Жемчужина, сломавшая свою раковину

Глава 11 ШЕКИБА

Азизулла и его брат Хафизулла пили чай в гостиной вместе с двумя другими мужчинами, которых Шекиба видела впервые. Все четверо были одеты в длинные голубые туники, белые шаровары и белые тюрбаны. Хафизулла поверх туники носил еще и коричневую безрукавку, из нагрудного кармана которой свисали четки.

— Шекиба, папа-джан сказал, чтобы плов подавали через двадцать минут, — сообщил явившийся на кухню Хариз. — Он предупредил, что гости спешат, поэтому просил не задерживаться с обедом.

Шекиба нервно кивнула, понимая, что за двадцать минут рис не успеет развариться как надо. Она добавила масла в котел, надеясь, что большое количество жира быстрее размягчит зерна. Хариз, проскользнув под локтем Шекибы, попытался стянуть из стоявшей возле плиты миски ломтик мелко нарезанного мяса. Но Шекиба оказалась проворнее и, шлепнув мальчишку по руке, отодвинула миску подальше от края.

— Хариз, ты же знаешь правила: только после того, как поедят взрослые. — Несмотря на мягкий тон, предупреждение Шекибы звучало серьезно.

Из всех четверых детей Хариз нравился Шекибе больше всех. Мальчик тоже привязался к ней. Частенько, устав от бесконечной возни с братьями, он приходил на кухню, чтобы просто посидеть рядом и поболтать. Шекиба с интересом слушала его истории, особенно занимали ее рассказы Хариза о школе.

— Всего одни кусочек, — заныл Хариз.

— Если ты возьмешь кусочек, твои братья увидят, как ты слизываешь жир с пальцев, и тоже захотят полакомиться, — заметила Шекиба.

— Нет, обещаю, я ничего им не скажу и пальцы оближу здесь, на кухне, — хитро улыбнулся проказник. Хариз явно обладал талантом убеждения.

— Ну ладно… но только один!

Мальчишка тут же выхватил из миски самый большой кусок мяса.

— Хариз!

Хариз расплылся в усмешке, не переставая старательно жевать сочный кусок баранины. Какая удача, что она оказалась в семье, которая может позволить себе есть баранину. Шекиба вздохнула и сделала вид, что ужасно рассержена.

— О чем они там разговаривают? — спросила она Хариза.

— Точно не знаю. Вроде бы к нам приезжает эмир.

— Эмир? — удавилась Шекиба. — Какой эмир?

— Какой эмир? Хабибулла,[17] конечно же!

— О, надо же, — протянула Шекиба. Она понятия не имела, кто такой эмир Хабибулла. — Он приезжает к нам?

— К нам?! Да ты с ума сошла, Шекиба! — расхохотался Хариз. — Само собой, он приезжает в дом к дяде Хафизулле!

Хафизулла, старший брат Азизуллы, еще со времен предыдущего правителя[18] занимал прочное положение при дворе, что давало ему возможность регулярно наведываться в Кабул, поставляя информацию советникам ныне правящего эмира. В последнее время он всячески пытался привлечь внимание эмира Хабибуллы, надеясь получить должность малика.[19] Поэтому Хафизулла устраивал роскошные обеды для разных влиятельных чиновников и прочих важных людей, которые при случае могли бы замолвить за него словечко.

У Азизуллы в отличие от брата не хватало терпения вести столь тонкие стратегические игры, но он вполне довольствовался привилегиями, выпадающими на долю человека, у которого имеется родственник со связями в правительстве. Жители деревни, в свою очередь, оказывали всяческие знаки внимания Азизулле, чтобы заодно заслужить расположение и его старшего брата. Так власть просачивалась с самого верха до самого низа — от великолепных дворцов эмиров до убогих домишек в далеких деревнях.

Однако Шекиба, которая даже не догадывалась об этих дипломатических тонкостях, была просто зачарована самой мыслью о появлении в их краях эмира. Ей представлялись скачущие лошади в нарядной сбруе, пышно разодетые всадники и вооруженные до зубов охранники, сопровождающие правителя.

Шекиба заварила свежего чая в надежде, что ароматный напиток приглушит аппетит гостей и у нее появится еще несколько лишних минут, чтобы приготовить плов. Она поправила платок, натянув его поглубже на лоб, подхватила поднос с чаем и направилась в гостиную.

Войдя в комнату, она, как обычно, низко опустила голову, стараясь сделаться почти незаметной. Собирая со стола использованную посуду и расставляя чистые чашки, Шекиба внимательно прислушивалась к разговору мужчин.

