Жемчужина, сломавшая свою раковину

Глава 29 ШЕКИБА

— Почему столько шума из-за приезда сына эмира? — поинтересовалась Шекиба.

— Как, ты ничего не слышала об Аманулле?! — воскликнула Гафур. — О бедняжка! Тебе стольким вещам еще предстоит научиться.

Шекиба подумала, что Гафур — ужасный сноб. Но после десятисекундного размышления над этим вопросом решила, что пока можно потерпеть и не обращать внимания на ее реплики.

— Так расскажи мне об Аманулле, — попросила она.

— Во-первых, многие считают, что именно он станет эмиром после отца. Сейчас Аманулла — губернатор Кабула, возглавляет армию и казначейство.

— Что такое «казначейство»? — поинтересовалась Шекиба. Она впервые слышала это слово.

— Ну, особая служба, военная, они занимаются выдачей солдатам провизии и формы и иногда еще закупают лошадей для армии.

Расплывчатые пояснения Гафур показались Шекибе неубедительными.

— Но важнее всего другое, — понизив голос, продолжила Гафур, — самое главное, что он пока не женат. И как раз в том возрасте, когда пора подыскивать подходящую невесту. Представляешь, как повезет той девушке, которую он выберет.

— И как скоро он намерен жениться?

— Пока неясно. Но женщины гарема без ума от него. Он добрый и красивый, намного красивее своего отца. А уж служанки из кожи вон лезут, когда он появляется во дворце. Любая из них с радостью пошла бы в гарем к Аманулле.

— У него есть свой гарем?

— Нет, он же не женат. Когда женится, возможно, заведет и гарем.

Сына эмира не было в Кабуле почти два месяца. Он уезжал на границу с Индией, где то и дело вспыхивали конфликты. Утомленный поездкой Аманулла не спешил окунуться в дворцовую суету. Поэтому в тот день ни взволнованным обитательницам гарема, ни Шекибе не суждено было увидеть его. Однако дня через три Шекиба увидела отца Амануллы — Хабибуллу-хана.

В то утро Шекиба заняла наблюдательный пост в зале с бассейном. Она стояла в углу, переминаясь с ноги на ногу и размышляя, как долго ей суждено прожить там, куда на этот раз забросила ее судьба. Надо признать, что жизнь во дворце была легкой и приятной: вкусной еды — вдоволь, удобная постель и теплое одеяло тоже обеспечены, к тому же здесь Шекиба жила в окружении женщин, переодетых мужчинами, которые относились к ней вполне дружелюбно и, в отличие от невесток, козней не строили. Но Шекибу не покидало беспокойство. Она часто думала, что сказали бы мама и папа, узнай они, что их дочь живет во дворце эмира. И как родители отнеслись бы к тому, что она теперь ходит в мужской одежде. Отец, скорее всего, и вовсе не заметил бы разницы. Он и при жизни-то относился к ней как к сыну, с которым вместе работает в поле. При воспоминании об отце и о том, как дяди прибрали к рукам его землю — ее землю, принадлежащую ей по праву, — Шекибу опять охватил гнев. Вид разлетающихся по земле, словно осенние листья, обрывков разорванного маликом документа причинил девушке гораздо больше боли, чем все удары Азизуллы.

«Спустись с небес на землю и найди наконец свое место в этом мире», — вспомнила она слова Марджан-ханум.

«У каждого во дворце своя роль», — увещевала ее Гафур.

Интересно, где же оно — мое место в этом мире? И моя роль? Что-то подсказывало Шекибе, что роль домашней прислуги — не для нее, как и роль ненавистной внучки в доме ненавистной бабушки. Но и жизнь при дворце, как бы ни было здесь хорошо и спокойно — во всяком случае, в те три дня, что Шекиба уже провела в Арге, — тоже не могла стать ее судьбой. Шекиба понимала, что, если она хочет найти свое истинное место в этом мире, ей придется действовать.

Если бы она не была так увлечена размышлениями, то обратила бы внимание, что смех купальщиц вдруг сделался более сдержанным, а движения плавными и изящными, и заметила бы эмира, который стоял на балконе второго яруса.

