Жемчужина, сломавшая свою раковину

Глава 40 ШЕКИБА

Шекиба остолбенела.

— Что ты стоишь?! Ей нужен врач! — всплеснула руками Халима. — Скорее приведи Браун-ханум!

Шекиба кивнула и развернулась, чтобы бежать за врачом, но вдруг сообразила, что для этого ей придется пойти прямо во дворец. Ворваться туда посреди ночи без своего командира она не решилась. Шекиба повернула в другую сторону и направилась в помещение, где жили смотрители гарема.

— Гафур, Гафур, проснись, — трясла ее за плечо Шекиба, — Фатиме плохо, ей нужен врач.

Гафур, прирожденный блюститель порядка, мгновенно очнулась и рывком села на кровати, готовая действовать и отдавать команды.

— Плохо? Хуже, чем раньше?

— Думаю, да. Я ее не видела.

— Что? Ты даже не удосужилась взглянуть на нее? Да как же… Впрочем, не важно. Кабир! Кабир, вставай! Иди посмотри, что там с Фатимой. И Казим возьми с собой. А я пойду во дворец за врачом.

— А мне что делать? — спросила Шекиба.

— Ничего. Это ты умеешь делать, верно? — раздраженно бросила Гафур. Она проскользнула мимо Шекибы, быстро натянула шаровары, накинула рубашку и, смерив Шекибу еще одним испепеляющим взглядом, вылетела из комнаты.

«Скоро здесь появятся люди из дворца, надо вернуться на пост», — решила Шекиба и отправилась вслед за Гафур.

Вскоре Кабир и Казим оделись и тоже явились в гарем. Они вошли внутрь, не удостоив Шекибу взглядом. Тариг, не любившая оставаться одна, приплелась вслед за сестрами. Обхватив себя руками, она зябко ежилась от ночной прохлада. Поравнявшись с Шекибой, девушка едва заметно улыбнулась, не разжимая губ, и вошла в гарем.

Шекиба осталась снаружи. Она стояла, глядя в темноту и нервно постукивая носком башмака по земле. Точно так же улыбалась ей Марджан: улыбкой, в которой была жалость, но ни капли дружеского тепла и участия.

«Я одна. Как всегда — одна, — напомнила себе Шекиба. — Ничего не изменилось».

Она принялась деловито расхаживать вдоль фасада задания — от главного входа до угла, где находилась боковая дверь, та самая, которой время от времени пользовался дерзкий ночной гость, — и обратно, всем своим видом демонстрируя усердие.

Гафур и Браун-ханум появились из темноты. В руках у англичанки был черный пузатый саквояж, Гафур освещала дорогу фонарем. Позади торопливо шагали двое мужчин, их послали вместе с врачом, чтобы на месте разузнать, что к чему, и сообщить во дворец. Четверка прошла мимо Шекибы и направилась к главному входу. Шекиба дошла до угла и развернулась, намереваясь последовать за ними, но в этот момент боковая дверь резко распахнулась. Дальше все происходило молниеносно. Шекибу толкнули в спину, настолько сильно, что она не устояла на ногах и упала на четвереньки. Обернувшись, она успела заметить темный силуэт — кто-то легкой рысцой трусил в сторону дворца.

Шекиба вскочила на ноги и посмотрела вслед Гафур, сопровождавшим ее посыльным и доктору. Похоже, никто из них не слышал ни звука открывшейся двери, ни последовавшего затем короткого столкновения с выбежавшим из гарема мужчиной. Шекиба быстро нагнала пришедших из дворца людей и нарочито громким голосом объявила, что остальные смотрители пошли к Фатиме, а она охраняет главный вход. Ее заявление было встречено молчанием. Гафур и англичанка вошли в гарем, мужчины остались ждать снаружи.

— Мне пойти с тобой? — крикнула Шекиба в спину Гафур.

— Как хочешь! — крикнула та из глубины коридора.

Шекиба решила последовать за своим командиром. Спальня Фатимы находилась почти в самом конце длинного, тускло освещенного коридора. Набила и еще несколько совсем юных обитательниц гарема стояли на пороге и перешептывались между собой, горестно покачивая головами. Остальные набились в комнату. Сакина сидела рядом с Фатимой на постели, голова больной лежала у нее на коленях. Бледно-желтое лицо Фатимы напоминало восковую маску.

