Жемчужина, сломавшая свою раковину

Глава 22 ШЕКИБА

— Начнем с главного! Прежде всего тебя надо хорошенько помыть.

Перед Шекибой стояла крупная женщина с коротко стриженными темными волосами. На ней была надета светлая туника до колен и свободные шаровары, из-под которых виднелись крепкие кожаные башмаки. Если бы не высокий голос, Шекиба приняла бы ее за мужчину.

Эта необычная женщина стала еще одной диковиной, поразившей Шекибу. Удивляться же она начала с той самой секунды, как кортеж эмира въехал в столицу. Никогда прежде Шекиба даже вообразить не могла, что на земле существуют такие места. Все улицы, дома, лавки — вся ее деревня могла бы уместиться в чреве этого гиганта, Кабула. Магазины нескончаемой чередой тянулись вдоль улиц, пестрые вывески, двери домов, выкрашенные в разные цвета, и множество людей, снующих в лабиринтах улиц. Завидев карету эмира, мужчины останавливались и приветственным жестом вскидывали вверх руку. Кабул оглушал и завораживал!

Когда же впереди показался дворец эмира, Шекиба и вовсе разинула рот от удивления. Вдоль длинной подъездной аллеи тянулась вереница стройных колонн. По мере движения кортежа они словно выступали ему навстречу, одна за другой. В конце аллеи возвышалась башня, в которой была прорезана высокая арка, увитая цветущими стеблями ползучих растений. Через эту арку и проследовал кортеж. Шекиба чуть шею не свернула, пытаясь рассмотреть ее.

«Башня, уходящая в небо!»

Величественное здание дворца было украшено тонкой каменной резьбой. Фасад сиял огромным количеством окон. Никогда в жизни Шекиба не бывала в доме, где столько окон, к тому же они были невероятно высокими.

И повсюду виднелись мундиры дворцовой стражи. За все время путешествия Шекиба, ехавшая в самом конце кортежа, ни разу не видела эмира, но сейчас, когда его пышная золоченая карета остановилась, ей удалось мельком увидеть выходящего из нее Хабибуллу-хана. Это был широкоплечий приземистый мужчина с густой бородой. Он носил военный мундир с пышными эполетами и аксельбантом. На груди у него красовался ряд медалей. Часть из них была скрыта под широкой желтой перевязью, которая шла наискосок через правое плечо к левому бедру. Матерчатый кушак крепко стягивал талию. Высокая барашковая шапка добавляла Хабибулле-хану несколько лишних сантиметров роста.

Эмир направился к парадному входу во дворец. «Интересно, — подумала Шекиба, — встретимся ли мы с ним когда-нибудь в этом огромном здании?»

— Иди за мной! — Голос одного из солдат вывел ее из задумчивости.

Они прошли вдоль главного фасада дворца, завернули за угол и оказались в обширном внутреннем дворе. И вновь Шекиба с трудом сдержала возглас изумления. Двор был полон цветущих кустов и деревьев, здесь имелся даже искусственный пруд. Солдат повел Шекибу через двор к небольшому каменному строению, которое, однако, было много больше дома Азизуллы — самого просторного дома, в каком ей когда-либо доводилось бывать прежде.

Солдат постучал в дверь. Послышался скрежет засова, и дверь приоткрылась на несколько сантиметров.

— Займитесь ею! Она будет работать с вами.

Выглядывавший в щелку человек кивнул, но дверь по-прежнему осталась едва приоткрытой. И только когда солдат развернулся и скрылся в глубине двора, дверь распахнулась во всю ширь.

— Заходи!

«Женщина!»

— И долго ты намерена там стоять? Ну же, заходи!

Шекиба пришла в себя от удивления и переступила порог. Женщина-мужчина привела ее в комнату, где на раскиданных по полу подушках сидели еще три человека. Тоже женщины? Одеты они были так же странно, как и та, что встретила ее у входа. При появлении Шекибы разговор стих.

— Что же, давай взглянем на тебя. — Провожатая Шекибы сняла с нее паранджу и отступила на шаг назад. — Ну и ну. Теперь понятно, почему тебя прислали сюда. Вот новенькая, будет работать с нами, — объявила она, обращаясь к уставившейся на Шекибу троице.