— Смотритель! — Гулко разнесшийся под сводами бассейна мужской голос застал Шекибу врасплох.

Она вздрогнула, вскинула голову и с похолодевшим сердцем узнала того самого человека, которого видела выходящим из кареты в день своего приезда во дворец. На нем был все тот же мундир, но сейчас, без высокой барашковой шапки, эмир выглядел гораздо ниже ростом. Он поднялся на балкон по задней лестнице и поначалу, никем не замеченный, стоял там, опершись на перила, и разглядывал купающихся в бассейне женщин.

— Смотритель, поднимись сюда! — снова обратился эмир к Шекибе.

«Он понял, что я замечталась и не замечаю ничего вокруг». Шекиба внутренне ощетинилась, по привычке ожидая наказания.

Опустив голову, она начала подниматься на балкон по узкой лестнице. Эмир тем временем продолжал наблюдать за женщинами в бассейне.

Шекиба молча остановилась рядом. Прошла целая вечность, прежде чем эмир заговорил.

— Приведи ко мне Сакину! — приказал он.

— Привести сюда?

Эмир вскинул голову и резко обернулся к Шекибе. Он не привык, чтобы слуги задавали ему вопросы. Острые глаза Хабибуллы буравили ее лицо. Шекиба инстинктивно повернула голову, пытаясь скрыть изуродованную щеку.

— Ты новенькая? — наконец спросил эмир.

— Да.

— Хм! Скажи Сакине, что я зову ее. Она покажет дорогу.

Шекиба кивнула и стала спускаться вниз по крутой лестнице. Женщины слышали голос эмира, отдавшего приказание, и поджидали ее. Обитательницы гарема хорошо изучили привычки своего господина. Они перешептывались между собой, но ни одна не решалась взглянуть на Шекибу. Остановившись возле края бассейна, она нашла глазами Сакину и несколько секунд рассматривала ее: красивые полные плечи — на гладкой коже поблескивают капельки воды, — толстая темная коса, поднятая кверху и закрепленная на затылке широким гребнем.

— Он зовет тебя, — сказала Шекиба.

На лице Сакины появилась кривоватая ухмылка.

— Меня? Опять? О небеса, я думала, он уже достаточно натешился мною, — заявила наложница так громко, чтобы все женщины, находящиеся в бассейне, услышали ее.

Шекиба видела, как насмешливо закатили глаза одни и сердито поджали губы другие. Зеленые глаза Бинафши уставились на Сакину.

— Обычно мужчины предпочитают свежий каймак,[44] но бывают дни, когда они довольствуются прокисшим молоком, — холодно и зло бросила Бинафша и, погрузившись в воду по самую шею, откинула назад голову. Ее блестящие черные локоны расползлись по поверхности воды, словно змеи. Сейчас именно она была каймаком, сливками гарема. Со всех сторон послышались сдавленные смешки.

Сакина смерила юную соперницу полным ненависти взглядом. Выйдя из бассейна, она подхватила полотенце, обернула им свое обнаженное тело и принялась неторопливо промокать мягкой тканью воду, пока на коже не осталось ни единой капли. Только после этого наложница подошла к Шекибе и подняла на нее глаза.

— Аллах Милосердный! — воскликнула она. — Да вы только посмотрите. Видимо, после Бинафши они стали внимательнее подбирать смотрителей — таких, которые наверняка не соблазнят эмира.

Большинство обитательниц гарема, как и Сакина, впервые обратили внимание на лицо Шекибы.

— Какой кошмар!

— О нет, никогда не видела ничего ужаснее…

Шекиба в упор смотрела на Сакину, не обращая внимания на вздохи и причитания остальных женщин.

— Он сказал… Сказал, ты покажешь дорогу, — негромким голосом произнесла Шекиба.

Сакина вскинула одну бровь:

— Да, я знаю дорогу.

До Шекибы донеслось восклицание одной из женщин:

— Похоже на халим,[45] верно?