— Это огромная честь для нас и возможность, которой я давно ожидал. Благодарение Аллаху! Мы устроим грандиозный праздник, я не поскуплюсь. Сделаем курбан[20] в честь эмира. Я уже приготовил лучшего барана, — деловито рассуждал Хафизулла.

— Да, это серьезные расходы, — кивнул Азизулла. — Сколько, думаешь, прибудет народу?

— Эти расходы окупятся сполна, поверь мне. Такой шанс нельзя упускать. Шарифулла уже достаточно долго был маликом. Хорошо, что именно сейчас он уехал на похороны своего племянника.

— Тебе определенно повезло! — рассмеялся Азизулла. — А вот его племяннику — нет.

— Представляешь, как изменится наша жизнь, если я стану маликом! — самодовольно ухмыльнулся Хафизулла.

— Ты отлично справишься с этой должностью. Кстати, я слышал, что многие в деревне недовольны Шарифуллой.

— Шарифулла — бездарный осел. Помнишь, когда Собрани-ага и Хамиди-ага поспорили насчет земель по ту сторону реки? Шарифулла не смог придумать ничего лучше, как разделить участки поровну. Глупейшая идея! И что в результате? Оба злятся и ненавидят Шарифуллу. А ведь все так просто. Следовало отдать землю Хамиди-ага, потому что его семья гораздо влиятельнее, чем семья Собрани, и нажить только одного врага, а не двух сразу.

Железная логика. Шекиба незаметно выскользнула из комнаты. Хафизулла часто бывал у брата, обычно его речи даже забавляли Шекибу, но в глубине души она радовалась, что попала не к нему. Шекиба почему-то была уверена, что дома он груб и не прочь пустить в ход кулаки.

Выходя из комнаты, Шекиба уловила перемену в тоне Хафизуллы. Она прикрыла за собой дверь и остановилась, прислушиваясь к доносившимся до нее голосам.

— А как обстоят дела с твоей работницей, Шекиба-шола справляется?

— Да, вполне. Марджан ею довольна.

— Хм, должно быть, семья Шекибы-шола не нарадуется, что избавилась от нее. Я слышал, Шагул-биби тяжело переживает смерть сына. Само присутствие в доме его дочери постоянно напоминало ей о потере. Вот они и предложили ее тебе.

— Ну что же, значит, ты слышал гораздо больше, чем я, — усмехнулся Азизулла. — Нам Шекиба ничего не рассказывала о бабушке. Да мы вообще редко слышим ее голос, у нее хватает ума не болтать.

— По крайней мере, твоей жене не надо беспокоиться, что ты сделаешь из Шекибы-шола вторую жену. — Хафизулла расхохотался и хлопнул себя по ляжкам.

— Нет, Шекиба не годится для брака. А вот работает она не хуже иного мужчины. Такая сильная и выносливая, что мы иногда и сами-то забываем, что Шекиба — девушка. Пару дней назад я видел, как она несет два ведра воды: шагала, даже не согнувшись, словно это для нее вообще не груз. Ее дядя говорил, что она пахала в поле вместе с отцом.

— Хорошо иметь в доме такую работницу, — одобрительно поцокал языком Хафизулла. — А что случилось с ее отцом? Помню, я как-то встретил его на улице вскоре после того, как кончилась холера. Кажется, двое или трое из его детей умерли. Он выглядел совершенно разбитым. Видать, был слишком чувствительный для мужчины.

— Его брат, Фаяз-ага, сказал, что последние месяцы Исмаил неважно себя чувствовал. Говорит, незадолго до смерти брат сделал распоряжения насчет дочери — чтобы Шекиба жила в доме бабушки, — а свою землю, скотину и дом завещал братьям.

Брови Шекибы поползли вверх.

«Ложь! Не делал он никаких распоряжений!»

После смерти мамы-джан отец не виделся ни с одним из братьев. Интересно, кому пришло в голову сочинить подобного рода нелепицу — дяде Фаязу или эта идея самой Шагул-биби? Родственники налетели, словно стая ворон на добычу, торопясь растащить то немногое, что осталось от отца Шекибы.

«Эта земля принадлежит мне! Мой дед отдал ее отцу. А папа-джан не хотел иметь ничего общего со своей семьей. Я должна наследовать имущество отца! Интересно, где находится документ о праве на владение землей?»

Тот документ был простым договором, подписанным дедушкой Шекибы, ее отцом, несколькими дальними родственниками и старейшиной деревни, в котором говорилось о передаче земли в собственность Исмаила Бардари. Наверняка в поисках этой бумаги дяди перерыли весь дом.