Доктор Браун-ханум тоже опустилась на край кровати. Пощупав лоб Фатимы, она попросила на ломаном дари,[54] чтобы принесли влажное полотенце. Халима помчалась выполнять распоряжение врача. Браун-ханум приподняла ватную руку Фатимы, прижала два пальца к запястью и принялась считать пульс, сосредоточенно хмуря брови. Затем, открыв саквояж, достала стетоскоп и, склонившись над больной, приложила его к груди. С приходом врача возбужденный шепот женщин, наблюдавших за ее манипуляциями, сделался громче. Англичанка вынула стетоскоп из ушей, обернулась к ним и, ткнув пальцем в направлении двери, грозно рявкнула:

— Вон отсюда! Хотите болтать — отправляйтесь в коридор!

Само собой, никто ее английского не понял, но интонации и жеста оказалось вполне достаточно — в комнате воцарилась гробовая тишина.

Лоб над бровями Фатимы усеяли крупные капли пота. Больная тихо стонала и металась в жару. Ее перепуганный маленький сын протиснулся между взрослыми и, протяжно всхлипывая, стал дергать мать за рукав. Беназир подхватила ребенка на руки и что-то прошептала ему на ухо. Мальчик затих, однако нижняя губа так и осталась капризно выпяченной.

— У нее сильный жар. Нужна холодная ванна. Ну-ка помогите мне перенести ее! — скомандовала Браун-ханум.

Женщины в недоумении смотрели на англичанку, не понимая, чего она от них хочет. Браун-ханум знала несколько слов на дари, но в основном общалась с обитательницами гарема жестами. Вздохнув, она раздраженно засопела и, обращаясь к стоящим в изголовье кровати Казим и Кабир, стала показывать, что больную надо взять и вынести из комнаты. Те поняли, подхватили обмякшее тело Фатимы и потащили в коридор. Шедшая позади Браун-ханум ткнула пальцем туда, где находились ванные и бассейн. Казим и Кабир наконец поняли, что от них требуется.

— Она хочет, чтобы мы несли ее к воде.

Когда вся процессия дошла до бани, доктор жестами приказала наполнить водой неглубокую ванну и положить туда Фатиму.

Оказавшись в воде, женщина вздрогнула и немного пришла в себя. Она перестала беспокойно метаться и даже приоткрыла глаза.

— Мне так плохо, доктор, я совсем слабая, — прошептала она, чуть повернув голову в сторону Браун-ханум. Англичанка не поняла ее слов, но молча кивнула.

— Эй, что там происходит?! — Раздраженный мужской голос гулким эхом прокатился под каменными сводами. Посыльные из дворца, явившиеся вместе с врачом, потеряли терпение и зашли во внутренний двор гарема, надеясь разведать обстановку.

Гафур бросила взгляд на Шекибу и коротким кивком приказала ей разобраться с нетерпеливыми мужчинами. Шекиба поспешно бросилась выполнять приказ командира.

У нее температура. Сейчас доктор положила ее в ванну, чтобы сбить жар, — сообщила она посыльным.

— Но она поправится? — спросил один из мужчин.

— Не знаю. Доктор Браун-ханум потом сама вам все расскажет.

Посыльные хмурились, недовольные расплывчатым ответом, но, поскольку сделать все равно ничего не могли, покорно отступили. Выпроводив их за дверь, Шекиба вернулась в баню.

Фатиму уже вытащили из ванны и снова вынесли в коридор.

— Давайте положим ее… сюда! — Браун-ханум показала на дверь в ближайшую комнату. Это была спальня Бинафши.

— Бинафша-ханум, открой, пожалуйста, дверь! — постучав, позвала Гафур. Ответа не последовало. — Бинафша-ханум! — чуть громче постучала Гафур.

— В чем дело? Я сплю, — послышался вялый голос Бинафши.

Стоявшие в коридоре женщины удивленно переглянулись.

— Бинафша-ханум, пожалуйста, это срочно… Фатима…

— О, ради Аллаха, — воскликнула Сакина, — о чем тут говорить, просто заходим и все! — Она раздраженно распахнула дверь.

Бинафша разинула рот от удивления, когда к ней в комнату занесли бледную как смерть Фатиму и положили на пол. Кто-то догадался прихватить полотенца и сухую одежду. Женщины начали стягивать с нее мокрое платье и вытирать ей волосы.

Сакина окинула Бинафшу подозрительным взглядом. Та залилась краской и быстро накинула халат поверх ночной рубашки.

— Что с тобой? Ты не слышала, как мы стучали?

Бинафша потерла глаза кулаком и капризно скривила рот.