Поистине сегодня был день удивительных открытий. Шекиба узнала, что в этом доме живут переодетые мужчинами женщины, которые служат смотрителями. Гафур, первая, с кем познакомилась Шекиба, похоже, была командиром этого женского отряда. Она сразу заметила, какой бледной и усталой выглядит девушка после целого дня пути. Гафур велела накормить ее и уложить спать, предупредив, что работа начнется завтра рано утром. Впервые за долгое время Шекиба спала крепким и безмятежным сном — среди женщин, которые делали вид, что они мужчины.

Ее преображение началось, едва забрезжил рассвет. Гафур отвела Шекибу в помещение для мытья и первым делом остригла ее длинные густые волосы. Затем велела Шекибе как следует вымыться и надеть одежду, точно такую же, какая была на самой Гафур и остальных женщинах.

Девушка, кусая губу, разглядывала мужские шаровары, недоумевая, как вообще возможно появляться в такой одежде на людях. Но ничего не поделаешь — Шекиба надела шаровары. Застегивая ширинку, она вдруг смутилась и покраснела. Справившись с пуговицами, Шекиба попробовала пройтись взад-вперед. Ощущение было странным. Среди оставленной Гафур одежды она обнаружила нечто вроде короткого корсета, который стягивал грудную клетку, отчего и без того небольшая грудь Шекибы выглядела совсем плоской. Накинув рубаху, Шекиба взялась натягивать кожаные башмаки. Обувь оказалась довольно тяжелой и непривычно сжимала стопу. Шекиба окинула себя взглядом сверху вниз. Затем подняла руку и провела ладонью по своему стриженому затылку.

Нарядившись, Шекиба снова принялась расхаживать по помещению. Как непривычно — длинная юбка больше не сковывает движений. Шекиба прикоснулась к бедрам и ягодицам, ей стало неловко от одной мысли, что изгибы ее тела теперь будут заметны окружающим.

И все же эта одежда давала ощущение какой-то необычной свободы. Шекиба согнула ногу в колене и высоко подняла — сначала одну, затем другую. Она вспомнила, как когда-то ее братья носились по полю в таких же широких штанах.

Гафур отлично понимала, как Шекиба чувствует себя в новом наряде.

— Поначалу странно, но ты быстро привыкнешь. В этой одежде очень удобно работать.

— А что мы охраняем? — спросила Шекиба.

Гафур рассмеялась:

— Так они тебе ничего не сказали? Мы охраняем женщин эмира Хабибуллы.

— Его жен?

— Не совсем. Его женщин. Имеется некоторое количество женщин, с которыми эмир время от времени проводит время. Особенно когда на него находит соответствующее настроение. — Вероятно, у Шекибы был озадаченный вид, потому что Гафур снова рассмеялась и пояснила: — Да, дурочка, мужчины могут развлекаться с несколькими женщинами сразу, и не только с женами. Иногда жен им недостаточно.

Шекиба не была уверена, что поняла, о чем именно толкует Гафур, но промолчала, решив пока не вдаваться в подробности.

Гафур задумчиво разглядывала Шекибу.

— Что случилось с твоим лицом?

Шекиба машинально попыталась повернуть голову так, чтобы скрыть поврежденную часть лица.

— Ожог. Я была совсем маленькой, когда это случилось.

— Хм! А где твоя семья?

— Мама и папа умерли. Братья и сестра тоже.

Гафур нахмурилась:

— Так у тебя совсем никого?

— Бабушка, братья отца. Они отдали меня одному человеку в уплату за долги. А он, в свою очередь, подарил меня эмиру.

— Ясно. И теперь ты одна из нас. Добро пожаловать, Шекиба. Но здесь тебя будут звать Шекиб, поняла? А теперь идем, я познакомлю тебя с остальными.

Гарем эмира охраняли четыре женщины-мужчины. Шекиба стала пятой в отряде, командиром которого была Гафур, вернее — Галиджан: таким было ее настоящее имя. Гафур-Галиджан занимала эту должность не только потому, что была самой рослой и сильной, но и по праву самой опытной. Она дольше остальных работала во дворце и отлично разбиралась в тонкостях придворной жизни. Роль смотрителя ей явно нравилась, видно было, что Гафур гордится тем, как хорошо умеет исполнять свою работу. Шекиба поймала себя на том, что с любопытством вглядывается в лица тех, с кем ей предстоит жить под одной крышей. Гафур, с ее гладкой смуглой кожей и тонкими чертами лица, можно было бы даже назвать миловидной девушкой, хотя опушенная темными волосками верхняя губа и густые брови, сросшиеся на переносице, делали ее больше похожей на юношу, полного сил и желания сделать карьеру.