Шекиба вздохнула. Ей не впервые приходилось слышать подобное сравнение.

— О да! Какой кошмар!

— Проклятье! Ну зачем ты это сказала? Знаешь же, что я обожаю халим… Только что ты навсегда лишила меня любимого блюда.

Последовали смешки и перешептывания — женщины одна за другой повторяли прозвище.

Сакина двинулась вперед, Шекиба — за ней. Под балконом находился вход в небольшой коридор. Миновав его, они поднялись по узкой лестнице и оказались перед тяжелой дубовой дверью с резным узором. Сакина отступила в сторону и взглянула на Шекибу:

— Теперь постучи. Когда услышишь разрешение войти, открой дверь. Я зайду, ты закроешь за мной дверь и можешь идти. Это все, что от тебя требуется.

Шекиба кивнула и сделала, как велела Сакина. Эмир что-то ответил. Разобрать слова было невозможно. Шекиба приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы наложница могла проскользнуть в комнату. Прикрыв за ней дверь, она замешкалась на секунду. Изнутри донеслись голоса и смешки. Шекиба покраснела, вспомнив, что на Сакине не было ничего, кроме обернутого вокруг тела полотенца. Она развернулась и быстро сбежала вниз по лестнице, вдруг испугавшись, что кто-нибудь увидит ее и решит, что она подслушивает под дверьми спальни Хабибуллы.

Постепенно Шекиба познакомилась со всеми тонкостями гаремной жизни. Теперь она знала, как и когда эмир появлялся в своих владениях, а также кого и в каких ситуациях он выбирал. Приходил эмир довольно часто, но обычно оставался недолго. У него были любимицы, которых он чаще других звал к себе, но были и такие, которых совершенно игнорировал, однако продолжал держать в гареме. У девяти женщин, родивших сыновей, имелись особые привилегии. Они жили в просторных комнатах, носили одежду из дорогих тканей, украшенных тончайшей вышивкой, еду им подавали отдельно и кормили лучше остальных — и все это благодаря тому, что их чрево оказалось способно произвести на свет мальчика. Но были и исключения: так, Васима, родившая эмиру одного за другим троих сыновей, которые, к несчастью, не прожили и десяти дней, не могла рассчитывать ни на какие привилегии, поскольку разочаровала Хабибуллу даже больше, чем те из его наложниц, которые рожали одних дочерей.

Прошло несколько месяцев, и Шекиба совершенно освоилась во дворце. Кроме того, из всех обслуживающих гарем смотрительниц она оказалась наиболее приспособленной к тяжелой работе и никогда не уклонялась от выполнения подобного рода заданий. Ей ничего не стоило натаскать с десяток ведер воды или отнести в комнату ребенка, уставшего от игр и заснувшего в саду на траве.

Однако, несмотря на внешне безмятежную жизнь, Шекиба продолжала размышлять над своей судьбой. Наблюдая за обитательницами гарема, она думала: «Эти женщины принадлежат эмиру, здесь их дом, и в доме есть тот, кто заботится о них. Ну а что смотрительницы гарема? Какое будущее ждет женщин, переодетых в мужчин?»

Ответа у Шекибы не было, но она понимала: прежде чем начать что-то менять в своей жизни, нужен четкий план действий. А пока Шекиба работала день за днем, старательно выполняя все поручения Гафур. Помня о неприятностях, обрушившихся на нее в доме бабушки и Азизуллы, Шекиба не имела ни малейшего желания повторять прошлый опыт. В большом и богатом доме, возможно, живется лучше и кормят сытнее, но, случись тебе ошибиться, и наказание будет гораздо более жестоким.

Шекиба находилась в саду, прилегавшем к зданию гарема, когда заметила его — Амануллу-хана. Он неторопливо шагал по дорожке, беседуя с другим мужчиной. Этого человека, в приметной шапке из серой овчины, Шекиба знала. Гафур однажды показала на него и назвала его имя: Бараан-ага, один из ближайших друзей Амануллы. Впрочем, сына эмира она тоже видела не впервые. И понимала, почему весть о его приезде во дворец вызвала такой переполох среди обитательниц гарема.