— Шекиба, что ты здесь делаешь?

Она вздрогнула и едва не выронила поднос с посудой. Марджан неслышно подошла сзади и с удивлением уставилась на Шекибу, замершую в нескольких шагах от входа в гостиную.

— Я просто… — пробормотала Шекиба и, низко опустив голову, чтобы скрыть полные слез глаза, поспешила скрыться на кухне.

Запах чеснока и тмина плыл по комнате. Азизулла и его гости отламывали небольшие куски пшеничной лепешки и черпали ими из общего блюда рис с мясом. «Останется ли после них что-нибудь на обед остальным членам семьи?» — подумала Шекиба. Даже для этого дома мясо было дорогим удовольствием. Но, похоже, мужчины за один присест прикончат недельный запас баранины.

«Что произошло бы, — размышляла Шекиба, отдраивая до блеска котел, — попробуй я заявить о своих правах на землю?» От одной мысли она едва не расхохоталась в голос. Трудно даже представить: молодая женщина пытается вырвать принадлежащую ей собственность из цепких лап мужчин. Шекиба представила, как приходит к местному малику с документом на отцовскую землю. Что он сделает? Скорее всего, вышвырнет ее за дверь. Или того хуже — отправит обратно к бабушке.

Ну а что, если не выгонит? А вдруг выслушает и даже согласится, что владеть землей отца — ее законное право?

Марджан рядом с ней перебирала рис, вытаскивая из него мелкие камушки и сухие травинки.

— Марджан-ханум?.. — робко начала Шекиба.

— Да? — Хозяйка подняла голову и бросила удивленный взгляд на девушку. Шекиба очень редко заговаривала первой.

— Вот если у человека нет сыновей… только дочь… что произойдет с его землей, когда… когда он… умрет?

Марджан поджала губы и склонила голову набок. Она догадывалась, что за вопрос кроется за неловкими попытками Шекибы подобрать нужные слова.

— Шекиба-джан, о том, о чем ты хочешь спросить, даже думать бессмысленно. Конечно же, поскольку твои братья умерли — да упокоит их души Аллах, — земля твоего отца переходит к его семье. — Ответ Марджан не оставлял никаких надежд, но он соответствовал реальному положению дел: каковы бы ни были законы в этой стране, на практике все обстояло именно так.

Такая прямота придала Шекибе уверенности, позволяющей говорить откровенно.

— А как же я? Разве у меня нет прав на наследство? Я ведь тоже его ребенок!

— Ты его дочь, а не сын. Правда, в законе сказано, что дочь имеет право на часть собственности, которую наследуют сыновья. Но женщины не могут владеть землей. Так что твои дяди, без сомнения, забирают землю себе.

Шекиба разочарованно вздохнула.

— Моя дорогая девочка, — улыбнулась Марджан, — даже если предположить, что каким-то образом ты добилась бы своего, что дальше? Как ты себе это представляешь? Во-первых, теперь ты живешь здесь и принадлежишь этому дому. Во-вторых, ты не замужем. Неужели ты всерьез думаешь, что тебе позволили бы жить самостоятельно на твоей земле?

Да это же полная нелепость!

«Но я больше полугода жила самостоятельно на своей земле. И мне это не казалось нелепостью. Я прекрасно себя чувствовала — у меня был дом».

Однако Марджан не могла знать об этом. Шекиба не отваживалась никому рассказывать о тех месяцах, которые провела одна, похоронив всю семью. С ее стороны это был неслыханный по дерзости поступок. Так что незачем давать людям повод для новых сплетен.

— И довольно пустых разговоров! — чуть повысив голос, сказала Марджан. — Ни к чему хорошему они не приведут. — Она подумала, что если бы муж услышал, что они тут обсуждают, то наверняка бы рассердился. И даже если подобные мысли бродят в голове у Шекибы, хорошо, что девушке хватает ума не высказывать их вслух.

«Но я всегда была для отца дочерью-сыном! Вряд ли папа-джан вообще помнил, что я девочка. И я всегда работала вместе с ним, как работал бы сын. И что из того, что я девочка! Я жила одна. И обрабатывала поле. И могла бы жить так и дальше. Мне никто не нужен».

Шекиба сжала зубы.

В доме Азизуллы все были добры к ней. В общем, здесь было неплохо. Но покоя она не ощущала. Новая волна досады за семью, за ушедших близких захлестнула ее.

«Так не может продолжаться вечно. Я должна найти способ строить свою жизнь самостоятельно».