Гафур родилась в бедной семье, жившей в деревне неподалеку от Кабула, и была отдана во дворец в обмен на корову. Однажды днем, когда мама была занята с младшими детьми, отец подошел к ней и, велев отложить вышивку, над которой трудилась Гафур, тогда еще Галиджан, потребовал следовать за ним. Он сказал, что они пойдут навестить бабушку. Галиджан удивилась, почему мама и братья не идут с ними, но легко отогнала эту мысль и пошла с отцом. Они прошли пару километров до того поворота на дороге, где их поджидал какой-то незнакомец, одетый в серую рубашку и шаровары. Отец приказал ей идти дальше с этим мужчиной, строго-настрого запретив возражать или задавать какие-либо вопросы, а сам развернулся и зашагал обратно в деревню. Поняв, что больше никогда не увидит ни маму, ни братьев, Галиджан кричала и плакала, глядя вслед уходящему отцу.

Мужчина привел Галиджан к воротам дворца. Ей пришлось своими глазами наблюдать, как совершается обмен: стражник вывел корову и передал ее человеку в серой одежде. Это была очень хорошая корова — крупная, упитанная, с большим упругим выменем. Такая могла не только спасти хозяев от голода, но и обеспечить их молоком для продажи на рынке. Как только Галиджан поняла, что именно происходит, ей пришла в голову мысль, а не была ли и мама замешана в этом деле. Она не знала наверняка, но отца возненавидела за предательство. А еще она со страхом гадала, что ждет ее, девочку-подростка, оказавшуюся в руках незнакомцев.

Однако скоро Галиджан поняла, что сделка принесла немалую выгоду и ей самой. Конечно, она ужасно скучала по маме и братьям, но жизнь во дворце, даже в качестве слуги, была значительно легче, чем в деревне с родителями. Тумаки и затрещины ей отвешивали гораздо реже, кормили намного лучше, и, кроме того, у нее появилась своего рода власть над другими людьми.

Эмир любил свой гарем и заботился о нем. За красавицами нужно было присматривать и охранять их, но эмир считал, что ни один, даже самый преданный, смотритель-мужчина не сможет устоять перед искушением. Решение этого тонкого вопроса представлялось не менее сложным, чем установление границы в «зоне племен».[37] Эмир потратил немало времени, обдумывая различные безопасные варианты охраны своего гарема, пока один из советников не предложил ему набрать в качестве смотрителей женщин и переодеть их в мужскую одежду. Хабибулла пришел в восторг от предложения советника и велел как можно скорее претворить идею в жизнь.

Так Галиджан превратилась в Гафура. Работа пришлась ей по душе, тем более что и делать-то особо ничего не приходилось, от нее лишь требовалось перестать быть женщиной — невелика потеря — и играть роль мужчины. Вместе с ней на службу поступили еще две девушки, но они продержались не дольше месяца. Одна в пух и прах разругалась с капризными обитательницами гарема и была выдворена из дворца. Вторая, Бинафша, оказалась настолько красивой, что по приказу эмира быстро перешла из разряда тех, кто охраняет, в разряд тех, кого охраняют.

Затем появились две сестры: Карима, переименованная в Кабира, и Катол, превратившаяся в Казима. На этот раз люди эмира действовали более осмотрительно, постаравшись подобрать высокорослых и сильных девушек, которые в мужской одежде действительно походили на мужчин, но внешне невзрачных, чтобы лишний раз не дразнить эмира. Карима и Катол были старшими в семье, где росли еще четыре девочки. Мать, отчаянно рыдая, сказала дочерям, что у них нет денег, чтобы прокормить шестерых детей, и поэтому отец согласился отдать их на службу во дворец, где им будет гораздо лучше, чем дома. Послушные сестры поплакали, согласились с решением родителей и, взявшись за руки, отправились навстречу своей судьбе.

Карима-Кабир была на два года старше сестры и присматривала за ней. Она быстро освоилась с новой ролью женщины-мужчины и даже порой осмеливалась вступать в споры с командиром их небольшого отряда, не позволяя Гафур совсем уж подмять их под себя. Катол, хотя и была ростом выше сестры, по характеру оказалась более тихой и робкой, к тому же она все еще скучала по дому и родителям. Как это частенько случается с высокорослыми людьми, девушка горбила спину и плечи. Гафур то и дело приходилось хлопать Катол-Казима по спине, пока та не научилась держаться, как подобает настоящему смотрителю.