Аманулла был неотразим: крепко сложенный, невысокого роста — всего на несколько дюймов выше самой Шекибы, — с большими темными глазами, крупным носом с едва заметной горбинкой, полными красиво очерченными губами. Широкие плечи и уверенная походка придавали ему взрослый вид, хотя Аманулла вряд ли был многим старше Шекибы. В его движениях сквозила природная грация и сила, смягченная спокойным выражением лица и добрым взглядом.

Словом, стоило ей заметить сына эмира, и та, кого звали Шекибом, таяла и превращалась в Шекибу.

Вначале, завидев Амануллу, она по привычке опускала голову и упиралась взглядом в пол. Но вскоре поняла, что роль мужчины позволяет ей беспрепятственно смотреть на других мужчин. Поэтому теперь Шекиба лишь поворачивалась «хорошей» стороной к Аманулле и во все глаза таращилась на него. Благо сын эмира не обращал внимания на разглядывающих его слуг.

Аманулла и его друг двигались в глубь сада. Шекиба провела ладонью по своим стриженым волосам, коснулась изуродованной щеки. Она понимала, что очень красива. Шекиба знала это по реакции людей, когда те видели ее правый профиль. Интересно, замечает ли этот молодой мужчина ее красоту?

Шекиба не раз с опаской думала: если у нее когда-нибудь будут дети, не станут ли они бояться матери, чье лицо похоже на маску — наполовину красавицы, наполовину чудовища? Но жившие в гареме дети эмира, напротив, тянулись к Шекибе, с удовольствием играли с ней и хохотали, когда она принималась возиться с ними. Это успокаивало и внушало надежду, что и собственные дети не будут шарахаться от нее, они увидят в ней любящую мать, так же как мама-джан видела в Шекибе любимую дочь.

И Шекиба вдруг со всей очевидностью поняла, как именно может изменить свою судьбу. Как ей перестать быть «подарком», который переходит от одного чужого человека к другому. Она должна принадлежать одному человеку, мужчине. А если Шекиба родит ему сыновей, судьба ее будет решена раз и навсегда. Потому что мать сыновей не передают с рук на руки, как надоевшую вещь.

Аманулла и его спутник остановились возле цветущего куста шиповника. Бараан-ага показал ему особенно крупный цветок. Аманулла наклонился поближе и чуть коснулся лепестков кончиками пальцев. В этом движении было столько нежности, которой Шекиба никак не ожидала встретить в человеке, возглавляющем армию. И казначейство, что бы это ни значило.

Шекиба замерла на дорожке неподалеку от молодых людей. Она повернулась в профиль, приподняла подбородок и расправила плечи, затем сделала несколько шагов, надеясь, что движение привлечет внимание Амануллы. Ей так хотелось, чтобы сын эмира взглянул на нее. И, словно отвечая на мысли Шекибы, Аманулла действительно обернулся в ее сторону.

Сердце Шекибы подпрыгнуло и перестало биться. Она боялась шелохнуться, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Наконец Шекиба улыбнулась самым уголком рта и слегка поклонилась, достаточно для того, чтобы поклон был заметен, но не слишком низко, чтобы ни на миг не терять Амануллу из поля зрения.

Выражение его лица ничуть не изменилось. Аманулла начал что-то говорить своему спутнику. Интересно, он говорит обо мне? Что именно? Запомнит ли он ее и сумеет ли в следующий раз узнать среди остальных смотрительниц в гареме отца? Возможно, эмир даже говорил сыну о новенькой, появившейся у них во дворце!

Шекиба поймала себя на том, что улыбается до ушей. Она развернулась и быстро зашагала по дорожке к выходу из сада. Ей не хотелось, чтобы слуги заметили, как она пялится на гуляющих среди деревьев Амануллу и его друга.

Шекиба приближалась к гарему. Она шла, задумчиво кусая нижнюю губу. План начал вырисовываться все яснее. Правда, над реализацией придется немного поработать.