная тайна.

— Само собой, — закивал довольный «мыслитель», радуясь, что сегодня будет на что гульнуть.