Тариг, недавнее приобретение вербовщиков гарема, отличалась от остальных женщин-мужчин. Она безукоризненно выполняла свои обязанности, но не переставала мечтать о том, чтобы привлечь внимание эмира и занять место среди обитательниц гарема. Тариг была самой невысокой в отряде и самой миловидной, с округлыми формами и красивыми каштановыми волосами, перед которыми, по ее собственному мнению, не мог устоять ни один мужчина. На вопросы Гафур, откуда у нее вдруг взялось такое убеждение, девушка отвечать отказывалась, однако продолжала искать удобного случая, чтобы осуществить свою мечту. Всякий раз, оказываясь в поле зрения эмира, Тариг старалась пройтись, плавно покачивая бедрами и высоко вскидывая стриженую голову. К тому же она чаще других выполняла мелкие просьбы Бинафшы, словно дружба с бывшей коллегой-смотрительницей, которой удалось соблазнить эмира, могла помочь ей добиться цели.

Видя маневры Тариг, остальные только закатывали глаза и ухмылялись. Но, в конце концов, у каждого имеются свои странности.

В первый же день Гафур издалека показала Шекибе кое-кого из сидящих во дворе наложниц — женщин, которые услаждали и развлекали эмира. Самой юной была Бинафша. Она прекрасно понимала, почему Тариг пытается завести с ней дружбу и зачем вроде бы невзначай расспрашивает о привычках и вкусах эмира. В ответ Бинафша лишь тихо вздыхала. Однако чем привлекла Хабибуллу она, и так не приходилось гадать: нежным личиком, гладкой кожей и большими зелеными глазами. Бинафша была не только самой молодой наложницей, но и самой прелестной, особенно теперь, когда Халима, считавшаяся красавицей из красавиц, потихоньку увядала.

Халима была старше остальных женщин. Она родила эмиру двух дочерей, обе — точные копии матери. Старшей недавно исполнилось шесть, младшей — четыре года. Последнее время эмир стал все реже и реже заходить к ней — глупо отрицать этот факт, — и женщина начала задумываться, чем его охлаждение обернется для нее самой и дочерей. Халима, незлобивая и покладистая, часто вела себя словно мать большого семейства, стараясь погасить споры и пререкания между младшими обитательницами гарема.

Хрупкая и пугливая Беназир, с очень темной кожей и блестящими черными глазами, которые последнее время по любому поводу наполнялись слезами, была беременна. Контуры растущего живота пока лишь едва наметились под свободной одеждой, но все эти недели она чувствовала себя так плохо, что едва могла проглотить пару горстей риса. Шекиба, наблюдая за наложницами, заметила, как Беназир вздрогнула всем телом, когда рука подошедшей сзади Халимы легла ей на плечо.

Сакина и Фатима, сварливые и раздражительные, и внешне казались менее симпатичными, чем другие женщины. Фатима родила эмиру сына — факт, который ставил ее в привилегированное положение. Эта парочка обычно становилась инициатором склок и раздоров в гареме. Сакина ненавидела Бинафшу, чувствуя, что ее ставки значительно упали с тех пор, как в гареме появилась эта юная соблазнительница.

Шекиба сразу поняла, что ей лучше держаться подальше и от Сакины, и от Фатимы: острые на язык, они наверняка не поскупятся на комментарии по поводу ее внешности.

Гафур сказала, что в гареме живут еще и другие женщины, но их она покажет Шекибе позже.

Жизнь в гареме было довольно простой, даже однообразной. Шекиба с удивлением слушала, чем занимаются его обитательницы, но еще больше ее удивляло, чем они не занимаются. Этим женщинам не приходилось готовить, стирать, таскать тяжелые ведра с водой, ухаживать за скотиной и, сидя часами на кухне, чистить картошку.

— А кто же делает всю эту работу? — спросила Шекиба, наблюдая, как Сакина и Фатима румянят щеки, водя по ним раздавленной вишней.

— Люди во дворце. Слуги, садовники, повара, мы. У каждого в Арге своя роль. — Гафур сидела на траве, подогнув под себя правую ногу и вытянув вперед левую. Видно было, как комфортно ей в мужской одежде.

— В Арге?

— Ты не знаешь, что такое Арг? — Гафур расхохоталась с чувством превосходства, как человек, который некогда был наивным и доверчивым, а теперь говорит о вещах, ставших для него знакомыми и привычными. — Арг-э-Шахи[38] — дворец. Теперь это твой дом, Шекиб-джан.