— Не слышала, спала.

— Крепко же ты спишь… — начала Сакина и вдруг осеклась. — А это что такое?

Возглас был таким громким, что возившиеся с Фатимой женщины вздрогнули и обернулись. Дюжина взглядов была направлена туда, куда указывал палец Сакины.

На полу возле ножки кровати лежала шапка из серой овчины. Мужская шапка.

Бинафша окаменела. Ее лицо сделалось таким же белым, как лицо Фатимы.

— Это мужская шапка! — чеканя каждое слово, произнесла Сакина.

Бинафша молчала. Остальные тоже. Осознание того, что именно означает эта находка, медленно доходило до всех собравшихся в комнате.

Наконец Бинафша вышла из ступора и предприняла отчаянную попытку оправдаться:

— Это шапка… нашего дорогого Хабибуллы… Что с тобой, Сакина?! На что ты намекаешь?!

— А ведь это же ты! — прищурив глаза, медленно произнесла Сакина. — Помните, смотрители всех нас спрашивали, не замечали ли мы чего-нибудь необычного? Гафур! Где Гафур? Кабир! — Сакина схватила шапку и победоносно подняла ее вверх. — Вот, смотрите! Вот та, кого вы искали: Бинафша осмелилась завести любовника!

— Сакина, ты подлая змея! Придержи язык! Что ты мелешь? Я не обязана перед тобой отчитываться. Да ты последняя, кто имеет право… кто… — Бинафша беспомощно обвела глазами комнату, ища поддержки или хотя бы сочувствия. Но, увы, из-за злого языка и склочного характера она так и не обзавелась ни одной настоящей подругой. Бинафша заметила Тариг, стоявшую возле двери, и уставилась на нее умоляющим взглядом. Тариг молча отвела глаза.

Попытка Бинафши нанести ответный удар своей обвинительнице провалилась. Под враждебными взглядами, направленными на нее со всех сторон, она замолчала. Глазами, полными слез, несчастная смотрела куда-то вдаль поверх голов набившихся в ее комнату женщин.

Тем временем Браун-ханум, не принимавшая участия в разыгравшейся трагедии, продолжала заниматься Фатимой: после холодной ванны больная начала постепенно приходить в себя и даже попыталась сесть.

Сакина же торжествовала.

— Ну что же, если это шапка Хабибуллы, мы отдадим ее хозяину. И он подтвердит, что забыл ее здесь. Все очень просто, не так ли? — сладким голосом пропела она.

Сакина помахала уликой перед носом Бинафши, затем швырнула ее Гафур. Смотрительница поймала шапку и уставилась на нее почти с таким же испугом, как и сама Бинафша. Гафур прекрасно понимала: когда новость дойдет до дворца, ничего хорошего из этого не выйдет.

Бинафша словно обезумела.

— Сакина, сестра! — вопила она, заламывая руки. — Пожалуйста, не надо… Хабибулла, он решит… о пожалуйста! Я ведь не причинила никому из вас зла. Пожалуйста, подумайте, прежде чем обвинять меня в таких ужасных вещах!

— В ужасных вещах? Нет, вы только посмотрите, кто бы говорил об ужасных вещах!

— Эй, дорогие… — раздался голос Браун-ханум. — Тихо! — гаркнула она. Внезапно разразившийся скандал начал ее утомлять. — Я не знаю, по какому поводу столько криков и слез, но, честное слово, это может подождать, — чуть тише добавила она.

— Сакина, послушай, давай отложим это до утра. Фатима-джан сейчас важнее, — поддержала англичанку Халима. — Может, доктору нужна наша помощь.

Шекиба поймала себя на том, что наблюдает за происходящим словно со стороны: вот полные слез прекрасные глаза Бинафши, она жалеет себя и ненавидит Сакину. Вокруг слышны вздохи и жаркий шепот, женщины укоризненно цокают языком. Затем, после окрика англичанки, начинается суматоха: кто-то бежит за теплым одеялом, кто-то несет горячий чай, из комнат выбегают проснувшиеся дети, в коридоре стоит шум и гам. Шекиба тоже принимает участие в общей суете, помогает перенести Фатиму обратно в ее спальню. Но все это время ее мысли заняты другим. Шекиба заметила то, что не заметил никто из участников ночной драмы: валяющийся на полу красный лепесток розы, расплющенный и растоптанный подошвами туфель многочисленных наложниц эмира.

Шекиба точно знала, кого Бинафша пустила в свою постель.